Император Пограничья 11

Глава 2

С каждой строчкой внутри меня всё сильнее разгоралось бешенство.

«Постановление Академического совета по вопросу нелицензированной образовательной деятельности в Марке Угрюм…» — начиналось послание витиеватым канцеляритом.

Юридические меры били наотмашь. Отзыв магических лицензий у всех, кто уже поддержал меня и всех преподавателей, которые согласятся работать в Угрюме. Полное отлучение от магического сообщества — никаких конференций, библиотек, исследовательских центров. Но самым мерзким был пункт о детях — любой ребёнок, обученный в Угрюме, объявлялся «нелегитимным магом». Его диплом не признают нигде в Содружестве, он не сможет устроиться на работу. Любые исследования, проведённые у нас, заранее объявлялись лженаучными.

Экономические санкции добивали — полное эмбарго на торговлю магическими материалами с Угрюмом. Никакой нам Эссенции, Реликтов и артефактов от лицензированных торговцев.

А социальные меры… Я стиснул зубы, читая о планируемой пропагандистской кампании. Обвинения в шарлатанстве, утверждения, что я калечу детей опасными экспериментами, подвергаю их смертельному риску ради собственных амбиций.

— Сукины дети… — повторил я, чувствуя, как усталость после ритуала полностью испаряется, сменяясь лихорадочной бодростью.

Коршунов молча наблюдал за моей реакцией. Я готов был смять скрижаль, но удержался и зашагал к дому. Разведчик поспешил следом.

— Прохор Игнатич, может, стоит обдумать…

— Обдумывать нечего, — отрезал я, врываясь в кабинет. — Они хотят войну — получат войну.

Я достал свой личный магофон и активировал режим записи. Несколько секунд собирался с мыслями, обдумывая стратегию. Нужно было не просто ответить на их выпад, но превратить их атаку в собственное преимущество. Они дали мне повод для публичного выступления — недоумки. Затем начал говорить, глядя прямо в записывающий кристалл артефакта:

— Подданные Содружества, добрый день. Час назад Академический совет опубликовал своё постановление относительно академии магии Угрюма. Я зачитаю вам эти санкции полностью, чтобы каждый понял истинное лицо тех, кто называет себя хранителями магического знания.

Я медленно, с расстановкой озвучил каждый пункт документа, давая слушателям время осознать масштаб угроз и давления.

— Академический совет объявил нам блокаду? Отлично. Сталь закаляется под ударами. У меня есть деньги от продажи высококлассного оружия из Сумеречной стали, которое вы можете найти в магазинах «Угрюмого арсенала» по всему Содружеству, — не стоило забывать о рекламе. — У меня есть земля. У меня есть дюжина Мастеров магии, готовых учить всех желающих. У них — только бумажки с печатями.

Я сделал паузу, затем перешёл к фактам, озвученным мне когда-то Леонидом Карповым:

— Теперь давайте посмотрим, за что они так яростно сражаются. В прошлом году 499 первокурсников поступили в Муромскую академию, 464 мест заняли дети аристократов. Из тридцати пяти мест для простолюдинов 21 достались тем, кто смог самостоятельно оплатить обучение и лишь 14 мест досталось малоимущим простолюдинам, получивших гранты и стипендии на средства обеспеченных меценатов. Средняя стоимость обучения — 500 рублей в год без учёта расходов на материалы, реагенты и книги. Для квалифицированного ремесленника это 17 годовых зарплат без еды и крыши над головой. Для простого рабочего — 60 годовых зарплат. Всей жизни не хватит.

Дав цифрам осесть в сознании слушателей, я продолжил:

— Теперь вы понимаете истинную причину их истерии? Это не забота о детях. Не желание сохранить чистоту магической науки. Это банальный, примитивный страх, смешанный с ещё более примитивной жадностью. Страх замшелых стариков, кто веками торгует дипломами и превратил магическое образование в закрытый клуб для избранных. Жадность тех, кто наживается на отчаянии родителей, готовых отдать любые деньги за будущее своих детей. Алчность толстосумов, которые не желают делиться прибыльным бизнесом. Они боятся конкуренции, боятся, что их бездарные выпускники с купленными местами не выдержат сравнения с теми, кого мы обучим в Угрюме. Боятся, что их монополия на знания рухнет, а вместе с ней — и золотая жила, когда талантливые дети всех сословий получат шанс раскрыть свой потенциал.

Мой голос стал жёстче:

— Но страх не победит. Страх не сможет потушить пожар, вспыхнувший в Угрюме. Вот мой ответ Академическому совету. Я подтверждаю все свои предложения, озвученные ранее. Каждый преподаватель, потерявший лицензию за работу в Угрюме, получит пожизненную должность, дом и двойное жалование. Уже учреждён стипендиальный фонд для одарённых учеников. Любой одарённый ребёнок, которому отказали из-за происхождения или бедности — добро пожаловать в Угрюм. Наряду с этим мы будет вести спонсирование всех полезных магических исследований.

Это привлечёт лучших из тех, кто недоволен системой. Многие талантливые наставники годами мечтают о свободе преподавания, но боятся потерять работу. Теперь у них будет гарантия.

Мрачно улыбнувшись, я продолжил:

— И да — я повторяю свой вызов любому представителю Академического совета на публичные дебаты. Пусть докажут перед всем Содружеством, что их система лучше.

Они не примут вызов — слишком много потеряют в случае проигрыша. Но сам отказ, как и игнорирование, будут выглядеть как признание слабости.

— Кроме того, через год я проведу открытый турнир магов. Победителям — денежные призы и гарантированная работа в любой структуре Угрюма. Пусть наши «нелегитимные» ученики сразятся с их лицензированными выпускниками. Посмотрим, чьи дипломы окажутся бумажками, а чьи знания — настоящими.

Турнир — это отличный ход по нескольким причинам. Во-первых, публичная демонстрация качества обучения. Во-вторых, способ заработать репутацию школе. В-третьих, возможность привлечь сильных магов — победителей можно будет нанять для усиления войска против Бездушных. И наконец, денежные призы привлекут участников со всего Содружества, создав нам бесплатную рекламу.

Я сделал паузу, чувствуя, как ярость трансформируется в холодную решимость.

— Запомните мои слова. Страх имеет власть лишь над теми, кто позволяет ему собой управлять. Академический совет — это голый король, размахивающий бумажками и угрозами, потому что у него нет реальной власти. Через пять лет никто не вспомнит, что существовала такая бессильная в своей злобе организация. Потому что талантливые маги всех сословий, воспитанные Угрюмом, составят реальную конкуренцию на всех важных должностях. И тогда решать будут не связи и золото родителей, а истинные способности.

Пять лет — реалистичный срок для первого выпуска полноценных магов. К тому времени мы успеем создать полноценную систему обучения и доказать её эффективность.

Я наклонился ближе к кристаллу и произнёс финальные слова с железной уверенностью:

— Будущее пришло, и его свет разгонит тьму невежества и косности. Они боятся этого будущего, но оно уже здесь. Мы строим его в Угрюме. Поддержите нас в Пульсе и других социальных сетях. Покажите Академическому совету, что время их тирании закончилось.

Я завершил запись и сразу же опубликовал видео на своей странице в Пульсе. Затем откинулся в кресле, чувствуя опустошение после выплеска эмоций. Коршунов заглянул через плечо, наблюдая, как счётчик просмотров начал стремительно расти.

Уже через час в кабинет ворвалась Полина с магофоном в руках:

— Прохор, ты должен это видеть! Классический Эффект Потёмкина в действии!

— Что? — я непонимающе посмотрел на девушку.

— Эффект Потёмкина, — хмыкнула Белозёрова, усаживаясь в кресло напротив. — Лет десять назад князь Потёмкин попытался запретить песню о своей любовнице, — как прилежная ученица, пояснила девушка с улыбкой в голосе. — Приказал изъять все копии, удалить страницу в Эфирнете и арестовать певцов. В итоге песню узнала всё Содружество, а до того она была известна только в Смоленске. С тех пор любая попытка запретить информацию, которая приводит к её массовому распространению, называется Эффектом Потёмкина.

Она протянула мне магофон. На экране Пульс буквально взрывался сообщениями. Кто-то создал хештег #БудущееПришло, и под ним тысячи людей делились своими историями.

«Мой сын показал магический дар в восемь лет. В академии Владимира нам сказали — пятьсот рублей в год или убирайтесь. Где простому кузнецу взять такие деньги?»

«Я из обедневшего рода Струйских. У меня есть дар водной магии, но после разорения семьи нет денег на обучение. Академический совет отказал в стипендии — мол, мест для благотворительности нет».

«Работаю счетоводом, хотя в детстве проявился дар земли. На конкурсе для простолюдинов в Суздальской академии — триста человек на одно место. Не прошла. Теперь трачу дар на выращивание цветов в горшках».

Особенно меня обрадовало сообщение от некоего боярина Воскобойникова:

«Мой род обеднел после последнего Гона. Сын одарён, но у нас нет средств на академию. Лицензии у нас всё равно нет и не было бы, так что терять нечего. Едем в Угрюм. Пусть Академический совет засунет свои санкции себе в…», — я оторвал взгляд от текста, и моя ухмылка стала ещё шире.

Под утро количество сообщений перевалило за десять тысяч. Люди рассказывали о несправедливости системы, о талантах, загубленных сословными предрассудками, о взятках за места в академиях.

— Академический совет сам себя закопал, — констатировала Полина. — Если бы просто проигнорировали твоё первое обращение, через неделю все бы забыли. А теперь это главная тема во всём Эфирнете.

Я кивнул, наблюдая, как нарастает волна общественного возмущения. Академический совет совершил фатальную ошибку. Вместо тихого удушения они устроили публичную казнь. И теперь весь мир увидел их истинное лицо.

Председатель Академического совета Ипполит Львович Крамской стоял у окна своего кабинета в Новгородской академии, глядя на вечерние огни Великого Бастиона. В руке он держал бокал коньяка, но алкоголь не помогал унять внутреннюю тревогу, которую он тщательно скрывал от собравшихся. На столе лежал магофон, из которого на повторе звучало второе обращение маркграфа Угрюма.

В кабинете присутствовали ректоры крупнейших академий Содружества — экстренно созванные в ответ на кризис, грозящий разрушить всю систему магического образования. Проректор Суздальской академии Павел Мстиславович Шуйский, ректор Владимирской академии Елизавета Андреевна Горская, представители Ростова, Твери и Ярославля — все прибыли в течение дня после публикации санкций.

Ипполит Львович багровел, слушая, как маркграф зачитывает их санкции и разбирает их по пунктам.

— Откуда у него статистика по приёму? — прошипел он, когда Прохор огласил точные цифры о количестве аристократов и простолюдинов в Муромской академии.

— Возможно, утечка из приёмной комиссии, — предположила Горская, пожилая женщина с острым взглядом. — Замыцкий не явился. Видимо, не хотел объяснять, что за бардак там у него творится.

Когда Прохор дошёл до слов о «замшелых стариках, которые веками торгуют дипломами», Крамской рявкнул так резко, что Шуйский с перепугу опрокинул чернильницу.

— Выключите это!

Но Горская лишь покачала головой, показывая на свой магофон:

— Ипполит Львович, это уже везде. Пульс взрывается. Этот идиотский хештег в топе трендов. Десятки тысяч перепостов.

— Боярин Воскобойников публично заявил, что везёт сына в Угрюм, — тихо сообщил Шуйский, не поднимая глаз от своего устройства.

— Воскобойников… — Крамской сохранял невозмутимое выражение лица, хотя внутри всё кипело. Архимагистр второй ступени не мог позволить себе показать слабость. — Если такие, как он, начнут массово переходить к Платонову…

— Это будет лавина, — закончила Горская, выглядевшая измождённой.

— У него будет больше учеников, чем в половине наших академий, — подхватил Шуйский. — Ипполит Львович, как мы допустили это?

Крамской отвернулся от окна, его осанка оставалась идеально прямой, голос — уверенным:

— Мы недооценили его амбиции. Но ситуация под контролем.

Его мысли вернулись к событиям двухдневной давности. Тогда, получив первое обращение Прохора, он созвал заседание узкого круга в этом же кабинете. Как самоуверенно он тогда говорил…

«Вызов на дебаты? Этот мальчишка, убивший Горевского, смеет вызывать нас на публичные дебаты?» — его голос тогда звучал презрительно, властно.

Шуйский пытался возразить, напомнив, что технически Платонов не был осуждён за убийство. Но Крамской отмёл возражения ударом кулака по столу, и хрустальные графины задрожали.

«Важно, что этот любитель черни угрожает всей системе! Двойная зарплата преподавателям? Бесплатное обучение? Простолюдины наравне с аристократами?»

Горская наклонилась вперёд:

— Ипполит Львович, если мы проигнорируем это, он действительно может переманить часть преподавателей. Особенно молодых и амбициозных.

— Тогда мы не будем игнорировать, — процедил Крамской. — Мы раздавим его. Полная блокада по всем фронтам.

— Не слишком ли жёстко? — усомнился Шуйский. — Это может вызвать общественный резонанс.

Председатель презрительно фыркнул:

«Какой резонанс? Кучка недоучек и обиженных простолюдинов? Через месяц все забудут об этой затее. А Платонов сдохнет без Эссенции и артефактов. Составьте документ с максимально жёсткими санкциями. Мы раздавим его. Покажем всем, что бывает с теми, кто идёт против системы».

Как же он тогда был уверен в своей правоте. Веками Академический совет контролировал магическое образование. Совет купцов Новгорода щедро финансировал сам Академический совет как организацию, получая взамен влияние на подготовку магов во всех княжествах. Возможность запустить пальцы в чужие пироги стоило каждой затраченной копейки. Система работала как часы.

— Ипполит Львович, — голос Шуйского вернул его в настоящее. — Совет купцов требует экстренной встречи. Михаил Посадник лично интересуется ситуацией.

Крамской едва заметно напрягся. Посадник — первый среди равных в Совете купцов, контролирующего Бастион Великого Новгорода, человек с огромным весом, чьё мнение могло склонить чашу весов в любую сторону.

— Что именно его интересует?

— Инвесторы начинают задавать вопросы. Если Платонов действительно создаст альтернативную систему образования, если его ученики окажутся компетентнее наших выпускников, а главное, дешевле…

— Торговые дома начнут нанимать их вместо наших, — докончила Горская. — А мы потеряем финансирование.

В дверь постучали. Вошёл секретарь с бледным лицом:

— Ипполит Львович, только что поступило сообщение. Магистр Сазанов из Смоленской академии публично отказался от лицензии и заявил о переходе в Угрюм. За ним последовали ещё трое преподавателей из разных городов.

Крамской сделал глоток коньяка, не меняя выражения лица, хотя внутри всё оборвалось. Сазанов — светило в области прикладной артефакторики, его учебники использовались во всех академиях.

— И это только начало, — прошептал Шуйский. — Молодые преподаватели уже обсуждают в частных чатах условия Платонова. Двойная зарплата, свобода исследований…

— Ситуация требует решительных мер, — Крамской поставил бокал, его голос оставался твёрдым. — Свяжитесь с князьями. Нужна политическая поддержка. И с Гильдией Артефакторов — пусть следят, чтобы никто не продавал ему материалы. И… — он помедлил, — подготовьте кандидата для публичных дебатов. Кого-то с безупречной репутацией и ораторским даром. Пусть примет вызов Платонова и разобьёт его аргументы перед всем Содружеством.

— Кого вы имеете в виду? — спросил Шуйский.

Ипполит Львович пощёлкал пальцами, пытаясь вспомнить подходящую кандидатуру, и, наконец, выдал:

— Магистра Белинского из Ростовской академии. Блестящий теоретик, автор трудов по истории магического образования. И главное — из старинного рода, его слово имеет вес. Пусть покажет всем, что наша система проверена веками, а фантазии Платонова — опасная авантюра базарного шарлатана.

— А если он проиграет дебаты?

Архимагистр посмотрел на своих советников холодным взглядом:

— Он не проиграет. Мы подготовим его досконально. Каждый аргумент, каждую цифру. Этот выскочка не понимает, с кем связался. Мы контролируем магическое образование уже больше пяти веков. Какой-то мальчишка с чрезмерными амбициями нас не остановит.

Крамской дёрнул щекой и нехотя признал:

— Но будьте предельно осторожны. Этот человек опаснее, чем мы предполагали. Он не просто бросил вызов системе. Он дал надежду тысячам обездоленных.

Ипполит Львович подошёл к окну, глядя на огни Новгорода. Внешне — несгибаемый лидер, готовый к битве. Внутри — человек, впервые за долгие годы почувствовавший, как земля уходит из-под ног. Нет, ощутивший настоящий страх. Не перед Прохором, а перед тем, что тот пробудил — жаждой перемен в тысячах обездоленных магов по всему Содружеству. Потому что он понимал то, чего не осмеливался произнести вслух: надежда — самая опасная сила в мире.

И сейчас эта сила была направлена против них.

Я только закончил просматривать отклики в Пульсе, когда мой личный магофон зазвонил. Номер был незнакомый.

— Слушаю, — ответил я, ожидая чего угодно, от угроз до попыток подкупа.

— Маркграф Платонов? — молодой мужской голос на другом конце был спокойным, даже усталым. — Мне необходимо встретиться с вами лично. Как можно скорее.

— Кто говорит?

Последовала пауза, затем вздох:

— Галактион Борисович Старицкий. Член Академического совета, проректор Ростовской академии.