Хозяйка маленького счастья, или Любимая для охотника

Глава 44

Как и говорила Марина, жизнь с каждым днём обретала прочную, добротную основу. Дни текли, наполненные солнцем, трудом и тихим семейным счастьем.

Дети, Аля и Сеня, стали связующей нитью между двумя домами. Каждый день они с корзиной, где лежал тёплый хлеб, варёные яйца и глиняный горшочек с наваристыми щами, бежали к старому дому, где Виктор с неистовой, почти болезненной энергией вгрызался в работу. Он то копался на огороде, выпалывая последние сорняки меж буйных всходов, то уходил в поле к Филиппу, молча и упрямо перенимая тяжёлую мужскую работу. Он поправлялся на глазах: щёки зарумянились, взгляд прояснился, в движения вернулась прежняя уверенность. И вместе с силой в нём созрело решение, необходимое, как горькое лекарство. Он должен был встретиться с Кариной.

В тот день в город собрались и Егор с Мариной. Поездка была запланированной. Супруги в очередной раз побывали в подвале и вернулись оттуда не с пустыми руками. Егор, научившийся за эти недели, ориентироваться в хаосе диковинных стеллажей, действовал быстро и метко. Его мощные руки, привыкшие к тяжести туши оленя или вязанки дров, с лёгкостью снимали с полок целые блоки товаров. Да он с лёгкостью мог удержать стеллаж, главное, что Марина держала его за руку.

Целью поездки была продажа сахара проверенному скупщику и покупка кое-каких вещей для дома: прочной ткани, гвоздей, нового чугунка да пары книжек с картинками для детей. Аля и Сеня, немного поворчав, остались сторожить дом и кормить живность.

Помочь с адресом Карины пришлось просить городскую сваху. Та, получив за информацию несколько медных монет, не только назвала улицу, но и многозначительно подмигнула:

— Домик-то аккуратненький, свеженькой краской подведён. Муженёк у неё, слышь, из конторских, учёный. Живут душа в душу… Ну, как все в первые месяцы-то.

Дом действительно оказался новым, небогатым, но опрятным: резные наличники на окнах, крошечный палисадник с геранью за невысоким штакетником. Виктор, стоя перед калиткой, на миг застыл, сжимая в кармане кулаки. Потом твёрдо постучал костяшками пальцев.

Шаги за воротами послышались быстрые, лёгкие. Но открыла не Карина. На пороге возникла молоденькая, испуганно-настороженная девушка в простом ситцевом платьице и белом переднике — явно прислуга.

— Вам кого? — спросила она, не открывая калитки настежь, оценивающим взглядом скользнув по их деревенской, хоть и чистой, одежде.

— Хозяйку, — глухо произнёс Виктор. — Карину.

— А по какому делу?

Марина, видя, как у брата напряглись скулы, мягко вмешалась, подобрав на лице безмятежную, почти радостную улыбку:

— Скажите, пожалуйста, что родственники из деревни. С подарком приехали.

Слово «подарок» подействовало безотказно. Девушка кивнула, бросила: «Ждите тут», и скрылась в глубине двора.

Карина, судя по всему, обожала сюрпризы. Уже через пару минут она появилась на пороге, поправляя на ходу нарядную кофточку, на лице — оживлённое, предвкушающее любопытство. Наверное, думала, что родители что-то прислали. Увидев Виктора, она замерла, будто наткнулась на призрак. Рука, только что поправлявшая причёску, вцепилась в штакетник так, что пальцы побелели. Краска мгновенно сбежала с её лица, оставив кожу землисто-серой.

— Не… не может быть… — вырвалось у неё хриплым шёпотом. Она зажмурилась на секунду, сделала глубокий, судорожный вдох, и когда открыла глаза, в них уже горел знакомый Марине холодный, расчётливый огонёк. Паника была задавлена, спрятана под маской раздражённого высокомерия. — Жив? Чудо… Что вам надо? Я на всякий случай напомню: я замужняя женщина. У меня другой дом, другая жизнь.

— Поговорить нужно, Карина, — сказал Виктор. Его голос был ровным, но в нём слышалось такое глубокое, усталое сожаление, что Марину кольнуло под сердце.

— Нам не о чём говорить, — отрезала бывшая жена, оглянулась на улицу и, убедившись, что никто не подслушивает, распахнула калитку. — Всё было по закону. Я вдова. Теперь — жена. И живу в своём доме.

— Купленном на мои деньги, — припечатал Виктор.

— Это наследство, — Карина фыркнула, но видно было, как дрогнула её нижняя губа. Она махнула рукой в сторону соседней харчевни, убогой забегаловки с покосившейся вывеской. — Нам чайник чая, — кинула она хозяину. Когда все сели за стол, женщина продолжила: — Я ничего никому не должна. Да и денег у меня почти нет, всё ушло на покупку дома, новых платьев, прислугу и свадьбу.

— Тогда я пойду в суд и докажу, что ты присвоила деньги, — обозлился Виктор.

— А тогда я шепну знающим людям, что у Марины водятся секреты, посмотрим, что с ней сделают. Да, да, я всё сохранила и мешки, и даже сахар остался. А вы знаете, что по городу слухи ходят, что кто-то продаёт высочайшего качества сахар, никто не знает, кто это. Но я могу просветить. — Она наблюдала, как лица собеседников меняются. Марина побледнела, Егор лишь чуть сузил глаза, но его непроницаемость, казалось, лишь раззадорила Карину.

— Ты, Виктор, забываешь про меня и про деньги, что привёз тот посыльный, — выложила она своё условие, играя краем стакана. — А я, так и быть, теряю память насчёт всяких… заморских мешков, диковинных продуктов и железных формочек для выпечки.

— А доказать-то сможешь? — неожиданно спросил Егор. Его голос был спокоен, почти ленив, но в нём слышалась такая глубокая, звериная уверенность, что по спине Карины пробежал холодок.

— Попробую, — бросила она ему вызов, но в её тоне уже слышалась неуверенность. — А не выйдет — так сплетни пущу. Сами знаете, как в городе языки чешутся. Станут вас сторониться, как чумных.

— Согласен! — Виктор резко поднялся, задев коленом стол. Стаканы звякнули. Он больше не мог здесь находиться. Видеть это лицо, слышать этот голос. Вся горечь, вся боль вырвались наружу одним сдавленным, хриплым криком: — Сгинь с глаз моих, гадина! Чтоб я тебя больше никогда не видел!

Эмоции взяли верх.

Карина, допив чай и, проводив взглядом бывших родственников, поднялась на ноги, колени тряслись от страха. А что, если бы Виктор поднял скандал? Ей самой пришлось бы ой, как несладко. Она недавно стала молодой женой красивого мужчины, который был учёным. Он бы не потерпел такой постыдной ситуации и тут же бы выгнал жену, которая оказалась не вдовой, а женщиной с непонятным социальным статусом.

— Мой муж ещё не пришёл? — девушка распахнула ворота и зашла в дом.

— Нет, госпожа, но слугу прислал. Просит ему отправить двадцать медяков, дело у него срочное.

— Опять деньги, зачем? Он же на днях получил жалование. Я даже не успела его в руках подержать.

— Не могу знать, госпожа, — прошептала девушка.

Карина молча прошла в спальню, где стоял её небольшой, но крепкий сундук. Открыла его, достала кожаный кошель. Монеты звякнули тускло, нерадостно. Она отсчитала двадцать, задержав взгляд на заметно похудевшем мешочке.

После свадьбы они с мужем уговорили его родителей отпустить их жить в новый, недавно купленный дом. Старшие согласились, видя, какая добрая и заботливая, а также богатая у них невестка. Тем более что в доме ещё оставались два сына.

Отдав деньги служанке, она подошла к окну, выходившему на улицу. Взяла со стола миску с жареными семечками, но не стала их есть. Просто сидела, глядя на пыльную, безлюдную в послеобеденный зной улицу, и ждала. Ждала мужа. Эта жизнь — в своём доме, с титулом замужней дамы, с прислугой — ей нравилась. Она была именно такой, о какой Карина всегда мечтала. Если бы не эта всё разрастающаяся тревога: молодой супруг задерживался всё чаще, а просьбы о деньгах звучали всё наглее. Но она справится. Она всегда справлялась. Ценой любви, ценной семьи, ценой чужой жизни… но справлялась. И сейчас не сдастся.