Император Пограничья 13

Глава 7

Пётр колебался. С одной стороны, нельзя идти с незнакомцами, так мама говорила. С другой — это человек, знавший отца. Может, он расскажет что-то новое про папу?..

— Ладно, — нехотя согласился мальчик.

Они прошли к харчевне на краю рынка. Василий купил два мясных пирога и кружку сбитня для Петра. Сели за дальний столик, подальше от других посетителей.

— А где вы работали? — осторожно начал Пётр, откусывая от горячего пирога, собираясь проверить, врёт собеседник или действительно знал отца.

— В караванной охране. Возили грузы между княжествами. Опасная работа, но платили хорошо.

— Зачем врёте? Папа не был охранником каравана, — категорично отрезал мальчик.

Василий осёкся и, чтобы заполнить паузу, отхлебнул из своей кружки.

— А что именно ты знаешь?

— Что он выполнял… поручения. И что его заставляла Гильдия Целителей. Что они нас шантажировали.

Лицо Василия изменилось, стало серьёзным.

— Так она рассказала… Значит, ты знаешь про Гильдию.

— Знаю! Они держали нас взаперти! Угрожали убить, если папа не будет на них работать! — он едва сдержал себя, чтобы не перейти на крик.

— Проклятые твари, — выругался Василий, стукнув кулаком по столу. — Я предупреждал Макара, говорил — уходи от них, пока не поздно. Но он… у него не было выбора. Они добрались до вас.

— Вы тоже на них работали?

Мужчина помолчал и ответил:

— Недолго. Пока не понял, что они из себя представляют. Эти люди, Петька… Они прикидываются благодетелями, целителями, а сами хуже любых бандитов. Я попытался уйти, когда узнал правду.

Василий закатал левый рукав, показывая уродливый шрам, тянущийся от локтя до запястья.

— Подарок на прощание от их «специалиста по кадрам». Еле выжил. С тех пор скрываюсь, перебиваюсь случайными заработками.

— А папа… он не мог уйти?

— Макар был связан по рукам и ногам. Они же держали тебя с матерью, понимаешь? Стоило ему дёрнуться — и вас бы не стало. Он это понимал. И мучился каждый день.

Василий наклонился ближе, понизив голос.

— Я видел его за месяц до… до того, как всё случилось. Встретились случайно в Суздале. Макар был сам не свой. Руки тряслись, взгляд потухший. Рассказал, что Гильдия готовит что-то серьёзное, что его могут заставить сделать нечто ужасное. И знаешь, что он мне тогда сказал?

Пётр замер с недожёванным куском пирога во рту.

— Он сказал: «Вася, если со мной что случится, найди моего Петьку. Расскажи ему, что я не хотел ничего плохого. Что я любил его больше жизни». И вот… случилось.

— Воевода убил его, — глухо произнёс мальчик.

Собеседник внимательно посмотрел на него, и на миг Петру показалось, что на губах чужака мелькнула улыбка. Нет, привиделось.

— Я слышал об этом. Знаешь, что самое страшное? Макар в тот вечер не собирался убивать. Он шёл с повинной.

— Что? — Пётр поднял голову.

— Твой отец решил всё рассказать Платонову. О Гильдии, о шантаже, обо всём. Надеялся, что воевода защитит вас с матерью. Макар был готов понести наказание за прошлое, лишь бы вы были в безопасности.

— Но… мама сказала, что папа пришёл убивать…

— Чепуха, — Василий покачал головой, изображая горечь. — Если бы Платонов выслушал, дал Макару шанс объясниться… Но нет. Увидел чужака в своём жилище и убил не раздумывая. Твой отец даже слова не успел сказать.

— Откуда вы это знаете? — в голове мальчика прорезалось подозрение. — Вам же там не было!

— Не было. Зато у меня есть друг среди местной стражи. Он потом тело выносил. Сказал, что Макар был безоружен — только пустые ножны на поясе. Оружие он бросил, когда шёл сдаваться.

Пётр не знал всех деталей той ночи, и потому попытался вспомнить, что именно говорили те два дружинника. Упоминали ли оружие на теле папы?.. Один сказал, что воевода убил отца мечом какой-то княжны. Вроде всё…

— Воевода убил безоружного человека? — не мог поверить своим ушам мальчишка.

— Который пришёл просить защиты для семьи, — кивнул Василий. — А теперь вы живёте под его крышей. Ирония судьбы. Убийца твоего отца каждый день ходит мимо, а ты должен ему кланяться в ноги. И где справедливость?..

В глазах мальчика блеснули слёзы ярости.

— Это несправедливо!

— Конечно, несправедливо. Но что ты можешь сделать? Ты ребёнок, он — воевода с сильной магией.

Василий помолчал, словно размышляя, затем полез за пазуху.

— Хотя… есть один способ хотя бы немного восстановить справедливость.

Он достал маленький флакон с прозрачной жидкостью, размером не больше напёрстка.

— Что это? — Пётр настороженно посмотрел на пузырёк. — Яд?

Про различные вредные смеси рассказывала мама. Ей по работе приходилось иметь дело с множестве алхимических препаратов.

— Нет, — торопливо качнул головой собеседник. — Это… скажем так, «уравнитель». Блокирует магические каналы на несколько дней. Полностью безвредно для здоровья, просто временно лишает способности к магии.

— И что? — не мог взять в толк ребёнок.

— А ты сам подумай. Платонов силён своей магией металла. А без неё он просто человек. Пусть почувствует, каково это — быть беспомощным. Как твой отец был беспомощен перед ним.

— Но это же… это нечестно.

— А убить безоружного, пришедшего с повинной — честно? — Василий наклонился ближе. — Я же не предлагаю убивать его или покалечить. Просто на пару дней воевода станет обычным человеком. Может, хоть это заставит его задуматься о том, что он натворил.

Пётр смотрел на флакон, и в голове боролись противоречивые мысли. С одной стороны, это неправильно. С другой — разве отец не заслужил хотя бы такой справедливости?

— Я… я не знаю…

— Твой отец гордился бы твоей смелостью. Помню, он часто говорил о тебе. Показывал твой рисунок — домик с тремя окнами, собака во дворе, солнышко в углу. Носил с собой везде, даже на задания.

Пётр хорошо помнил тот рисунок, подаренный отцу на день рождения. Мальчик растерянно моргнул:

— Правда носил?

— В нагрудном кармане, у сердца. Говорил: «Мой Петька станет великим магом, не то что я. У него всё будет по-другому».

Мальчик сглотнул комок в горле. Наконец-то кто-то говорил об отце хорошо, не называл его убийцей и предателем. Он протянул дрожащую руку и взял флакон. Стекло было холодным на ощупь.

— Как это использовать?

— Просто добавь в питьё или еду. Или можешь брызнуть на кожу — впитается мгновенно. Без вкуса, без запаха, без цвета. Через пару часов начнёт действовать, продержится дня три-четыре.

— А если… если что-то пойдёт не так?

— Ничего не пойдёт не так. Это же не яд, Петька. Максимум — у него будет лёгкая слабость, как при простуде. Зато он узнает, каково быть обычным человеком. Каково было твоему отцу, когда тот шёл к нему безоружный.

Василий встал, оставив на столе несколько алтынов.

— Подумай. Это твой выбор. Но помни — твой отец заслуживает хотя бы крупицы справедливости. Хотя бы такой.

Он вышел из харчевни, оставив мальчика одного. Пётр сидел, сжимая в кулаке флакон, и чувствовал, как холодное стекло постепенно нагревается от тепла ладони.

Домой он вернулся, когда уже стемнело. Мать встретила его у порога.

— Где ты пропадал? Ужин совсем остыл. И Элеонора Павловна присылала записку — пишет, что у тебя проблемы с контролем дара.

— Я… гулял.

Мария внимательно посмотрела на сына. В последние дни он стал замкнутым, молчаливым. Она понимала — мальчик переживает правду об отце. Но как помочь ему?..

— Иди умойся и садись ужинать. Весь день суп варила — такой ароматный получился. Помнишь, как раньше просил именно с такими маленькими фрикадельками?

— Не хочется. Я спать.

Пётр прошёл в свою комнатку — крошечное помещение с узкой кроватью и сколоченным из досок комодом. Закрыл дверь и достал флакон. В мерцании малого светокамня жидкость казалась абсолютно прозрачной, как чистая вода.

«Папа заслуживает справедливости, — подумал мальчик. — Хотя бы такой. Хотя бы малой».

Он спрятал флакон под чистую одежду в комод. За окном выли октябрьские ветра, и где-то вдалеке лаяли собаки. А Пётр лежал без сна, думая о том, что сказал бы отец. Одобрил бы? Или разочаровался?..

К утру он так и не принял решения.

Однако флакон остался при нём — маленький, холодный, обещающий хотя бы призрак справедливости в мире, где её так отчаянно не хватало.

Климент Венедиктович Воронцов вошёл в тронный зал медленным, размеренным шагом человека, который никуда не торопится и точно знает себе цену. Седая борода патриарха была аккуратно подстрижена, тёмно-синий костюм с бордовой вышивкой сидел безупречно, а в холодных серых глазах читалась оценка каждой детали обстановки. Зал встретил его гулкой пустотой — ни придворных, ни стражников у колонн, только одинокая фигура на троне, пара телохранителей да советник в тенях.

«Умён», — отметил про себя Климент, глядя на князя Сабурова. Михаил Фёдорович сидел прямо, без напряжения, словно провал смотра его нисколько не затронул. Никаких попыток компенсировать отсутствие свиты излишней помпой, никакой суеты. «Не пытается изображать силу, которой нет. Это хорошо — с дураками работать невозможно».

Старик медленно приблизился к подножию трона, анализируя увиденное. После Веретинского, который устраивал пышные приёмы даже для мелких просителей, такая пустота казалась особенно красноречивой. Сабуров явно экономил — и на церемониях, и на людях. Интересно, сколько у него осталось верных после сегодняшнего позора?..

— Ваше Сиятельство, — князь слегка кивнул с трона, сохраняя баланс между вежливостью и дистанцией. — Рад видеть вас во дворце. Прошу простить скромность приёма — идёт реорганизация двора.

— Ваша Светлость, — Климент склонил голову ровно настолько, насколько требовал протокол. — Времена действительно непростые. Видел пустующую площадь после смотра… — он выдержал паузу, придав голосу оттенок сочувствия. — Печальное зрелище. Трудности с мобилизацией упрямого боярства?

Сабуров чуть заметно улыбнулся уголками губ.

— Трудности временные. Но я ценю визит уважаемого патриарха, особенно после личной трагедии с внуками. Влад и Георгий… достойные были юноши.

Оба прекрасно понимали подтекст. Князь провёл разведку, знал о гибели близнецов от руки Платонова. Климент оценил ход — Сабуров давал понять, что в курсе его возможных мотивов. По крайней мере, некоторых из них.

— Я могу помочь с боярами, — Воронцов перешёл к делу, поднимаясь по ступеням ближе к трону. — Многие главы родов прислушиваются к моему мнению. Курагины, к примеру — моя внучка Елизавета замужем за младшим сыном старого Курагина. Мещерские должны мне услугу ещё с… впрочем не важно. Шаховские — у нас совместное дело по поставкам леса в Маньчжурскую префектуру.

Князь откинулся на спинку трона, сплетя пальцы в замок.

— И что же заставляет патриарха Воронцовых заботиться о моих проблемах?

— Общий враг, — Климент развёл руками, — но вы это уже поняли.

— Понял. Как и то, что вы не действовали, пока я был силён.

Момент взаимного уважения — оба признавали, что видят игру насквозь. Воронцов усмехнулся, медленно поглаживая бороду.

— Кстати, Ваша Светлость, позвольте отметить вашу неожиданную финансовую состоятельность. Десяток ратных компаний — это недёшево. Демидовы? Или всё-таки Яковлевы?

Князь промолчал, но в глазах мелькнуло признание — старый лис угадал источник финансирования.

— А вот это интересно, — Климент достал из кармана магофон. — Интересные нынче публикации в Эфирнете. Некий маркграф бросил вам вызов на дуэль. До смерти или признания поражения. Через сутки в Покрове.

Сабуров не дрогнул, хотя Воронцов заметил, как чуть побелели костяшки сжатых пальцев.

«Ещё не был осведомлён?.. Умело держит хорошую мину при плохой игре…»

— Я рассматриваю варианты, — ровно ответил князь.

— Разумеется, князь не может рисковать собой. Нужен достойный представитель, — патриарх сделал ещё шаг вверх. — У меня есть контакты среди… заинтересованных организаций. Уважаемые люди, недовольные безродным ублюдком и висельником, который лезет в чужие дела.

— Гильдия Целителей? Предсказуемо. У них свои счёты, свои условия.

Климент оценил — князь действительно хорошо информирован.

— Ваша Светлость, быть может, и знает о врагах Платонова, но есть ли у вас выход на их руководство? У меня есть личные контакты с одним из членов руководящего совета — Шереметьевым…

Сабуров нехотя кивнул, признавая необходимость помощи в этом вопросе. Климент мысленно усмехнулся — князь хватается за соломинку, как утопающий, но пытается сохранить лицо.

— Мои условия просты, — Воронцов перешёл к торгу. — Экономические преференции для рода — снижение пошлин на треть. Налоговые льготы на владения. И… — он выдержал паузу, — место казначея при дворе.

В голове патриарха крутились сразу несколько соображений. Германн, его непокорный средний сын, посмевший уйти из рода и основать собственный, сейчас занимал именно эту должность. Пусть почувствует, что значит существовать без защиты семьи. Мальчишка всегда был слишком мягким и одновременно парадоксально слишком независимым. Его уход Климент воспринял как личное оскорбление — разве отец не дал ему всё? Власть, богатство, положение? Но нет, Германну захотелось «свободы». Что ж, пусть теперь познает цену этой свободы.

— Забавно, что вы хотите оставить без работы собственного сына, — Сабуров приподнял бровь.

— Германн сделал свой выбор давно, — холодно отрезал Климент. — Он больше не Воронцов.

— Н-да… И всё Ваше Сиятельство слишком много просит за помощь, которая ещё не оказана.

— Я предлагаю минимум полторы сотни магов к концу недели. Сколько пришло на ваш смотр — двадцать?

Торг продолжился. Сабуров выторговывал компромиссы, снижая пошлины только на четверть, ограничивая налоговые льготы пятью годами. Казначейство соглашался отдать, но с условием.

— Боярское ополчение выступит под моим знаменем, не вашим, — твёрдо заявил князь. — Я не позволю появиться слухам, будто Воронцовы ведут войну за слабого князя.

«Умнее, чем я думал», — признал про себя Климент. Сабуров не собирался становиться марионеткой.

— И вас следует знать ещё одну вещь. Если ваша помощь обернётся предательством, помните — я не Веретинский, — князь наклонился вперёд. — Я человек решительный и не страдаю излишней сентиментальностью.

Скрытый смысл угрозы был очевиден: «Я убил своего господина и сплю спокойно».

— А я пережил двух князей и планирую пережить третьего, — парировал Воронцов.

Оба улыбнулись — холодными, клыкастыми улыбками хищников, признающих силу друг друга.

— После падения Угрюма мы пересмотрим условия, — добавил Сабуров.

«Планируешь избавиться от меня, как только Платонов падёт? Посмотрим, кто кого переиграет, княже».

— Начну немедленно, — Климент деловито кивнул. — Письма Курагиным и Мещерским уйдут сегодня. С Шереметьевым встречусь завтра утром и тогда же предложу кандидатов на дуэль.

— Хорошо. Кстати, о заинтересованных сторонах — у меня тоже есть контакты среди бывших членов Академического совета, — заметил князь. — Но ваша помощь не помешает. Некоторые из них потеряли слишком много из-за Платонова…

Воронцов оценил — князь не сидел сложа руки, уже вёл свою игру.

— Превосходно. Координируем усилия. Представителя на дуэль выберете из моего списка?

— Рассмотрю ваши варианты, но финальное слово за мной.

Расходились они с формальной вежливостью старой аристократии — поклоны, любезности, пожелания здоровья. Но за внешней учтивостью скрывалась хищная суть обоих. Климент спускался по лестнице дворца, размышляя о встрече.

«Опасный союзник. Но пока наши интересы совпадают, можно работать».

У ворот дворца его ждала машина с гербом Воронцовых — щит, разделённый диагонально на серебряное и красное поля с розами и лилией на разделительной линии, увенчанный чёрной вершиной с золотым стропилом, тремя гранатами и серебряными звёздами. Устроившись на мягких подушках, Климент позволил себе задуматься о настоящих мотивах.

Влад и Георгий были глупыми мальчишками, погрязшими в криминале и по скудоумию связавшимися с истеричкой Белозёровой, что и стало причиной их бесславного конца. Однако всё же они носили его кровь. Честь рода требовала ответа, даже если сами близнецы вычеркнули себя из семьи своими действиями. Платонов заплатит — не из мести, нет. Из принципа. Нельзя безнаказанно убивать Воронцовых, даже павших.

«Пусть Сабуров думает, что руководит, — патриарх усмехнулся, глядя в окно кареты на суетящихся горожан. — Когда Платонов погибнет, а князь ослабнет от войны, настанет время Воронцовых. Владимирское княжество заслуживает сильной руки. А Германн… пусть видит, к чему приводит отказ от семьи».

Последний обмен взглядами с князем всплыл в памяти — два хищника, временно идущие на одну охоту. Но когда добыча будет повержена, начнётся делёж. И Климент Воронцов не привык довольствоваться малым.

Утреннее солнце едва пробивалось сквозь тяжёлые занавески, когда Захар разбудил меня, сообщив, что пришёл ответ. Я открыл магофон и пробежал глазами по строкам. «Князь Михаил Фёдорович Сабуров принимает вызов маркграфа Платонова. В соответствии с дуэльным кодексом, на поле выйдет князь или назначенный им защитник чести Владимирского престола. Поединок пройдёт исключительно с использованием магии».

Я усмехнулся, откладывая документ. Формально всё по правилам — вызываемый имеет право выставить представителя. Но каждый грамотный человек в Содружестве понимал подтекст: князь струсил. Впрочем, это меня не удивляло. Человек, зарезавший собственного господина ударом в спину, (а как бы ещё иначе Сабуров выжил?), вряд ли рискнёт встретиться лицом к лицу с противником.

Неважно, кто выйдет. Я буду готов.

На тренировочной площадке я провёл несколько часов, отрабатывая удары. Меч из Сумеречной стали в моих руках менял форму за секунды — взмах мечом переходил в удар глефой, та трансформировалась в топор, затем в копьё. Металл откликался на мою волю мгновенно, словно продолжение руки. Бой с тенью требовал полной концентрации — представляя разных противников, я отрабатывал контратаки, уходы, связки ударов.

После тренировки, как учил Маэсу, я сел в позу лотоса прямо на деревянном полу. Медитация была необходима не только для восстановления магических сил, но и для укрепления духа. Императорская воля внутри меня пульсировала ровным светом, напоминая о том, кем я был когда-то. И кем остаюсь сейчас.

К полудню появился Коршунов. Начальник разведки выглядел озабоченным.

— Прохор Игнатич, пытался выяснить через все каналы, кто именно выйдет за Сабурова, — доложил он, — но информация закрыта наглухо. Единственное, что удалось узнать — это точно не представитель самого Владимирского княжества. Кто-то со стороны.

— Наёмник?

— Возможно. Или… — Коршунов замялся. — Есть слухи о попытках Сабурова наладить контакты с Гильдией Целителей.

Я кивнул. После наших стычек у Гильдии были основания желать моей смерти.

После заката магофон на столе ожил — Станислав Листьев звонил из Сергиева Посада. На экране появилось его лицо с привычным скептическим выражением за стёклами очков, на заднем плане виднелась та же скромная квартира с книжными полками.

— Прохор Игнатьевич, добрый вечер. Газета ещё только формируется, первый номер выйдет через две недели, — начал он деловито, — но материал о дуэли будет центральным. Подумал, что стоит его опубликовать пока что на нашей страничке в Эфирнете. Что скажете читателям накануне поединка?

— Скажу просто: я готов встретить любого, кто выйдет на поле. Честь рода Платоновых будет защищена.

Листьев что-то быстро записывал, потом поднял взгляд на меня.

— Понятно. А если противник будет использовать подлые методы? Все понимают, что Сабуров вряд ли ограничится честным поединком.

— В Покрове соберутся десятки наблюдателей из разных княжеств. Любая подлость станет достоянием общественности.

— Надеетесь, что репутационные потери остановят их? — журналист слегка нахмурился. — Или рассчитываете на собственные контрмеры?

— Рассчитываю на свои силы. И на то, что правда всегда выходит наружу, особенно когда за ней следит независимая пресса.

— Хм, тонкий комплимент, — Листьев позволил себе лёгкую усмешку. — Хорошо, материал будет готов к утру. Распространим через наши каналы ещё до официального запуска газеты. Пусть люди знают вашу позицию. И… маркграф, будьте осторожны. Мёртвые герои плохо управляют своими землями.

Экран погас.

Также пришло официальное письмо от правителя Покрова — князя Трубецкого. Правитель этого крошечного княжества предлагал свои услуги как нейтральный судья, гарантируя безопасность обеим сторонам до и после дуэли. Разумный ход с его стороны — такая дуэль привлечёт внимание всего Содружества к его небольшому княжеству, а роль арбитра поднимет его статус.

Вскоре в мой кабинет вошёл Игнатий Платонов. Выглядел он больно серьёзным, даже торжественным.

— Сын, — начал он, усаживаясь напротив. — Завтра ты защищаешь не просто своё имя. Честь всего рода Платоновых, память наших предков — всё это будет с тобой на поле.

— Я знаю, — отозвался я безмятежным голосом.

Внутренне вся эта суета очень меня удивляла. В прошлом дуэли были обычным делом — способом разрешить спор между равными. Я дрался десятки раз. Это было так же естественно, как утренняя тренировка с мечом. А здесь все ведут себя так, словно завтра конец света. Платонов-старший говорит торжественно, Василиса переживает, даже Коршунов выглядит напряжённым. Для них это событие века, для меня — просто очередной вторник. Впрочем, я понимал их волнение — в этом мире дуэли стали редкостью, театральным представлением, а не рутинным способом защиты чести.

— Наш род всегда славился воинами. Твой прадед… Он не отступал перед врагом. И ты — достойный продолжатель традиции.

Игнатий ещё ещё час рассказывал истории о традициях, о чести, о долге перед родом. Как напутствие. Как благословение.

Сразу после него дверь тихо приоткрылась. Василиса проскользнула внутрь, её зелёные глаза блестели в полумраке.

— Ты же не думаешь, что они будут играть честно? — спросила она без предисловий.

— Сабуров? Конечно, нет. Но это неважно.

Княжна подошла ближе, скрестив руки на груди.

— Как это неважно? Они могут подготовить любую пакость! Эта змея подколодная может и яду плеснуть, и снайпера на крышу посадить.

— Если я паду от подлости — вся страна это увидит, — я встал с кресла, подходя к окну. — Но не нужно меня хоронить раньше времени, Василёк. Кто бы ни пришёл завтра, они увидят, что такое настоящая сила.

Она помолчала, подавив улыбку, затем тихо произнесла:

— Просто… будь осторожен.

Ближе к ночи наш небольшой кортеж въехал в Покров. Всю дорогу я ожидал засады — после недавних разгромов их ратных компаний в Николополье и других местах Сабуров вполне мог попытаться убрать меня чужими руками ещё до начала дуэли. Однако путь прошёл спокойно — видимо, уцелевшие наёмники пока зализывали раны и не рисковали связываться.

Город встретил нас напряжённой атмосферой — казалось, воздух звенел от ожидания. На улицах толпились люди, многие приехали из соседних княжеств посмотреть на дуэль. Город явно разделился на два лагеря — одни поддерживали меня, другие надеялись на моё поражение.

В гостинице «Три медведя» нас уже ждали подготовленные комнаты. Едва я устроился, как доложили о визитёре. В комнату вошёл щеголеватый молодой человек в дорогом камзоле — представитель Сабурова.

— Маркграф Платонов, — он поклонился с преувеличенной учтивостью. — Князь Михаил Фёдорович готов забыть об оскорблениях и отозвать свои слова. Взамен вы признаёте его власть над Угрюмом и приносите вассальную присягу.

Я даже не стал вставать с кресла.

— Передайте князю: завтра на рассвете я покажу всё, что думаю о Михаиле Фёдоровиче и его предложениях.

Щёголь покраснел, но сдержался.

— Это ваше последнее слово?

— Последнее. А теперь — вон.

На рассвете я проснулся без будильника.

Я оделся просто — белая рубаха, тёмные штаны, ботинки. Никаких доспехов, никакой лишней защиты. Раз поединок будет с использованием магии, нет смысла брать меч. Если потребуется, создам его на время прямо на поле боя.

Парк встретил нас утренним туманом.

И толпой зрителей…

Я увидел сотни людей, выстроившихся вдоль дороги к парку. Молчаливые, напряжённые лица. Кто-то перекрестился, кто-то что-то шепнул. Я шёл размеренным шагом, не оглядываясь. Мой маленький отряд — отец, Тимур, несколько дружинников — следовал позади.

На поляне уже собрались судьи — князь Трубецкой и два его помощника. С противоположной стороны виднелась группа людей, но кто именно будет драться, скрывала плотная стена спин.

Я сделал шаг вперёд, останавливаясь на краю обозначенного круга.

— Не будем тянуть кота за хвост, — громко произнёс я.

Туман начал медленно рассеиваться. Группа людей расступилась, выпуская…

Интересно девки пляшут, как сказал бы Коршунов.

Голос противника прозвучал насмешливо:

— Я рад, что мне представилась эта возможность, наглый мальчишка…