Боль пришла не извне. Она родилась внутри, в самом центре груди, там, где после исцеления Рэйвена пульсировала новая, едва заметная серебряная нить.
Сначала это было похоже на укол иглой. Тонкий, досадный. Я дернулась во сне, пытаясь отмахнуться от назойливого ощущения, укутаться плотнее в одеяло. Но игла превратилась в раскаленный гвоздь. А через секунду — в поток кипящей кислоты, который кто-то щедрой рукой плеснул мне прямо на оголенные нервы.
Я проснулась не с криком, а с судорожным вдохом, словно вынырнула с большой глубины.
В комнате было темно. Только слабый отблеск ночника выхватывал очертания шкафа и зеркала. Но в моей голове стоял оглушительный, нечеловеческий вопль.
Это кричал не человек. Так не кричат люди. Так кричит сама жизнь, которую медленно, садистски расщепляют на атомы.
«Мама... Больно... Горит... Мама!»
Это был не голос. Это была чистая эмоция, транслируемая прямо в мозг.
— «Алая Королева»... — выдохнула я, и собственный голос показался мне чужим, хриплым от ужаса.
Я вскочила с постели. Ноги запутались в одеяле, я чуть не рухнула на пол, но удержалась, хватаясь за спинку кровати. Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь болезненными ударами в виски.
Мне не нужно было смотреть в окно, чтобы понять, что происходит. Я чувствовала это кожей. Я чувствовала, как рвется ткань реальности там, во дворе. Как чья-то чужая, злая воля вгрызается в плоть моего дерева.
Я подбежала к окну спальни.
То, что я увидела, заставило кровь застыть в жилах.
Снежная ночь перестала быть черной. Она окрасилась в ядовитые, болезненные тона. Задний двор, мой уютный, скрытый от глаз оазис, полыхал.
Но это был не тот честный, рыжий огонь, которым горят дрова в камине.
Вокруг «Алой Королевы» плясало грязно-зеленое пламя с фиолетовыми языками. Оно не давало света, оно словно высасывало его из пространства. Огонь двигался не хаотично — он сжимался кольцом, как удавка на шее.
А внутри этого кольца, под куполом красного марева, билось мое дерево. Ветки метались, словно руки утопающего. Листья сворачивались и чернели, не успевая опасть. Ягоды, мои драгоценные рубины, лопались, разбрызгивая кипящий сок, который тут же испарялся с шипением.
— Нет... — прошептала я. — Нет!
Марисса.
«Защитный контур», — сказала она. «Стеклянная стена».
Лживая, завистливая тварь. Она поставила не защиту. Она поставила крематорий замедленного действия. Она знала, что делает. Она хотела уничтожить то, что не могла контролировать.
Я не стала тратить время на одежду. Схватила с кресла теплый халат, накинула его поверх тонкой сорочки. Сунула ноги в сапоги — прямо на босу ногу. Мех внутри кольнул кожу, но мне было все равно.
Я вылетела в коридор.
В доме было тихо. Слишком тихо для того, что происходило снаружи. Магия Мариссы, очевидно, включала в себя и полог тишины, чтобы никто не услышал, как умирает мой Сад, пока не станет слишком поздно.
Я бежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. В голове билась одна мысль: «Успеть. Только бы успеть».
Холл встретил меня темнотой. Я метнулась к двери, ведущей на веранду и задний двор.
Рванула ручку на себя.
Заперто.
— Что? — я дернула сильнее. — Казимир! Открой!
Никто не ответил.
Я нажала на засов. Он двигался свободно, но дверь не поддавалась. Она словно срослась с косяком. Я прижалась ладонью к дереву и отдернула руку — поверхность была липкой и холодной, как брюхо жабы.
Магическая печать.
— Ах ты, сука, — вырвалось у меня. Ярость, горячая и белая, затопила сознание.
Она заперла меня. Она хотела, чтобы я стояла у окна и смотрела, как горит дело моих рук. Как горит часть моей души.
Я ударила кулаком в дверь. Еще раз. Бесполезно.
Взгляд упал на окно рядом с дверью. Большое, с красивым переплетом, который мы с Дарреном только недавно отреставрировали.
Я схватила тяжелый дубовый стул, стоявший у стены — тот самый, на который обычно складывали плащи гости.
Размахнулась.
Звон разбитого стекла в ночной тишине прозвучал как взрыв.
Осколки брызнули во все стороны, сверкая в отсветах ядовитого пламени. Холодный воздух ворвался в дом, смешанный с запахом гари — не древесной, а химической, сладковато-тухлой.
Я выбила остатки стекла ножками стула, не заботясь о том, что острые края могут меня порезать.
— Держись, — прошептала я, перелезая через подоконник. Острый кусок стекла царапнул бедро сквозь ткань халата, но боль показалась мне далекой и неважной.
Я спрыгнула в снег.
Здесь, на улице, «крик» дерева стал оглушительным. Он вибрировал в зубах, в костях.
Я побежала к саду. Снег забивался в голенища сапог, халат распахнулся, и ледяной ветер ударил в грудь, но я чувствовала только жар. Жар, идущий от проклятого костра.
Я подбежала к границе проталины.
Зрелище было кошмарным.
«Алая Королева» боролась. Я видела, как её корни пульсируют, пытаясь вытянуть силу из земли, чтобы создать защитный кокон, но магия Мариссы перекрывала доступ. Зеленый огонь лизал кору, оставляя черные, гноящиеся язвы.
Вокруг дерева, образуя идеальный круг, торчали из земли четыре светящихся стержня. Они были источником огня. От них тянулись нити, сплетающиеся в удавку.
— Хозяйка! Не подходи!
Из-за сугроба выскочил Казимир. Он выглядел ужасно: шерсть опалена, глаза безумные, в лапах — лопата, которая была больше него самого.
Он пытался закидывать огонь снегом. Но снег таял еще в полете, превращаясь в пар.
— Оно не гаснет! — рыдал домовой, размазывая сажу по морде. — Я его водой, я его снегом, а оно жрет! Оно смеется!
— Отойди, Казимир! — крикнула я.
Я поняла, что нужно делать. Огонь — это следствие. Причина — стержни. Якоря заклинания.
Их нужно вырвать. Разорвать контур физически.
Я бросилась к ближайшему стержню.
Жар ударил в лицо, опаляя ресницы. Воздух здесь был раскаленным, непригодным для дыхания. Воняло серой и паленой органикой.
Я протянула руку к стержню. Он светился малиновым светом, вибрируя от напряжения.
— А-а-а! — я закричала, когда мои пальцы сомкнулись на магическом металле.
Это было все равно что схватить раскаленную кочергу. Боль прошила руку до самого плеча. Кожа на ладони зашипела. Запахло паленым мясом. Моим мясом.
Но я не отпустила.
— Вылезай! — рычала я, упираясь ногами в грязь. — Пошла вон из моего сада!
Я вложила в рывок все силы, всю свою ярость, всю магию земли, которая у меня была.
Стержень поддался. С чмокающим звуком он вышел из земли.
Зеленое пламя в этом секторе дрогнуло и погасло, сменившись густым черным дымом.
Я отшвырнула раскаленную железку в сугроб. Она зашипела, проплавляя снег до земли.
Я посмотрела на свою руку. Ладонь была красной, покрытой волдырями. Кожа слезла.
Но дерево все еще горело. Осталось три стержня.
— Еще немного, — прохрипела я, глотая слезы боли. — Мамочка здесь. Я сейчас.
Я бросилась ко второму стержню.
В этот момент огонь словно почувствовал угрозу. Зеленый язык пламени метнулся в мою сторону, как хлыст. Он ударил меня по плечу, прожигая халат и оставляя на коже ожог.
Я упала на колени, но поползла дальше.
***
(Тем временем в доме.)
Рэйвен проснулся не от крика. Он проснулся от пустоты.
Всю ночь, даже во сне, он чувствовал присутствие Алисы. Тонкую, теплую нить, связывающую их. Она баюкала его, дарила покой.
И вдруг эта нить натянулась и зазвенела от боли.
Рэйвен открыл глаза. В комнате было темно, но его инстинкты орали: «Опасность!».
Он скатился с кровати, одним движением натягивая брюки. Рубашку искать не стал. Схватил меч, стоявший у изголовья, и выскочил в коридор.
В воздухе пахло магией Хаоса. Сладкой, гнилостной.
— Марисса, — прорычал он. — Что ты наделала?
Он бежал по коридору к лестнице. Внизу, в холле, он увидел силуэт.
Марисса стояла у окна, выходящего на сад. Она была полностью одета, её пальцы нервно теребили край плаща.
Увидев его, она дернулась, но тут же изобразила беспокойство.
— Рэйвен! Не выходи! — она бросилась к нему, преграждая путь. — Там прорыв! Контур сработал! Я же говорила, дерево заражено! Хаос пытается вырваться, защита сжигает его!
Она вцепилась в его обнаженные предплечья. Её руки были холодными.
— Не ходи туда! Это опасно! Ты можешь заразиться! Пусть оно догорит. Утром мы все очистим.
Рэйвен посмотрел поверх её головы.
Сквозь разбитое окно (кто его разбил? Алиса?) он видел зарево. Ненормальное, больное зарево. И он слышал. Не ушами. Душой.
Алиса была там. И ей было больно.
— Там моя жена, — сказал он тихо.
— Она виновата! — взвизгнула Марисса, теряя самообладание. — Она вызвала это! Рэйвен, очнись! Она ведьма! Оставь её! Это естественный отбор! Мы найдем тебе новую жену, чистую, сильную!
— Отпусти, — он не просил. Он предупреждал.
— Нет! Я не дам тебе погибнуть ради этой дряни! — она усилила хватку, и её ногти впились в его кожу. Вокруг её пальцев начало формироваться заклинание «Оков». Она пыталась удержать его силой.
Это было ошибкой.
Глаза Рэйвена вспыхнули синим огнем.
— Я сказал — отпусти!
Ударная волна его магии отшвырнула Мариссу к стене. Она ударилась спиной о гобелен и сползла на пол, хватая ртом воздух.
Рэйвен даже не посмотрел на неё. Он перешагнул через осколки стекла и выпрыгнул в окно, прямо в ночь.
***
Когда я схватилась за второй стержень, я поняла, что переоценила свои силы.
Мои руки были сожжены. Боль была такой, что темнело в глазах. Каждый нерв кричал, умоляя остановиться.
Но «Алая Королева» умирала. Я видела, как чернеет главный ствол. Как опадают цветы, превращаясь в пепел.
— Нет... — шептала я, сжимая зубы так, что они скрипели. — Не отдам.
Я потянула стержень.
Магический огонь взревел. Он больше не играл. Он атаковал. Огненная волна поднялась стеной, собираясь обрушиться на меня и погрести под собой.
Я зажмурилась, прижимаясь к земле.
И тут мир замер.
Грохот огня исчез. Жар сменился абсолютным, космическим холодом.
Я открыла глаза.
Надо мной, закрывая небо, стояла фигура.
Рэйвен.
Он стоял по пояс в снегу, босой, с обнаженным торсом. Его черные волосы развевались на ветру, который вдруг стал ледяным ураганом. В его руке не было меча. Его оружием был он сам.
Вокруг него бушевала вьюга. Но это был не снег. Это были кристаллы магии льда.
Он поднял обе руки, направляя их на горящий сад.
— NIFLHEIM! — его голос прозвучал как удар гонга, от которого задрожали зубы.
Это было заклинание высшего порядка. Абсолютный Ноль.
Белая, плотная волна ударила из его ладоней. Она накрыла сад, но не заморозила его. Она вытеснила воздух. Она вытеснила саму возможность горения.
Зеленый огонь Мариссы зашипел, забился в агонии и... исчез. Просто схлопнулся, оставив после себя клубы вонючего пара.
Стержни — якоря заклинания — лопнули один за другим, не выдержав перепада температур. Осколки металла разлетелись в стороны.
Тишина.
Только свист ветра и тяжелое дыхание Рэйвена.
Он опустил руки. Пар, поднимавшийся от его разгоряченного тела, мгновенно замерзал.
Он повернулся ко мне.
Я сидела в грязи, прижимая к груди сожженные руки. Халат был прожжен в нескольких местах, лицо в саже. Я тряслась — теперь, когда адреналин схлынул, боль и холод навалились разом.
В один прыжок он оказался рядом. Упал на колени прямо в грязь, не заботясь о брюках.
— Алиса... — его голос дрожал. В нем было столько ужаса, сколько я не слышала никогда.
Он протянул руки, но боялся коснуться меня.
— Руки... покажи руки...
Я разжала ладони.
Зрелище было не для слабонервных. Кожа пузырилась, местами была содрана до мяса.
Рэйвен зашипел сквозь зубы, словно это его обожгли.
— Дура... — выдохнул он. — Какая же ты идиотка... Зачем? Зачем ты полезла голыми руками в боевое заклинание?
— Оно живое, — прошептала я. Зубы выбивали дробь. — Оно... плакало.
Он поднял на меня глаза. Они были черными, бездонными. В них плескалась ярость, боль и... восхищение.
— Ты сумасшедшая, — сказал он. — Ты самая безумная женщина, которую я встречал.
Он осторожно, невероятно бережно подхватил меня на руки. Я вскрикнула, когда ткань халата коснулась ожога на плече.
— Тише, тише... — он прижал меня к своей широкой, горячей груди. Его кожа пахла озоном, морозом и мужским потом. — Все. Все закончилось.
Он встал, держа меня как пушинку.
«Алая Королева» стояла черная, обожженная, но живая. Я чувствовала её слабое, но ровное биение внутри. Она выжила. Мы выжили.
Рэйвен развернулся к дому.
На крыльце стояла Марисса.
Она выглядела жалко. Растрепанная, прижимающая руку к ушибленному боку. Но в её глазах все еще горел фанатичный огонь.
— Рэйвен! — крикнула она. — Что ты наделал? Ты остановил Очищение! Хаос теперь внутри! Мы должны...
Рэйвен остановился.
Он медленно повернул голову к ней.
Я почувствовала, как его грудная клетка завибрировала от низкого рыка. Воздух вокруг нас начал сгущаться. Снежинки застыли в полете, превращаясь в ледяные иглы, направленные на Мариссу.
— Еще слово, — произнес он. Тихо. Спокойно. Страшно. — Еще одно слово про Хаос, Марисса, и я забуду, что ты женщина. Я забуду, что ты лечила меня. Я просто заморожу воду в твоих клетках. Ты рассыплешься ледяной крошкой, и ветер разнесет тебя по Пустоши.
Марисса побледнела так, что стала похожа на мертвеца. Она попятилась, споткнулась о порог и чуть не упала.
— Вон, — сказал Рэйвен. — Убирайся во флигель. Запрись там и молись, чтобы моя жена поправилась. Потому что если на ней останется хоть шрам... я приду за тобой.
Он отвернулся от неё и шагнул в дом, выбив дверь ногой (замок все еще держал, но против ярости Дракона магия замков бессильна).
— Казимир! — рявкнул он на весь дом. — Аптечку! Мази! Бинты! Живо!
Домовой, рыдающий от счастья и страха, выкатился из-под лестницы, таща коробку с лекарствами.
Рэйвен внес меня в гостиную. Уложил на диван — тот самый, на котором умирал сам прошлой ночью.
— Сейчас, — бормотал он, его руки, обычно такие твердые, мелко дрожали, когда он разрывал упаковки с бинтами. — Сейчас обезболим. Потерпи, маленькая. Потерпи.
Я смотрела на него снизу вверх.
На его лице были сажа и пот. В волосах запутался пепел. На груди — грязные пятна от моих рук.
Но он никогда не казался мне таким красивым.
Он выбрал.
Между привычной, удобной, "правильной" Мариссой и «неправильной», опасной мной. И он выбрал меня.
Он выбрал Сад.
— Ш-ш-ш... — выдохнул Рэйвен, нанося густую, пахнущую мятой и живицей мазь на мои обожженные ладони. — Терпи. Сейчас станет легче.
Боль вспыхнула белой звездой, но тут же угасла, накрытая волной холодка. Мазь была магической, армейской. Она не просто обезболивала, она заставляла ткани регенерировать на глазах.
Я смотрела на его склоненную голову. На то, как он закусил губу, сосредоточенно бинтуя мою руку. Он делал это профессионально, быстро, но с такой нежностью, словно боялся сломать меня одним неловким движением.
— Ты спас его, — прошептала я. Голос был сиплым от дыма.
Рэйвен замер на секунду, не поднимая головы.
— Я спасал тебя, — глухо ответил он, завязывая узел на бинте. — Если бы это дерево сгорело, ты бы бросилась в самый центр огня. Я знаю тебя всего несколько дней, Алиса, но я уже понял: у тебя напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, когда дело касается того, что ты любишь.
Он поднял на меня взгляд. В глубине его глаз все еще тлели угли пережитого страха.
— Ты могла погибнуть. Магия Хаоса — это не шутки. Она разъедает ауру.
— Это не Хаос, Рэйвен, — я устало откинула голову на подушку дивана. — Это Жизнь. Просто Марисса... она не умеет отличать одно от другого. Для неё все, что она не может контролировать — это враг.
При упоминании имени Мариссы его лицо окаменело.
— Я разберусь с ней, — в его голосе прозвучал лязг затвора. — Утром. Когда буря стихнет. Она ответит за каждый волдырь на твоей коже.
Он закончил с руками и перешел к плечу. Халат прилип к ожогу. Рэйвен достал маленький нож и аккуратно, хирургически точно разрезал ткань, обнажая воспаленную кожу.
Я зашипела от боли.
— Прости, — он подул на рану. Его дыхание было прохладным. — Сейчас... Казимир, дай «Слезу Ундины».
Домовой, притихший и бледный (если мохнатый комок может побледнеть), протянул синий флакончик.
Рэйвен капнул прозрачную жидкость на ожог. Боль исчезла мгновенно, сменившись приятным онемением.
— Вот так, — он выпрямился, оглядывая свою работу. — Жить будешь. Шрамов не останется, мазь хорошая. Но руками ближайшие два дня ничего не делать. Даже ложку держать запрещаю.
— А как же я буду есть? — слабо улыбнулась я.
— Я буду тебя кормить, — серьезно ответил он. — Или Казимир. Или весь гарнизон по очереди. Но ты пальцем не пошевелишь.
Он встал, оглядываясь. Только сейчас он, кажется, осознал, в каком виде находится. Босой, в грязных брюках, с голым торсом, перепачканным сажей и пеплом. В прохладной гостиной должно было быть холодно, но от него все еще шел жар, как от печи.
За окном выл ветер. Стекла дрожали под напором стихии.
— Буря усиливается, — заметил он, подходя к окну. — Это магический резонанс. Мой лед и твой... огонь. Мы возмутили атмосферу.
— Мы отрезаны?
— Наглухо, — он повернулся ко мне. За его спиной в стекле билась белая мгла. Ни зги не видно. — Дорогу заметет за час. Порталы в такую погоду не работают. Мы заперты здесь. Вдвоем.
— Втроем, — поправила я, кивнув в сторону двери. — Марисса во флигеле.
— Она не сунется сюда, — усмехнулся Рэйвен, и эта усмешка была хищной. — Она видела меня в гневе. Она знает: если она сделает шаг к главному дому, я её уничтожу.
Он вернулся к дивану и сел на пол, прямо на ковер, прислонившись спиной к подлокотнику у моих ног. Устало потер лицо ладонями, размазывая сажу.
— Я идиот, Алиса, — тихо сказал он. — Я позволил ей поставить этот контур. Я поверил ей, а не тебе.
Я посмотрела на его широкую спину, на бугрящиеся мышцы, на которых играли отсветы камина. Мне захотелось коснуться его. Утешить. Сказать, что он не виноват — Марисса обманывала его годами.
— Ты привык верить экспертам, — сказала я. — Это логика генерала. Но иногда... иногда нужно верить сердцу.
Он повернул голову и посмотрел на меня через плечо.
— Мое сердце молчало слишком долго, — признался он. — Оно было заморожено. Но сегодня, когда я увидел тебя в огне... я думал, оно разорвется.
В комнате повисла тишина. Не та, напряженная, что была раньше. А густая, интимная тишина двух людей, которые прошли через ад и выжили.
Казимир, почувствовав момент, тихонько улизнул на кухню, якобы проверить засов, но на самом деле — чтобы не мешать.
— Тебе нужно одеться, — сказала я, отводя взгляд от его обнаженной груди. — Ты замерзнешь.
— Мне жарко, — он усмехнулся. — Твоя «Алая Королева»... она все еще действует. Во мне столько энергии, что я могу растопить ледник.
Он вдруг поднял руку и накрыл мою забинтованную ладонь своей. Осторожно, едва касаясь.
— Спасибо, — прошептал он. — За то, что не дала мне умереть вчера. И за то, что боролась за наш дом сегодня.
— Это мой Сад, Рэйвен, — ответила я, глядя ему в глаза. — Я буду драться за него. И за тех, кто в нем живет.
Даже если этот «кто-то» — упрямый, властный дракон, который только учится быть человеком.
— Спи, — скомандовал он мягко. — Я подежурю здесь. Пока буря не утихнет, я не сомкну глаз.
Я хотела возразить, сказать, что он тоже устал, но тело меня не слушалось. Тепло, безопасность и присутствие Рэйвена действовали как снотворное.
Глаза закрывались сами собой.
Последнее, что я видела перед тем, как провалиться в сон — это профиль Рэйвена на фоне огня в камине. Он сидел неподвижно, как страж, охраняя мой покой.
И впервые за все время в этом мире я почувствовала себя по-настоящему замужем. Не за Герцогом. За Защитником.