Инцел на службе демоницы 3: Добро пожаловать в порок

Ep. 16. Порочные сестрички (IV)

Сэл с охотой кивнул. Но это не удивляло — я знал, что он кивнет. Он сам умело подвел меня к этой мысли.

— Кто такой Филиппо?

Сэл усмехнулся, явно довольный вопросом.

— Бедняга Филиппо… Вот он был ее подлинным фамильяром. Каждому демону и ангелу, — его голос внезапно изменился, став странно обволакивающим, — требуются люди с определенными качествами, соответствующие их целям. Глупые или умные, целомудренные или порочные, ведомые или ведущие — вы наши инструменты, и мы выбираем себе самые полезные. Однако есть такие, которые никому не нужны. Неконтролируемые, своевольные, строптивые. Те, кто ставят принципы выше выгоды и благоразумия. Изгои, отщепенцы, умники, которым некуда податься. Не то что мы — даже люди их не принимают. У них нет выбора. Им остается только Би…

Наконец я понял, что не так: Сэл напротив больше не открывал рта, а его голос — удивительно отчетливый — звучал в моей голове прямо поверх стука колес, который становился все тише.

— Вот и Филиппо был одним из них. Монах, прославившийся не столько своими идеями, сколько упорством, с которым их защищал. Но ты его, скорее всего, знаешь под другим именем… Джордано Бруно.

Хотя электричка продолжала мчаться вперед, колеса больше не стучали, и в голове, ставшей пугающе пустой, теперь летали только его слова. А затем прямо среди них вспыхнуло ярко-красное пламя, мигом охватившее весь мой мозг — первая ассоциация с именем Джордано Бруно.

— Большая часть тех, кто его знает, — продолжил Сэл, будто подливая горючее в это пламя, — даже не вспомнят, что именно он защищал. Однако за это он был готов умереть и умер… Так бывает с каждым, кто всерьез одержим ею. Сам восходит на костер собственных амбиций и сам же сгорает в нем дотла…

Поток сознания неожиданно разделился, как расходятся в стороны машины на перекрестке. Я — истинный я — отправился куда-то на задворки рассудка, а голос Сэла словно стал моим внутренним голосом — голосом благоразумия, который звучит в моменты сомнений и шепчет советы, ограждая от опасности. Обычно такому голосу веришь безоговорочно, потому что он говорит держаться от огня подальше — а огонь и правда сжигает дотла.

— У нее был шанс его спасти. Ей давали возможность поговорить с ним, чтобы переубедить. В итоге она просто поцеловала его и отправила умирать. Таков удел всех ее фамильяров…

То, что начиналось как беседа двух попутчиков, больше не было разговором. Теперь это стало настоящим сражением, которое велось прямо в моих извилинах, превратившихся в траншеи и укрытия. Ища поддержки, моя рука машинально дернулась к груди. Однако медальона, который бы мог меня защитить, на мне сейчас не было. Рассердившись на Би, начав сомневаться в ней, я сам оставил его дома.

— Ты ведь не хочешь закончить так же? — голос Сэла все глубже пробирался в мысли. — Для тебя отказаться от Би гораздо безопаснее, чем оставаться с ней. Больше, чем получил, ты от нее уже все равно не получишь…

Каждой фразой он пытался занять мой мозг, отвоевать своими словами как можно больше места в моей голове — и только от меня зависело, сколько я ему позволю.

— Прислушайся к собственному благоразумию…

Голос, свободно паривший среди извилин, уже звучал точь-в-точь как мой собственный — теперь я будто сражался с самим собой. Будто сам себя убеждал себе поверить.

— Вспомни про свои интересы. Тебе невыгодно с ней оставаться…

Мозг как по команде безостановочно подкидывал воспоминания — все случаи, когда Би меня обманывала, заставляла, загоняла в клетку, пытаясь доказать что-то… Что? Я почему-то уже и сам не помнил. Единственное, что помнил, — что мне это не нравилось и сам я от этого ничего не получал… Но ведь это не так! Я напрягся, пытаясь ему хоть что-то противопоставить. Хоть одно воспоминание, которое докажет обратное.

— Зачем? Зачем тебе вообще все эти проблемы?.. Зачем тебе нужна она?

Мысли запнулись друг о друга. Стоп, а почему я вообще хочу не дать ему себя переубедить?..

Солнце, отразившись в проносящемся мимо столбе, ударило блеском прямо по глазам, всколыхнув внезапное воспоминание. Точно так же сегодня утром в руках Яны сверкнул маленький медальончик — талисман, который той подарила Би. Потому что ей оказалось не наплевать, потому что хотела защитить от таких, как Сэл, и его прихвостней, инкубов, сатиров, способных залезть в голову и заставить верить во все что угодно, чтобы потом просто использовать. Интересно, о чьей выгоде в данном случае шла речь?

Магия Сэла занимает только пустоту… Слова Би вдруг выпорхнули из самых глубин, перебив мутный поток воспоминаний, которыми забивал мои мысли он. Почувствовав, что я сегодня без медальона, что я в сомнениях, этот Демон Иллюзий, бывший Ангел Веры, внаглую пытался залезть в мою голову. Мягким голосом самообмана призывал следовать благоразумию и выгоде, а на самом деле — поддаться страху и прогнуться под обстоятельства.

С древних времен я прихожу к тем, кто на распутье, кто потерял надежду. Прихожу, чтобы поддержать и дать веру, чтобы помочь…

… повернуть обратно.

Я понял то, чего он недоговорил.

Они и правда вечные соперники — потому что ведут в разные стороны. Человек, идущий своим путем, рано или поздно столкнется с пропастью — бездной обстоятельств, которые сложно и страшно преодолеть. Появляясь, Сэл шепчет развернуться и уйти обратно — сворачивая, пропасти за спиной уже не видишь. Вот только она останется с тобой на всю жизнь, и твои пути всегда будут ею ограничены. А Би дает уверенность, что ты сможешь преодолеть эту пропасть, если не сдашься и будешь искать как. Из них двоих только она была со мной честна. Все, что говорил Сэл, было просто иллюзиями. Его безопасный и выгодный маршрут был маршрутом в обратную сторону.

Пусть на мне и не было медальона, который связывал меня с Би, но за то время, что мы провели вместе, меня связывал с ней уже не только медальон. Я верил ей. И Сэлу в моей голове больше не было места.

— Спасибо за участие, — сказал я, встретив его взгляд, — но я не готов повернуть обратно. Я хочу идти только вперед.

Стук колес снова вернулся, вытесняя его голос.

— И, пожалуй, — добавил я, — не совсем честно продолжать этот разговор без нее.

— Пожалуй, тут ты прав, — хмыкнул Сэл, однако уже не в моей голове.

В следующий миг лязгнула дверь тамбура, и в вагон, хмурясь, зашла Би. Оставалось загадкой, как именно они передают друг другу координаты. В аду есть свой GPS?

Хмурясь все сильнее, Би стремительным шагом подошла к нашим скамейкам и ненадолго замерла, словно решая, к кому подсесть. А потом села рядом.

— Опять начинаешь! — бросила она, с досадой ткнувшись глазами в Сэла.

Ухмыльнувшись, он поднялся с места.

— Ну ладно, не буду мешать. Всего хорошего…

Галантно махнув рукой, он развернулся и под мрачным взглядом Би направился к двери тамбура. Та лязгнула, послушно распахнувшись, и Сэл скрылся из виду. Исчез он или вышел прямо из движущейся электрички, было без разницы. Вряд ли бы он сел на ступеньки дожидаться следующей остановки.

Проводив его, Би перевела взгляд на меня — и судя по тому, что он стал не намного светлее, лишь часть ее суровости была вызвана Сэлом, остальная же была моей.

— И почему ты без медальона? — спросила она.

— Джордано Бруно? — ответил я вопросом на вопрос. — А заманивала на Казанову…

Она усмехнулась, немного оттаяв.

— Вряд ли бы ты согласился, если бы я спросила, хочешь как Джордано Бруно?..

В полупустом вагоне теперь было мирно и удивительно уютно. Ритмичный стук колес успокаивал, расставляя все в голове по своим местам и рождая мысли, которыми я раньше не задавался. Лишь сейчас я впервые подумал, сколько людей Би повидала до меня, сидела рядом и говорила так же — в самые разные моменты их жизни. Может быть, даже в самые последние. Мне даже тяжело было представить, как это, а она за множество лет проживала это раз за разом.

— Я не отправила его умирать, — вдруг сказала она. — Я пыталась его отговорить, но он сам отказался. Отречься от своих убеждений для него было невыносимее смерти. Это был его выбор. И я его уважаю.

На пару мгновений Би замолчала, а я задумался, сравнивая себя и его, если такое сравнение вообще допустимо.

— Не поступаться своими принципами, верить в себя и свою правоту до последнего — так мыслят все мои фамильяры, — с гордостью произнесла она. — И что бы Сэл ни говорил, ты тоже мой подлинный фамильяр…

— Вряд ли бы я умер за попытку доказать, что земля круглая, — задумчиво заметил я.

— У тебя есть то, во что веришь ты. И ты бы тоже защищал это до последнего, — без тени сомнений отозвалась Би. — Я в этом уверена.

Я невольно хмыкнул.

— И все-таки я бы предпочел еще пожить…

Колеса застучали по-другому — звонко и размашисто, сообщая, что электричка въехала на мост.

— Быть моим фамильяром очень нелегко, — после паузы заговорила Би. — Они всегда под давлением. Их осуждают, с ними не согласны, их пытаются остановить те, кто ходят только правильными проторенными тропами. А мои фамильяры упрямо следуют своим путем, который часто упирается в пропасть того, что другие считают невозможным…

В окне, мелькая на скорости, проносились железные толстые балки перекрытий — единственное, что удерживало тяжелый поезд над рекой.

— Но вместо того чтобы свернуть, мои фамильяры делают невозможное. Переходят эту пропасть по воображаемому мосту, который существует до тех пор, пока они уверены в себе и своей правде. Стоит потерять эту уверенность — и сорвешься в бездну. Для большинства, серой массы, наблюдающей с той стороны, это — самоубийственный путь, дорога к погибели. Риск начинается уже с первого шага…

Ее голос на миг оборвался, безотчетно заставляя подумать, что будет, если этот мост внезапно рухнет.

— Однако те, кому хватает мужества по ней ступать, смогут дойти так далеко, как мало кто доходит. Их мысли, их идеи, их открытия пройдут сквозь века. Они сделают этот воображаемый мост прочной дорогой для всего человечества!

Балки в окне закончились, и снова замелькали кусты и деревья. Мы оказались на другом берегу и, не останавливаясь, продолжили путь — благодаря тому, что кто-то однажды построил этот мост, решив, что он здесь нужен.

— А для остальных, слабых, глупых, ничтожных, не умеющих отвечать за свою жизнь, есть Сэл, — с иронией добавила она, — и его сказки. В большинство из которых он и сам не верит. Верил бы, остался бы у них… — ее палец выразительно ткнул вверх. — Умный и осторожный — это он прежде всего про себя. Не помоги я ему, до сих пор бы мучился в раю…

— Так он что, из-за тебя упал? — не понял я.

В ее глазах запрыгали озорные красные огоньки.

— Это было давно, — отмахнулась Би, — и к тебе не имеет никакого отношения. К тебе у меня другой вопрос…

Она раскрыла ладони, и в ту же секунду на ее коже заплясали яркие языки пламени, которые вскоре бесследно исчезли, оставив вместо себя медальон — точь-в-точь как тогда, когда предлагала мне его впервые.

— Ну что? — спросила она.

В ее пылающих зрачках я видел себя, как, наверное, видел себя там каждый ее фамильяр во время подобного разговора. Оказаться среди тех, кого вдохновляла она, само по себе уже значило много, и я был благодарен, что она видит во мне то, что я только сам в себе начинаю открывать.

— Ну ты же можешь читать мысли, — отозвался я.

Улыбнувшись, Би надела медальон мне на шею. Цепочка приятно проскользила по коже, и, словно приветствуя, пластина со знакомым шлепком опустилась на грудь. Вот теперь все окончательно встало на свои места. Ну или почти все…

— А что там за цивилизация? — осторожно уточнил я, следя, не станут ли огоньки в ее глазах внезапно яростными.

— Когда-нибудь я тебе об этом расскажу, — задумчиво отозвалась она. — Еще вопросы есть?

Ну как всегда… Мой взгляд скользнул по ее опустевшим ладоням.

— Будущее-то хоть читать умеешь? — усмехнулся я, точно зная, что за этот вопрос она меня не испепелит.

— Малыш, — усмехнулась Би в ответ, — будущее ты делаешь своими руками! Зачем его читать?.. Но кое-что я могу предсказать тебе точно, — огоньки в ее глазах заплясали еще азартнее. — Электричка домой через десять минут, и ты на нее вполне успеешь…

Леся: «Так и знала! Вечно наобещаешь и не приедешь!»

Вдогонку прилетела целая вереница дующихся смайликов и новое сообщение.

Леся: «А вот я вообще-то соскучилась…;)»

Завывая, ветер настойчиво толкал в спину. Солнце давно село, и вокруг уже было темно, когда я подходил от вокзала к дому. Однако смартфон, как маленький фонарик, горел в руке, делая все гораздо светлее — с такими сообщениями даже в непогоду мне было уютно и тепло. Улыбаясь, я набрал ответ.

Я: «Ну извини…»

И добавил пару максимально виноватых смайликов в конце.

Леся: «С тебя три порции мороженого за облом!;)»

Э-э… Это она вообще про какое мороженое? Зная Лесю, подумать можно было обо всем чем угодно.

— Паша!..

Смартфон чуть не выпал из рук. Услышав голос из глубины двора, я молнией обернулся. Знакомое пальто светлым пятном разрезало темноту. Вскочив со скамейки, ко мне спешила Майя, непривычно бледная и растрепанная. Ветер хорошенько прогулялся по ее волосам, взбив и спутав локоны — намекая, что она здесь уже давно. Я нахмурился, не особо радуясь встрече. Пожалуй, она была последней, кого мне сегодня хотелось видеть.

В паре шагов от меня Майя словно запнулась и остановилась, не рискуя подойти ближе. Ее глаза напряженно впились в меня, скользя по лицу, с тревогой изучая, но не встречаясь с моими глазами.

— Может, поговорим… — тихо произнесла она, обхватив себя руками.

Весь день я усердно старался о ней не вспоминать. Если бы оценивал ее поступок, вынужден был бы думать о ней очень плохо. А мне даже сейчас думать плохо о ней не хотелось.

— О чем? — сухо спросил я, убирая смартфон в карман и доставая ключи.

Ежась от ветра, Майя робко шагнула ко мне, вытянула руку и тут же, поймав мой взгляд, отдернула.

— Я не хотела… — потупившись, пробормотала она.

Я пожал плечами. Было неважно, хотела она или нет — значение имело только то, что она сделала.

— Я тебе доверял, а ты меня использовала. Поступила так, как я бы никогда с тобой не поступил. Честно, я разочарован, — я отвернулся к подъезду и взялся за ручку. — Если хочешь поговорить, поговорим завтра. А сегодня я устал.

Тяжелая дверь начала со скрипом отворяться. Будто аккомпанируя ей, сзади раздался всхлип, а следом еще один и еще — все чаще и отчаяннее. Не выдержав, я все-таки обернулся. Опустив голову, прижав руки к груди, Майя плакала. Не наигранно, как плачут на публику, когда хотят вызывать жалость, а по-настоящему — горько и навзрыд, как плачут, когда теряют что-то ценное.

Ветер, усилившись, вовсю трепал полы ее пальто, пытался залезть под воротник и сдернуть с шеи тоненький шарф. Всхлипывая, она жалась на месте, мелко подрагивая то ли от холода, то ли от слез, которые безостановочно бежали по ее щекам. Что с ней случится, когда за мной захлопнется дверь?.. Как бы ни сердился, я просто не мог оставить ее один на один с этой ледяной темнотой. Когда мне было плохо, я собрался к Лесе, а ей, похоже, больше не к кому было идти.

Пальцы сжали дверную ручку и распахнули ее пошире.

— Пойдем, у меня поговорим, — сказал я. — Здесь холодно.

Вздрогнув, Майя подняла полные слез глаза — не радуясь, а скорее удивляясь, словно не веря, что я ее позвал.

— Прости… — всхлипнула она и торопливо шагнула к подъезду.