Больше всего на свете мой любимый герцог мечтал о детях, и наши с ним желания совпадали: я давно хотела стать матерью.
После скромной церемонии в Шаборо и куда более пышной — в столице Сантинье (да-да, у нас было целых две свадьбы!), мы отправились к морю — отдыхать и дышать полезным соленым воздухом. Морской воздух оказался полезен настолько, что я зачала в первую же неделю семейной жизни. Когда я рассказала о своем положении мужу… О-о-о! О такой реакции на свою беременность любая молодая супруга могла только мечтать…
Мы стояли на берегу. Босые. В уютном молчании держались за руки и смотрели на медово-багряные всполохи заката. Солнце расстилало на воде зыбкую дорожку из жидкого золота. Волны накатывали на наши ноги, ласкали щиколотки, играли с подолом моего длинного платья.
Матео, наш приемный сын, бродил вдоль кромки прибоя с закатанными до колен штанами и собирал цветные камешки. Поглощенный своим занятием, он отошел от нас достаточно далеко и превратился в темную фигуру на фоне вечерней зари. Я видела, как он то и дело наклоняется и подбирает что-то с песка. Гальку, ракушки, другие интересные находки.
Здесь, в этой тихой южной провинции, Матео снова стал ребенком — восторженным, беззаботным, бесконечно влюбленным в море. Он отряхнулся от своего прошлого, забыл его, словно страшный сон, и ловил последние ускользающие мгновения детства. Оно все-таки у него было. Детство.
— Что ни говори, а деревушка Эмерет — самое волшебное место на земле, — шепнул Маркус, вдохнув полной грудью запах водорослей и соли. Его чеканный профиль был облит алыми красками заката. — Надо приезжать сюда почаще. Особенно когда появятся малыши.
Мои губы тронула хитрая улыбка. Я уже знала о ребенке, но для Маркуса наше будущее счастье еще оставалось тайной. Украдкой поглаживая живот, я предвкушала, как сейчас обрадую его этой новостью.
— Что ты делаешь? — вдруг спросил Маркус, встав спиной к морю и свету. Теперь медный диск солнца выглядывал из-за его плеча. Лицо супруга оказалось в тени, и я не смогла прочесть по нему эмоции, но голос любимого дрожал, словно от волнения.
— А что я делаю? — моя ладонь, ласкающая живот, замерла.
Взгляд Маркуса скользнул к ней. Он заметил мой жест и понял его значение.
— Неужели?..
Еще минуту назад супруг был полностью расслаблен, а теперь напряженно ждал ответа на вопрос, который даже не решился произнести вслух.
— Да. Неужели, — кивнула я и увидела, как тело Маркуса обмякает, как он делает глубокий вдох и прикрывает веки.
В следующую секунду меня аккуратно оторвали от земли и закружили в воздухе.
Я смеялась. Любимый смотрел на меня сияющими глазами, в которых отражался мягкий закатный свет. А Матео бежал к нам по берегу с полными пригоршнями морских даров.
* * *
Когда родился наш первенец — пухлощекий карапуз с пушком черных волос на макушке — Маркус заплакал. Разумеется, он приложил все усилия, чтобы скрыть от меня свои скупые мужские слезы. Я в свою очередь притворилась, что не замечаю, как он украдкой вытирает глаза рукавом рубашки. Ох уж эти мужчины! Считают проявление чувств слабостью.
Но ведь он так долго ждал этого момента! Даже дольше, чем я сама.
Через два года наша семья снова выросла.
Шарлотта родилась аккурат под Новый год, и целую неделю Маркус сиял, как праздничная елка в нашей парадной гостиной. Даже ярче. Иногда мне казалось, что его лицо вот-вот треснет от улыбки.
Теперь у нас были и сын, и дочь. А еще — Матео, которого мы тоже считали родным. В том, что он однажды займет должность городского казначея, уже не было никаких сомнений.
Выйдя замуж за герцога, я оставила пост директрисы сиротского приюта, но активно занялась благотворительностью. Строила школы и лечебницы, помогала детским домам, через мужа продвигала в королевском совете новаторские законы. Мне хотелось быть полезной. Хотелось сделать мир лучше.
Каждый год мы с семьей ездили к морю, в лучшую на свете деревушку Эмерет, где зачали своего первого ребенка. В свободное время навещали «Милосердную Мариту». Теперь ее возглавляла жена Вулфа, та самая приезжая учительница. В последний раз, когда мы ее видели, она была на сносях.
Старея, Линара все больше превращалась в добрую, немного ворчливую бабушку, которая всех воспитанников «Мариты» считала своими внуками. Собственные подросшие дети не баловали ее вниманием, и она находила радость в заботе о чужих. Те отвечали ей лаской и любовью, и это было дороже любых денег.
Когда Тим подрос, Маркус взял его к себе секретарем. Об успешном будущем других сирот мы тоже похлопотали. Каждому дали образование и нашли работу по душе.
Порой мне становилось страшно. Мне казалось, что я сплю и вижу чудесный сон, который может закончиться в любой момент. Но просыпалась я неизменно в объятиях мужа, под его ласковые поцелуи и слова любви.
Хотя — нет, вру. Время от времени нас будили наши дети, с разбега прыгая на родительскую кровать. Такое начало утра мне тоже нравилось.