Поев, Марина, оставив грязную посуду немытой, медленно пошла в свою каморку, которую комнатушкой-то было стыдно назвать. В душе теплилась надежда, что, когда она поспит и поднимется, стол будет чист, а посуда помыта.
Виктор и Карина молча доедали кашу, положив добавки, кастрюля опустела. Они не разговаривали, потому что муж был в обиде на жену. Чуть ранее, возмущённый поведением супруги, он вспылил.
Кто в своём уме выложит пятьдесят серебряных за пусть и симпатичную, но худую, с прыщами, бедную девицу? На такую без жалости не взглянешь. Поэтому Виктор высказал жене претензии.
Наевшись, он улыбнулся.
— Карина, не дуйся. Прости, что кричал. Но ты сама пойми, что богатый парень на Маринку не посмотрит, а ей уже замуж пора, ещё год-два, и забесплатно не возьмут. Ты хочешь, чтобы она с нами жила? Но то, что сходила к свахе, молодец, я и сам подумывал тебя попросить. Но вот только…
— Что «только»? — Карина, надув губы, соизволила оглянуться на мужа.
— Стоит подождать моего возвращения, — он посмотрел по сторонам, не подслушивает ли кто. — Вдруг получится разжиться деньгами, тогда приоденем вас, дом в городе купим. Марине найдём жениха побогаче, чтобы не краснеть перед людьми.
— Не буду ждать, найдётся желающий — отдадим. Ты ещё вернись с этими деньгами, а то мечтать можно о многом. Когда поедешь?
— Как поле засею, так и в путь, — зевнул Виктор. — Пойду-ка отдохну. Поел сытно, в сон тянет, часок вздремну, а там вновь работать.
Марина, лёжа на кровати, пыталась уснуть, да слёзы не давали.
— Гадское место, гадская семейка, ужасный мир, я хочу домой, — всхлипывая, девушка сжимала в ладони чёрный кулон. Чуда не произошло, так со слезами на глазах она и уснула.
Сон был словно и не сон. Рукам, да и всему телу, было холодно.
— Мамочки, я вернулась? — Марина очнулась в подвале своего же дома в окружении полок, заставленных солениями, холодильных ларей, овощей и старых вещей.
— Дома! Я знала, что если очень захотеть, то можно вернуться! — не веря своему счастью, она бросилась бежать к двери, поднялась по трём ступенькам, протянула руку и замерла.
— А где ручка? Где замочная скважина? — она с силой заколотила кулаками и ногами по двери. — Эй, кто-нибудь! Выпустите! Помогите! Тётя Маша! — сбивая кулаки и срывая голос, пыталась докричаться до соседки. Да что толку, расстояние между домами приличное. Да и глуховатая тётя Маша вряд ли услышит крики из чужого подвала. — Топор, точно, тут валялся старый топор, тогда дверь шкафа заклинило, и я топором… — бедняжку потряхивало, она быстро нашла плотницкий инструмент и с криком кинулась на дверь.
Топор с лёгкостью отскочил, не причинив вреда полотну.
— Что же это делается? — Марина присела на ступеньку. — Вернулась из чужого мира и застряла в своём же подвале? А-а-а… Тут и помру, — тихо сорвалось с губ. — Но хоть сытая, — усмехнулась вдогонку, оглядывая запасы. — Не зря их делала. Хомяк Соколова, — она поднялась и поняла, что не чувствует усталости или боли, тело было здоровым.
— Не понимаю, — она с силой дёрнула за белую косу. — Почему я не в своём теле?
После криков в горле пересохло. Сделав несколько шагов, Марина подняла пятилитровую бутыль с водой.
— И кружки нет, — посетовала она, усаживаясь обратно на ступеньку. Попив, начала рассматривать потолок. — Свет горит, — посмотрела на стену, выключателя не было, как и ручки у двери. — Тут прихожая, тут кухня, спальня, а вот тут должен быть кабинет, — глядя на потолок, мысленно прикинула расположение комнат и поднялась. — Что у меня из готового имеется?
У Марины много чего хранилось в подвале, её бабушка с мамой научили делать заготовки. Всё припоминали голодные девяностые, когда на работе зарплату по полгода не платили, домашним скотом, огородом да дедушкиной рыбалкой и охотой кормились, в лесу собирали грибы, ягоды, травы на чай. Внучка росла послушной, науку впитывала как губка. Каким-то закруткам было уже два года, их ещё бабушка делала. А какие-то с прошлого лета. В трёх морозильных ларях лежали мясо, рыба, овощная нарезка, всё с огорода, фрукты и ягоды. Половину одного из ларей занимала кислая вишня, с любовью собранная с двух деревьев, что росли справа от дома, прислонившись к забору.
Ближе к дверям стояли деревянные лари, сколоченные ещё дедом. В одном находилась мука, а в другом в мешках лежали сахар да крупы. Вдоль стен расположились деревянные прочные стеллажи, уставленные банками.
Марина часто возила в город угощение, подругам в институте дарила. Как-то раз зашла в общежитие к Наташе, занесла несколько банок подружке, а та добрая, хлебосольная — почти весь этаж угостила, после этого знакомые студенты часто подходили к Марине и спрашивали, а не продаст ли она баночку-другую вкусных огурцов или грибной икры.
Марина смеялась, привозила просто так, только банки просила вернуть. Возвращали, но часто вместе с печеньем или шоколадкой.
— И чего я не держала кухонный холодильник тут? Сейчас бы масло на колбасу намазала, сыром прикрыла и… Чего у меня там было? Холодный суп, жареная картошка. Может, тушёнку открыть? — она покрутила в руках стеклянную банку. — Или мёда наесться? — её взгляд упал на старую литрушку. — Не-е… холодное жирное мясо да с мёдом. Фу-у…
Не успев решить, что хочет съесть, Марина почувствовала, как в глазах потемнело.
Глаза открыла там же, где и заснула — в маленькой бедняцкой комнатушке.
— Всё же сон, — голос был наполнен болью. Марина попыталась натянуть одеяло повыше и услышала тихий «звяк».
Её глаза расширились: на одеяле лежали две банки.