Хозяйка приюта. Чудо под Новый год

Глава 15

Пропавший человек, исчезнувшие деньги Сибилл Шевьер

Утром меня разбудил слоновий топот в коридоре за дверью, вскоре перекинувшийся на лестницу. Следом раздались детские голоса.

В тот же миг я поняла, что случилось, и, наспех одевшись, поспешила в гостиную — полюбоваться результатом своих стараний.

Все двадцать воспитанников «Милосердной Мариты» обступили елку и остывший за ночь камин. К тому моменту, как я вошла в комнату, ребятишки уже отыскали свои подарки и бурно радовались щедрости снежного духа, в кои-то веки посетившего их скромную обитель. Слышались звонкий смех и шорох разворачиваемой бумаги.

Усевшись на ковер рядом с елкой, малыши набивали щеки сладостями. Дети постарше исследовали носочки над камином.

— Он приходил! — закричала Вева, заметив меня в дверях, и с улыбкой до ушей потрясла в воздухе объемным кульком конфет. — Приходил! И столько всего нам принес!

Видя ее сияющие глаза, я не удержалась от ответной улыбки.

И так светло, тепло, хорошо стало на душе!

Незаметной тенью я опустилась на краешек дивана и принялась наблюдать за галдящей ребятней.

После мы завтракали, и впервые на моей памяти у сирот не было аппетита. Кому интересна овсяная каша, когда живот набит вкусняшками?

Объедаться конфетами с утра пораньше не лучшая идея, но раз в году можно позволить себе отступить от правил здорового питания, тем более жизнь не часто балует этих обездоленных крошек.

— А где месье Лоран? — спросила я у Джораха, не увидев за столом нашего гостя.

Кочегар пожал плечами, предположив, что тот еще спит.

Ничего подозрительного в том, что господин М. Д. решил пропустить завтрак, я не увидела. Легли мы глубоко за полночь и проголодаться после вчерашних праздничных излишеств еще не успели.

Но и во время обеда месье Лоран не объявился. Тут я насторожилась и поднялась к нему в спальню.

На мой осторожный стук в дверь никто не ответил. Я немного потопталась на пороге, окликнула мужчину по имени через закрытую дверь и вошла в комнату.

Кровать была аккуратно заправлена, шторы — отдернуты, стул задвинут под письменный стол — повсюду царил идеальный порядок. Выглядела спальня так, будто господин М. Д. не ночевал дома.

Отбросив эту тревожную мысль, я спустилась на первый этаж и заглянула в закуток под лестницей, где мы устроили гардеробную. На крючках висели тулупы детей, большая потертая куртка Джораха и мое короткое пальтишко. Ботинки и верхняя одежда месье Лорана исчезли. Их не было на месте.

Наверное, наш гость вышел подышать свежим воздухом или помогал кочегару чистить во дворе снег.

Я успокаивала себя как могла, но в груди черной волной росло дурное предчувствие.

«Вчера он попросил у меня денег. Зачем? — думала я, натягивая на голову шапку и дрожащими пальцами застегивая пуговицы пальто. — Неужели вспомнил свое прошлое? И ничего не сказал? Уехал, даже не попрощавшись? После всего что мы для него сделали? После моей помощи, после наших разговоров по душам?»

Кусая губы, я вышла на мороз и с надеждой оглядела пустынный двор: за ночь все тропинки замело. Землю плотным слоем сковал искрящийся на солнце белый наст.

— Где же вы, месье Лоран? — выдохнула я в воздух облачко пара.

Весь день, чем бы ни были заняты мои руки, я прислушивалась к звукам, доносящимся с улицы. То и дело высматривала в окне знакомую фигуру. Вспоминала вчерашний ночной разговор, странное поведение мужчины. К вечеру господин М. Д. так и не вернулся, и я была вынуждена признать, что, скорее всего, больше его не увижу.

Разумеется, глупо было ожидать, что после возвращения памяти богатый дворянин — а богатством и знатностью от месье Лорана веяло за версту — задержится в приюте хотя бы на день. Но и к такому скоропалительному бегству я оказалась не готова. Он даже записки не оставил!

А я ведь зашивала его рану! Выхаживала его, горящего в лихорадке! Мы вместе делали в «Марите» ремонт, вдвоем покупали детям новогодние подарки.

Неужели я не заслужила простого «до свидания»?

С чувством, что мне наплевали в душу, я легла спать, а утром меня ждал очередной сюрприз: я наконец узнала, куда Сибилл Шевьер подевала награбленные деньги и зачем в ноябре сняла их со своего банковского счета.

* * *

После школьного урока, проведенного мной без какого-либо энтузиазма, в парадную дверь настойчиво постучали. Линара, похрамывая, уже шла открывать, но я, окрыленная надеждой, что это вернулся месье Лоран, опередила ее и возникла у двери первой. В волнении потянула на себя дверную ручку.

Пожалуй, мне следовало быть готовой к разочарованию, но оно невидимым кулаком ударило мне под дых, так, что я невольно согнулась и выпустила наружу вздох, растаявший в морозном воздухе облачком пара.

С той стороны порога на меня с хищным прищуром взирали не красивые зеленые глаза месье Лорана, а маленькие, заплывшие жиром щелочки глаз незнакомого мужчины.

— Что вам угодно, господин? — шепнула я, старательно пряча свое недовольство за доброжелательной улыбкой.

— Ты так смотришь, будто не узнаешь меня, — хмыкнул незваный гость и грубоватым жестом убрал меня с дороги, чтобы войти в дом.

— Простите? — сорвалось с губ растерянно-возмущенное.

— Прощаю, — ответили мне снисходительным тоном.

Пока мужчина оглядывался по сторонам и с его добротных кожаных ботинок на пол перед дверью осыпался снег, я напрягала память в надежде, что она подскажет, какие отношения связывают бывшую хозяйку моего тела с этим неприятным типом.

Всем своим видом незнакомец внушал мне отвращение. Не толстый — обрюзгший, словно подтаявший студень, который сохраняет какую-никакую форму только благодаря одежде. Щеки красные, отвисшие. На воротнике пальто, заменяя шарф, складками лежат два дряблых подбородка. Но дело совсем не в тучности этого господина, а в его плотоядном липком взгляде, от которого пробирает зябкая дрожь пополам с гадливостью.

Мне ужасно не нравилось, как на меня смотрел этот краснощекий хам. Не нравилось, что он бесцеремонно отодвинул меня в сторону и вошел в дом без приглашения. И то, что я никак не могла его вспомнить, мне тоже жутко не нравилось.

— Пройдем в гостиную, где нет лишних ушей.

И он уверенно направился через холл в нужную сторону, словно уже бывал здесь и не раз. Прошелся грязными ботинками прямо по свежевымытому полу, по дорогому пушистому ковру, на который дети-сироты не решались ступать даже в домашних туфельках. Глядя на мокрые следы, оставленные чужой уличной обувью, я стремительно закипала от бешенства. Вева и Инес тут на карачках с тряпками ползали, а он…

— Что вы себе позволяете?

Из груди рвался крик, но повышенный тон мог испугать малышей, поэтому я воздержалась от громких звуков, но зашипела, как кобра:

— Прошу вас покинуть мой дом немедленно.

— Что я себе позволяю? — развернулся ко мне толстяк в дверях гостиной. — А что позволяешь себе ты, Сибилл⁈ Почему подставляешь меня перед графом Лареманом? Почему он вдруг решил устроить вам повторную проверку?

Короткий палец, похожий на сардельку, обвинительно уперся мне в грудь. Глаза-щелки с красными от сосудов белками впились в лицо. От ярости у мужчины тряслись щеки и все три дряблых подбородка.

— Отвечай! Что натворила, гадина?

Волна гнева, идущая от незнакомца, выбила почву у меня из-под ног. Я не понимала, почему он злится, в чем меня обвиняет, зачем вообще сует нос в дела «Мариты», и оттого чувствовала себя растерянно.

— Какая вам разница? — я скривилась от того, как жалко и тонко прозвучал мой голос. Прочистила горло, чтобы в следующий раз грозным тоном поставить наглеца на место.

— Какая мне разница? — толстяк разразился грубым, лающим смехом, а потом втащил меня в гостиную и плотно прикрыл за нами двойные двери. — Одна твоя ошибка, дура, — и моя голова полетит с плеч. Кто подписал тебе ноябрьскую проверку? Кто подтвердил, что этот твой сарай выглядит как конфетка? Почему его сиятельство не поверил моему отчету и спустя пару месяцев отправил к тебе другого ревизора? Кто ему на тебя донес? Кому ты перешла дорогу, Сибилл?

Я обнаружила, что толстяк оттеснил меня к стене. Я стояла, прижатая к ней его гигантским брюхом, а он кричал мне в лицо, и капли слюны веером разлетались из его рта, оседая на моей коже. Фу. Мерзость.

В попытке освободиться я толкнула мужчину в грудь, но легче было сдвинуть с места каменную стену за моей спиной, чем эту разъяренную гору жира.

— Ты заплатишь мне за это, Сибилл. Заплатишь!

Вдруг заржавевшие шестеренки моей памяти пришли в движение, начали вращаться. Перед внутренним взором черно-белым фильмом пронеслись фрагменты из недавнего прошлого, чужого.

Я уже платила этому мужчине. Вернее, не я — бывшая хозяйка моего тела. Каждый год Сибилл Шевьер давала графскому ревизору взятку, чтобы пройти проверку, но в этом ноябре старый ревизор помер, а новый, откуда-то зная о ее махинациях, потребовал за свое молчание такую сумму, что директрисе-воровке пришлось полностью опустошить свои карманы. Все ее сбережение утекли в лапы шантажиста.

И вот он явился, чтобы стребовать с меня еще. Компенсацию за моральный ущерб.

Пальцы-сардельки сжали мой подбородок, царапнув нежную кожу отросшими ногтями.

— С тебя тысяча золотых, курица ты безмозглая. За то, что из-за твоей неосмотрительности на моей голове прибавилось седых волос.

Он ухмылялся, видя во мне всего лишь глупую бабу, загнанную в угол мышку, которая от страха растеряет последние крупицы разума и станет покорно плясать под его дудку. Вот только этот красномордый господин с глазами-щелочками не учел, что…

— Теперь мы с вами в одной лодке, — произнесла я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Сдадите меня графу — сами себя подставите. В ноябре вы проводили в «Марите» проверку и подписали мой отчет о работе, проделанной в приюте. Признаетесь его сиятельству, что солгали? Вам больше нечем меня шантажировать, месье.

Пока мерзавец пребывал в растерянности от моих слов, я выскользнула из его лап и почувствовала облегчение. Больше никто не прижимал меня к стене своим брюхом. На всякий случай я отошла в другой конец комнаты, готовая в любой момент позвать на помощь Джораха, если потребуется.

К счастью, шантажист не пытался приблизиться ко мне. Остался на месте, только проследил за мной взглядом.

Мне очень не нравилось, что даже после моей речи он продолжал смотреть на меня с видом хозяина положения.

— Все так, — с ухмылкой произнес этот неприятный тип. — К его сиятельству с разоблачением я не пойду. Но ты, мадмуазель, все равно заплатишь мне тысячу золотых монет. Никуда не денешься. Тебе придется.

От уверенности, с которой он это сказал, по моим плечам покатил озноб. Захотелось сбежать, выставить негодяя за дверь, забыть о том, что он приходил сюда, стереть из памяти его тошнотворный образ. А потом принять горячую — нет, обжигающую! — ванну, соскребая мочалкой с кожи чужие липкие взгляды.

С затравленным видом я покосилась на дверь. Шантажист стоял к ней ближе, чем я. Попытаюсь юркнуть в холл, меня тут же сграбастают и опять затолкают в угол.

Горло сдавило спазмом. Я почувствовала себя уязвимой, беспомощной. В ловушке.

Может, и правда позвать Джораха? Сама я этого господина на улицу не выпровожу.

— И отчего же, позвольте узнать, месье, на меня нападет столь удивительный приступ щедрости, что я пожелаю добровольно расстаться с такой внушительной суммой?

Тысяча золотых монет! Вот фантазер! Это же можно все окна в приюте поменять, да еще ого-го сколько останется в кармане!

— А оттого, мадмуазель, — толстяк расстегнул верхние пуговицы пальто, видимо, изжарившись в натопленном помещении, — что я имею связи среди местных головорезов. Если не хочешь, красотка, однажды в подворотне лишиться чести, а может, и жизни, придется быть сговорчивой. Очень ты меня разозлила. Лишние нервы портят здоровье, а услуги лекарей нынче дороги.

И он окинул меня взглядом победителя, с легкостью уложившего соперника на лопатки.

Я застыла с открытым ртом, переваривая услышанное. Не могла осмыслить его слова, поверить своим ушам.

Неужели я поняла правильно: мне только что пригрозили смертью и надругательством? Если я не отдам этому упырю необходимую сумму, он наймет в трущобах Шаборо разбойника, который подкараулит меня на рынке или рядом с домом, чтобы…

Рука метнулась к лицу и закрыла рот. Из груди рвался всхлип шока и ужаса. Ноги ослабели. Нуждаясь в опоре, я тяжело привалилась к стене рядом с окном.

Неужели можно иметь настолько черную, гнилую душонку?

В этом мире я не впервые сталкивалась с человеческой подлостью, но сегодня дно просто пробили.

Видя мой страх, подонок ухмылялся. Он так явно наслаждался властью надо мной, что живот крутило и к горлу подступала тошнота. Содрогаясь под торжествующим взглядом шантажиста, я отчетливо осознала, как опасно в Сантинье быть одинокой женщиной — без мужа, без отца, без брата, без какого-либо крепкого родственника мужского пола. Будь у меня защитник, этот гад не посмел бы мне угрожать.

Обратиться в местную полицию? Да кто мне поверит! Только посмеются.

«Когда убьют, тогда и приходите».

А что, если толстяк блефует? Может такое быть? А я рискну проверить?

В ушах нарастали звон. Меня будто закрутили в кокон из ваты. Я ощущала себя как во сне. Все вокруг стало нереальным, тусклым, пыльным, размытым.

Голос толстяка звучал как приглушенный гул из старого радио.

— Деньги должны быть завтра, иначе…

Но у меня не было денег. Ни тысячи золотых монет, ни даже ста.

Невероятным усилием воли я взяла себя в руки и выдавила надтреснутым голосом:

— Хорошо. Будут вам деньги. Тысяча золотых монет. Но мне потребуется несколько дней, чтобы собрать нужную сумму. Неделя. Дайте мне неделю.

Разумеется, ничего платить шантажисту я не собиралась. Но мне нужно было время, чтобы все хорошенько обдумать и понять, как действовать. А еще я хотела, чтобы этот гнилой человек поскорее убрался из моего дома. Этот ужасный разговор вытянул из меня все силы.

С того момента, как я попала в тело Сибилл Шевьер, этой мошенницы и прохиндейки, трудности сыпались на меня как из рога изобилия, и я почувствовала, что близка к своему пределу прочности.

Опустив взгляд, я заметила, что у меня дрожат руки.

— Неделя, — повторил толстяк, причмокнув пухлыми губами. — Ладно. Неделя.

И с самодовольной ухмылкой он взялся за дверную ручку.

Сквозь открытую дверь гостиной я наблюдала за тем, как негодяй пересекает холл, оставляя на вымытом до блеска полу цепочку грязных следов от своих ботинок.

Меня трясло. Хотелось зажмуриться, а потом открыть глаза и обнаружить себя в постели под одеялом: понять, что все случившееся, не более, чем дурной сон. И не решать больше никаких проблем, не ломать голову над трудностями, не выпутываться из очередной сложной жизненной ситуации. Устала, устала, устала.

— Вы в порядке, госпожа? — заглянул в комнату Матео.

Я перевела на мальчика растерянный взгляд. Я и забыла, что он здесь. Наверняка ждет обеда. После уроков Матео всегда оставался, чтобы отведать стряпню Линары.

— Всё… в порядке, — кивнула я с отрешенным видом.

С кухни доносились запахи еды, но мой разум был в таком смятении, что я не могла понять, чем пахнет: мясом или овощами, а может, выпечкой.

Краем глаза я заметила в холле Веву и Инес. Девочки на пару тащили тяжелое ведро с водой. Опустив его на грязный пол, они отжали мокрые тряпки и принялись оттирать пятна, оставленные обувью толстяка-шантажиста.

Отсекая от меня эту картину, Матео с тихим скрипом притворил за собой дверь гостиной.

Я посмотрела на него, вскинув брови:

— В чем дело, Матео?

— Я все слышал, — мальчик замялся.

После своего признания он вжал голову в плечи, будто опасаясь моего гнева. Всякий ребенок знает, что подслушивать разговоры взрослых нехорошо. Особенно такие разговоры.

Я не находила, что ответить на его слова, поэтому просто молчала, опустошенная и озябшая. В жарко натопленной комнате меня охватил озноб.

Поняв, что я не собираюсь на него ругаться, Матео продолжил:

— Вы только не давайте ему денег. Ни за что не давайте. Таким дашь — они опять придут. Присосутся, как пиявки, и будут пить кровь. Только, в отличие от пиявок, напившись, не отвалятся. Им всегда будет мало. Всегда.

— Я знаю, Матео. Я это прекрасно знаю. И ничего ему не дам.

Мне хотелось остаться одной, и я уже потянулась к дверной ручке, чтобы уйти к себе в спальню, как вдруг почувствовала прикосновение к запястью.

— Я знаю, как его отвадить.

Голубые глаза ребенка светились заботой и участием. Это искреннее желание помочь тронуло меня до слез.

Я нежно потрепала Матео по щеке.

— Не волнуйся. Этот человек блефует. Он ничего плохого мне не сделает.

Светлые бровки мальчика дернулись навстречу друг другу. На лбу проступила хмурая морщинка.

— Как вы можете быть уверенной? Выглядел этот господин очень-очень мерзко. Нет. Нельзя рисковать. Я вам помогу, — заявил он с решительным видом. Такой воинственный. Маленький, отважный воробушек. — Клянусь! Положитесь на меня.

— Ах, Матео.

Я не восприняла его слова всерьез. Чем мне поможет ребенок? Но от его поддержки на душе стало светлее и легче. В порыве чувств я прижала малыша к себе крепко-крепко.

Матео, казалось, опешил. Первые секунды он стоял, словно окаменевший, затем тихо всхлипнул и нерешительно обнял меня в ответ.

— Вы не верите мне, госпожа. А зря. Вот увидите, я вам помогу. Вот увидите!

Он говорил столь уверенно, словно уже имел в голове некий план. Но, конечно же, это было не так.

— Спасибо, дорогой. Благодарю тебя.

Я поцеловала своего маленького защитника в висок и направилась к лестнице.

Обед я пропустила — кусок не лез в горло, а ужин проспала. К вечеру у меня неожиданно подскочила температура, не иначе как на нервной почве.

К своему удивлению, заболев, я со всех сторон оказалась окружена вниманием и заботой. Вева и Инес таскали мне с кухни чай. Линара специально для меня приготовила куриный бульон — лучшее средство при простудах. Джорах оторвал от сердца свою любимую яблочную наливку, заявив, что та способна вылечить любую хворь.

Узнав, что директриса слегла, ко мне в комнату заявилась пятилетняя Бекка и, пока я дремала, оставила на подушке, рядом с моей головой, свою величайшую драгоценность — старого, потрепанного медвежонка с пуговицами вместо глаз. Видимо, тот должен был поддерживать меня в трудную минуту.

За время болезни каждый воспитанник приюта счел своим долгом навестить меня и справиться о моем самочувствии. Это было так мило и так приятно, что я очень скоро пошла на поправку.

Уже через день я была на ногах и помогала Линаре с завтраком.

— Гляньте-ка, госпожа, — вдруг кивнула повариха в сторону маленького окошка, очищенного от наледи. — Что это за странный тип ошивается возле «Мариты»? Больно уж подозрительный.

Встревоженная словами кухарки, я подошла к окну и выглянула на улицу. При виде типа, бродившего по заснеженному двору сиротского приюта, все мое нутро сковала корка льда. Незнакомец, без дозволения проникший в нашу скромную обитель, имел самую что ни на есть бандитскую наружность. Длинные черные волосы торчали из-под шапки грязными сосульками. Левая сторона лица от скулы до подбородка бугрилась застарелыми шрамами, судя по всему, оставшимися после глубокого ожога. Одет мужчина был прилично, но добротное, явно дорогое пальто на нем было размера на два больше необходимого, и это наводило на мысль, что настоящий хозяин одежды валяется сейчас где-то в темной подворотне с перерезанным горлом.

— Странный, — подлила кухарка масла в огонь. — Ходит, что-то вынюхивает. Пойти что ли спросить, что он тут забыл?

— Сходи, — кивнула я. — Но в дом не пускай. И возьми с собой Джораха.

Старый спившийся кочегар не самый лучший защитник, но с мужчиной рядом спокойнее.

Когда Линара ушла, я прижалась носом к стеклу, жадно наблюдая за человеком на улице. Подозрительный тип немного покружил возле сарая, где мы хранили уборочный инвентарь, и двинулся к крыльцу, исчезнув из поля видимости.

Да кто же он такой?

Неужели…

Пожалуй, я догадывалась. Именно об этом я подумала в первую очередь, когда увидела во дворе рядом с домом мужчину, похожего на разбойника с большой дороги. Мысль меня пугала, я упорно гнала ее прочь, ибо от нее горло сжимало спазмом и начинали дрожать колени.

Мой недавний неприятный гость, этот подлый, мерзкий шантажист, решил меня припугнуть и прислал ко мне своего подельника. Хотел показать, что его угрозы не блеф и мне в самом деле есть чего бояться. Вот, кто подстережет меня на пустынной улице, если я не откуплюсь от толстяка озвученной суммой денег.

На ватных ногах я переместилась в холл, откуда могла наблюдать из окна за разговором Линары и подозрительного типа. Последний выглядел агрессивно. Бурно жестикулировал и рвался в дом, отчего Джораху даже пришлось выступить вперед, из-за спины поварихи, и раскрытой ладонью толкнуть незнакомца в грудь.

В какой-то момент я испугалась, что завяжется драка, но, к счастью, все обошлось. Мужчина со шрамами покачал головой, бросил напоследок какую-то короткую фразу и спустился с крыльца. И вот он уже шел по расчищенной дорожке в сторону калитки.

— Ну что он хотел? — бросилась я к Линаре, как только она вернулась в дом.

Повариха тяжело вздохнула, будто показывая, что разговор вышел неприятный и утомил ее.

— Ох, и настойчивый месье. Вас хотел видеть. Мол, дело есть. Но я же вижу: не из достойных он, хотя и хорошо одет. Рожа бандитская. И говор, как у сброда с улицы. Неча с такими бесед вести. Держаться от таких надобно подальше.

Это я и сама знала.

Получается, угрозы шантажиста не пустой звук. Он действительно готов натравить на меня головореза, если не получит денег.

Весь оставшийся день я сидела дома тихо, как мышка. Сама не показывала носа на улицу и детям запретила гулять во дворе. Не хотелось, чтобы кого-нибудь из воспитанников «Мариты» использовали в качестве заложника, чтобы выманить меня из моего убежища.

Понятно, что сейчас убивать и насиловать меня не станут — только припугнут, чтобы быстрее крутилась, собирала деньги. Но зачем мне лишняя нервотрепка, да и мало ли, как далеко этот негодяй с обожженной рожей зайдет в своих угрозах. А вдруг для пущей убедительности распустит руки? Под прикрытием четырех стен и спокойнее, и безопаснее.

Ночью я почти не спала, ворочалась с боку на бок, пытаясь придумать, как противостоять шантажисту, и при этом остаться целой и невредимой. В конце концов решила, что надо все-таки обратиться к городским стражникам. Заявить, что меня преследуют, и попросить защиты. А вдруг проникнутся и помогут, чем черт не шутит?

Утром после завтрака я на свой страх и риск начала собираться в Шаборо, в местную полицию, но постоянно на всякий случай выглядывала в окно: не видно ли поблизости кого подозрительного. И вот, когда я уже была почти готова — мне оставалось только натянуть на руки перчатки — к забору, окружающему «Мариту», подлетел запыхавшийся Матео.

Его щеки издалека горели двумя красными, румяными блинами. Голова была голая и влажная от пота, а подаренную мной шапку он держал в руках — видимо, сорвал ее, потому что бежать было жарко.

— Что случилось, Матео? — воскликнула я, впуская мальчика в дом.

Торопился он явно не на уроки. Занятия начинались за два часа до обеда, а мы только позавтракали.

— Госпожа, — моему маленькому гостю понадобилось немного времени, чтобы отдышаться. — Госпожа, почему вы прогнали Вулфа? Я же специально отправил его к вам.

И голубые глаза на детском ангельском личике воззрились на меня с упреком.

— Что? Какого еще Вулфа?

— Вулфа, — Матео похлопал себя по левой щеке и добавил: — Со шрамами.

Теперь я растерялась еще больше. Прошло не меньше минуты, прежде чем мой уставший разум сложил два и два.

Я правильно поняла: этого головореза с рубцами ожога на лице ко мне прислал не толстяк шантажист, а мой беспризорный ученик? Но зачем?

— Так, давай рассказывай все по порядку, — я принялась расстегивать пуговицы пальто. Поход в Шаборо отменялся.