Хозяйка приюта. Чудо под Новый год

Глава 2

Маленький сюрприз, большой сюрприз

Куцые одеяльца не защищали от холода, и дети спали в одежде, старой и усыпанной разноцветными заплатками, — в штанах, в платьях и в штопанных-перештопанных чулках.

Три деревянные кровати стояли вдоль одной стены и четыре вдоль другой. На каждой койке лежал тюфяк, набитый соломой, и, когда дети зашевелились, проснувшись от дверного стука, комнату наполнил сухой шорох.

В конце прохода, образованного двумя рядами кроватей, светлел прямоугольник окна. Черная рама разделяла стекло на четыре одинаковых квадрата. За этими квадратами крупными хлопьями валил снег.

— Доброе утро, — сказала я. — Умывайтесь и спускайтесь завтракать.

Я старалась говорить мягко и ласково, но, услышав голос вечно злой директрисы, дети резко подскочили на своих матрасах. Солома под ними зашуршала громче.

Все сироты резко повернули лица к двери и замерли испуганными мышками.

— Умывайтесь и завтракать, — повторила я.

Никто не шелохнулся. Семь пар глаз тревожно блестели в полумраке спальни.

Собираться дети начали, только когда я вышла в коридор.

В следующей комнате жили мальчики. Они оказались смелее своих соседок и после моих слов сразу построились в очередь к умывальнику — жестяному тазу с холодной водой. Тумба с ним притаилась в дальнем углу в глубокой тени.

Дожидаясь своей очереди, чтобы умыть лицо и руки, дети зябко ежились и переступали с ноги на ногу. Многие, как цапли, стояли то на одной ноге, то на другой, потому что пол был ледяным, а их башмаки — дырявыми. И даже если обувь была целой, холод без труда прогрызал тонкие, почти картонные подметки.

То и дело из очереди, из-за стены, из глубины дома доносился чей-то надрывный кашель.

Сердце сжалось, когда старший из мальчиков поднял на руки малыша лет пяти, чтобы тот мог дотянуться до умывальника.

Я обошла три общие спальни и спустилась в трапезный зал. Дети уже рассаживались по столам. С голодными лицами они тянулись к каше и вдруг замечали рядом с миской бутерброд, а еще конфету. Наблюдать за их реакцией на этот небольшой сюрприз оказалось не радостно, а больно.

Тощая девочка, повязавшая голову платком, как старушка, при виде угощения шумно вздохнула. Затем она воровато покосилась на повариху и спрятала конфету в карман платья, а бутерброд целиком затолкала в рот, пока не передумали и не отобрали.

Зашуршали бумажные обертки. Тут я осознала свою оплошность. Дети спешили прикончить сладость и только потом принимались за бутерброд и кашу.

Сначала я хотела остановить их, сказать, что конфета — это на десерт, но поняла, что только напугаю малышей своим окриком.

Что ж, учту свою ошибку и впредь не стану подавать вкусности одновременно с нормальной едой.

Холод крепчал. Снаружи ветер закручивал снежные вихри и вскоре за окнами стало белым-бело. Свечи мы экономили и не зажигали даже пасмурными зимними днями, оттого столовая тонула в полумраке, ибо света от окон было недостаточно.

Сегодня в трапезном зале царило оживление. Вкусный завтрак поднял детям настроение, и они начали переговариваться за столом, хотя обычно ели в полном молчании.

— Ишь, расшумелись, — поджала губы Линара.

Вдруг снаружи раздался шум.

Мне показалось, что под окном столовой кто-то прошел, поскрипывая слежавшимся снегом.

— Да нет, вряд ли, — хмыкнула повариха, когда я поделилась с ней своим предположением.

Я прислушалась к гулу ветра и вскоре за воем метели уловила звук, похожий на стон.

— Неужто младенца подкинули на крыльцо? — недовольно цокнула языком Линара.

Я взглянула в окно, ужаснулась непогоде и со всех ног кинулась к парадной двери. В такую пургу хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, а тут слабого новорожденного малыша бросили замерзать на пороге чужого дома.

Околеет же! Его, небось, не в шкуры завернули, а, как обычно, — в тонкие пеленки, а те, возможно, уже и мокрые насквозь.

— А может, пусть? — поймала меня за руку повариха и посмотрела долгим красноречивым взглядом исподлобья. — Лишний рот.

Далеко не сразу я поняла, на что она намекает, а когда сообразила, задохнулась от возмущения. Притвориться глухими и найти подкидыша, когда он замерзнет до смерти, — каким черствым сердцем надо обладать, чтобы предложить такое?

Закипая от гнева, я отняла у Линары свою руку и распахнула дверь. В холл ворвалось облако снежной крупы, ветер окатил меня холодом и взметнул полы моей юбки.

Я ожидала увидеть на пороге плетеную корзинку с шевелящимся свертком, но на запорошенном крыльце лежал человек в черном пальто. Мужчина.

— Пьяный, что ль? — раздраженно запыхтела за моим плечом повариха.

А если и пьяный, не оставлять же его здесь коченеть?

Незнакомец то ли спал, то ли потерял сознание. Он лежал на боку, согнув ноги. Длинные черные волосы закрывали его лицо.

С трудом я перевернула мужчину на спину и поразилась красоте его черт. Бледная кожа, внешность аристократа — прямой нос, высокие, выраженные скулы, волевой подбородок с ямочкой. Широкие угольные брови посеребрил иней. На черных ресницах, длинных и пушистых, как у девушки, лежали снежинки. Под белыми сомкнутыми веками двигались глазные яблоки.

— Он совсем замерз, — шепнула я, глянув на посиневшие губы незнакомца. — Надо скорее занести его в дом.

— Оборванца с улицы? — возмутилась Линара, а потом посмотрела на мужчину внимательнее и продолжила уже совсем другим тоном: — Впрочем, одежда у него дорогая, лицо холеное. Видно, знатный господин. Может, золота нам отсыплет за свое спасение. Давайте, госпожа, помогу вам затащить его в тепло.