Император Пограничья 13

Глава 3

Я оставил половину гвардейцев в деревне — Брагину, Соколову, Журавлёва и Молотова. Пожары уже почти потушили, но работы хватало: разобрать завалы от взорванных домов, вытащить перепуганных жителей из подвалов, помочь раненым добраться до импровизированного медпункта. Дым всё ещё висел над Николополем, но самое страшное уже миновало.

— Игнат, — обратился я к Молотову, который держал на сгибе локтя тяжёлый шлем, — ты тут за старшего. Помогите людям встать на ноги. Если кому нужна медицинская помощь — к Соколовой.

Штурмовик кивнул, вытирая пот со лба. Его доспехи из Сумеречной стали были покрыты копотью и почти незаметными вмятинами от пуль, но сам он не получил ни царапины.

С остальными бойцами я двинулся к северной дороге, где неизвестные военные задержали остатки вражеских сил. Через глаза Скальда я видел картину полного разгрома — около тридцати наёмников лежали лицом в грязь, руки за головой, оружие свалено в кучу поодаль. Над ними стояли бойцы в качественной тактической экипировке без опознавательных знаков.

Седоусый командир заметил наше приближение и выпрямился. Ветеран лет пятидесяти пяти, с военной выправкой, которую не скроешь никаким камуфляжем. Шрам через левую бровь, взгляд опытного офицера, привыкшего оценивать обстановку за секунды. Когда я подошёл ближе, он отдал честь — жест неожиданный для наёмника.

— Маркграф Платонов? — уточнил он, хотя в его голосе не было сомнений. — Давайте поговорим наедине, — его пронзительный взгляд задержался на лежащих вокруг остатках ратной компании.

— Давайте, — с интересом в голосе ответил я, начиная догадываться, кем может быть мой визави.

Стоило нам отойти в сторону, как он представился:

— Майор запаса Феофан Рысаков. Князь Оболенский приказал прибыть в ваше распоряжение с пятьюдесятью бойцами.

Я кивнул, переваривая информацию. Вчера вечером я разговаривал с Матвеем Филатовичем о поддержке, но не ожидал, что помощь придёт так быстро. Слишком быстро.

— Когда вы получили приказ? — спросил я, изучая лица его людей. Все как на подбор — ветераны с боевым опытом, в глазах ни тени сомнения или страха.

— В два часа ночи подняли по тревоге, — ответил Рысаков. — К четырём утра уже выдвигались. Князь сказал — дело государственной важности. Не каждый день такое услышишь.

Государственной важности. Я задумался — Оболенский явно знал больше, чем показывал. Возможно, его разведка донесла о готовящихся рейдах Сабурова. Так или иначе он явно придавал огромную важность происходящему в Пограничье конфликту. В любом случае, его оперативность впечатляла и настораживала одновременно.

— Хорошая работа, майор, — кивнул я, указывая на пленных. — Кто среди них старший?

Рысаков подозвал двух своих бойцов, и те подняли на ноги одного из наёмников — капитана Наумова, как признался тот сам. Мужик с квадратной челюстью выглядел помятым, на скуле наливался синяк.

— Капитан, — обратился я к нему. — Расскажите о ваших дальнейших планах. И не пытайтесь врать — мне уже многое известно.

Наумов сплюнул кровь в сторону, помедлил, оценивая ситуацию. Вокруг него стояли полсотни вооружённых до зубов ветеранов, плюс мои гвардейцы. Выбор был очевиден.

— Булат должен был идти следом, — хрипло произнёс он. — Через два-три часа…

— Врёшь, — жёстким голосом перебил я его.

— Через час… — отвёл глаза в сторону собеседник. — Их задача — южные деревни. Иванищи, Большие и Малые Острова, может, до Уршельского дойдут. У Плещеева больше сотни бойцов, хорошо вооружены.

— Остальные ратные компании?..

— Не знаю. Их командир Булата координировал.

Взмахом руки отпустив от себя пленника, я вернулся к делам насущным — трофеям. Два грузовика «Берёза-М» — третий мои заклинания превратили в металлолом. Два военных внедорожника в хорошем состоянии. Оружие — около семидесяти автоматов, пара гранатомётов, несколько ящиков с боеприпасами.

— Всё погрузить, — приказал я Рысакову. — Транспорт пригодится, оружие тоже.

Пока ветераны Сергиева Посада занимались делом, я подошёл к разоружённым наёмникам, среди которых находился Наумов. Пленники сидели и лежали кучками, кто-то перевязывал раны товарищам, кто-то просто тупо смотрел в землю.

Я смотрел на побитых бойцов и быстро просчитывал варианты. Можно было бы их всех перебить — просто и эффективно. Но мёртвые не расскажут о том, что здесь произошло. А мне нужно, чтобы рассказали. Чтобы каждый наёмник во Владимире знал Николополье, где полсотни бойцов превратилось в кровавое месиво. Чтобы командиры ратных компаний десять раз подумали, прежде чем вести людей в Пограничье. Страх — отличное оружие, и эти тридцать человек разнесут его по всем кабакам и казармам.

Но главное — мне нужно время. Форты вокруг Угрюма ещё не достроены, а строители и геоманты работают на пределе сил. Каждый день промедления противника — это ещё один ряд камней в стенах, ещё одна огневая точка, ещё пяток обученных ополченцев. Пусть Сабуров и его генералы спорят, стоит ли связываться с магом такого уровня и как лучше меня одолеть. Пусть наёмники требуют тройную плату за поход в «проклятые земли». А я пока превращу каждую деревню в крепость.

— Слушайте внимательно, — заговорил я, вкладывая в голос толику Императорской воли. — Сейчас вы встанете и уйдёте. Пешком, без оружия. Идите во Владимир, в Суздаль, куда угодно. Но запомните — в землях Пограничья для вас есть только одна награда. Смерть. Сегодня я отпускаю вас, потому что вы просто исполняли приказы. Но если увижу хоть одного из вас с оружием в этих местах — пощады не будет.

Капитан Наумов поднялся первым. Единственный выживший командир понимающе кивнул — он видел, что произошло с северным флангом его отряда. Хрустальная паутина вместо тел для погребения оставила от людей только нашинкованный винегрет.

— Поняли, маркграф, — прохрипел он. — Уходим.

Наёмники потянулись прочь — жалкая процессия из трёх десятков человек, многие хромали, поддерживали раненых товарищей. Я смотрел им вслед без жалости. Они пришли жечь деревни, убивать мирных жителей. То, что их самих почти уничтожили — справедливое возмездие.

Вернувшись в Николополье, я первым делом направился к импровизированному медпункту возле обрушенной часовни. Марина Соколова склонилась над пожилой женщиной, осторожно промывая рваную рану на её плече — осколок от взрыва. Рядом сидели ещё несколько человек с порезами и ушибами.

— Как они? — спросил я у полевого медика.

Соколова подняла усталые глаза. На её лице были брызги чужой крови.

— Справятся, командир. Никто не умер, это главное. Хотя парочку контузило знатно — дома рядом с ними взлетели на воздух.

Я обошёл раненых, с каждым перекинулся парой слов. Люди смотрели на меня со смесью благодарности и благоговейного страха. Ещё бы — они видели, как я парил в воздухе, окружённый вихрем металла, видели, что осталось от вражеского отряда.

Староста подковылял ко мне, опираясь на палку. Седая борода была опалена с одного бока, но глаза горели решимостью и чем-то ещё — стыдом.

— Воевода, — начал он, неловко кланяясь. — Мы… мы не знаем, как благодарить. Если б не вы и ваши люди…

— Рад, что успели вовремя, — ответил я, изучая его лицо. — Хотя если помнишь, отец, я предлагал свою защиту ещё месяц назад, после смерти Дроздова. Ты и другие старосты решили, что мой протекторат вам не нужен. Я не осуждаю — после того, что устроил Степан, любая власть казалась угрозой. Но сегодняшний день показал цену такого решения.

Старик покраснел, опустил взгляд. Его пальцы крепче сжали палку.

— Был дураком, воевода. Старым, упрямым дураком, — голос его дрогнул. — Думал, раз Дроздова не стало, так и угроз больше не будет. Думал, отсидимся тихо, никого не трогаем — и нас не тронут. А оно вон как обернулось… Вначале те лиходеи пришли, чтоб их черти драли, потом эти… Если б не вы, от деревни одни угли остались бы.

Я кивнул, давая ему время собраться с мыслями.

— Теперь понимаю — в одиночку нам не выжить, — продолжил староста. — Князь наймитов шлёт. Ему ваша вольница поперёк горла. И, похоже, это только начало. Будут и другие головорезы, верно? Сколько ещё ратных компаний придёт жечь и грабить?..

— Столько, сколько Сабурову понадобится, — ответил я прямо. — Пока либо вы все не сгорите, либо не преклоните колени перед Владимиром.

Староста вздрогнул, представив картину.

— Воевода Платонов, — он внезапно опустился на одно колено, не обращая внимания на боль в раненой ноге. — Прошу принять Николополье под вашу руку. Знаю, поздно спохватился, знаю, что отказал вам раньше. Но теперь вижу — только с вами у нас есть шанс выжить. Примите нас, и я клянусь — будем верно служить, подати платить, рекрутов давать.

— Встань, — помог я ему подняться. — Не нужно коленопреклонений. Приму вас под защиту, но с условием. Разнеси весть по остальным деревням — Малым Боркам, Пшеницыно, Каменке, Дубровке, Криницам. Расскажи, что здесь произошло. Пусть старосты сами решат, хотят ли они повторения судьбы Николополья или предпочтут мою защиту.

— Разнесу, воевода. Сам поеду, как только ногу подлечу. Расскажу всё как есть — и про проклятых Чёрных Молний, и про то, как вы нас спасли. Пусть знают, что в одиночку против бандитов не устоять, — он помолчал, затем добавил тише. — Даже если остальные упрутся по своей дурости, как я упирался, Николополье всё равно пойдёт за вами. Хватит с меня гордыни, чуть всю деревню не сгубил из-за неё.

Хлопнув его по плечу, я пошёл собирать своё пополнившееся в численности войско. Половину отряда Рысакова направил для подстраховки в Каменку, откуда открывалась дорога и на деревню Иванищи Руслана Ракитина, и на пяток поселений поменьше. Если Булат всё же решится сегодня совершить глупость, и напасть на южные деревни, люди Рысакова с выданными им гранатомётами, встретят гостей с почётом. А после и подкрепление от Ракитина подойдёт.

Мы же погрузились в трофейный транспорт. Два грузовика и два внедорожника — неплохое пополнение нашего автопарка. Ветераны Сергиева Посада расселись по машинам вместе с моими гвардейцами и мы направились домой.

Князь Михаил Фёдорович Сабуров сидел за массивным дубовым, меланхолично глядя в окно. Там занимался серый рассвет, окрашивая комнату в холодные тона. В камине потрескивали берёзовые поленья — единственный источник тепла в промозглое октябрьское утро.

Перед столом по стойке смирно застыл полковник княжеской гвардии Борис Иванович Щербин — жилистый мужчина лет сорока пяти с проседью в волосах, привычкой прятать за спиной левую руку, где не хватало мизинца, и прямой спиной кадрового военного. От него едва уловимо пахло дорогим одеколоном — деталь, которая совершенно не вязалась с его суровым обликом. На его груди поблёскивал орден Святого Владимира второй степени за оборону города от Бездушных двадцать лет назад.

Справа от князя стоял седой, как лунь, советник Акинфеев, сложив руки на животе, а у карты на стене расположился генерал Хлястин, сцепив руки в замок.

— Присядьте, полковник, — Сабуров жестом указал на стул напротив.

— Благодарю за предложение, Ваша Светлость, но предпочту стоять, — ровным голосом ответил Щербин, не сдвинувшись с места.

Князь едва заметно поморщился. Отказ сесть был явным сигналом — гвардеец подчёркивал официальность момента и дистанцию между ними.

— Как пожелаете, — Михаил Фёдорович откинулся в кресле, стараясь выглядеть непринуждённо. — Полагаю, вы в курсе ситуации в Пограничье? Самозванец Платонов захватил Угрюм, призывает дворян и простолюдинов к мятежу против законной власти. Его наглость дошла до того, что он публично обвинил меня в узурпации.

Щербин молчал, глядя в точку над головой князя.

— Планируется крупная операция по восстановлению порядка, — продолжил Сабуров. — Ратные компании уже собраны, но им нужна поддержка регулярных сил. Княжеская гвардия как элитное подразделение могла бы возглавить…

— Прошу прощения, Ваша Светлость, — перебил Щербин. — Устав гвардии предельно чёток. Наша задача — защита княжеской семьи и столицы от внешних и внутренних угроз. Карательные операции против поселений княжества не входят в наши обязанности.

В голосе полковника звучала сталь. Сабуров почувствовал, как под столом непроизвольно сжимаются кулаки.

— Полковник Щербин прав формально, — мягко вмешался Акинфеев, делая шаг вперёд. — Однако стоит вспомнить о присяге гвардии князю и необходимости поддерживать порядок во всём княжестве. В истории есть примеры, когда гвардия участвовала в подавлении мятежей. Восстание боярина Крутикова сто лет назад…

— С позволения, господин советник, — Щербин повернул голову к старику. — То были восстания против законной власти с оружием в руках. Здесь же речь идёт о споре между аристократами о праве на управление территорией. Маркграф Платонов формально имеет грамоту на Угрюм от покойного князя Веретинского. Если мне не изменяет память, именно вы, Ваша Светлость, в вашем прошлом качестве церемониймейстера покойного князя занимались этим вопросом, — в голосе полковника прозвучал едва уловимый сарказм.

— Это неподчинение, граничащее с изменой! — рявкнул генерал Хлястин от карты. — Отказ выполнить прямой приказ князя…

— Гвардия подчиняется князю в рамках своего устава, — холодно парировал Щербин, даже не взглянув на генерала. — Устава, принятого ещё основателем княжества и подтверждённого каждым последующим правителем. Если генералу нужны войска для похода, в его распоряжении есть регулярная дружина.

Сабуров видел, как Хлястин багровеет от злости. Акинфеев незаметным жестом остановил генерала от резкого ответа.

— Полковник, — князь наклонился вперёд, стараясь придать голосу дружелюбные нотки. — Я понимаю вашу приверженность уставу. Но времена меняются. Гвардейцы заслуживают повышения жалования за верную службу. Их семьи могли бы получить дополнительные привилегии — льготы на образование детей, налоговые льготвы…

Щербин впервые посмотрел прямо в глаза князю. В этом взгляде мелькнуло что-то похожее на презрение, быстро скрытое за маской военной невозмутимости.

— Благодарю Вашу Светлость за искреннюю заботу о моих подчинённых. Уверен, они оценят ваше внимание к их нуждам. Однако это не меняет нашей позиции относительно участия в операции против мирных подданных княжества.

В кабинете повисла тишина. Было слышно только потрескивание дров в камине и мерный стук напольных часов в углу. Каждый удар маятника словно отсчитывал время, работающее против Сабурова.

Михаил Фёдорович медленно поднялся, опираясь ладонями о стол. Тяжёлая дубовая столешница чуть скрипнула под его весом.

— Это ваше окончательное решение, полковник?

— Это решение всего офицерского состава гвардии, Ваша Светлость, — Щербин выпрямился ещё больше, если это вообще было возможно. — Мы обсудили этот вопрос заранее, предвидя возможность подобного… приказа.

«Заранее обсудили». Слова повисли в воздухе как пощёчина. Гвардейцы знали, что он обратится к ним, и заблаговременно сговорились отказать.

— Вы можете идти, полковник, — процедил Сабуров сквозь зубы.

Щербин отдал безупречный воинский салют, развернулся на каблуках и вышел. Тяжёлая дверь закрылась с глухим стуком.

Едва шаги полковника стихли в коридоре, Сабуров со всей силы смёл документы со стола. Бумаги разлетелись по кабинету, чернильница разбилась о стену, оставив тёмное пятно на новом гобелене.

— Ваша Светлость… — начал Акинфеев.

— Молчать! — князь тяжело дышал, пытаясь справиться с яростью. — Эти… эти самонадеянные вояки думают, что могут диктовать мне условия!

— Силой заставить их невозможно, — тихо заметил советник. — Если прикажете арестовать Щербина, остальные офицеры просто не выведут людей из казарм. А попытка разоружить гвардию…

— Закончится резнёй в центре Владимира, — мрачно закончил Хлястин. — Они засели в укреплённых казармах, у них лучшее вооружение и подготовка. Моя дружина их не выбьет без больших потерь, что лишит всякого смысла их привлечение к операции против Угрюма…

Сабуров опустился обратно в кресло, потирая виски. Головная боль, мучившая его с момента убийства Веретинского, усилилась.

— Можем найти замену Щербину, — предложил генерал. — Среди младших офицеров наверняка есть амбициозные…

— Верно, и этот вопрос надо проработать! — отрезал князь.

Он смотрел на портрет древнего правителя, ещё не снятый со стены. Князь Мстислав Андреевич, древний предок Веретинского, взирал с полотна с лёгкой насмешливой улыбкой. Именно он создал нынешнюю гвардию, дал ей особые привилегии и независимость. И эта же гвардия не предотвратила его убийство сотни лет назад — просто не вышла из казарм, когда один из сыновей князя с заговорщиками убивали законного правителя.

«Они помнят, — с горечью подумал Сабуров. — Помнят, как я входил в кабинет Веретинского в ту ночь. Знают, что князь не мог сжечь сам себя. И теперь выжидают».

В истории Содружества гвардейские полки не раз решали судьбу княжеств. В Ярославском княжестве десять лет назад именно гвардия, возглавляемая министром финансов Шереметьевым, свергла князя Засекина. В Рязани гвардейцы возвели на трон младшую ветвь династии после пресечения старшей. Даже здесь, во Владимире, ходили слухи, что смерть Мстислава Андреевича была не печальным совпадением, а тщательно спланированной операцией, в которой гвардия сыграла свою роль, просто самоустранившись.

— Найдите другие способы убедить их, — наконец произнёс Сабуров, глядя на своих советников. — Подкуп отдельных офицеров, шантаж, что угодно. Мне нужна гвардия. Без неё моё положение…

Он не закончил фразу, но все понимали. Без лояльности элитного военного подразделения власть нового князя висела на волоске. Любой влиятельный боярин мог организовать переворот, зная, что гвардия не вмешается.

— Займусь этим лично, — кивнул Акинфеев. — У меня есть определённые… рычаги влияния.

Князь и советник понимающе переглянулись.

Вскоре все помощники покинули кабинет, и Сабуров остался один. Серый рассвет за окнами окрасился в грязно-жёлтый цвет. Где-то там, в Пограничье, Платонов укреплял свои позиции. А здесь, в столице, князь не мог положиться даже на собственную гвардию.

«Инструмент есть, но владеть им я не могу», — с горечью подумал он, вспоминая надменное лицо Щербина. Полковник едва скрывал презрение. Они все знали правду о смерти Веретинского и теперь выжидали, чтобы в нужный момент продать свою лояльность тому, кто предложит больше.