Из-под груды камней показалась рука, потом вторая. Ахмед выполз первым, отряхиваясь от пыли и сплёвывая песок.
— Рустам! Ты живой?
— Определи «живой», — прохрипел сиплый голос из-под обломков. — Если это когда всё болит и во рту вкус могилы — то да, живой.
Ахмед помог напарнику выбраться. Оба снайпера огляделись — от крепости Алтынкала остались руины. Солнце уже поднялось высоко, окрашивая камни в розовый цвет.
— Красиво, — философски заметил Ахмед. — Как закат империи.
— Как моя ипотека после потери работы, — мрачно поправил Рустам.
— Знаешь, что самое обидное? — Ахмед стряхнул пыль с покоржённой винтовки — ствол погнут под прямым углом. — Мы единственные два идиота, которые не успели ни сдохнуть героически, ни свалить вовремя.
— Застряли между, — согласился Рустам, проверяя, цела ли нога. — Как тот анекдот про девственницу на третьем этаже борделя.
— Не знаю такого.
— Потом расскажу. Пошли, до ближайшего города километров восемьдесят.
Они начали спускаться по развалинам. Ахмед подобрал чью-то флягу, понюхал, сделал глоток.
— Вода. Повезло. Кстати, ты заметил? Волкодав так и не выбрался.
— Заметил. Зарплату теперь точно не дождёмся.
— Ты о деньгах думаешь? Нас только что похоронили под тоннами камней, потом откопали, потом снова похоронили, а ты о зарплате?
— А о чём думать? О смысле жизни? — Рустам хромал, но шёл уверенно. — Смысл жизни в том, чтобы дойти до города, найти автобус до дома и забыть эту херню как страшный сон.
— Нет, ну ты видел этого типа? Который стену обрушил?
— Не видел. Сидел под камнями, если помнишь.
— Я про того, который в начале… Он скалы двигал как Магистр какой-то, без слов и без жестов. Просто взял — и полтонны камней полетело.
— Маги так и делают. В чём проблема?
— Проблема в том, что обычные маги хоть пыхтят при этом. А этот — как будто чай размешивал. И знаешь, что ещё странно? Он один пришёл штурмовать крепость. Ну, не совсем один, но впереди всех.
— И?
— Какой нормальный командир с такими способностями полезет сам в мясорубку? Обычно такие сзади стоят, приказы раздают.
— Может, ненормальный. Таких много развелось после последней войны.
Они вышли на дорогу — две колеи в песке, уходящие к горизонту.
— Слушай, а если подумать, — Ахмед закурил, — мы же вроде как свободны теперь?
— В смысле?
— Ну, работодатель мёртв, свидетелей нет, документов на нас никаких. Мы официально не существуем.
— Ага, и денег тоже не существует. И воды на восемьдесят километров. И транспорта.
— Ты пессимист, Рустам.
— Я реалист. Пессимист бы уже застрелился. А я иду. Кстати, помнишь, утром я говорил про судьбу?
— Про билет с датой?
— Вот именно. Так вот, у нас явно не сегодняшние билеты. Иначе бы лежали сейчас с остальными.
— Или у нас билеты в Актау пешком. Судьба с чувством юмора.
Прошли молча минут десять. Солнце жарило нещадно.
— Знаешь, чего я никогда не понимал? — заговорил Рустам. — Почему в пустыне всегда строят крепости? Ну какой смысл защищать песок?
— Это не песок защищают, это маршруты. Контрабанда, наркота, всё такое.
— То есть люди дохнут за право провозить дрянь из точки А в точку Б?
— Примерно. Хотя если подумать, вся цивилизация — это перемещение дряни из точки А в точку Б. Еда, вода, магофоны…
— Магофоны — это не дрянь.
— Для тебя — нет. А для какого-нибудь пастуха, который всю жизнь овец пасёт?
— Он бы не отказался от магофона. Селфи с овцами делать. Или на «овец» в Пульсе глядеть…
— Вот! — Ахмед оживился. — В этом вся проблема современности. Раньше пастух пас овец и был пастухом. А теперь он пасёт овец, делает селфи и думает, что он блогер.
— И что плохого?
— Да ничего. Просто… раньше люди знали своё место. Пастух — пасёт, воин — воюет, король — королюет. А сейчас все хотят быть всем одновременно.
— Мы вот тоже хотели быть снайперами и богатыми одновременно. Не получилось.
— Получилось. Самое большое богатство — это жизнь. Мы же идём?
— Лучше бы ехали…
Через минуту оба снайпера соорудили импровизированные головные уборы из одежды, закрываясь от солнца.
— Слушай, а что теперь? — спросил Рустам. — Волкодав мёртв, крепости нет, зарплаты не будет.
— Есть варианты. Можем податься к Шакалу в Актау. Он всегда ищет людей.
— Шакал — мудак.
— Все наши работодатели — мудаки. Это как… обязательное условие. Нормальные люди не нанимают снайперов.
— А можем заняться чем-то легальным.
Ахмед остановился и уставился на напарника.
— Легальным? Ты? Человек, у которого в резюме тридцать восемь трупов?
— Тридцать семь. Того казаха в Шымкенте не считаю — это был рикошет.
— Рикошет, который попал точно в сердце?
— Везение.
— Или судьба, — Ахмед поднял палец. — Вот мы и вернулись к вчерашнему разговору. Может, у того казаха просто билет был с датой?
— Может, у нас тоже были билеты на сегодня, но кто-то там наверху проспал и забыл нас прибрать?
— Или… — Ахмед прищурился, — мы уже мертвы, и это чистилище. Бесконечная дорога через пустыню, где два грешника обсуждают смысл жизни.
— В чистилище вода в фляге не кончается.
Рустам покосился на флягу, которую Ахмед подобрал в развалинах.
— Этой ещё на километров десять хватит. Потом либо найдём колодец, либо…
— Либо выяснится, что наши билеты всё-таки на сегодня.
— Знаешь что? — выдохнул Рустам. — Если доберёмся до Актау, я завязываю.
— Серьёзно?
— Абсолютно. Открою ларёк с шаурмой. Или автомастерскую.
— Шаурма — это тоже убийство. Только медленное.
— Зато легальное. И пенсия будет.
— Ты, Рустам, неисправимый оптимист. Думаешь дожить до пенсии после такой жизни?
— А почему нет? Вон, сегодня уже два раза не помер.
Они шли дальше по раскалённой дороге. Впереди дрожал мираж — то ли озеро, то ли просто издёвка пустыни. Ахмед прищурился.
— Это машина или мне мерещится?
— Если мерещится, то нам обоим.
Вдалеке действительно показалось пылевое облако.
— Голосуем? — предложил Рустам.
— Думаешь, подберут? — спросил Ахмед.
— Двух мужиков с винтовками в пустыне? Конечно, подберут. Вопрос только — довезут или придётся стрелять?
— А что у нас есть для оплаты? Деньги остались под завалами, оружие погнуто…
— Есть отличная история про то, как крепость Волкодава взлетела на воздух. Водители любят истории.
— Думаешь, поверит?
— Неважно. Главное — интересно рассказать.
Машина приближалась, старая, вся в пыли и вмятинах. Грузовик начал тормозить.
Родовое имение Яковлевых располагалось в двадцати километрах от Мурманска, среди заснеженных холмов Кольского полуострова. Трёхэтажный особняк из тёмного камня возвышался над окрестностями, словно средневековый замок, перенесённый в современность. В бильярдной комнате на втором этаже горел камин, отбрасывая тёплые блики на полированное дерево панелей и зелёное сукно стола.
Мартын Потапович Яковлев склонился над бильярдным столом. Седые волосы, аккуратно зачёсанные назад, открывали высокий лоб с глубокими морщинами — следами десятилетий стратегических расчётов и жёстких решений. Узкое лицо с впалыми щеками и острым подбородком напоминало хищную птицу. Серые глаза под густыми бровями оценивали расположение шаров с холодной точностью ювелира, рассматривающего алмазы. Несмотря на семьдесят с лишним лет, патриарх держался прямо, а его сухощавые пальцы с выступающими венами крепко сжимали кий. На безымянном пальце поблёскивал массивный перстень с родовым гербом — орёл, вбивающий когти в кусок руды.
Он прицелился и точным ударом загнал шар в лузу.
Напротив него стоял Никита Акинфиевич Демидов — грузный мужчина с характерным шрамом, убегающим от шеи к виску.
— Признай, Мартын, мы оба попались как мальчишки на ярмарке, — усмехнулся Демидов, наливая коньяк в массивные хрустальные бокалы. — Но я по крайней мере не платил двести тысяч за поиски несуществующих грузов из Лихтенштейна. Твои люди, говорят, даже в Гамбург ездили, корабли проверяли.
— Зато моих людей не арестовывали прямо на улицах Москвы, — парировал Яковлев, принимая бокал и покрутив коньяк, любуясь игрой света в янтарной жидкости. — Голицын устроил тебе такое представление, что даже мне стало неловко.
Никита Акинфиевич скрипнул зубами, но затем неожиданно рассмеялся — коротко и горько.
— Знаешь, что самое забавное? Мой дед, Акинфий Никитич, точно так же гонялся за призраками, когда твой прадед якобы нашёл новое месторождение в Хибинах.
— Которое оказалось вполне реальным, — напомнил Яковлев, выстраивая шары для новой партии. — Помню, отец рассказывал, как твой дед пытался подкупить наших геологов, а когда не вышло — организовал «несчастный случай» на руднике.
— Трое погибших, если память не изменяет, — кивнул Демидов без тени раскаяния. — Зато вы потеряли квартал добычи. А мой отец успел захватить южные рынки.
Они помолчали, отдавая дань памяти той давней войне, где их предки резались за каждую тонну Сумеречной стали. История делала круг — теперь они сами столкнулись с новым игроком.
— У меня есть информация из Смоленска, — Мартын Потапович нанёс удар, разбивая пирамиду. — Военное министерство заинтересовалось оружием Платонова для спецподразделений.
Никита Акинфиевич поморщился, словно от зубной боли.
— Если он получит ещё один крупный государственный контракт, мы потеряем не просто прибыль. Потеряем влияние. Репутацию. Всё, что строили десятилетиями.
— У меня есть человек в министерстве. Можем затянуть тендер, добавить невыполнимые требования.
— Или предложить демпинговые цены, — подхватил Демидов. — Продавать себе в убыток год, зато выдавить его с рынка.
— Ты готов терять миллионы ради этого?
— А ты готов потерять всё, когда через пять лет оружие Платонова станет стандартом для всех армий Содружества?
Мартын Потапович тяжело вздохнул и покачал головой.
— У меня нет выбора. Мой старший сын Игнат… — патриарх поморщился. — В прошлом месяце его снова забирали из притона в Мурманске. Чёрная Зыбь окончательно сожрала его мозги. Младший, Фёдор, метит на моё место, уже ведёт беседы с другими членами рода за моей спиной. Если я покажу слабость, потеряю контроль над месторождениями, меня сожрут собственные дети.
Никита Акинфиевич криво усмехнулся:
— А у меня жена… Смотрит видео про Платонова каждый вечер. «Какой молодец, какой герой». Если она узнает, что я организовал нападение на её кумира… Развод обойдётся в половину состояния. А мой братец Савва только этого и ждёт — сразу попытается занять моё место в Палате Промышленников.
Демидов отставил кий и подошёл к окну, глядя на заснеженные просторы.
— Знаешь, после того как вскрылась афера с «лихтенштейнской сталью», я начал складывать пазл, — медленно произнёс магнат. — Пару месяцев назад мой человек в Министерстве недр сообщил о новом поставщике в Москву. Я надавил через связи, организовал проверку всех поставок. И знаешь что? Теперь я понимаю — за теми поставками тоже стоял Платонов. Всё это время он водил нас за нос.
Яковлев усмехнулся и достал из ящика стола свёрток.
— А я пошёл другим путём. Нанял архимагистра Велеславского — помнишь старика? Лучший металломант Содружества, хоть и припадочный слегка.
— Что он нашёл?
— Изучил образцы из магазина Платонова. По микропримесям, структуре кристаллической решётки, следам магической обработки… — Яковлев развернул свёрток, показывая клинок с клеймом Угрюмого Арсенала. — Пограничье. Эта сталь из Пограничья, Никита. Не из Лихтенштейна, не из-за границы. Из чёртова Пограничья!
Никита Акинфиевич медленно опустился в кресло, переваривая информацию.
— Новая жила… Вот оно что… Он открыл новую жилу возле Угрюма.
— И мы, два старых барана, носились по всему Содружеству, искали несуществующих европейцев, — Мартын Потапович залпом допил коньяк. — Развёл как детей. Сучий висельник!
Они переглянулись, и в этом взгляде было всё — признание поражения, уважение к противнику и холодная решимость.
— Варианты? — деловито спросил магнат.
— Давление через правительство не сработает. Голицын и Оболенский его покрывают. Экономическая блокада? У него появляются новые рынки быстрее, чем мы успеваем старые перекрывать.
— Прямое устранение слишком рискованно. После моей попытки и предупреждения Голицына…
— Зато у него могут быть проблемы с гильдиями, — Яковлев достал скрижаль, показывая запись новостной передачи. — Глава Гильдии артефакторов уже высказался против него из-за конфликта с Академическим советом. Купеческая гильдия тоже недовольна.
— Мои люди копали его прошлое, — Демидов потёр подбородок. — Самосуд над старостой и купцом Гривиным, уничтожение рода Уваровых, атака на объекты князя Терехова и Фонда Добродетели…
— Всё это уже известно и странным образом только добавляет ему популярности, — горько усмехнулся Мартын Потапович. — «Справедливый воевода», «защитник народа». Тьфу!
— А связи с преступным миром?
— Не доказаны, увы. Коршунов, его главный советник — работает умело. Чист как стёклышко.
— Тогда остаётся создать компромат. Подставить, подбросить улики…
— После Елецкого? — Яковлев покачал головой. — Хочешь быть следующим на дуэли с этим бесноватым безумцем?
Никита Акинфиевич встал и прошёлся по комнате, размышляя. Наконец остановился у камина.
— Новая жила — это удар по нам обоим, Мартын. Нарушение всей системы, которую мы выстраивали. Может, пора признать очевидное?
— Что мы должны объединиться?
— Именно. Потом решим — либо делим жилу пополам через совместную концессию, либо…
— Либо консервируем её к чертям, — закончил Мартын Потапович. — Не первый раз. Помнишь Саянское месторождение? Двадцать лет стоит законсервированное, чтобы цены не упали.
— Искусственный дефицит — основа нашего благополучия, — кивнул магнат. — Но для этого нужно захватить Угрюм. Силой.
— У нас нет армии для вторжения. Охрана рудников, личная гвардия — это не штурмовые части.
— Зато у нас есть деньги для найма Ратных компаний. Хотя… — Демидов поморщился. — Слишком явно. Все ниточки приведут к нам.
— Я не люблю пачкать руки напрямую. Предпочитаю чужими, — согласился Яковлев.
Повисла пауза. Никита Акинфиевич подошёл к окну, разглядывая собственное отражение в стекле.
— Мартын, а что если мы снова недооцениваем его? Платонов пережил покушения и Гон, разгромил несколько укреплённых баз, публично унизил Владимир… Что если он и нас…
— Не смей! — рявкнул собеседник, ударив кулаком по бильярдному столу. — Он всего лишь везучий выскочка с хорошими связями. Мы — роды с вековой историей! У нас ресурсы, влияние, опыт…
— У Уваровых тоже всё это было, — тихо напомнил Демидов. — Теперь их вдовы молятся по монастырям за упокой души своих мужей.
Мартын Потапович хотел возразить, но вместо этого налил себе ещё коньяка. Рука едва заметно дрожала.
— Тогда тем более нужно действовать. Пока он не стал ещё сильнее.
Никита Акинфиевич хитро улыбнулся — впервые за весь вечер искренне.
— А что если обратиться к князю Сабурову? У него все мотивы уничтожить Платонова — выход Угрюма из-под власти Владимира, создание автономной Марки, публичные оскорбления в Эфирнете.
— И сейчас его положение шатко, — подхватил Яковлев. — После смерти Веретинского ему нужна поддержка. Финансирование. Союзники.
— Предложение, от которого он не сможет отказаться, — магнат поднял бокал. — Мы финансируем его войну с Угрюмом, он решает нашу проблему с Платоновым. А жилу потом поделим — втроём или вдвоём, если Сабуров окажется слишком жадным.
— Н-да, не хотелось бы, чтобы князь возомнил себя равным партнёром.
— Само собой. Хотя если Сабуров окажется слишком… амбициозным после победы, что ж, несчастные случаи происходят даже с князьями.
Они обменялись понимающими взглядами — союз союзом, но каждый уже просчитывал, как избавиться от партнёра, когда общий враг падёт.
Мартын Потапович тяжело вздохнул и растёр лицо. Демидов отставил кий и закурил.
— Знаешь, Никита, последний раз наши роды объединялись против общего врага… когда это было? Ах да, против старика Морозова в семьдесят третьем. Помнишь, чем закончилось?
Никита Акинфиевич напрягся:
— Морозова устранили. Успешно.
— А потом твой отец попытался захватить его рудники целиком, — Яковлев крутил шар в руках, словно взвешивая. — Нарушил договор о разделе пятьдесят на пятьдесят. Две дюжины моих человек погибли при «несчастном случае» на шахте.
— Это никогда не было доказано.
— Как и взрыв на твоём заводе через месяц, — парировал Яковлев. — Удивительное совпадение, правда?
Они смотрели друг на друга через бильярдный стол — два хищника, вынужденных охотиться вместе, но готовых вцепиться друг другу в глотку при первой возможности.
— Прошлое должно оставаться в прошлом, — медленно произнёс Демидов. — Иначе мы оба проиграем молодому ублюдку.
— Согласен. Но давай сразу проясним — после решения проблемы с Платоновым мы составим юридически заверенный договор о разделе. С пунктами о компенсациях за нарушение. И гарантиями третьей стороны.
— Князь Голицын как гарант?
— Или Потёмкин. Главное — кто-то достаточно сильный, чтобы придушить того из нас, кто решит повторить трюк твоего отца.
— Или твоего дяди с Вятским месторождением в восемьдесят девятом, — Никита Акинфиевич усмехнулся. — Не думай, что я забыл, как он «случайно» перепутал документы и прибрал к рукам лишние тридцать гектаров.
— Это было возмещено.
— После того, как мы заблокировали все ваши поставки в южные княжества на полгода.
Мартын Потапович налил себе ещё коньяка:
— Вот именно поэтому нам нужен железный договор. Чтобы история не повторилась. Согласен?
— Согласен. Но учти — если ты попытаешься кинуть меня, как твой род кидал моих предков…
— То же самое касается тебя, Никита. У меня хорошая память. И архивы с интересными документами о махинациях Демидовых за последние сто лет.
— Взаимно.
Они пожали руки — крепко, до хруста, каждый пытаясь продемонстрировать силу. И каждый уже обдумывал, как обойти будущий договор.
Яковлев поднял свой бокал, и хрусталь зазвенел в тишине бильярдной.
— За старых врагов, ставших союзниками.
— И за молодых щенков, которые скоро узнают, что значит вставать на пути у матёрых зубров.
Они выпили, скрепляя союз, который должен был уничтожить Прохора Платонова. В этот момент в камине с громким треском лопнуло полено, и сноп искр взметнулся в дымоход. Один уголёк вылетел на ковёр, оставив прожжённую дыру в фамильном гербе Яковлевых.
— Надо бы каминную решётку поправить, — пробормотал хозяин, затаптывая тлеющий уголь.
Ни один из них не придал значения этой мелочи.
В главном зале заседаний Академического Совета в Великом Новгороде царило напряжение, густое как утренний туман над Волховом. Магистр Белинский нервно постукивал пальцами по кафедре, поглядывая на массивные часы над входом. До начала дебатов оставалось три минуты.
— Где же этот мерзавец? — прошипел он своему помощнику.
В первых рядах сидела княгиня Разумовская, сохраняя невозмутимое выражение лица, хотя костяшки пальцев побелели от того, как крепко она сжимала подлокотники кресла. Сидящая рядом фрейлина шепнула ей на ухо:
— Он успеет. Должен успеть.
На противоположной стороне зала представители оппозиции уже обменивались довольными улыбками. Магистр Скворцов из Казанской академии наклонился к коллеге:
— Похоже, наш «герой Пограничья» струсил. Технический проигрыш будет позорным концом его амбиций.
В ложе для прессы журналисты готовили заголовки. «Платонов не явился на дебаты», «Трусость или высокомерие?», «Конец реформатора».
Секретарь Совета уже поднялся, готовясь объявить о неявке одной из сторон, когда снаружи донёсся нарастающий гул. Стёкла задрожали от вибрации.
— Что за чертовщина? — воскликнул кто-то.
Гул усилился, превратившись в оглушительный рёв винтов. Через высокие окна все увидели грузовой вертолёт, зависший прямо над площадью перед зданием. Боковая дверь открылась, и оттуда выбросили толстый трос.
По нему, словно это было самым обычным делом, скользил человек в строгом чёрном костюме. Прохор Платонов приземлился на мраморные ступени с кошачьей грацией и махнул рукой пилоту. Вертолёт взмыл вверх, оставляя после себя вихри пыли и изумлённую толпу.
Маркграф провёл ладонью по волосам, укладывая растрепавшиеся пряди, поправил узел галстука и лацканы пиджака. Каждое движение было неспешным, демонстративно спокойным — человек, только что спустившийся с небес на глазах у сотен людей, приводил себя в порядок так, словно вышел из машины.
Толпа на площади расступилась, образуя живой коридор. Кто-то доставал магофоны, снимая происходящее, кто-то просто стоял с открытым ртом. Прохор зашагал к входу размеренным шагом, каблуки отбивали чёткий ритм по мрамору. Охрана у дверей — два дюжих гвардейца в парадной форме — синхронно отступили в стороны, даже не подумав проверить документы.
Двери зала распахнулись. Прохор вошёл уверенной походкой, игнорируя сотни устремлённых на него взглядов. Поднялся на подиум и слегка поклонился.
— Прошу прощения за задержку. Последние сутки выдались насыщенными. Дела семейные… Надеюсь, я не слишком заставил вас ждать?
В зале повисла тишина. Белинский открыл и закрыл рот, не найдя слов. Варвара едва сдерживала улыбку. Журналисты лихорадочно строчили в блокнотах, уже придумывая новые заголовки: «Театральный трюк или опоздание?», «Платонов спускается с небес на дебаты», «Вертолёт вместо извинений», «Маркграф всё-таки явился».
Секретарь Совета откашлялся:
— Маркграф Платонов прибыл. Дебаты объявляются открытыми.