Хозяйка маленького счастья, или Любимая для охотника

Глава 35

Некий господин Каручергин приносил соболезнования… Марина перечитывала строки снова и снова, пока слова не поплыли перед глазами, пытаясь пробиться сквозь стену неверия. В письме говорилось, что Каручергин был рад видеть сына своего спасителя, предложил ему работу — сопровождать за хорошие деньги обоз в портовый город. Виктор справился блестяще, заслужив уважение. И Каручергин уже строил планы — сделать его на обратном пути начальником каравана, перевезти всю семью Виктора в своё имение, даровать им безбедную жизнь… Но произошёл несчастный случай. На обоз, везущий ценный груз, напали вооружённые бандиты. Виктор, не дрогнув, сражался наравне с охраной, но был ранен и, отступая, сорвался в бурную, холодную реку… Из витиеватых фраз следовало одно: брат пропал без вести. И, судя по официальному тону, шансов на чудо не осталось.

В груди Марины, холодной от ужаса, шевельнулась острая, щемящая жалость. Она мало знала Виктора, но уже начала привыкать к этой семье.

Через час вернулась Карина в сопровождении женщин из деревни, нёсших дымящиеся котелки. Они с удивлением покосились на распахнутую дверь со сломанным замком, но, промолчав, поспешно ретировались.

— После того камнепада ты стала совершенно неуправляемой, — голос Карины прозвучал тихо, но в нём слышалась угроза. Её взгляд, тяжёлый и острый, как шило, впился в письмо в руках золовки.

— Объяснись! — выдохнула Марина, поднимаясь во весь рост. — Пока я не подняла скандал на всю деревню! Что это за письмо? Кто был тот мужчина? И какие гости должны сегодня явиться? Почему они так уверены, что Виктор погиб? Может, его выбросило на берег ниже по течению? Несколько дней прошло, а они уже документы оформили!

Молчание Карины было оглушительным. Оно длилось мгновение, а затем в нём, словно плотина, прорвалось всё, что она так тщательно скрывала.

— Это всё ты! — сорвалась невестка на пронзительный, истеричный крик, её лицо исказила гримаса ненависти и боли. — Ты во всём виновата! Твоя паршивая, чужая кровь! А я говорила Виктору, умоляла его не ездить к этому Каручергину! — ее ноги ослабли, и она медленно, как подкошенная, опустилась на стул.

— Какая кровь? О чём ты? — Марина присела на соседний табурет.

— А о том, что ты дочь этого столичного богача, Каручергина, и одной знатной дамы! — выкрикнула Карина, и слова падали, как удары хлыста. — Любовь у них была безумная, греховная! Та женщина родила почти в одно время с матерью Виктора. Твой хитрый отец заплатил Соколовым огромные деньги, чтобы те навеки замолчали и отдали свою темноволосую новорождённую дочь в обмен на тебя! Думаешь, почему они сбежали так далеко и зажили, как господа? Представляешь, каким был откуп? Целое состояние! А всё из-за чего? Из-за цвета твоих проклятых волос! Белоснежных, как у твоего благородного папаши!

— Но… почему он не оставил девочку себе? — прошептала Марина, и голос её предательски дрогнул.

— Ты что, совсем не знаешь, что такое светские условности? — ядовито фыркнула Карина. — Он что, должен был принести незаконнорождённую дочь в свой фамильный особняк и предъявить жене?

— Но мать… как мать могла с такой лёгкостью отдать своё дитя и забыть о нём?

— А что ей оставалось? — крикнула Карина. — Её законный муж, поверь, поопаснее твоего папаши будет! Ах, говорила я Виктору, умоляла не упоминать о тебе, не отдавать того злосчастного письма! Глупо, как же он глупо поступил! Прошло столько лет, Каручергин давно забыл о твоём существовании. А тут появляется Виктор… Они его погубили… Я же просила его, я умоляла просто рассказать о нашем бедственном положении, не вспоминая прошлого! — её монолог пошёл по второму кругу, погружаясь в пучину отчаяния и злобы.

Марина сидела, словно пришибленная ударом пыльного мешка по голове, сжимая в онемевших пальцах хрустящий лист бумаги. Мир, который она только начала выстраивать, рухнул в одночасье, рассыпавшись прахом обмана, предательства и чужой, давней страсти.

Слова Карины повисли в воздухе, густые и тяжёлые, как дым от только что потушенного пожара. Марина, всё ещё ощущая под ногами зыбкую почву рухнувшей правды, с трудом заставила себя сосредоточиться на сиюминутной угрозе. Её взгляд скользнул по котелкам на столе, принесённым соседками.

— Какие гости… в такое время? — её собственный голос прозвучал приглушённо и хрипло. Она смотрела на Карину, пытаясь понять, о чём думает невестка.

— Сваха! — резко, словно отрубая, прервала её Карина. Её пальцы судорожно сжали край стола, побелев в костяшках. — И жених из города. Теперь я вдова, у которой на руках двое малых детей и незамужняя золовка. Мой долг — выдать тебя замуж. И как можно удачнее. В том доме, куда я тебя направляю, ты не будешь знать ни в чём недостатка. — Она произнесла это с таким ледяным, деловым цинизмом, что у Марины похолодело внутри.

— Тебе же Каручергин целое состояние отсыпал! — воскликнула девушка, с отчаянием указывая рукой в сторону комнаты, где был спрятан злополучный мешок. — Там столько серебра, что получится несколько лет жить безбедно и тебе, и детям! Или… ты можешь снова выйти замуж, не продавая меня с молотка!

— Да что ты понимаешь⁈ — Карина вспыхнула, и её лицо исказила гримаса озлобления и горькой обиды. Голос сорвался на визгливый шёпот. — Кто меня возьмёт с таким «хвостом»? С двумя чужими отпрысками на шее? Будь это мои кровные дети — другое дело! А так? Это наследство от моего покойного мужа! — Она выплюнула последние слова с такой ненавистью, что Марина невольно отшатнулась.

В ее душе что-то перевернулось. Впервые она увидела не просто сварливую и жадную невестку, а загнанную в угол, отчаявшуюся женщину, для которой дети брата были вечным напоминанием о ее собственном одиночестве и несостоявшемся материнстве.

— Карина… — тихо начала Марина, и в ее голосе зазвучали незнакомые ей самой нотки жалости и решимости. Нужно было давить на «больное». — Не бери на душу такой грех. Не продавай меня, как вещь. Отдай меня Егору. Я его уговорю, умолю… Я сделаю так, что он примет в свою семью и Алю, и Сеню. Они будут при нём, как родные. А ты… — она снова кивнула в сторону комнаты, — с этими деньгами… ты сможешь найти себе хорошего, приличного мужа. Без «хвоста». С чистого листа.

Карина замерла, будто её окатили ледяной водой. Она смотрела на Марину широко раскрытыми глазами, в которых бушевала внутренняя буря — расчёт, злоба, а где-то в самой глубине — слабая, едва теплящаяся искра надежды. Затем она резко сорвалась с места.

— Поклянись! — прошипела она, впиваясь в Марину взглядом. — Поклянись, что не тронула ни одной монеты из той сумки!

Марина, глядя ей прямо в глаза, ответила с холодным достоинством:

— Можешь пересчитать. А, кстати… сколько там было? Чтобы я знала, по какой цене меня оценили.

Карина, не отвечая, убежала в комнату и тут же вернулась на кухню, прижимая сумку к груди, как самое дорогое. Она стояла, тяжело дыша, глядя в пустоту. На её лице шла немая, но яростная битва: жадность и расчёт сходились в схватке с внезапной, ослепительной возможностью сбросить с себя ненавистный груз чужой семьи и начать жизнь с чистого листа.

— Ладно, — выдохнула она наконец, и в этом слове была капитуляция, вымученная и неохотная. — Пусть я тебя недолюбливаю… но на твои условия я согласна. — Карине закрыла глаза, словно собираясь с силами. — Сваха сказала, что жених… тот городской… прибудет на смотрины к обеду. Он уже согласился выложить за тебя сорок серебряных. — Она открыла глаза, и в них вспыхнул старый, колкий огонёк. — Будет ли у твоего лесного отшельника пятьдесят монет?

— Будет, — не моргнув глазом, ответила Марина, вкладывая в это слово всю силу своей веры в Егора, в их будущее.

— Тогда действуй! — Карина снова преобразилась, став собой обычной, раздающей приказы. — Сейчас же отправь Сеню. Пусть бежит прямо через деревню и скажет твоему охотнику, чтобы являлся к нам, к обеду. Торг будет. И детям… — её голос понизился до конспиративного шёпота, — пока ни слова. Ни о Викторе, ни о… обо всём этом. Как переедете к охотнику, там сама и объяснишь. Свадьбы не будет, как и приданого, — добавила Карина сухо, снова захлопывая дверь в свою комнату и унося с собой серебро.

Марина кивнула, глядя ей вслед. В ее душе клокотала буря.

«Даже слезинки не пролила по мужу, — пронеслось в голове с горьким удивлением. — Сразу о деньгах, о замужестве… Неужели все договорные браки такие — холодные, расчётливые, без капли души?»

Аля и Сеня, услышав просьбу, не чуя под собой ног от важности миссии и радости за сестру, бросились бежать, поднимая за собой тучи пыли на деревенской улице.

А Марина осталась одна. Минуты тянулись как часы. Она металась по дому, не в силах усидеть на месте. Каждая клеточка тела была напряжена в томительном ожидании. Она прислушивалась к каждому звуку с улицы, представляя, как Егор уже мчится к ней, как его твёрдые шаги вот-вот раздадутся у калитки.

И вот, наконец, послышались знакомые шаги. Дверь распахнулась, впустив запыхавшихся, раскрасневшихся детей. Лица их были не радостными, а растерянными и испуганными.

— Его нет дома! — выпалила Аля, едва переводя дух. Её глаза были полны вины, будто в этой неудаче была и её собственная оплошность. — Мы стучали и стучали в ворота, звали… В ответ только собака лаяла, страшно так… Егора нигде не видно!

Тишина, воцарившаяся в доме после этих слов, была оглушительной. Она была тяжелее любых упрёков Карины и горше самого горького прозрения. Марина медленно опустилась на лавку, чувствуя, как почва окончательно уходит у неё из-под ног. Её единственная надежда растворилась в зловещем безмолвии глухого леса.

Солнце уже стояло высоко, когда к калитке Соколовых начали подтягиваться первые зеваки. Слухи в деревне расползались быстрее весеннего ветра, и теперь каждый хотел своими глазами увидеть «смотрины», обещавшие стать главным событием весны.

— Эй, Каринка, правду молвят, у вас сегодня женихов будут показывать? — крикнула одна из соседок, опираясь на плетень.

Дверь в дом скрипнула, и на пороге, словно актриса на сцене, появилась Карина. На её лице играла широкая, неестественно-радостная улыбка, за которой скрывалась стальная воля. Ни тени тревоги или горя — лишь деловитость и предвкушение выгодной сделки.

— Будут, соседушки, будут! — звонко отозвалась она. — И не один, а целых два кандидата! И торг, чего уж греха таить, случится наверняка! Марина! — обернулась она в дом. — Что застыла, как памятник? Выноси угощения на улицу, гости на пороге, а женихи вот-вот явятся!

Народа у ворот собиралось всё больше, создавая праздничный и в то же время напряжённый гул. Но время шло, а обещанного богача из города всё не было. В толпе начал назревать ропот, а на лицах женщин появились ехидные усмешки.

— Обманули Каринку, — шептались они, — никто к ней за её строптивой золовкой не поедет…

И в этот момент, когда насмешки готовы были прорваться наружу, толпу заставил замолчать громкий, уверенный голос, прозвучавший со стороны дороги:

— Добрый день, соседи.

Люди расступились, как вода перед мощным камнем. На дороге, отбрасывая длинную тень, стоял Егор. Он был спокоен и невозмутим, а его взгляд, тяжёлый и оценивающий, скользнул по собравшимся.

— Я жених. И пришёл свататься. — Он повернулся к сопровождавшей его свахе. — Так ведь?

Та, сияя во всю ширину своего лица, а как не сеять, она получила от охотника пять серебряных, поспешно кивнула.

— Всё верно, добрые люди! Егор готов заплатить за невесту требуемый выкуп! Слово своё держит!

— А как же тот, городской-то? — не унималась одна из любопытных баб. — Сваха сулила, что он богатый да важный!

Ответила не сваха, а сам Егор. Его голос прозвучал ровно и ясно, не оставляя места для сомнений.

— Был. Да только на подъезде к деревне у него ось в повозке треснула. Счёл это за дурной знак, развернулся и в город назад поскакал. От невесты отказался.

В толпе прошёл разочарованный вздох. Но тут же нашёлся тот, кто решил подлить масла в огонь.

— Эй, Егор! А Некрас-то наш? Парень он горячий, вчера так страстно на Маринку заглядывался! Вдруг и он наскребёт на выкуп?

Лицо охотника не дрогнуло, лишь в глазах вспыхнули опасные искорки.

— Некрас? — переспросил он, и его голос стал тише, но оттого ещё весомее. — А он сегодня на высокой сосне прохлаждается. Окрестности осматривает. Надолго.

В наступившей тишине его слова прозвучали как приговор. Никто не усомнился, что высокий и могучий охотник мог устроить назойливому сопернику такую «беседу». Сплетничать стало как-то менее интересно.

В эту минуту на крыльце появилась Марина. Увидев Егора, она замерла, и по её лицу разом хлынули слёзы облегчения, счастья и накопившегося напряжения.

— Егор… — выдохнула она, и это было единственное слово, которое она смогла произнести.

— Я тут, — просто ответил он, и в его голосе впервые прозвучала нежность, предназначенная только для неё. Он снял с плеча холщовую сумку и с глухим, увесистым звоном поставил её на стол. — Пересчитывайте. Пятьдесят серебряных.

Соседи ахнули в унисон. Для большинства из них такая сумма была неслыханным богатством. Карина, которую ещё минуту назад готовы были осмеять, добилась своего. Триумф и жадная радость вспыхнули в её глазах.

— И пересчитаю, милый, непременно пересчитаю! Но потом, не перед всем народом…

— Здесь и сейчас, — невозмутимо парировал Егор. Его взгляд упал на притаившегося в толпе старосту. — Староста! Ты чего за спинами прячешься? Выходи, подтверди сумму и составляй документ. Всё должно быть по закону.

— Да кто прячется! — фыркнул тот, пробираясь вперёд. — Просто бабье разноголосое, проходу не даёт!

Пока староста с важным видом пересчитывал монеты и скрипом пера выводил буквы в брачном контракте, Егор обернулся к собравшимся.

— Свадьба будет через три дня, — объявил он так, будто это было решено век назад. — Мне подарки для невесты подготовить надо.

— Охотник, а откуда у тебя, скажи на милость, такие деньги? — осмелилась спросить одна из женщин. — Все в деревне знают, что ты всё в город родителям отсылаешь, оттого и не женился! Я сама к тебе сваху отправляла, а ты и слушать не стал!

Егор внимательно посмотрел на неё, а затем медленно обвёл взглядом всю толпу.

— Я, честно говоря, совершенно не понимаю, кто такой слух пустил, — произнёс он, и на его губах дрогнула тень улыбки. — Где вы видели бедного охотника? А не женился… — его взгляд снова нашёл Марину, — потому что ждал. Ждал ту самую, единственную. А теперь, — он повернулся к Карине, — я могу, наконец, поговорить со своей невестой?

— Можешь, — кивнула та, бросив на Марину строгий, предупреждающий взгляд. — Отойдёте в огород. Но чтобы вас все видели! И помни, — это было сказано уже Егору, — за руку подержать и то послабление. Не более. — Затем она, расправив плечи, обратилась к толпе: — А вы, гости дорогие, милости просим к столу! Угощайтесь, не стесняйтесь! Всё горяченькое, только с пылу с жару!

И пока народ с шумом и говором устремился к яствам, Егор и Марина, наконец оставшись наедине, но под пристальными взглядами всей деревни, медленно пошли вглубь огорода.