Инцел на службе демоницы 3: Добро пожаловать в порок

Ep. 14. Порочные сестрички (II)

Глядя глаза в глаза, она спустила другую свою руку с моего плеча и, сжав мою ладонь, положила себе на талию. Пальцы ощутили нежность ее тела даже через блузку. Точь-в-точь как тогда на комиконе, она сама повела мою руку, позволяя ей подниматься выше, по-хозяйски ощупывать ее фигуру. Наедине, за запертой дверью, где точно никто не потревожит, ее ладонь скользила по моей груди, а моя добиралась до ее — более интимного момента с ней у меня еще не было.

— До того, как ты его взял, ты был таким хорошим, таким правильным…

Знала ли она вообще мое имя до того, как я взял медальон?.. От ее поглаживаний, улыбки, слов я уже просто выпал из реальности. Аромат ее духов обволакивал — карамельный, приторно-сладкий, одновременно возбуждающий и вызывающий тошноту — я даже не знал, что сильнее.

— Неужели тебе настолько важен секс?..

Не ожидая ответа, она протолкнула мою руку себе на грудь — без малейшего намека на смущение или сомнение — и, удерживая там, надавила на ладонь так, чтобы я сам сжал упругое полушарие.

— Хотя я тебя не виню… В этом возрасте вы все такие, — прекратив меня гладить, ее рука изящно взлетела вверх. — Все считаете, что это самое главное…

Обтянутые тканью пальцы плавно пробежались по моей щеке, но при этом не передавая ни тепло, ни нежность — я чувствовал лишь причудливый узор кружева. Компенсируя это, моя ладонь мяла ее грудь.

— Но я бы очень хотела, — голос Алины стал елейно вкрадчивым, — снова увидеть тебя таким, как прежде…

Придвинувшись еще ближе, она прижалась бедром к моему паху, словно проверяя готовность, которая после такого вступления была полной.

— Поэтому давай так…

Улыбнувшись, Алина резко отступила на шаг назад и как ни в чем не бывало села на парту. Меня же невольно пробрал озноб — будто горячий душ без предупреждения выключили, оставив меня среди холода кафельных стен — аж по коже побежали мурашки. Пальцы, которые всего миг назад сжимали ее грудь, теперь стискивали лишь пустоту.

— Предлагаю, — она сложила нога на ногу, и юбка слегка поехала вверх, — заняться любовью прямо сейчас…

Не сводя с меня глаз, она неторопливо расстегнула пару верхних пуговиц на блузке, обнажив роскошное белоснежное кружево и аппетитные полушария под ним.

— Я же видела, как ты весь год на меня смотрел. Не говори, что об этом не мечтал…

Мне просто не хватало слов. Обалденная красотка постарше, которую я однажды хотел и которая всегда была со мной холодна, внезапно сама предлагала себя — причем самым прямым текстом. Скользнув по ее стройным ногам, мои глаза уперлись в край чулок, нескромно выглядывающий из-под разреза юбки. Для такого строгого наряда она носила удивительно сексуальное белье, словно заранее готовилась к тому, что сегодня будет предлагаться.

— Другого способа получить меня у тебя не будет…

Закинув длинный светлый локон за спину, она посмотрела мне прямо в глаза — не с похотью, а пронзительно и деловито, будто ожидая чего-то в ответ. Похоже, к такому заманчивому предложению прилагались дополнительные условия. Мозг понимал, что его пытаются поиметь, а тело было очень даже не против.

— Однако взамен ты дашь клятву, — серьезно продолжила Алина, — что бросишь свою демоницу. И эту клятву нельзя будет нарушить. Ее будет контролировать рай…

Слова сработали как противоядие, выводя из транса, куда меня погрузили ее ласки, улыбки и тело. Бросить Би? Хоть и сердился на свою демоницу, я еще ни разу не думал о том, чтобы ее бросить.

— И что прямо здесь? — уточнил я, кивая на парту.

— Тебе же нравится грязно, — довольно отозвалась Алина. — А я вполне могу заменить твою старосту…

Улыбаясь, она соблазнительно поерзала бедрами по парте. По ходу, сегодня она пыталась заменить Сашу во всех местах. Вот только она ошиблась как минимум дважды. Мне не нравится грязно. А Сашу она никогда не заменит — ни на этой парте, ни на самой роскошной постели.

— А не дешево себя продаете, Алина Сергеевна?

Она мгновенно перестала улыбаться.

— Это моя работа, — ее голос снова зазвучал сухо и жестко, — наставлять заблудших на путь истинный. Кто виноват, что это единственное, что ты понимаешь!

Едва удалось сдержать смешок. Ну прямо мученица, вынужденная трахаться, чтобы спасать людей. Хотя, хорошо узнав Алину, я уже понял, что она не была ни мученицей, ни святошей. Она была самой настоящей сукой — как бы грубо это ни звучало, в жизни лучше называть вещи своими именами. А чтобы не быть грубым, не всегда стоит делать это вслух.

— А во время секса вы будете стонать таким же тоном?

— Что? — скривилась она.

— Если да, то вынужден отказаться.

Однажды я уже трахался с сукой, так что вполне мог представить результат. Секс с ними имеет свои особенности — даже если ты их трахнешь, они все равно поимеют тебя в мозг и получат больше, чем ты получишь от них. Лучший способ поиметь их — вообще с ними не трахаться.

— Даже мне, грязному и невоздержанному, — едва сдерживая иронию, заметил я, — стыдно за ваше предложение. Но не переживайте, я о нем никому не расскажу. Будем считать, что моя ответственность перевесила ваши желания. Кстати, — ухмылка все-таки растянула губы, — именно поэтому я и стал благопристойнейшим…

Рука в черном кружеве, импульсивно дрогнув, взлетела в воздух и… застыла. Она явно хотела залепить мне пощечину, но не могла найти за что — моя фраза оказалась точно такой же, как ее сегодняшняя речь: не к чему было придраться. Парта с угрозой скрипнула. Вскочив со столешницы, Алина стремительно подлетела к двери. Ключ до упора вошел в замок и провернулся, а затем со звоном шлепнулся на парту.

— Занесешь на кафедру, как закончишь, — холодно бросила она и, не оборачиваясь, вышла из аудитории.

Спустив все стулья с парт, я закрыл дверь и направился с ключом на кафедру, очень надеясь, что Алины там не будет. Однако, еще только подходя к двери, я услышал ее голос, старательно сверлящий кому-то мозг — видимо, нашла на ком сорвать накопившееся от меня недовольство.

— Ты опять оставила, — отчеканила она, — свои таблетки на моей раковине!

Я потянулся к дверной ручке.

— Прости, — тихо отозвалась из кабинета Майя, — это недоразумение…

Пальцы замерли в воздухе, так и не коснувшись ручки. После того, как она сбежала от меня с Белого бала, мы не виделись, не переписывались и не говорили. Я даже не знал, в ссоре мы или все нормально — и выяснять это при ее сестре точно не хотелось.

— Это ты недоразумение! — сердито отрезала Алина.

На пару мгновений за дверью повисла тишина — слышен был лишь шелест страниц, словно там торопливо листали бумаги.

— И что, пригодились уже твои противозачаточные? — снова заговорила Алина. — Сделала уже подарок своей демонице?

— А мне обязательно, — холодно отозвалась Майя, — помогать с этими документами?

— Обязательно, — с нажимом произнесла Алина, — или можешь съезжать к родителям! Вряд ли они будут рады, но хотя бы меня поймут…

Пожалуй, диагноз Яны был полностью справедливым. Я задумчиво повертел ключ в руке, не особо горя желанием заглядывать сейчас на кафедру — в их огонь я только подолью масла. Да и вообще это тянуло на сугубо семейную разборку. Может, просто подсунуть ключ под дверь?

Шелест страниц в кабинете внезапно прекратился.

— Я, может, вообще больше не буду, — тихо сказала Майя.

— Не бу-ду! — передразнила ее Алина незнакомой, совершенно мерзкой интонацией. — Каждый раз одно и то же! А потом как откроешь свой спермоприемник — так и все!.. Пользуешься тем, что отказать никто не может! Хоть бы иногда держала закрытым!

БУ-У-У-М!.. Воздух за дверью взорвался от грохота, будто тяжелую папку с силой швырнули на стол.

— Сама вспомни, — жестко бросила Майя, — после каких заслуг ты стала фамильяром! Вторую такую шлюху еще поискать!..

Следом из кабинета донесся еще один звук — звонкий, хлесткий и болезненный, с каким ладонь может с размаху ударить по щеке. Не особо размышляя, я резко распахнул дверь, и обе повернули головы ко мне — Алина зло сверкая глазами, а Майя, вскочившая из-за ее стола, растерянно прижимая руку к заалевшей щеке.

— Все, — сказал я, переступая порог. — Я закончил.

— Положи ключ на стол и выйди, — не глядя на меня, строго произнесла Алина.

Ключ с легким звоном опустился на первый же стол, и кабинет окутала густая тишина. Отвернувшись, Алина стояла теперь ко мне вполоборота, а Майя, опустив голову, все еще прижимала ладонь к горящей щеке.

— Паша, выйди, — наконец процедила Алина.

Вместо этого я перевел глаза на Майю, пытаясь понять, нужна ли ей сейчас моя помощь. Чувствуя мой взгляд, она покраснела и еще ниже опустила голову — видимо, догадавшись, что я все слышал.

— Выйди, сколько повторять! — Алина повысила голос.

И снова — эта мерзкая интонация. Ее карамельные духи расползались по воздуху, пропитывая все вокруг ядовитой сладостью, от которой хотелось кривиться.

— А вы не слишком грубы для фамильяра рая? Где ваше хваленое милосердие? Я его даже на словах не слышу.

Она вздрогнула и повернулась ко мне всем телом — таким же соблазнительным, как и прежде, но уже не вызывающим у меня никакого желания.

— Да если бы ты знал, какая она на самом деле, ты бы ее даже видеть не захотел!..

Майя молча опустилась за стол и, распахнув толстую папку, начала листать страницы — механически, будто речь вообще шла не о ней, или будто сама была с этим согласна.

— Я сегодня узнал, какая вы, — без особой охоты я опять перевел глаза на Алину. — И тем не менее до сих пор на вас смотрю. Может, и вам попробовать так же?

Я думал, что после моих слов она снова взорвется какой-то гневной тирадой. Однако ее лицо вдруг стало бесстрастным — безупречным и неживым, как идеально выточенная маска.

— Хорошо, — ледяным тоном произнесла она, — вы друг друга достойны.

Сорвавшись с места, Алина стремительно направилась к двери, словно пытаясь убежать как можно скорее.

— Не забудь, — бросила она мне уже у порога, — про Красный бал. Метка сама не сойдет.

И зачем было напоминать? Что-то слабо тянуло на заботу… Стуча каблуками, она вышла в коридор. Дверь захлопнулась, оставив нас с Майей на кафедре одних.

В воздухе вновь повисла тишина. Лишь шелестели страницы документов, которые Майя перебирала на автомате, даже не проглядывая, чтобы занять руки, которые еле заметно подрагивали. Оставалось загадкой, где в этот момент гуляли ее мысли.

Чувствуя, что должен что-то сказать или сделать, я подошел к ней. Документы на столе замелькали еще быстрее — и внезапно закончились. Пролистав все страницы, теперь ее пальцы сжимали жесткую картонную корку.

— Ты как? — спросил я, придумывая, что сказать еще.

Вместо ответа Майя впилась в золотую змейку на руке. Холодные изумрудные глаза недобро сверкнули, словно эта змейка грозилась меня укусить.

— Ты правда хочешь бросить Лилит? — спросил я.

Она выдохнула — глубоко и рвано, будто собираясь расплакаться — и с силой зажмурилась. Взяв за плечи, я потянул ее к себе. Майя послушно поднялась и уткнулась лицом мне в грудь.

— Если да, — сказал я, обнимая ее, — то я тебя поддержу.

Она сдавленно всхлипнула, и я крепко прижал ее к себе, надеясь успокоить. Тепло моего тела передавалось ей — постепенно ее дыхание становилось все ровнее, а пальцы ласково и немного рассеянно водили по моей груди. Из коридора не доносилось ни звука, и момент, чтобы уйти отсюда, был самым подходящим.

Внезапно, слегка отстранившись, Майя перехватила мою руку и, сдвинув рукав, обнажила уродливую ярко-красную «А». Не говоря ни слова, она закатала рукав своего свитера и показала мне — кожа на ее запястье была совершенно чистой.

— Саша? — еле слышно спросила она. — Или Алла?

Ее палец провел по красной метке, заставив ту зудеть еще сильнее.

— Какая разница? — отозвался я, вытягивая свое запястье. Обсуждать это сейчас не имело смысла.

— Или кто-то еще… — бесцветно протянула Майя, следя, как алая буква опять скрывается под одеждой. — И правда, никакой разницы…

Обхватив мою шею, она медленно подняла глаза на меня.

— Ты не можешь обещать, что это навсегда, а Лилит может… Прости, — прошептала она мне прямо в губы и, рывком притянув к себе, поцеловала.

Я машинально отдернулся, чувствуя, как жар с размаху ударил в голову, словно в один миг моя температура улетела за сорок. Теряя четкость, кабинет поплыл перед глазами, и следом меня будто опрокинуло, перевернуло вверх дном, путая светлое и темное, запирая поглубже то, что делало меня мной, и выпуская наружу то, что мною не являлось. Клетка в моей голове, в которой я держал все неприемлемое, все недостойное, опустела, а затем в нее, как пленника, затолкнули сознание. Все человеческое оказалось внутри, а снаружи осталось только звериное, только инстинкты, которые вопили «видишь девушку — трахай!». Вся кровь, казалось, прилила к паху. Мне не были нужны ласки или прелюдии — хотелось просто ей вставить и отдолбить на первой же удобной поверхности.

Папки, листы, ручки, подставки — все с грохотом полетело на пол. Подхватив за бедра, я стремительно посадил ее на освободившийся стол. Пальцы рванули молнию на ее джинсах и дернули их вниз — сразу вместе с трусиками. Желание было безумным, выжигающим, вконец уносящим. Прямо здесь на столе, прямо на кафедре — плевать, если кто войдет! Сейчас ничего уже не имело значения.

— Можешь прямо так, — шепот Майи прозвучал словно сквозь толщу пространства, — я на таблетках…

Даже если бы она не сказала, я бы так и поступил. Терпения на то, чтобы достать презик из кармана, уже не было — хотелось войти в нее немедленно. Никакого самоконтроля, никакого благоразумия уже не осталось. Сорвав джинсы с одной ее ноги, чтобы их можно было пошире раздвинуть, я сдернул с себя брюки и плавки. Член уже невыносимо горел от желания. Поставив одну ногу на стул, Майя оперлась руками на парту и немного откинулась, давая самую удобную позу, чтобы себя трахнуть. Трахнуть ее стало неизбежной потребностью — из тех, что удовлетворяют без раздумий и промедлений. Шагнув к ней, я с силой проник внутрь.

Руки по ней даже не ходили, не ласкали ее, не пытались добраться до груди, задрать свитер — одна просто впилась в ее бедро, а другая стиснула ее талию. Раз за разом, рывок за рывком я кидал ее на себя, насаживая на член все глубже. Никогда я не был так груб с девушкой — даже не думал, что в принципе могу быть таким.

Участвуя в процессе, я будто одновременно в нем и не участвовал, наблюдая этот секс как из клетки. Чувствовал мозгом, что так нельзя, что не хочу так, а телом ничего не мог сделать, не мог изменить. Если бы она не раздвинула ноги, я бы их раздвинул сам, не дала добровольно, я бы взял силой — ненавидел бы себя в эту секунду, но все равно бы взял. Ее поцелуй был намного хуже, чем поцелуй Лилит — там напрочь сносило крышу и контроль пропадал полностью, здесь же крыша оставалась при мне, осознавая все, вот только тело с ней больше не считалось.

С каждым моим грубым движением жар становился все нестерпимее, и мне хотелось еще быстрее, еще резче. Ее голые бедра бешено двигались по столу, то и дело врезаясь в жесткий край. Один за другим с ее губ срывались стоны — жалобные, болезненные и в то же время мучительно сладкие. Текла она обалденно, просто сочилась — липкая смазка уже покрывала нас двоих, сбегая с ее киски, оставаясь на члене, входящим все глубже с каждым толчком, размазываясь по столу с каждым рывком ее бедер.

Майя зажмурилась и, запрокинув голову, стала стонать еще громче. Я уже знал достаточно девушек, чтобы понимать, в какой момент они начинают кончать. Так вот Майя — от этой дикой позы, от шлепков, с которыми ее бедра ударялись о стол, от силы, с которой я ее брал — кончала. Судя по стонам, чем резче и грубее я ее стискивал, чем больнее ей становилось, тем большим было ее удовольствие.

Ее судороги вскоре передались и мне. Под каждый ее рваный выдох, под каждый синяк, который оставляли на ней мои руки и край стола, я начал в нее выплескиваться, заливая настолько густо, что теперь из нее вытекала не только смазка, но и сперма, обильно заляпывая нас и все вокруг. Больше всего на свете в эти мгновения я хотел остановиться, но вместо этого мой член долбил ее еще яростнее.

Пока кончал, я себе не принадлежал. Только когда выплеснулся и вышел из нее, границы ментальной клетки начали рушиться, высвобождая сознание. Лихорадочный, невыносимый жар медленно отступал, возвращая мне контроль над телом, которое наконец стало осознавать все, что только что натворило. Все еще с закрытыми глазами, Майя неподвижно сидела на месте, запрокинув голову, раздвинув ноги — она словно сама улетала со своим поцелуем. Ее грудь высоко вздымалась от глубоких усталых вдохов и выдохов, бедра алели от всех доставшихся им шлепков, рывков и ударов, а из промежности прямо на стол стекал густой белый ручеек.

За спиной отчетливо скрипнула дверь. Вцепившись в брюки, я молниеносно натянул их на себя вместе с плавками. Майя открыла глаза и, как в трансе, сфокусировалась на двери. Застегнувшись, я без особого желания обернулся. В проеме, сжав губы в тонкую нить, стояла Алина — ничуть не удивленная, наоборот, всем видом показывающая, что мы полностью оправдали ее худшие ожидания. Возможно, стояла так уже пару минут и только теперь решила заявить о своем присутствии.

Словно опомнившись, Майя вскочила со стола. Не глядя ни на кого, лихорадочно натянула трусики и брюки прямо поверх сочащейся киски и побежавших по ногам капель и кинулась к выходу — мимо сестры, которая даже не шелохнулась. Я же растерянно уставился на опустевший стол, блестящий от ее смазки и белый от моего семени. И что делать? Спросить, можно я уберу свою сперму с вашего стола? Это действительно получилось грязно. Сколько мы трахались с Сашей на партах — ни разу не получалось так.

— Закончил? — сухо спросила Алина. — Можешь идти.

Грязь на столе пробиралась куда-то глубже, будто оседая в душе. Не находя ответных слов, я направился к двери.

— Хорошо повеселиться на Красном балу! — едко бросила она, когда я проходил мимо. — Таким, как ты, там самое место…

Уголки ее губ едва заметно подрагивали от довольной усмешки. Видимо, чем постыднее ситуация была для нас, тем правее она оказывалась для самой себя.

Хлопнув дверью, я вышел в коридор. Майи уже не было, но я и не хотел ее искать. Сейчас я не хотел искать никого. Второй раз за последние сутки я трахнулся с девчонкой, которую давно хотел, но не чувствовал себя счастливым или удовлетворенным — лишь еще больше потерянным и использованным.

Как бы я ни злился, Би была права. Меня и правда занесло в какую-то трясину. Надо было срочно выбираться, пока не затянуло окончательно.