Хозяйка маленького счастья, или Любимая для охотника

Глава 39

Последние огни праздника догорали в высоких окнах добротного кирпичного дома, стоящего на опушке под надёжной защитой частокола. Марина, стоя на пороге, всё ещё ощущала тепло этого дня. Дня, который, вопреки скромным обещаниям Егора, стал для неё лучшим днём в новом мире.

Егор, вопреки своим угрюмым словам, устроил для Марины праздник. Дом, крепкий и основательный, с четырьмя светлыми комнатами, кухней и кладовой, наполнился гомоном. Жених позвал и соседей из деревни, и что стало для Марины самым трепетным сюрпризом, из города прибыла его семья. Матушка с лучистыми, влажными от счастья глазами, степенный отец, шумная ватага братьев и сестер с открытыми, добрыми лицами — ни тени той мрачной надменности, о которой шептались в деревне.

Девичье сердце сжалось от умиления, когда жених с невестой, поклонившись, приняли от отца Егора обряд — красную шелковую ленту, которую мужчина умелыми руками завязал на их поясах восьмеркой, знаком вечного союза. Шелк, теплый от его ладоней, словно навсегда связал их судьбы.

За длинным столом, ломившимся от яств, царило веселье. Звенели чаши, рвалась от души гармонь, летели в тёмное небо песни. И в тишине короткой беседы со свекровью рассыпался в прах последний призрак сомнений. Оказалось, живут они в большом городском доме, в достатке, а Егорушка… Егорушка с детства грезил тишиной леса и свободой. Мечтал — и осуществил, отстроившись здесь, на довольствии у городского правителя. Не изгой, не бедняк, а человек, нашедший себя. Как же кривда, подумала Марина, цепко впивается в уши, искажая правду до неузнаваемости!

Лишь одна тень скользнула по светлому свадебному полотну — Карина. Она, томясь любопытством, хотела непременно обойти все комнаты, но Егор, твердый и непреклонный, впустил лишь родных. Карина фыркнула и, уходя, бросила Марине с порога:

— Завтра я уеду. Меня больше ничего тут не держит. Все оформлено.

Марина, переполненная тихой радостью этого дня, нашла в себе лишь светлые слова:

— Хорошо. Прощай. И будь счастлива.

Карина на миг замерла, удивленно глянула на Марину — на эту девушку в скромном, но красивом платье, — кивнула и растворилась в сумерках.

Когда разъехались гости и, благословив, отбыли в город родители, в доме воцарилась глубокая, звенящая тишина. Марина с Алей собрали посуду в большой таз, отложив мытье на утро. И в этой тишине Марину вдруг охватило сладкое, щемящее волнение. Первая брачная ночь… Первая в обоих мирах.

Уложив младших в одной из трех спален, Егор тихо взял жену за руку.

— Пойдем, — сказал он, и голос его звучал как-то по-новому, низко и тепло. — Покажу тебе одно созвездие.

Он вывел Марину во двор, помог подняться по лестнице на чердак, а оттуда на крышу, откуда открывался вид на деревню и красиво текущую реку. И Марина вскрикнула от восторга, забыв все на свете.

Небо. Оно было не просто черным. Оно было живым, бархатным и бездонным, будто вытканным из самой темноты. И на этом бархате горели, искрились, переливались мириады звезд — таких ярких, таких близких, что, казалось, протяни руку, и пальцы ощутят их ледяной, колющий жар. Млечный Путь раскинулся через весь свод ослепительной, призрачно сияющей рекой, заливавшей мир таинственным серебристым светом. Это было захватывающее дух зрелище, чистое и величественное, от которого щемило сердце и хотелось плакать от необъяснимого счастья.

Егор помог жене сесть, опустился рядом, наклонил голову к Марине, его теплое дыхание касалось ее виска. Марина нежилась в крепких объятьях, прижимаясь к широкой груди, губы Егора коснулись маленького уха в нежном, едва уловимом движении.

— Видишь ту, самую яркую? — прошептал он, вытянув руку и указывая на небо; от его шепота по коже пробежали мурашки. — Это твоя звезда. Зажглась сегодня.

Марина медленно повернула голову. Их взгляды встретились. В серебряном свете звезд его глаза были темными, как лесная глушь, но в их глубине плясали те самые искры, что горели над ними. В ее — отражалось целое небо, широкое и ясное. Она видела в его взгляде восхищение, бережность и ту жажду, от которой у нее перехватило дыхание. Их губы, приоткрытые от волнения, были так близко, что она чувствовала его теплое, пряное дыхание.

Мир сузился до этого взгляда, до пространства между их лицами. Они ласкали друг друга мыслями, читали в глазах целые истории обещаний и трепетного ожидания. Он медленно, будто боясь спугнуть, приблизил лицо. Его рука мягко скользнула по ее щеке, большие пальцы коснулись уголков ее губ.

И тогда их губы встретились.

Это был не поцелуй. Это было прикосновение, легкое, как дуновение ветерка с того самого звездного поля. Соприкосновение двух теплых, мягких очертаний, робкое и невероятно интимное. Он позволил себе роскошь медлительности: его губы мягко исследовали контур ее губ, скользили, прикасались, словно читая по ним тайную надпись. И она ответила ему — так же нежно, так же трепетно, позволив губам слиться в едва уловимом, сладком движении. В воздухе запахло хвоей, ночным цветком и чем-то бесконечно желанным. Это был поцелуй-обещание. Поцелуй-начало, от которого кружилась голова и все внутри замирало в сладком, возбуждающем трепете.

Поцелуй сам собой перешёл в неспешные, едва уловимые прикосновения, а затем и в лёгкую, счастливую паузу. Их лбы остались прижатыми друг к другу. В глазах Егора пылали уже не искры, а целый пожар.

— Моя жена, — выдохнул он, и это звучало как самая страстная клятва под их безмолвным, сияющим небосводом.