Хозяйка приюта. Чудо под Новый год

Глава 6

Школа герцога, неприятная встреча

С фактами не поспоришь. Раненому и правда полегчало. Пришлось скрепя сердце отдать знахарке золотые серьги Сибилл Шевьер.

В другой ситуации я бы, может, поторговалась, но слабость и головная боль превратили меня в вареный овощ. Если нашему безымянному гостю стало лучше, то мое состояние, наоборот, ухудшалось с каждой секундой. Поэтому я поспешила выпроводить мадмуазель шаманку за дверь и закрылась в своей спальне на втором этаже.

Неужели заболела? Не дай бог! С местной медициной лучше себя беречь, иначе либо разоришься на лечении, либо протянешь ноги, пытаясь исцелить ангину или пневмонию плесенью с зеленого хлеба.

К счастью, мои опасения оказались напрасными. Два часа глубокого сна быстро поставили меня на ноги. С кровати я поднялась бодрая и полная сил.

Успела как раз к обеду. Когда я спустилась по лестнице, воспитанники уже сидели за столами, а Линара, переваливаясь, как утка, разносила тарелки с едой.

Я прошла на кухню и заглянула в котел: под чугунной крышкой дышали паром золотистые щи на говяжьей косточке. Страшась проверки, которая могла нагрянуть в любой момент, повариха постаралась на славу. Остатки капусты она пустила на пирожки, которые собиралась подать на второе.

В столовой снова царило оживление. Дети радовались вкусному обеду и удивленно переглядывались, словно спрашивая друг у друга, как долго продлится такое везение. Мясной суп! Пышные сочные пирожки! Для бедных сирот, привыкших довольствоваться объедками, это было королевское пиршество.

— А когда ждать ревизора? — спросила Линара, вытирая мокрые руки о передник.

— То мне неведомо, — напустила я туману. — Проверка будет внезапной.

Повариха недовольно цокнула языком.

После обеда я попросила детей не расходиться, остаться в трапезном зале, потому что эта комната была достаточно большой, чтобы вместить всех сирот, к тому же — одной из самых теплых и, благодаря наличию столов, могла заменить нам школьный класс. Пришло время примерить на себя роль учительницы.

Выяснилось, что почти никто из малышей не умеет читать, до десяти считают почти все, а вот до ста — единицы, написать свое имя могут только белокурые девчушки Вева и Инес да старший мальчуган Тим, которому, между прочим, уже одиннадцать. По местным законам, в следующем году он должен будет покинуть приют и отправиться в самостоятельное плаванье. Дети в этом мире взрослеют рано, впрочем, как и во всех остальных мирах, если у них нет поддержки в лице родителей или близких.

На первый взгляд, картина рисовалась печальная, но на самом деле у каждого человека в этих краях был шанс подняться довольно высоко, даже если родился он в нищей семье или вырос в приюте подобном нашему. И все благодаря его светлости герцогу Маркусу Денье.

Этот добрейший души человек построил при храме святого Лита школу для способных, но бедных детей. Брали туда не всех подряд, а только самых одаренных, после сдачи экзаменов. Поэтому так важно было научить сирот грамоте, чтобы после они могли попытать удачу и продолжить обучение за счет герцогской казны.

Для таких, как Тим, это был билет в счастливое сытое будущее, чуть ли не единственный шанс выбиться в люди. Так что Линара ошибалась, говоря, будто у сирот одна дорога: мальчикам — в разбойники, девочкам — в бордель. Нет. Выпускники школы святого Лита становились жрецами, писарями, более смышленых брали секретарями, менее — дворецкими и лакеями в богатые дома.

Получишь образование — с голода не помрешь, на кривую дорожку не ступишь, побираться на улицы не отправишься. Поэтому, когда Сибилл Шевьер вместо школы посылала детей батрачить на чужих дядь и теть, она ставила крест на их будущем.

Я собиралась исправить ее ошибку. Хотела дать детям шанс поступить в школу под покровительством герцога Маркуса Денье, вырасти, обрести достойную профессию и больше никогда ни в чем не нуждаться.

Однако, оценив знания и умения своих учеников, я приуныла. Все было очень, очень запущено, а у Тима до экзаменов оставался лишь год. Попробуй наверстай школьную программу!

И ни учебников, ни канцелярии в нужном объеме.

На все нужны были деньги.

С этой мыслью ближе к вечеру я засобиралась в Шаборо. В центре рядом с рыночной площадью был небольшой ювелирный магазинчик, где госпожа Сибилл покупала свои драгоценности. Возможно, хозяин согласится принять их назад, выплатив мне половину стоимости. Украшения не новые, ношеные, на многое я не рассчитывала.

До города решила идти пешком — экономить. Было еще светло, ветер к этому времени стих, снег скрипел под ногами, а еще падал с неба, но не летел в глаза колючей дробью, а неторопливо кружился в воздухе крупными ажурными хлопьями, и это зрелище радовало глаз. Словом, путь был неблизкий, но прогулка доставляла удовольствие.

Впрочем, вскоре мое хорошее настроение улетучилось. Уже в Шаборо на пересечении двух шумных улиц рядом со мной затормозила черная карета с огромными колесами. Из окошка высунулся молодой господин в темном котелке.

— Мадмуазель Сибилл! Какая встреча! Должен признать, я по вам скучал. Куда вы торопитесь? Позвольте подвезти вас.

И мужчина распахнул передо мной дверцу своего роскошного экипажа.

Этого кареглазого красавца с каштановыми кудрями и гусарскими усами я узнала сразу. И, в отличие от него, нашей встрече была ой как не рада.

— Благодарю, месье, но мне недалеко, да и прогулки на свежем воздухе полезны, — я обошла распахнутую дверцу кареты и ускорила шаг.

Застрекотали колеса, зацокали копыта лошадей по расчищенной от снега мостовой. Повозка медленно катилась рядом. Из окошка на меня с обаятельной улыбкой смотрел ее хозяин.

— Сибилл, — мужчина отбросил в сторону вежливые расшаркивания и перешел на «ты», — знаю, что поступил с тобой скверно, однако словами не передать, как я об этом сожалею. Давай забудем все дурное и снова обретем радость в объятиях друг друга. Заглянем в ювелирную лавку. В качестве извинения куплю тебе новое золотое колечко.

Услышав «ювелирная лавка», я вздрогнула, ибо туда сейчас и направлялась.

Как отвязаться от этого назойливого типа? Пристал как банный лист!

Вести беседы с этим мужчиной мне было неприятно. Перед мысленным взором в красках стояла безобразная сцена их с Сибилл расставания. После того, что натворил, пытаться подкупить женщину золотой побрякушкой…

Я поджала губы.

Месье что-то говорил. Карета так и следовала за мной по пятам. Повинуясь приказу хозяина, кучер подстраивал лошадей под мой шаг.

Сойти бы с дороги, да повсюду огромные сугробы.

— Ну, Сибилл, не упрямься. Я же знаю, как ты любишь драгоценности. Хочешь, к колечку куплю тебе красивую брошь?

— Тому, что вы сделали, господин, нет оправдания. Пожалуйста, не пытайтесь загладить свою вину. Наши пути разошлись навсегда.

— Ух ты, — воскликнул месье в карете, — какая же ты, Сибилл, стала гордячка. Нашла себе нового покровителя?

Этот вопрос я оставила без ответа, только выше вздернула подбородок. Впереди, на повороте, показался знакомый дом из серого камня — там, на первом этаже, располагался ювелирный магазин господина Торо.

Если после всех этих разговоров о примирительных подарках, о золотых кольцах и брошках, я сверну в лавку с украшениями, что подумает об этом мой усатый преследователь? Обыкновенное совпадение, но не углядит ли он в нем намек?

Я резко остановилась. Карета по инерции проехала немного вперед и тоже затормозила.

Очень не хотелось прокладывать тропинку сквозь стену полуметровых сугробов, но выбора не было. Пытаясь сбежать от бывшего спонсора, я двинулась напрямик к кондитерской. Пережду там, пока экипаж месье Жака не скроется из вида.

Пока брела к лавке по заметенному тротуару, снег осел на подоле юбки и набился в голенища низких сапожек. Проклятье! Холодно, неприятно. А все из-за этого приставучего гада.

В магазинчике было натоплено, и комья снега в моей обуви начали таять — привет, мокрые ноги! С некоторых пор в этом мире у меня появилась фобия — заболеть и лицом к лицу столкнуться с суровой местной медициной. Не приведи Господь!

Кондитерская выглядела уютно. В воздухе пахло ванилью и шоколадом. На прилавках рядами были выставлены сладости: хрустальные розетки с конфетами, горки белого зефира, фигурные корзинки с воздушным кремом и другие пирожные — бисквиты, промазанные взбитыми сливками, эклеры с блестящей помадкой, трубочки со сгущенкой, кольца из песочного теста, посыпанные орешками. Здесь было столько всего, что разбегались глаза.

Я остановилась напротив большой витрины, выходящей на улицу. Ее украшал трехъярусный белый торт с розовыми цветами из масляного крема.

За спиной звякнул колокольчик, висящий над дверью, и в лавку ворвался поток морозного воздуха. Раздались приближающиеся шаги. Я почувствовала позади чужое присутствие.

— Сибилл, тебе от меня не сбежать.

Чертов Жак!

С чего он вдруг воспылал страстью к бывшей любовнице? Ведь сам разорвал их связь. Сначала изменил Сибилл с какой-то молоденькой артисткой из театра, а когда хозяйка моего тела застукала их вместе и закатила скандал, отвесил ей звонкую пощечину — чтобы не орала и не портила ему нервы. На том история их корыстной любви и завершилась. Сибилл, кстати, успела проникнуться к этому красивому, но гнилому человеку искренними чувствами.

— Пожалуйста, — взмолилась я. — Оставьте меня в покое.

— Только вспомни, дорогая, как хорошо нам было вместе, — рука, затянутая в перчатку, легонько коснулась моего плеча, и меня всю передернуло.

— Не смейте! — зашипела я, косясь на редких посетителей лавки. — Даже не вздумайте.

Оставаться в кондитерской больше не было смысла. За стеклом витрины, украшенной тортом, я видела, как сгущаются на улице сумерки и усиливается снегопад. Надо было скорее заканчивать дела в Шаборо, ловить экипаж и возвращаться домой.

Морщась из-за мокрых чулок, я вышла под снег и зашагала к ювелирному магазинчику. Мерзавец Жак следовал за мной тенью, чередуя сладкие обещания с комплиментами моей неземной красоте. Я совершенно не представляла, как его отвадить.

Прочитав вывеску на двери, напротив которой я остановилась, месье оживился, заухмылялся.

— О, Сибилл, ты все же решила принять мое предложение.

— Нет, я здесь по делу. Никаких подарков мне от вас не надо.

Под хищным взглядом моего бывшего покровителя я направилась к прилавку, за которым стоял сам господин Торо — низкий пузатый мужичок с седыми бакенбардами и в пенсне. За спиной раздавались шаги Жака.

Как представила, что придется торговаться с ювелиром на его глазах, так сделалось дурно. Не хотелось, чтобы этот человек знал, в какое тяжелое материальное положение попала Сибилл Шевьер. Сразу ведь поймет, что у меня проблемы с деньгами, раз я вынуждена распродавать свое золото.

— Добрый вечер, госпожа Сибилл, господин, — поклонился ювелир мне и моему спутнику.

Глаза за стеклами пенсне зажглись корыстным интересом. Похоже, месье решил, что я пришла сюда с очередным поклонником, чтобы выбрать себе подарок. Для бывшей хозяйки моего тела это была обычная практика. Сколько раз Сибилл стояла у этого прилавка в компании того или иного мужчины, примеряя кольца, серьги, колье. Никогда эта дамочка не покидала ювелирную лавку без покупки, но сегодня я собиралась не покупать, а продавать.

Пока я думала, как начать неловкий для меня разговор, в мои планы попытался вмешаться прилипала Жак.

— Месье, — обратился он к хозяину магазина, — будьте добры, подберите моей спутнице брошь под стать ее красоте. Что-нибудь крупное и с драгоценными камнями.

Ювелир оживился и уже полез под прилавок, где хранил самые дорогие украшения.

Пылая щеками, я поспешили его остановить:

— Месье Торо, не надо. Не надо брошь.

— Хочешь что-нибудь другое, милая моя? — Жак попытался взять меня за руку. Я отшатнулась от него с негодованием.

Ну что за несносный тип!

— Месье Торо…

Наши взгляды с ювелиром встретились, и мужчина вежливо улыбнулся. Весь его вид буквально кричал о том, что он рад угождать постоянной клиентке.

— Месье Торо, — повторила я, сглотнув пересохшим горлом, и покосилась на бывшего любовника Сибилл Шевеьер. Жак не сводил с меня глаз. Очень не хотелось поднимать столь деликатную тему в его присутствии. — Можем мы поговорить наедине?

Я с надеждой посмотрела на дверь за спиной ювелира. Та, вероятно, вела в подсобное помещение. Мужчина проследил за моим взглядом и неловко переступил с ноги на ногу.

— Боюсь, мадмуазель, я не могу оставить лавку без присмотра.

На его губах мелькнула извиняющаяся улыбка.

Проклятье!

Я снова искоса взглянула на Жака, тяжело вздохнула и полезла в карман пальто за драгоценностями, которые хотела продать.

— Скажите, пожалуйста, месье, примите ли вы у меня эти украшения и, если да, сколько готовы за них заплатить?

Я аккуратно разложила на прилавке золотые цепочки и браслеты.

Седые брови ювелира взлетели вверх, лицо вытянулось. Вылупившись на меня, он часто-часто заморгал.

Рядом закашлялась моя усатая пиявка:

— Сибилл…

Взгляд Жака я ощущала физически.

— Хм, — господин Торо выглядел разочарованным. Дернув плечом, он обратил внимание на украшения, которые я достала из кармана.

— Я покупала их у вас.

— Да, помню-помню, — хозяин лавки все равно полез в ящик за увеличительным стеклом и тщательно осмотрел под лупой каждое звено золотой цепочки. — Я возьму эту. Готов дать вам за нее…

Озвученная сумма оказалась на треть больше той, на которую я рассчитывала. Хватит, чтобы купить угля на неделю и какой-нибудь нужной мелочевки в дом.

— И этот браслет тоже.

А деньги за браслет пойдут на покупку пуховых одеял для малышей.

Внутри потеплело, будто суровая зима за окном вдруг сменилась жарким летом. Настроение портил только пристальный взгляд Жака. Краем глаза я заметила на его губах снисходительно-насмешливую улыбку.

— Вижу, у тебя проблемы, Сибилл, — сказал он, когда я спрятала вырученные монетки в кошель.

Не удостоив его ответом, я поспешила к выходу.

— Видимо, дела совсем плохи, раз ты распродаешь свое добро, — нагнал меня Жак на улице. Вместе мы побрели по снегопаду. Я вертела головой, высматривая на дороге свободный экипаж. Мимо прошел мужчина в синей униформе фонарщика. Нагруженный под завязку, он тащил в руках переставную лестницу, длинный шест и переносной светильник, от которого зажигал уличные фонари.

— Неужели красотка Сибилл Шевьер осталась без покровителя? — не унимался Жак. — А знаешь, я не удивлен. Время идет, ты не молодеешь, женская красота увядает быстро. Уже не так пользуешься спросом, да?

Как же он меня раздражал! Интеллигентка во мне готовилась уступить место моему внутреннему Васе грузчику, хорошо знакомому с крепкими выражениями. Я держалась из последних сил, чтобы не нагрубить этому засранцу.

К счастью, в конце улицы мелькнула черная длинная повозка омнибуса, и, подобрав юбки, я поспешила занять место в общественном транспорте, который ходил очень-очень редко. Дошла бы домой пешком, если бы не Жак и не темнота.

В окнах приюта горел свет. В холле меня встретила Линара. По выражению ее лица я сразу поняла: что-то случилось.

Не успела я открыть рот, как повариха обрушила на меня новость, слова богу, хорошую.

— Раненный месье очнулся.

— О-о-о. И как он? — я стянула с себя заснеженное пальто и повесила сушиться на крючок в темном закутке за лестницей, где мы хранили верхнюю одежду.

— По-прежнему ничегошеньки не помнит, но жара нет. Требует вас. Да-да, требует. Графские замашки у нашего гостя. Говорю вам, важная птица.

Я кивнула.

Прежде чем навестить больного, я сняла промокшие чулки и переоделась в более удобное платье, затем поужинала оставшимися с обеда пирожками и надежно спрятала в своей спальне кошелек с монетами. После прогулки по снегопаду отчаянно хотелось принять горячую ванну, но и с ванной, и с горячей водой в «Милосердной Марите» были проблемы, так что греться я решила травяным чаем.

Покончив с делами, я заглянула к детям и только потом — к нашему беспамятному гостю.

На тумбочке у кровати догорала свеча. Темноволосая голова мужчины покоилась на подушке, и медовые блики света играли на его расслабленном лице. Я решила, что раненый спит, и попятилась в коридор, но в этот момент незнакомец встрепенулся и открыл глаза. Заметив меня в дверях, он подтянулся выше на постели и сел.

— Мадмуазель, — мужчина нахмурился, видимо, пытаясь вспомнить мое имя.

Я представилась:

— Сибилл. Меня зовут Сибилл Шевьер.

Мой собеседник кивнул, безотчетно коснувшись бинтов на своем боку.

— Я должен поблагодарить вас за помощь. Полагаю, я обязан вам жизнью.

Линара была права: речь и манеры выдавали в этом человеке дворянина. То, с каким достоинством он держался, уверенность в его взгляде, холеная внешность — во всем чувствовалась порода.

— Я поступила так, как велела мне совесть. Помогла бы любому, кто оказался в беде.

— И все же позвольте мне отблагодарить вас. Где мое пальто?

Пальто господина висело на спинке стула, и я подала его раненому, уже догадываясь, что тот собирается сделать. От денег я бы не отказалась, да только кошелька в кармане мужчина ожидаемо не нашел.

Шуршала ткань. Я молча наблюдала, за тем, как меняется выражение лица этого красивого брюнета, пока он обыскивает свою одежду: угольные брови сходятся на переносице, лоб прорезает вертикальная морщинка, сначала господин выглядит сосредоточенным, затем удивленным и растерянным.

И ведь уверен, что кошелек у него был, значит, не привык нуждаться в деньгах — еще одно подтверждение его высокого положения в обществе.

— Хм, — мужчина вернул мне пальто, — вероятно, на меня напали, чтобы ограбить.

— Вы что-нибудь вспомнили?

— Нет, к сожалению, — он покачал головой. — Но я должен отплатить за вашу доброту. Как же это сделать?

Было видно, что этот господин не любит оставаться в долгу.

— Давайте поговорим об этом завтра, а пока отдыхайте.

За окном царила глубокая ночь. Долгая дорога до Шаборо, разговор с ювелиром, встреча с Жаком ужасно меня вымотали, и я валилась с ног от усталости. Хотелось скорее нырнуть в постель, свернуться клубочком под одеялом и забыть во сне обо всех проблемах.

— Не волнуйтесь, я не буду вас больше стеснять и уйду завтра же, — пообещал раненый.

— Куда же вы уйдете, ничего о себе не помня? Да и слабы еще. И все же отложим разговор до утра. Оно мудренее вечера, а тем более ночи.

За дверью, в темном коридоре, меня караулила Линара со свечой в руке. Стоило переступить порог, она накинулась на меня с вопросами. Пока я шла до своей спальни, коротко пересказала ей наш разговор с больным.

— Надо в стражницкую наведаться, — выдала она дельную мысль. — Ежели знатный господин пропал, его должны искать. Пусть знают, что прибился к нам один безымянный-беспамятный. Не лишне.

Ее идея мне понравилась. Я кивнула, пожелала поварихе спокойной ночи и скрылась за дверью.

Ночью я на собственной шкуре ощутила, как холодно спать под тонким тряпичным одеялом в доме, где ужасно дует из всех окон, поэтому утром первым делом пересчитала деньги и отправилась на рынок. Нужно было купить двадцать одеял из гусиного пуха. Они были дешевле пошитых из овечьей шерсти, но тоже теплые.

Погода стояла чудесная, поэтому до центра города я снова шла пешком — экономила на проезде и наслаждалась ласковым зимним солнцем. За ночь мороз окреп, снег стал плотным, твердым, скрипучим и блестел под солнцем бриллиантовой крошкой, а небо было синее-пресинее — красота!

На рыночной площади царили шум и гам. Торговые палатки были разбросаны хаотично, налеплены тут и там безо всякого порядка. Неожиданно я обнаружила себя в центре пестрого запутанного лабиринта, из которого не так-то просто найти выход.

Со всех сторон меня окружали крикливые лавочники. Они из кожи вон лезли, пытаясь привлечь внимание к своему товару: окликали каждого прохожего, отвешивали женщинам комплименты («красавица, взгляни на этот отрез ткани, как раз под цвет твоих прекрасных глаз»), зазывали к себе стихами и частушками.

Тут торговали леденцами в виде сахарных петушков, раскрашенными свистками, домашней утварью из дерева, лукошками из лозы, глиняными горшками и мисками, косами и вилами, мехами и кожей, мясом и рыбой.

Я обошла весь рынок, потратила кучу времени, чтобы понять: здесь есть все, но только не то, что нужно мне.

— А одеял пуховых у вас нет? — спросила я у дородной женщины, что продавала шерстяные платки и шали. Она была красная от мороза и, пытаясь согреться, переступала с ноги на ногу.

— Одеяла не тута надобно искати. В лавке. Вон тама, — торговка указала рукой в конец площади.

В той стороне от площади ответвлялась узкая улочка, зажатая трехэтажными домами. Дорога, мощеная серыми и красными булыжниками, была расчищена от снега и уходила вниз под значительным углом. Казалось, будто спускаешься с горы.

Первые этажи зданий пестрели магазинчиками, над головой, бросая на тропу густую тень, нависали балконы с резными перилами. Я шла, скользила взглядом по деревянным вывескам, как вдруг кто-то с силой налетел на меня сзади, толкнув в спину. Не устояв на ногах, я плюхнулась на колени и взвыла от боли.

— Простите, мадмуазель, — раздался над головой чистый детский голосок.

Чьи-то руки обхватили меня за талию и потянули вверх, помогая подняться. Рядом стоял мальчик лет десяти с внешностью ангела — кудрявый, белокурый, с небесными глазами. В моем родном мире такой ребенок уже вовсю снимался бы в рекламе детских соков или даже начинал актерскую карьеру.

Впечатленная его ангельской внешностью, я моргнула, позабыв о боли в коленях.

А потом милый образ начал таять. На первый план выступали неприглядные детали. Я заметила, что бедняжка худ, даже истощен, что глаза у него огромные не от природы, а на фоне впалых щек, что пшеничные кудри треплет зимний ветер, ведь на голове у мальчика нет шапки и что курточка на нем тонкая, грязная и в заплатках.

Восхищение сменилось жалостью. Аж сердце защемило.

— Простите, мадмуазель, я не хотел вас толкать, — малыш хлюпнул носом, словно страшась моего гнева, — я не нарочно. Простите.

И он попытался сбежать, но в безотчетном порыве я поймала его за руку, сама не ведая, как это получилось.

Ясные голубые глаза распахнулись, наполнившись паникой.

— Не бойся. Скажи, у тебя есть родители?

Мальчик выглядел беспризорником, оборванцем, живущим на улице, и я подумала, что могла бы взять его к себе. Под крышей «Милосердной Мариты» всяко лучше, чем в холодных городских подворотнях.

В голове, как наяву, раздался голос нашей поварихи: «Еще один лишний рот. О чем вы думаете, госпожа?»

О том, что могу накормить этого обездоленного ребенка, дать ему теплую одежду и чистую постель.

Но истощенный ангелок ответил:

— Мадмуазель, конечно, у меня есть родители. Мама и папа. Они обо мне заботятся.

Вижу я их заботу. Носится ребенок по улицам, голодный, замерзший, чумазый.

Сердце упало. Раз у паренька была семья, пусть и неблагополучная, по законам этого мира я не имела права вмешиваться. Органы опеки к местным маргиналам не вызовешь и ребенка у плохих родителей не заберешь. А может, те и не плохие вовсе, а просто очень бедные?

Мальчик смотрел на меня настороженно, похожий на маленького зверька. Я чувствовала, что, как только разожму хватку, он даст деру, а мне хотелось сделать для него хотя бы что-то, пусть даже самую малость.

— Позволь дать тебе монетку. Купи себе теплую шапку или что-нибудь из еды.

К моему удивлению, ангелочек не обрадовался, а как будто испугался.

— Нет-нет, — замотал он головой, и его кудри запрыгали веселыми пружинками. — Не надо. Мне ничего от вас не надо. Пустите меня.

Не успела я опомниться, как малыш выдернул у меня свою руку и был таков. Тощая фигурка в курте не по размеру затерялась в толпе.

Наверное, жизнь научила бедняжку не доверять незнакомым взрослым, а может, мать строго-настрого наказала ничего не брать у чужих.

Пожав плечами, я продолжила путь.

Боль в ногах вернулась. Сейчас я не могла остановиться и задрать юбку, чтобы оценить ущерб, но подозревала, что рассадила колени до крови. И платье испачкала и порвала.

Зато дальше мне сопутствовала удача. Я быстро отыскала текстильную лавку. Женщина, торговавшая в ней, была очень любезна. С обаятельной улыбкой она водила меня по своему магазину, показывая товар. Одеяла у нее были на любой вкус и кошелек — ватные, на гусином пухе, на утином, шерстяные и даже магические.

Да-да, магические!

— Сморите, какая красота, — женщина развернула передо мной кусок белоснежной ткани толщиной в миллиметр.

— Да это же простыня, — заметила я.

— И вовсе нет, — покачала головой торговка. — Сами оцените, — и она накинула эту тонкую тряпку мне на плечи.

Сразу стало жарко, словно я завернулась в мех.

— Ну как вам? — с коротким смешком хозяйка лавки вернула чудо-одеяло на полку. — Это зачарованный хлопок. Легкий, невесомый и невероятно теплый. Их шьет и поставляет в магазины герцогства один местный маг. Кроме того, ткань не грязнится. Взгляните, какая белая! Такой она будет оставаться всегда. Заклятье чистоты.

Захотелось восхищенно присвистнуть, но я лишь прошептала, впечатленная:

— Надо же…

Торговка довольно покраснела, гордясь ассортиментом в своей лавке.

— И сколько же такие стоят?

— Всего пять золотых.

Ого! На такие деньги я весь приют одену и обую.

Выбор я остановила на серых плотных одеялах полтора метра шириной, набитых гусиным пухом. И тут меня ждал неприятный сюрприз. Оказалось, что в магазине нет нужного количества одеял, прямо сейчас купить я могу только три штуки, остальное надо заказывать и ждать минимум неделю, зато за символическую плату покупки мне доставят прямо к крыльцу. Очень удобно.

Что ж, делать нечего, я согласилась.

— Мой возничий довезет вас до дома, — пообещала торговка.

Пока она стопочкой складывала на прилавке одеяла, что были в наличии, я полезла в карман пальто за кошельком — и остолбенела.

Карман был пуст.

Решив, что ошиблась, я проверила другой карман, но кожаного мешочка с монетами не оказалось и в нем.

Сначала я испугалась, что обронила кошелек при падении, когда на меня налетел тот маленький кудрявый блондинчик, но вспомнила: накануне, по совету Линары, я пришила к кошельку веревку (один конец к мешочку, другой к изнанке кармана) — защиту от уличных воришек. Защита не помогла. Веревка была перерезана.

С ужасом я поняла, что стала жертвой карманников.