Император Пограничья 13

Глава 13

Я стоял на командном пункте южного форта в предрассветных сумерках, наблюдая за последними приготовлениями. Октябрьский ветер нёс с собой запах пороха и машинного масла — артиллерийские расчёты проверяли орудия.

Рядом со мной Грановский сверялся со скрижалью, где была расписана каждая минута предстоящих учений. Майор Рысаков докладывал по амулету связи о готовности своих ветеранов, размещённых во всех пяти фортах. Беспалов в восточном форте подтверждал готовность инженерных подразделений.

— Первый этап начинаем ровно в шесть, — произнёс я, обводя взглядом собравшихся командиров. — Учебные стрельбы по статичным мишеням. Каждый форт отрабатывает секторы обстрела. Особое внимание на перекрёстный огонь между фортами — враг не должен найти мёртвых зон.

Василиса кивнула, стоя у магической карты местности, которую создала вместе с другими геомантами. На ней светящимися точками отмечались позиции всех подразделений.

Ровно в шесть грохнул первый залп. Семнадцать орудий ударили одновременно — земля содрогнулась, в ушах зазвенело несмотря на наушники. Снаряды легли точно в обозначенные квадраты в километре от фортов, взметнув фонтаны земли. Капитан Журавлёв координировал огонь через магофоны.

Следующие двадцать минут форты методично расстреливали учебные цели — деревянные щиты с нарисованными силуэтами, старые повозки, специально выставленные чучела. Особенно впечатляла работа новых расчётов, натренированных инструкторами Москвы. Они выжимали из своих орудий максимальную скорострельность, успевая делать выстрел каждые семь секунд.

— Переходим ко второму этапу, — скомандовал я, когда дым от стрельб начал рассеиваться. — Общая тревога через пять минут. Грановский, запускайте сирены.

Пока командиры передавали приказы по своим подразделениям, я спустился к воротам форта. Отсюда был виден Угрюм — мирная утренняя картина с дымками из печных труб, людьми, спешащими по своим делам на рынок, детьми, бегущими в школу. Через несколько секунд эта идиллия должна была смениться организованным хаосом эвакуации.

Завыли сирены — протяжный, леденящий душу звук разнёсся над округой. Я начал отсчёт про себя. Три секунды — первые люди на улицах замерли. Пять секунд — начали бежать. Десять секунд — из казарм высыпали бойцы, на ходу застёгивая амуницию. Пятнадцать секунд — организованные колонны мирных жителей уже двигались к цитадели под руководством добровольцев из местной дружины.

Борис с бойцами появился на стене южного форта через две минуты сорок секунд — отличное время, учитывая расстояние от Угрюма. Его люди заняли позиции между артиллерийскими орудиями, проверяя сектора обстрела из винтовок. Следом подтянулись маги — полсотни человек разного уровня, от Пробуждённых до Мастеров. Их распределили по фортам для усиления магической защиты.

— Барин, народ весь вывели, — прозвучал в амулете связи голос Захара, явно довольного собой. — За четыре минуты с хвостиком управились, всех до единого в цитадель загнали. Ворота на засов, защитные чары запущены, сам проверял. Сидят тихо, никто не высовывается.

Неплохо, но можно лучше. Я сделал пометку в планшете — нужно довести время до трёх с половиной минут, а лучше даже до трёх.

— Третий этап! — скомандовал я. — Венедикт Павлович, вы готовы?

Из восточного форта откликнулся спокойный баритон профессора-фантазманта:

— К вашим услугам, маркграф. Приступаю.

Аронов оказался настоящей находкой. Маг ранга Магистра третьей ступени, двадцать лет преподавал теорию магии, демонстрируя стундентам принципы на своих трёхмерных иллюзиях. В Угрюме для них нашлось совсем иное применение…

Воздух в километре от фортов задрожал, и из ниоткуда начали появляться фигуры. Сначала десятки, потом сотни — иллюзорные солдаты в форме владимирской гвардии, двигающиеся пугающе реалистично. Они шли развёрнутым строем, неся винтовки наперевес, между ними двигались фигуры магов с жезлами.

— Огонь! — рявкнул Журавлёв.

Артиллерия ударила по наступающим фантомам. Снаряды проходили сквозь иллюзии, взрывая землю позади, но Аронов мастерски имитировал попадания — фигуры падали, корчились, откатывались назад. Молодые бойцы, впервые видевшие такое, на мгновение замешкались, но ветераны Феофана Рысакова открыли плотный ружейный огонь.

— Западный фланг, вторая волна! — предупредил Аронов.

Со стороны леса появились новые фантомы — на этот раз конные, несущиеся галопом. Западный форт развернул орудия, картечь полетела навстречу призрачным всадникам. Венедикт Павлович не жалел магической энергии — лошади падали, наезжая друг на друга, всадники летели через головы, создавая полную иллюзию настоящей атаки.

— Усложняю, — предупредил маг, и среди пехоты появились стремительные фигуры — имитация усиленных бойцов Гильдии, созданных им на основе тех близнецов, с которыми я дрался на той базе под Владимиром.

Эти фантомы двигались по-другому — резкими, нечеловеческими рывками, преодолевая расстояние с невероятной скоростью. Артиллеристы занервничали, пытаясь взять упреждение.

— Спокойно! — гаркнул я в магофон. — Помните инструктаж! По таким целям — заградительный огонь!

Три форта одновременно открыли веерный огонь, создавая сплошную стену разрывов. Даже усиленный боец не прошёл бы через такое пекло. Аронов одобрительно хмыкнул и заставил своих фантомов отступить.

— Четвёртый этап, взаимодействие фортов! — скомандовал я.

Теперь началось самое сложное. Фантомы Аронова атаковали одновременно с трёх направлений, имитируя классический охват. Форты должны были координировать огонь, не допуская прорыва и одновременно не мешая друг другу.

— Южный, первый сектор ваш! Восточный, накрывайте второй! — координировал Журавлёв. — Западный, готовьтесь принять часть целей из третьего сектора!

Иллюзорная армия накатывала волнами. Аронов не давал расслабиться — как только один участок отбивал атаку, фантомы концентрировались на другом. Несколько раз призрачные солдаты подбирались на расстояние ружейного выстрела к стенам, и тогда в дело вступали стрелки и маги.

Особенно впечатляла работа гвардии Угрюма. Восемь усиленных бойцов заняли позиции на самых опасных участках. Их реакция была молниеносной — они отслеживали и «уничтожали» фантомы быстрее, чем обычные бойцы успевали прицелиться.

— Пятый этап, артиллерийские стрельбы по движущимся группам! — объявил я.

Аронов изменил тактику. Теперь фантомы двигались небольшими группами по десять-пятнадцать фигур, используя складки местности, перебежками продвигаясь к фортам. Это была имитация тактики, которую наверняка применят опытные наёмники.

Артиллеристам пришлось туго. Попасть в быстро движущуюся малую цель — задача не из простых. Но тренировки последних дней дали результат. Расчёты работали слаженно, корректировщики выкрикивали поправки, снаряды ложились всё точнее.

— Внимание, специальная цель! — предупредил Аронов.

В воздухе материализовалась огромная фигура — имитация химеры Гильдии, с которой когда-то схлестнулся Ермаков. Трёхметровое чудовище с когтями и клыками неслось к южному форту, игнорируя попадания снарядов.

— Концентрированный огонь! — приказал я. — Все свободные орудия южного форта!

Двенадцать стволов развернулись к химере. Грохот залпа был оглушительным. Даже зная, что это иллюзия, стоящий сбоку от меня Грановский невольно поёжился, представив настоящую тварь под таким огнём. Аронов художественно изобразил, как фантом разлетается на куски.

— Последний этап, система раннего оповещения! — объявил Вячеслав.

На дальних подступах к Угрюму были размещены наблюдательные посты — замаскированные позиции с часовыми и артефактами-сенсорами. Теперь предстояло проверить, насколько быстро информация от них доходит до командования.

— Пост «Ворон-3», вижу движение противника, предположительно рота пехоты, движется с юго-запада, — прозвучал в эфире голос наблюдателя.

— Принято, «Ворон-3», — откликнулся дежурный офицер в цитадели. — Передаю командованию.

Через пятнадцать секунд информация была у меня. Через тридцать — у командиров соответствующих фортов. Через минуту — артиллерия уже разворачивалась в нужном направлении.

— Пост «Ворон-5», магическая активность к востоку, не менее десяти источников уровня Мастер! — новое сообщение.

Система работала. Каждый пост передавал учебные сообщения, отрабатывая скорость и точность передачи информации. Коршунов со своими людьми фиксировал время реакции, отмечая слабые места.

К полудню учения закончились. Я созвал разбор полётов прямо на стене южного форта. Командиры всех уровней собрались полукругом, уставшие, но довольные.

— Общая оценка — удовлетворительно, — начал я, глядя на свои записи. — Время эвакуации населения нужно сократить на полторы минуты. Взаимодействие между фортами хромает — дважды были ситуации, когда огонь вёлся по одному сектору избыточно, оставляя другие без прикрытия. Связисты путались в позывных — это недопустимо.

Журавлёв кивнул, делая пометки. Грановский уже что-то чертил в скрижали — вероятно, новую схему секторов обстрела.

— Хорошие моменты, — продолжил я. — Артиллерия отработала выше ожиданий. Особенно расчёт Кузнецова. Дружина показала отличное время реакции. Система оповещения работает, но нужно добавить дублирующие каналы связи.

— Мои иллюзии были достаточно убедительны? — поинтересовался Аронов, утирая пот со лба. Поддержание такого количества фантомов явно далось ему нелегко.

— Более чем, — подтвердил я. — Половина новобранцев чуть не обделалась, когда увидела вашу химеру. Продолжайте в том же духе. Если успеем, через день повторим, но уже с ночной атакой. И добавим имитацию магического штурма — пусть наши маги отработают противодействие.

Все закивали. Усталость читалась на лицах, но и удовлетворение тоже. Мы готовились к войне всерьёз, и каждый понимал — от этих тренировок зависят жизни.

Холодный октябрьский ветер гулял по стенам восточного форта, принося с собой запах надвигающейся зимы и едва уловимый привкус пороха от дневных учений. Матвей Крестовский стоял на смотровой площадке, опираясь локтями о каменный парапет. Сон не шёл уже третий час — старая привычка, въевшаяся за годы пьянства, когда он просыпался среди ночи в поисках очередной бутылки. Теперь бутылок не было, воевода запретил, но бессонница осталась.

Внизу раскинулся спящий Угрюм — редкие огоньки в окнах, где кто-то тоже не мог заснуть. Вдали мерцали сигнальные костры на других фортах. Тишина стояла такая, что слышно было, как где-то в лесу ухнула сова.

Метаморф даже не дёрнулся, когда из теней справа материализовалась женская фигура. Его обострённое обоняние учуяло её ещё десять секунд назад — запах брони, оружейного масла и чего-то ещё, неуловимого, напоминающего полынь.

— Ты, стало быть, Крестовский? — негромко спросила женщина, останавливаясь в трёх шагах. Не ближе — дистанция, с которой можно успеть среагировать на атаку.

Матвей медленно повернул голову. В лунном свете он разглядел стройную фигуру в тёмной униформе гвардии Угрюма. Женщина лет сорока с небольшим, с пепельно-русыми волосами, аккуратно подстриженными до плеч. Острые скулы и правильные черты лица придавали ей строгую красоту — не кукольную, а живую, с характером.

Голубые глаза смотрели внимательно и спокойно. Руки изящные, но сильные, с длинными пальцами — руки музыканта или хирурга, приспособленные для точной работы.

Она держалась с естественной грацией, и в её осанке читалась многочисленные тренировки, но женственность никуда не исчезла — скорее, обострилась, как лезвие качественного клинка. Тени вокруг неё словно танцевали в такт её дыханию.

Незнакомка принадлежала к тому редкому типу женщин, которые с годами становятся только интереснее — в её лице было что-то неуловимо притягательное, какая-то внутренняя цельность.

— Спокойно, — добавила она, заметив, как напряглись его плечи. — Я из гвардии. Раиса. Раиса Лихачёва.

Они смотрели друг на друга несколько секунд. Два хищника, оценивающие — опасность или равный? Матвей расслабился первым, снова поворачиваясь к парапету.

— И что ты здесь забыла? — спросил он без особого интереса.

Раиса подошла ближе, встала рядом, но на расстоянии вытянутой руки. Профессиональная привычка — всегда оставлять пространство для манёвра.

— Это правда, что ты в одиночку удержал деревню против сотни наёмников?

Матвей усмехнулся:

— Да нет, их там в Крутояке всего два десятка было. Командир — щуплый такой, придурковатый. Думали, лёгкая добыча — одна деревня, один защитник.

— Всего… — Раиса покачала головой, и в голосе её прозвучала ирония. — Два десятка вооружённых наёмников это «всего»?

— После Кощеев и Жнецов — да, всего.

Женщина кивнула, принимая ответ. Знала, о чём говорит — сама видела издалека тот бой во время последнего Гона.

— А ты… из тех восьми, кто прошёл усиление Зарецкого? — спросил Матвей, искоса глядя на собеседницу.

— Да. И одна из двух, кто остался в здравом уме после опытов Фонда Добродетели.

В голосе её не было ни гордости, ни жалости к себе. Простая констатация факта. Матвей это оценил — сам терпеть не мог, когда его жалели.

Повисло молчание. Не напряжённое, скорее задумчивое. Оба смотрели в темноту, где за лесом притаились невидимые угрозы.

— Крутояк мне понравился, — неожиданно сказал метаморф. — Хорошее место. Тихое. После всего… тишина лечит.

Раиса повернула голову, внимательно глядя на него:

— Знаю. После подвалов лечебницы долго не могла находиться среди людей. Слишком шумно.

— Не шум, — покачал головой Матвей. — Эмоции. Запахи. Всё слишком яркое, когда чувства обострены.

Женщина удивлённо приподняла бровь. Не ожидала, что он поймёт. Мало кто осознавал, каково это — когда твоё тело изменили до неузнаваемости, а чувства обострили до боли.

— После Гона весь мир пахнет кровью и страхом, — тихо добавил метаморф. — Месяцами. Даже когда всё закончилось.

Раиса молча кивнула, затем неожиданно села на парапет, свесив ноги в пустоту. Жест доверия — в такой позиции она была уязвима. Кивком предложила место рядом.

— Как ты оказался в Угрюме? — спросила она.

Матвей помедлил, но сел рядом, оставляя между ними локоть пространства.

— Воевода искал тех, кто знает о Гоне. Человек Коршунова нашёл меня в каком-то трактире. Я к тому времени… — он замолчал, подбирая слова. — Мне было всё равно, куда ехать. Лишь бы имелась бутылка в руке.

Раиса не перебивала, давая ему время.

— Вот только воевода запретил мне пить. И умирать, — словно извиняясь, он пожал плечами.

Пауза растянулась на несколько секунд.

— Тяжело? — негромко спросила Лихачёва, и в её голосе звучала не жалость, но искреннее желание понять.

— Уже нет. После боя с одним из Жнецов… что-то изменилось. Перестал искать забвения. Наверное, дело в том, что воевода дал мне работу, смысл. Защищать тех, кто не может защитить себя. Пока не найду другую причину жить.

— А если не найдёшь? — голос Раисы прозвучал почти шёпотом.

Матвей пожал плечами:

— Тогда хотя бы умру за что-то стоящее. А не в канаве от цирроза печени.

Женщина отвернулась, глядя на огни Угрюма внизу.

— Я тоже искала смерти. После того, что они сделали… После того, чем я стала… Проще было бы сдаться. Позволить им победить.

— Но не сдалась.

— Злость не позволила. Хотела выжить назло им. Доказать, что они не сломали меня. А потом… потом появилось это место. Эти люди.

Оба смотрели на спящий город. Где-то там, в домах, спали обычные жители — торговцы, ремесленники, их дети. Те, кто никогда не узнает, каково это — сидеть в клетке.

— Странно защищать тех, кто боится нас, потому что знает, что мы такое, — задумчиво произнёс Матвей.

— Просто мы знаем, каково быть беззащитным. Поэтому и защищаем лучше других.

Крестовский повернулся, внимательно глядя на женщину. В лунном свете её лицо казалось вырезанным из мрамора — красивое и холодное. Но в глазах мелькнуло что-то живое, тёплое.

Раиса достала из-за пояса флягу, отвинтила крышку. Характерный аромат поплыл над площадкой.

— Травяной настой. От бессонницы не помогает, но…

— Но греет, — закончил Матвей, и уголок его рта дёрнулся в подобии улыбки.

Лихачёва сделала глоток и протянула флягу ему. Интимный жест — пить из одной посуды значило признать человека часть своего круга. Матвей принял флягу, отпил. Тепло разлилось по горлу.

— Чабрец и мята?

— И немного мёда. Рецепт одной бабушки из лечебницы. Добрая была старушка. Одна из немногих, кто не оскотинился, когда нас держали взаперти. Осталась человеком даже в тех условиях…

— Мой дед делал похожий. Только с липой. Говорил, помогает от дурных снов.

— Помогает?

— Нет. Но приятно было думать, что дед обо мне заботится.

Они передавали флягу туда-обратно, не говоря больше ни слова. Иногда молчание красноречивее любых признаний.

Где-то вдали прокричал ночной дозорный — смена караула. Раиса встала, отряхнула невидимые пылинки с формы.

— Мне пора продолжить обход.

— Как часто ты несёшь ночную вахту? — Матвей старался, чтобы вопрос прозвучал небрежно, но получилось не очень.

— Через ночь обычно. А ты? Часто не можешь спать?

— После того боя стало лучше, но… старые привычки. Иногда прихожу сюда подумать.

Они смотрели друг на друга несколько секунд. Что-то проскочило между ними — не искра, слишком рано для искр. Скорее, возможность искры. Обещание, что когда-нибудь, может быть…

— Восточный форт — хорошее место для тишины. Я здесь часто бываю, — сказала Раиса, и в голосе её прозвучало приглашение.

— Запомню.

Женщина сделала шаг к тени, готовая раствориться в ней, но обернулась:

— Матвей? Ты сказал, что-то изменилось после боя с Жнецом. Это хорошо. Перемены… они не всегда к худшему.

И растворилась в темноте, словно её и не было. Но Крестовский знал — она улыбалась. Чувствовал это обострёнными чувствами метаморфа.

Он остался стоять на стене, глядя на звёзды. Впервые за долгое время думал не о прошлом — о погибших друзьях, о бутылке, о том, как бы поскорее сдохнуть. Думал о будущем. О женщине с глазами цвета неба и запахом полыни. О том, что, возможно, причину жить не нужно искать. Иногда она сама находит.

Я откинулся в кресле, глядя на военную карту Владимирского княжества, разложенную на столе. После победы в дуэли прошло всего несколько дней, а разведка уже доносила о лихорадочной подготовке к походу. Сабуров бросал все силы на войну, и я понимал почему.

Князь собственноручно загнал себя в угол. Публичные оскорбления в мой адрес, обвинения в узурпации, попытка уничтожить меня чужими руками через подставного дуэлянта — всё это создало ситуацию, из которой нельзя выйти без потери лица. Если он сейчас отступит, признает поражение, его политическая карьера закончится. Бояре почуют слабость и начнут искать нового лидера.

Я постучал пальцем по карте, отмечая расположение союзных Сабурову отрядов и подразделений. После того, как Архимагистр Крамский сгорел заживо на глазах у всего Покрова, многие переосмыслили расклад сил.

Сабуров оказался в изоляции. И это делало его особенно опасным — загнанная в угол крыса всегда бросается в последнюю атаку.

Но была и экономическая составляющая. Я взял со стола отчёт Коршунова о примерных расходах противника. Несколько ратных компаний наёмников, боярское ополчение, артиллерия с боеприпасами, провиант, фураж — всё это требовало колоссальных затрат. Даже для княжеской казны содержание такой армии было тяжёлым бременем, а учитывая, что после смерти Веретинского финансы княжества и так находились не в лучшем состоянии…

И даже если Сабурова спонсировали заинтересованные лица — те же Демидовы с Яковлевыми, мечтающие убрать конкурента, — их карманы тоже не бездонны. Любой инвестор рано или поздно потребует результата, а не бесконечных отчётов о «подготовке к решающему удару».

Сабуров просто не мог позволить себе держать такую армию в бездействии долго. Наёмники требовали регулярной платы независимо от того, воюют они или простаивают в казармах. Боярское ополчение ожидало соответствующего их статусу содержания. Каждый день промедления — это огромные суммы, утекающие из казны без всякой отдачи.

Плюс человеческий фактор. Я вспомнил свой опыт прошлых военных кампаний — армия в ожидании битвы похожа на натянутую тетиву. Какое-то время напряжение держится, но потом неизбежно начинается разложение. Солдаты нервничают, начинаются пьянство и драки, дисциплина падает. Особенно это касалось наёмников — им нужна война и добыча, а не сидение в казармах.

А после моей победы над Крамским к естественному напряжению добавился страх. Я усмехнулся, вспоминая рассказы разведчиков. Молодые бояре, записавшиеся в ополчение из чувства долга или в поисках славы, теперь искали предлоги, чтобы не участвовать в походе. Внезапные болезни, срочные семейные дела, неотложные поездки — арсенал отговорок был богат.

Даже закалённые наёмники нервничали. Одно дело — воевать с обычным противником, совсем другое — идти против мага, который сжёг Архимагистра. В таверне «Три медведя» во Владимире, по словам агента Коршунова, капитан одной из ратных компаний прямо сказал: «Платонов — не человек. Он то ли демона призвал, то ли сам чёрт знает что. Как против такого воевать⁈»

Время работало против Сабурова. С каждым днём его армия слабела морально, таяла численно, пожирала деньги. А мои позиции только укреплялись — форты достраивались, подходили новые добровольцы, соседние деревни просились под защиту.

Князь это понимал. Отсюда и спешка с наступлением. Он должен был ударить сейчас, пока ещё сохранял хотя бы видимость силы. Пока страх перед ним ещё превышал страх перед загадочным маркграфом из Пограничья. Пока деньги Демидовых и Яковлевых ещё позволяли содержать эту армию.

Сабуров сделает ставку на один сокрушительный удар. Бросит все силы в одну атаку, надеясь сломить нас численным превосходством и поддержкой Гильдии Целителей, которые, конечно же, не смогли остаться в стороне. Классическая стратегия отчаяния — всё или ничего.

Что ж, я дам ему его битву. Но на своих условиях.