Хозяйка приюта. Чудо под Новый год

Глава 3

Раненый незнакомец, первая помощь

— Возьмите его за руки, — скомандовала повариха, — а я за ноги.

Пока мы пытались затянуть незнакомца под крышу «Милосердной Мариты», ветер задувал в холл сквозь открытую настежь дверь. Глядя на это безобразие, я недовольно морщилась. Каких денег и усилий стоило протопить этот старый дом, а сейчас он стремительно терял драгоценное тепло — и всё из-за нашей медлительности.

Я бы и рада поторопиться, но бессознательный мужчина был тяжел, очень тяжел. Было видно, что под всеми этими объемными зимними тряпками он худой, зато высокий и плечистый. Учитывая, что мышцы весят больше жира, он, наверное, состоял из одних стальных мышц.

— Ох, не управимся вдвоем, — взвыла Линара, вся красная от напряжения.

Наконец мы перетащили нашего безвольного гостя через порог, и, к моему облегчению, смогли закрыть входную дверь, отрезав порывы кусачего, студеного ветра. Теперь нас ждал подъем на второй этаж. Я в отчаянии взглянула на крутую лестницу, убегающую во мрак. Проследив за моим взглядом, Линара тяжело вздохнула.

— Надо позвать Джораха, — выдала она.

— Если он еще не упился вусмерть.

— Утро ведь, не успел.

Джорах работал в «Милосердной Марите» зимой и поздней осенью — кочегарил в угольной котельной при доме, занимался мелким ремонтом, чистил двор от снега и помогал таскать тяжести, например, полные ведра горячей воды из кухни в банную.

Работник из Джораха был неважный, но другого при наших скудных финансах мы позволить себе не могли. Только этого любителя прикладываться к бутылке.

Покончив с завтраком, дети покидали столовую и замирали в дверях с открытыми ртами. Всем было любопытно, что за темная фигура распласталась на полу холла в луже талого снега. Я разогнала сирот по спальням, а самого старшего, Тима, отправила в котельную за помощью.

Джорах явился весь синий, помятый и пропахший яблочной настойкой. Наш кочегар едва держался на ногах. Я очень сомневалась, что этими дрожащими руками он удержит хотя бы вилку, не говоря уже о здоровенном мужике без сознания. Однако Джорах меня удивил.

Втроем мы кое-как подняли замерзшего незнакомца на второй этаж и отнесли в свободную спальню.

— Надо бы привести его в чувство, — Линара согнулась и уперла руки в колени. На ее обрюзгшем лице блестел пот. Дыхание вырывалось из груди с прерывистым свистом.

— Сначала осмотрим его. Вдруг ранен.

— Ага, и карманы пальто проверим. Может, кошель найдем или какую другую ценность. Скажем, что воры его обчистили. Поди докажи обратное.

Я посмотрела на Линару с укоризной, но мой взгляд ее совершенно не устыдил.

— А что? — насупилась повариха. — Просто так я что ль его сюда волокла, с больным-то бедром? Всякая помощь требует благодарности.

Я покачала головой.

Рубашка под суконным пальто была в странных бурых пятнах, на ощупь — какая-то неприятно жесткая, шершавая, заскорузлая.

Да это же засохшая кровь!

Вскоре я нашла подтверждение своей страшной догадки — прореху в шерстяной ткани, сквозь которую была видна рана, красная и воспаленная. Похоже, беднягу ударили ножом в бок.

К счастью, к тому моменту, как незнакомец попал в мои руки, кровотечение успело закрыться, но бедняга все равно нуждался в помощи. Оставлять все, как есть, в надежде, что само заживет, было нельзя.

— Тим, — позвала я мальчика-сироту, — принеси мне таз чистой воды, Джорах тащи сюда свою яблочную настойку, Линара…

Я посмотрела на повариху, которая до сих пор не могла отдышаться. Гонять по лестницам толстуху с больным бедром было бесчеловечно, так что за бинтами и нитками я отправилась сама, оставив повариху присматривать за раненым.

Прежде мне не доводилось зашивать раны, а у Сибилл Шевьер такой опыт был. Без присмотра дети часто попадали в неприятности, калечились, а услуги докторов стоили дорого. Директриса экономила и лечила воспитанников в меру своих сил. Об этом было стыдно и неприятно вспоминать, но ей нравилось причинять боль, оттого и не гнушалась она штопать рассеченные лбы и разбитые колени.

Когда я вернулась с аптечкой в спальню, наш гость все еще был без сознания. В который раз я невольно поразилась его утонченной красоте. Никогда не видела таких привлекательных мужчин. Даже в кино. Контраст белой матовой кожи и угольно-черных волос, бровей, ресниц просто завораживал.

— Ну я пойду? — спросила Линара и, не дождавшись ответа, похромала к выходу.

Мы с больным остались в спальне одни.

Снаружи закручивалась метель. То и дело слышался короткий дробный стук — это ветер бросал в оконные стекла снежную крупу.

Ножницами я разрезала на мужчине испорченную рубаху и кое-как избавила его от окровавленных тряпок. Рану промыла водой, обработала яблочной настойкой, которую Джорах с трудом оторвал от сердца. Воняло от бутылки так, что закладывало нос. Затем зажгла свечу и сунула иголку в огонь.

В теории и воспоминаниях Сибилл все было просто, но, когда пришло время заняться делом, мои руки дрогнули. Стало не по себе. Понадобилось несколько минут, чтобы собраться с духом.

— Господи, помоги мне, — шепнула я в тишину спальни.

Просто представь, что зашиваешь подушку.

Радовало, что пациент без сознания и не надо бояться причинить ему боль.

Зажав пальцами края раны, я воткнула иголку с ниткой в плоть.

И тут же мужчина на постели дернулся, застонал и распахнул глаза.

— Где я? Кто вы? Что вы со мной делаете? — прохрипел он, отыскав меня взглядом.

Его ресницы были мокрыми от растаявшего снега и слиплись иголочками. Зрачки казались неестественно широкими, наверное, от боли. Черными озерами они затопили радужку, оставив лишь узкий ободок зелени по краям.

Проклятье! Теперь, когда больной пришел в себя, зашивать рану будет еще сложнее и физически, и морально.

— Не волнуйтесь. Вы в приюте «Милосердной Мариты». Мы вам поможем.

Незнакомец шумно дышал. Его грудь тяжело вздымалась и опадала. Взгляд прожигал насквозь. Мужчина смотрел хмуро, словно недовольный тем, что я сижу так близко, практически нависаю над ним, но отстраниться я не могла, потому что держала иголку и уже успела сделать первый стежок.

— Как вас зовут? — спросила я, надеясь, что удастся сбыть беднягу родным. Пусть сами о нем заботятся. Как верно заметила Линара, наш великовозрастный подкидыш явно не из простых. Судя по одежде, деньги у него есть, а значит, он может оплатить работу хорошего лекаря.

Мужчина на постели открыл рот, словно собирался назвать мне свое имя, и застыл. Его изящные черные брови сошлись на переносице. На лбу проступила глубокая морщинка. Выглядел он как человек, который мучительно пытается что-то вспомнить.

— Меня зовут… — красавец брюнет нахмурился еще больше. — Зовут…

С протяжным вздохом он откинулся на подушку, и я почувствовала, как дернулась нитка, продетая в иголку, что я держала в руке.

— Ш-ш-ш, — зашипел мой пациент, потревожив рану, а затем простонал с обреченным видом: — Не помню. Я ничего не помню.

Ну дела.

Ситуация осложнилась. Похоже, на руках у меня был не просто раненый, а раненый с амнезией. Такого, даже подлечив, на улицу не выставишь — пропадет.

Мужчина морщил лоб, кусал губы, тер пальцами переносицу. Наверное, усиленно копался в своей дырявой памяти.

— Надо зашить рану, — вздохнула я, предвкушая неприятную обязанность. — Потерпите. Вот, выпейте.

Свободной рукой я потянулась к бутылке с яблочной настойкой нашего кочегара — какая-никакая анестезия.

С брезгливым видом незнакомец покрутил бутылку перед лицом, принюхался к янтарной жидкости внутри и скривился.

— Мерзость.

Но все-таки хлебнул из горлышка. Острый кадык на белой шее дернулся вверх-вниз.

— Приступайте.

Его голова опустилась на подушку. Длинные черные волосы рассыпались по белоснежной наволочке. Пальцы стиснули простыню.

«Не просто богатый, — подумала я, украдкой рассматривая своего пациента. — Знатный. Не какой-нибудь зажиточный лавочник, сколотивший состояние на продаже булок, а дворянин».

Это было видно.

Даже потеряв память, незнакомец вел себя с уверенностью человека, привыкшего, чтобы ему подчинялись. Взгляд — властный, исполненный гордости, тон — командный и не терпящий возражений. В каждом жесте мужчины сквозило глубокое чувство собственного достоинства. Так ведут себя сильные мира сего. Те, кто твердо стоят на ногах. Люди с титулом и огромным состоянием. Богачи не в первом и не во втором поколении.

И все же этот человек здесь — под крышей «Милосердной Мариты», в убогой комнатушке с сырыми стенами, раненый, уязвимый и нуждающийся в моей помощи.

Со вздохом я принялась за лечение.

Я боялась, что мой пациент, изнеженный аристократ, будет кричать и дергаться от боли, но мужчина не издал ни звука и ни разу не шелохнулся. Когда, закончив зашивать рану, я подняла на него взгляд, то увидела, что он прикусил губу до крови. Его лицо было мертвенно-бледным, на лбу от напряжения вздулись вены.

— Всё, — шепнула я, и незнакомец облегченно прикрыл глаза.

Складывая швейные принадлежности обратно в аптечку, я обнаружила, что у меня трясутся руки.

Еще бы! Это вам не чулок заштопать.

Метель снаружи усилилась. Ветер ревел в дымоходных трубах, просачивался сквозняком сквозь щели в гнилых оконных рамах. Потоки воздуха гуляли над полом, забирались под юбку и холодили щиколотки.

Наш безымянный гость обмяк на постели без сил и готовился погрузиться в сон. Бинтуя рану, я нечаянно задела его ладони — ледяные!

— Вам надо согреться, а то простудитесь или того хуже.

— Да, холодно, — отозвался раненый сонным голосом и поежился.

Я укрыла его до подбородка тонким лоскутным одеялом — добротных пуховых в «Милосердной Марите» отродясь не было.

За спиной с противным скрипом приотворилась дверь. В темную щель просунулось круглое лицо с обвисшими щеками — Линара.

— Руки ему растереть надобно, — сказала повариха и окинула больного расчетливым взглядом, словно в мыслях прикидывала, сколько золота спросит с него за свою заботу. — И супу горячего. Со вчерашнего бобовая похлебка осталась. Принести?

Пробовала я ее похлебку. Гадость редкостная. Не уверена, что наш высокородный гость согласится ее откушать даже с голодовки. Да и спит он почти.

— Чаю сделай. А еще возьми у Джораха пустые бутылки и налей в них горячую воду. Положим в постель. Будет грелка.

Линара кивнула.

— А руки ему всё ж разотрите, госпожа, — голос поварихи потонул в скрипе старых дверных петель.

Я с сомнением посмотрела на своего пациента. Под ветхим одеялом, сшитым из кусков разных старых тряпок, он весь дрожал.

— Можно? — я осторожно коснулась его ледяной руки.

Мужчина слабо кивнул.