Хозяйка приюта. Чудо под Новый год

Глава 4

Детский труд, учеба вместо работы

Было неловко растирать в ладонях руки незнакомого мужчины, благо тот почти спал и не обращал на меня внимания. Пальцы у него были длинные и тонкие, как у пианиста, кожа — нежная и гладкая, словно у девицы. Что тут скажешь: аристократ. Откуда взяться мозолям, если всю тяжелую работу за тебя выполняют слуги?

Укрытый до подбородка разноцветным одеялом, наш усталый дворянин смежил веки. На бледные щеки упала тень от густых ресниц.

Красив! Аж до неприличия. Настолько, что хочется любоваться и любоваться им, будто чудесной картиной или скульптурой.

Постепенно его ледышки согрелись, кожа потеплела, а потом явилась Линара и принесла две бутылки с кипятком. Пришлось обернуть их тканью, чтобы пациент нечаянно не обжегся во сне. Одну бутылку я устроила у него в ногах, другую — под боком.

В комнату боязливо, на цыпочках вошел Тим и протянул мне глиняную кружку, над которой клубился дымок.

— Чаю? — предложила я гостю, но мужчина на кровати только что-то неразборчиво промычал, не разомкнув глаз. — Ладно, отдыхайте. Загляну к вам позже.

— Ну что он сказал? — стоило выйти за дверь, Линара набросилась на меня с вопросами. — Кто он? Барон? Баронет? Ну явно же какая-то важная птица. Надеюсь, он изъявил желание щедро отблагодарить нас за помощь? Если сам не додумался — с господами это бывает, можно аккуратно ему намекнуть.

Я плотнее закуталась в наброшенный на плечи платок и начала спускаться по лестнице, держась за перила.

— Боюсь, ты будешь разочарована, Линара. Наш гость ничего не помнит о себе, даже имени.

— Как!

Судя по звуку, повариха за моей спиной всплеснула руками.

— Ну ничего, — добавила она спустя какое-то время, — вспомнит.

У подножия лестницы стояли, понурив головы, две хорошенькие девчушки лет восьми, одетые в шапки и поношенные тулупы. Обе курносые, белокурые, прозрачные от недоедания.

— Мы готовы, госпожа Шевьер, — пискнула одна, не поднимая на меня глаз. Ее соседка шмыгнула носом.

— К чему готовы? — нахмурилась я.

— Как это к чему? К работе, — раздался позади голос Линары. — Что-то вы, госпожа, стали больно забывчивой. Вева, — кивнула она на малышку слева, — с понедельника по субботу работает в лавке мадмуазель Гвенадет. А Инес, — указала она на девочку справа, — в доме мадмуазель Реко.

Тут я вспомнила одну вещь и задохнулась от возмущения. Хозяйка «Милосердной Мариты» и ее прихвостни нещадно эксплуатировали детский труд. Не жалели даже пятилетних малышей! Летом отправляли своих воспитанников вспахивать чужие огороды и смотреть за живностью, зимой отдавали в услужение зажиточным горожанам. Для тех — экономия, ведь ребенку можно платить меньше, а нагружать работой почти как взрослого. А для Сибилл Шевьер — несколько лишних золотых в месяц.

По законам королевства сирот в заведениях, подобных нашей «Марите», должны обучать чтению, письму, счету, а вместо этого несчастные дети пахали от зари до зари и не видели ни копейки — все заработанное директриса опускала себе в карман. Эти деньги шли не на нужды приюта, а на ее собственные — хорошая еда, дорогие наряды, драгоценности.

Кстати! Драгоценности!

Кажется, я придумала, где достать средства на ремонт этой развалюхи, насквозь продуваемой ветрами.

— Так, — обернулась я к Линаре, — передай мадмуазель Гвенадет и мадмуазель Реко, что девочки к ним больше не придут. И ни к кому не придут. С этого дня дети в «Милосердной Марите» будут обучаться грамоте и другим наукам, как им и полагается. Ни о какой работе в поле или в чужих домах не может быть и речи.

Инес и Вева переглянулись.

Повариха вытаращила на меня глаза:

— Но госпожа Сибилл! Как же так! Мы же договорились! Зачем этому отрепью грамота? Все равно толку с них не будет. Девки вырастут — и пойдут по рукам: прямая дорога в красный квартал. А эти гадкие сорванцы — будущие пьяницы да карманники. Научились считать до десяти, могут написать свое имя — хватит с них.

Я покачала головой.

«Конечно, в красный квартал, конечно, в карманники, — хотелось закричать мне. — Вы же у них собственными руками отбираете шанс на нормальную жизнь. Если с самого детства твердить ребенку, что у него нет будущего, его и не будет».

Но сказала я другое. То, что для таких, как Линара, было аргументом.

— Закон запрещает нанимать на работу детей младше двенадцати лет. Если кто-нибудь узнает, что мы… — я замолчала и посмотрела на нее многозначительным взглядом, позволив самой додумать мою мысль. — Проверка. Помнишь? Со дня на день ждем королевского ревизора.

Повариха побледнела до синевы и повторила дрожащим голосом:

— Ревизора…

— Да, ревизора.

С моего разрешения девочки побежали обратно в спальню. Было видно, что им не терпится поделиться новостью с подружками и обсудить перемены, наступившие в «Милосердной Марите»: теперь вместо того, чтобы мести двор, доить коз, таскать из колодца воду, они станут обучаться школьной грамоте.

— И книжки читать сможем. Представляешь? — услышала я восторженный возглас одной из воспитанниц. — Про принцесс и рыцарей!

По-утиному переваливаясь с ноги на ногу, повариха отправилась на кухню — варить суп на говяжьей косточке.

А я, когда распогодилось, засобиралась в гости к Сибилл Шевьер. Жила она не в приюте, а снимала комнату в гостином доме рядом с почтовым трактом. Надо было поискать ее сбережения, а еще посмотреть, какие из вещей можно продать, чтобы обеспечить сирот едой и нормальной зимней одеждой.