Хозяйка маленького счастья, или Любимая для охотника

Глава 14

Рассвет застал Марину в состоянии полного и беспросветного разгрома. Боль, тупая и ноющая, разлилась по всему телу, сковав мышцы свинцовыми тисками. Казалось, болела не только каждая мышца, но и каждая косточка, каждая жилка, мстя хозяйке за вчерашний подвиг на огороде. Любая попытка пошевелиться отзывалась пронзительным стоном, готовым сорваться с губ. Слёзы бессилия, горькие и жгучие, навернулись на глаза. О, сейчас бы тёплую, почти горячую ванну, где можно распарить затёкшее тело, потом массаж с разогревающей мазью… Но это были пустые, бесплодные мечты. Да что толку мечтать, доктор в этой деревне в медицине разбирается хуже, чем сама Марина.

За тонкой дверью слышалось злое шипение раздражённой «кошки»:

— Да она притворяется, Виктор! Вчера геройствовала, картошку сажала, а сегодня встать не может. Знаю я эти девичьи уловки!

Марина сжала веки, пытаясь отгородиться от этого голоса. Но дверь скрипнула, и в комнату бесшумно вошла Аля. Девочка присела на край кровати, её глаза были полны тревоги.

— Марина? — тихо позвала она. — Давай я тебе спинку поглажу, а? Вдруг полегчает.

Не в силах вымолвить и слова, Марина лишь кивнула и, стиснув зубы, перевернулась на живот. Детские, но на удивление сильные и ловкие пальцы принялись разминать затвердевшие мышцы. Сначала было больно, но потом кровь начала циркулировать быстрее, и скованность понемногу отступала, уступая место терпимой, ноющей усталости.

— Спасибо, родная, — прошептала Марина, когда Аля закончила.

— Виктор хотел доктора позвать, — почти шёпотом, сообщила девочка, наклоняясь к самому уху сестры. — А невестка не даёт. Говорит, денег на его снадобья нет. И каша у неё сегодня не получилась, пригорела, в горло не лезет.

— Скажи брату, что доктора не нужно, — твёрдо сказала Марина. — Он коновал, а не лекарь. Подозреваю, он и в соседней деревне ничему не учился. Элементарного не знает, — поделилась своими соображениями страдающая от боли Марина. — Сейчас полежу немного, как полегчает, встану.

Но «сейчас» растянулось на целые сутки. Марина пролежала в постели ровно день и ночь. Лишь на следующее утро она, с тихим кряхтением и с помощью Али, смогла подняться. Боль полностью не ушла, отступив вглубь, превратившись в слабый, но навязчивый фон.

За завтраком, который Карина, скрепя сердце, приготовила сама, царило напряжённое молчание. Невестка, с раздражением ковыряя ложкой в безвкусной каше, не выдержала:

— И что, она и сегодня в город не пойдёт? Чуть-чуть поработала и тут же слегла. Хорошо устроилась.

— Дорогая, — тихо, но настойчиво возразил Виктор, — но ты ведь после работы в поле и по два дня отходишь, говоря, что спину надорвала.

— Я… я… — Карина на мгновение опешила, её щёки залил густой румянец. Она-то знала, что её недомогания — сплошная симуляция. — Ладно, пусть отдыхает, — фыркнула она отступая. — Я, так уж и быть, кур покормлю сама. Но ужин на тебе, Марина. Чтоб без оправданий.

— Вот спасибо, — пробормотала Марина, с отвращением глядя на подгорелую массу в своей тарелке. Она отодвинула её и, опираясь на стол, медленно поднялась, чтобы вернуться в свою комнату — досыпать, долёживать, набираться сил.

На следующий день Марина себя чувствовала сносно, утром замешала яичную лапшу, Карина, от душевных щедрот выделила целых два яйца, за эти дни их куры несушки расстарались, их у жены Виктора было десять, и чтобы не говорила Маринка, но тощие несушки исправно радовали хозяйку яйцами, а это всё же неплохой доход. Если зимой они неслись реже, то весной практически каждый день. А это десяток в день, иногда восемь.

— Сегодня отнесу на продажу двадцать четыре яйца, куплю немного у приезжего торговца пшена курицам, — поделилась своими планами Карина с домочадцами. — Крупа, что последний раз в лавке покупали, заканчивается. Так что, Марина придётся тебе и её купить в городе, вечером денег дам.

— Хорошо, — не стала возражать золовка.

— Виктор, можно мы с Алей на речку пойдём, рыбу ловить? Вдруг раков насобираем? — Арсений посмотрел на брата.

— Дело хорошее, огород посадили, дров пока хватит, идите!

— Спасибо! — обрадовался мальчик. — Я поймаю самую большую рыбу и тебе отдам! Вторую — Марине, третью — Але, а четвёртую… — он запнулся, на мгновение задумавшись, — четвёртую невестке.

Карина, услышав, на какое место её определил младший брат мужа, поджала губы.

— Так-то я вторая в семье по старшинству, — не сдержалась она, и её голос зазвенел, как натянутая струна. — Или ты, Арсений, не уважаешь жену своего старшего брата?

Марина мысленно вздохнула. Всё чаще она замечала, что под личиной сварливой и властной женщины в Карине живёт несчастная, обделённая вниманием девочка, которая так и не сумела повзрослеть.

— Но я люблю Марину… — Аля быстро зажала рот разговорчивому братцу, вытащила его из-за стола и пробормотав:

— Нам пора, — увела Сеню домой, за единственной удочкой, что бережно хранилась в углу кухни. Виктор сам любил порыбачить, да только ему это редко удавалось.

Марина была рада остаться одна в тишине. Когда все ушли из дома, она разожгла огонь, поставила воду греться и украдкой прокралась в старый сарай.

Прохладный полумрак, пахнущий пылью, древесиной и чьей-то старой жизнью, обволакивал её. Взгляд упал на спрятанные в углу клетчатые сумки.

«Наверное, их стоит сжечь? — мелькнула мысль. — Или…» В голове возникла идея — взять их с собой в кровать, сжать кулон и надеяться, что они перенесутся вместе с ней.

Но подумав, откинула эту мысль. В своём мире она оказывается в своё настоящем теле, и одежда в этот момент на ней другая, лишь кулон неизменно перемещается с ней.

Она принялась перебирать сокровища. Пакетиков с семенами оказалось прилично: кабачки двух сортов, капуста трёх (один — ранний, что не могло не радовать), баклажаны, сладкий и острый перец, морковь, свёкла, редиска, целый огород зелени — петрушка, укроп, салат, мята, горох, бобы, огурцы, томаты, тыквы и даже один, затерявшийся среди прочих, пакетик с арбузами. Бабушка любила экспериментировать, высаживая их в теплице, где они, увы, вырастали мелкими и безвкусными, но надежда, как известно, умирает последней.

Из одежды нашлись две пары дешёвых китайских шлёпанцев, которые здесь нельзя было показывать ни в коем случае, её старые босоножки и стоптанные домашние тапочки. Вот их-то она с радостью надела бы — вряд ли простая домашняя обувь могла вызвать подозрения. И два платья бабушкиной молодости — плотные, закрытые, из добротной ткани, вышедшей из моды полвека назад. «Интересно, найдётся ли на них покупатель в городе? — подумала Марина. — Точно! Продам и на вырученные деньги приоденусь для похода в приличный ресторан». Платья и тапочки она отложила в отдельную кучку.

И вдруг её пальцы наткнулись на что-то холодное и металлическое. «Ух ты! — мысленно воскликнула она, вытаскивая железные палочки, увенчанные ребристыми кружками на концах. — Да это же формочки для грибочков!» Память услужливо подбросила картинку из детства: она, маленькая, крутится на кухне вокруг бабушки, а та обмакивает палочку с тестом в кипящее масло, и через мгновение на тарелке оказываются румяные, хрустящие грибочки, их «ножки» щедро обмакивают в кулинарный мак.

В сумке нашлась и помятая сковорода, и несколько других форм — для орешков и вафель. А ещё — с десяток вилок, чайные и столовые ложки, аккуратно перевязанные ленточкой из старой ткани. Но главным сокровищем, заставившим её сердце забиться чаще, стали книги и потрёпанная тетрадь в клетку на девяносто листов, раздувшаяся от вложенных в неё вырезок из газет и журналов. «Лекарственные травы», «Рецепты на скорую руку» и… сборник сказок. Прижав к груди книжное богатство, Марина в который раз мысленно поблагодарила свою запасливую бабушку.

— Ничего, проживём, — пообещала себе девушка, возвращаясь домой из сарая.

Искупавшись наскоро и облачившись в старенькое, но чистое платье, густо украшенное аккуратными заплатками, Марина вылила воду и вышла во двор, чтобы подсушить на солнце свои длинные, ещё влажные волосы. Как же ей не хватало современных расчёсок! Приходилось долго и терпеливо, прядка за прядкой, разбирать их старым деревянным гребнем с редкими зубьями. Но и в этом занятии был свой ритм и своё, почти медитативное удовольствие. Она запрокинула голову, подставляя лицо тёплым, ласковым лучам.

— Марина, — донеслось тихо откуда-то. — Маринка! — уже громче.

Девушка открыла глаза и перевела взгляд на калитку. Там с ошарашенным выражением на лице стоял сосед. Некрас был трезв, что в это время суток им допускалось. Скорее всего, он шёл в кабак. Выглядел молодой человек непрезентабельно, пусть одежда была и без заплат, но мятая, рубаха местами выбивалась из-за пояса, лицо красноватое, а волосы взъерошены, словно воронье гнездо.

— Что тебе, Некрас? — спросила Марина, ловкими, привычными движениями начиная заплетать косу. Белоснежные пряди послушно скользили меж пальцев.

— Маринка… — прошептал он снова, не отрывая от неё восторженного, почти испуганного взгляда. — Я… я не знал, что ты такая…

— Какая? — удивилась Марина, не понимая, что стряслось с соседским пропойцей, обычно не замечавшим ничего, кроме бутылки.

— Такая… красивая! — выпалил он, и сам, кажется, испугался собственной смелости. — Солнечная… Лицо у тебя… — он запнулся, подбирая слова, — словно светится изнутри. А волосы… как лунная дорожка на реке…

Глаза Марины расширились от изумления. Она даже перестала заплетать косу.

— Ты чего это? Не протрезвел ещё после вчерашнего или головой где ударился?

— Нет, Марина, я… я, наоборот, прозрел! — горячо воскликнул он, набрав в грудь побольше воздуха. — Я раньше-то никогда не замечал! Какая ты ладная, стройная… неземная! — выдохнул он и замолчал, смущённый собственной пылкостью.

— Спасибо, конечно, за комплименты, — нахмурилась Марина, чувствуя, как по спине бегут неприятные мурашки. — Но к чему ты всё это говоришь-то?

Некрас сделал нерешительный шаг к калитке, намереваясь войти во двор, но Марина резко вскинула руку, останавливая его:

— Стой, где стоишь! Я в доме одна, нечего через порог переступать.

Марина немного ознакомилась с нравами этого мира. Если Некрас войдёт во двор, то могут пойти слухи, и девушка перестанет быть интересной для свахи. И ей придётся выйти именно за Некраса, а становиться женой местного пьяницы она не собиралась. Не для этого её бабушка растила, лелеяла.

— Прости, прости, — тут же остановился он, понимая опасения Марины.

— Некрас, иди своей дорогой, — девушка попыталась отделаться не неприятного ей соседа.

— Марина, я мать к свахе пошлю, жениться на тебе хочу, — выдал тот не двигаясь.

Его слова были настолько неожиданными, что у Марины на мгновение перехватило дыхание. Неподдельный испуг исказил её черты.

— Чего⁈ Брось ты, Некрас, не дури! — почти крикнула она. И тут же, словно утопающий за соломинку, ухватилась за спасительную мысль. — Да у тебя не получится! За меня выкуп большой просят, пятьдесят серебряных! Целых пятьдесят!

— Пятьдесят… — Некрас запустил пальцы в свои взлохмаченные волосы. Его лицо на мгновение омрачилось, но тут же озарилось новой, упрямой надеждой. — Большой выкуп. Я подожду! Пока твои не уступят, а если не уступят… Я заработаю!

Тихий девичий смех разнёсся по двору. Она не могла сдержаться.

— Ты себя слышишь, Некрас? Что ты заработаешь? Когда ты в последний раз работал? Я удивляюсь твоей матери, как она такое терпит? Сын пьёт, на её шее сидит. На её месте я бы давно тебя хорошим дрыном отходила, чтобы неповадно было!

Марина видела, как расширяются его глаза от обиды и непонимания, но не могла остановить поток слов. Нужно было разом отбить у Некраса всю охоту, уничтожить эту бредовую идею в зародыше.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать! — возмутился парень, и его лицо покраснело ещё больше.

— А как ещё разговаривать с пьяницей, который в мужья набивается? — холодно парировала Марина. — Слушай и запомни: мне пьяница в мужья не нужен! Даже если сто серебряных принесёшь! Понял? Уходи!

Некрас нахмурился, его скулы напряглись. Он сделал шаг назад, и в его глазах мелькнула не привычная пьяная озлобленность, а какая-то иная, обидчивая и решительная твердь. Соседская Марина изменилась, и очень. Раньше она при встрече и головы не поднимала, слова лишнего не говорила. А сейчас? Как она смеет его, Некраса, совестить и позорить? Но изменилась она не только характером. Кожа стала чистой, почти фарфоровой, волосы отливали серебром в лучах солнца, а движения были полны незнакомой ему грации. И в тот миг он с ужасом и восторгом понял, что влюбился. Серьёзно, бесповоротно. И готов жениться прямо сейчас. А она… она над ним смеётся.

— Мы ещё посмотрим, кто пьяница и, кто не сможет на выкуп набрать! — с вызовом бросил он, резко развернулся и, к её изумлению, направился не к кабаку, а в сторону своего дома.

— Некрас, услышь меня! Не делай глупостей! — крикнула она ему вслед, внезапно испугавшись последствий своей резкости. — Лучше брось пить, займись хозяйством, матери помоги, присмотри невесту в соседней деревне! Я за тебя не пойду! Никогда! Слышишь?

— Это мы ещё посмотрим! — донёсся его уже отдалённый, но упрямый окрик.

— Да твою ж… — прошептала Марина, уставившись на гребень. — В доме нужно было сушить волосы. Это всё ты! — она обругала ни в чём не повинную гребёнку. — Только его не хватало в женихах. Впервые я благодарна Карине за её непомерные аппетиты и большой выкуп. Иначе уже завтра могла бы проснуться невестой Некраса.