Глава 29

Лучи полуденного солнца, пробиваясь сквозь маленькое окошко, золотили хлебные крошки на столе и смеющиеся лица детей. На кухне стоял дивный, сладкий аромат — ванильный, маслянистый, с едва уловимыми нотками карамелизированной корочки. Аля и Сеня, прихлёбывая ароматный травяной чай, с восторгом уплетали новое угощение — золотистые, идеальной формы орешки, лежащие в деревянной миске, словно драгоценные слитки из сказочного клада.

— Вкусные-превкусные орешки! — выдохнул Сеня, с наслаждением облизывая пальцы. — И какие красивые! Словно настоящие, только из теста!

Марина, стоя у печи, с тёплой улыбкой наблюдала за этой идиллической картиной. Её сердце сжималось от нежности и щемящего чувства вины. Орешки были без начинки — джем или вожделенная сгущёнка оставались пока лишь несбыточной мечтой. Но дети, изголодавшиеся по простым радостям, были счастливы и этому.

— Марина, а почему ты раньше такое не готовила? — спросила Аля, детские ясные, умные глаза смотрели на сестру с безграничным доверием. Она бережно подобрала со стола крошку и отправила её в рот. — А, поняла… Потому что сахара не было? — Девочка на мгновение задумалась, и на её лице появилось взрослое, серьёзное выражение. — Но надо было сказать Виктору! Сказать, что ты умеешь стряпать такие вкусности! Он бы уж точно придумал, как их продавать. Он же у нас умный, наш брат… Эх, ну сейчас-то мы заживём!

В этих словах звучала такая непоколебимая вера в светлое будущее, что Марина невольно улыбнулась.

«Заживём, родная, обязательно заживём», — мысленно пообещала она, глядя на худенькие плечики девочки, ставшей ей за последнее время по-настоящему родной.

— Аля, как думаешь, Карина мне купит удобные ботинки? — перебил её размышления Сеня. Он поднял ногу и задумчиво помахал ею в воздухе, демонстрируя старенький, совсем разваливающийся башмак, подошва которого откровенно болталась, предательски хлопая при каждом шаге. — А то эти уже, кажись, совсем прощаться со мной собираются. Нужно верёвкой вновь перевязать, а то прошлая стёрлась.

Аля взглянула на обувь брата, и тень тревоги скользнула в её глазах. Она была старше и уже понимала, как нелегко выпросить у Карины что-то помимо самой необходимой еды.

— Не знаю, братец, — тихо ответила она, пожимая плечами. — Но даже если и не купит… — её голос вновь обрёл уверенность, и она обернулась к Марине, — то Мариночка накопит денег с продажи наших сладостей и купит нам сама! Правда?

Вопрос повис в воздухе, полный надежды. Марина почувствовала, как по её спине пробежал холодок. Деньги… Все вырученные монеты безжалостно забирала Карина. Но глядя в эти ожидающие лица, она не могла их разочаровать. Серебро есть, и она сделает всё возможное, чтобы его приумножить.

— Обязательно купим, — сказала Марина твёрдо, и в этот миг сама поверила в свои слова. — Самые крепкие и удобные. А теперь, если доели, собирайтесь. Мы идём в гости.

Она принялась быстро мыть металлическую форму, сметая со стола чистой тряпочкой сладкие крошки.

— В гости? — Сеня насторожился, его бойкий настрой мгновенно сменился подозрительностью. Он с тоской посмотрел на вторую миску, первая-то уже была пуста. — Так эти орешки… не для нас?

Марина не удержалась и рассмеялась, лёгкий, серебристый смех, которого в этом доме не слышали давно, окутал детей.

— А ты ещё не лопнул, обжора маленький? — ласково спросила она, проводя рукой по его вихрастым волосам. — Ты их, кажется, половину один съел!

— Не-а… — смущённо потупился мальчик, но тут же поднял на неё умоляющий взгляд. — Я их могу есть бесконечно! Прямо вот сейчас ещё немного да влезет… — Он погладил себя по круглому от плотного завтрака животу и с видимым усилием поднялся из-за стола. — Так к кому мы идём-то? К тётке Арине? Или к Марфе?

— К Егору, — спокойно ответила Марина, аккуратно завязывая в чистый, выстиранный лоскут тарелку с оставшимися орешками. — К охотнику. Нужно его отблагодарить. Он помог мне однажды в дороге, а добрых людей следует благодарить.

Едва она произнесла эти слова, как в комнате повисла напряжённая тишина. Лицо Али вытянулось, а Сеня недоверчиво хлопал глазами.

— К Егору⁈ — Аля, непроизвольно передёрнула плечами, будто от внезапного холода. — Мариночка, да ты что! К нему никто не ходит! Все ребята говорят, что у него злая-презлая собака, цепью прикована, и только и ждёт, чтобы в кого-то вцепиться! Да и он сам… — сестра понизила голос до испуганного шёпота, — охотник очень неприветливый. Угрюмый. С ним никто не водится.

Марина вздохнула. Она понимала, откуда растут ноги у этих страхов. Одинокий, нелюдимый мужчина на отшибе всегда обрастает самыми нелепыми легендами.

— Детки мои, все эти разговоры — полнейшая ерунда, — сказала она мягко, но с убеждением. — Скажите на милость, стал бы злой и неприветливый человек помогать незнакомой девушке? Рисковать своим здоровьем?

— Не стал бы, — тут же, без тени сомнения, ответил Сеня, всегда мысливший прямолинейно и просто.

— Вот именно, — кивнула Марина, и в её глазах вспыхнули весёлые искорки. — Поэтому мы все вместе, как дружный отряд, и идём поблагодарить его по-соседски. А по пути заглянем к дровосекам и попросим доставить нам побольше хвороста.

Она достала из потайного кармана затёртую монетку, на один медяк можно было купить две вязанки хвороста.

— Ну что, кто у нас сегодня главный закупщик? Кто будет вести переговоры с дровосеками?

— Я! Я! — подпрыгнул Сеня, мгновенно забыв обо всех страхах перед угрюмым охотником. Ему до зарезу нравилось чувствовать себя взрослым и значительным. В прошлый раз, когда он приходил за хворостом, бородатые мужики говорили с ним на равных, уважительно спрашивали, сколько вязанок нужно и к какому часу их доставить. И даже позволили ему самому, с важным видом знатока, постучать по поленьям и выбрать самые сухие и ровные. Это было незабываемо.

Вскоре, умытые, причёсанные и настроенные на маленькое приключение, они покинули дом. Марина на замок закрыла дверь, Сеня бросил горсть зерна расшумевшейся птице, и троица — две сестры и брат — двинулась в сторону леса, навстречу тёплому весеннему ветерку, треплющему волосы, и тайным надеждам, поселившимся в сердце Марины.

Не по-апрельски жаркое солнце ласково пригревало спины, а воздух, густой и влажный, был напоен дыханием пробудившейся земли. Он пах свежевскопанной почвой, молодыми побегами и едва уловимым, пьянящим ароматом первых весенних цветов — в траве уже желтели скромные цветы мать-и-мачехи, проклёвывались одуванчики. Дорога, уже просохшая и утоптанная, вилась меж деревьев, стоящих в изумрудном ореоле только-только развернувшихся клейких листочков. Они были еще так малы, что солнечный свет, пробиваясь сквозь них, заливал все вокруг мягким, зеленоватым сиянием. Под ногами шелестела молодая, сочная трава, и с каждого шага поднимался свежий, пряный запах.

Именно в этой благостной, живой тишине, нарушаемой лишь радостным щебетом птиц и жужжанием первых пчел, Марина нарушила молчание. Она остановилась, обернулась к детям, и в ее глазах заиграли смешинки, приправленные легкой тайной.

— Ребята, я попрошу вас об одном, — начала она, понизив голос до заговорщицкого шепота. — Видите ли, дело-то житейское… Эти орешки, что вы сегодня уплетали… Рецепт мой еще сыроват, недоведен до ума. Я хочу его усовершенствовать, с начинкой, например, поэкспериментировать. Так вот… — она многозначительно посмотрела то на Алю, то на Сеню, — прошу вас, не говорите Карине. Да и никому на свете. Могу я доверить вам этот маленький секрет?

Дети замерли, пронизанные внезапным чувством собственной значимости. И словно по команде, закивали — Аля с торжественной важностью, Сеня — с энергичным энтузиазмом.

— Эх, — только и смог выдохнуть мальчик, с сожалением представив себе орешки, которые могли бы быть, но пока не стали еще лучше. — А мне и такие, пустые, ой как понравились!

— А с начинкой, братик, они будут вдесятеро слаще! — весело подмигнула ему Марина, и ее улыбка была такой заразительной, что Сеня тут же просиял, уже предвкушая будущие гастрономические восторги. — Представь, внутри — густое, ароматное варенье… или мед… или сгущенное молоко.

Пока они мечтали, дорога вывела их на поляну, где царила оживлённая деятельность. Стоял густой запах свежеспиленного дерева, смолы и пота. Здесь трудились лесорубы, и могучие стволы с грохотом ложились на землю, густо поросшую молодой травой. При виде детей работа на мгновение затихла.

— О, а кто это к нам пожаловал! — радушно окликнул их усатый богатырь, главный в этой артели, с лицом, обветренным до цвета старого дуба. — Здравствуйте, Соколовы! Опять хвороста? Или, может, дров настоящих прикупить?

Сеня, расправив плечи и стараясь казаться взрослым и деловитым, выступил вперед. Он с достоинством достал из кармана заветную монету и протянул ее лесорубу.

— Хвороста, дядя Мирон. Самый сухой, пожалуйста. И… я сам выберу!

Лесоруб с ухмылкой принял плату и кивнул, с одобрением глядя на серьезное личико мальчишки.

— Выбирай, хозяин! Смотри, чтобы не подвел тебя поставщик!

Сеня, счастливый, тут же ринулся к аккуратным вязанкам, с важным видом постукивая по прутьям и прикидывая, какие из них дадут самый жаркий и послушный огонь.

И тут из чащи, словно тень, возник он. Некрас. Парень вышел, опираясь на топор, в простой рабочей рубахе, вытирая рукавом пот с лица. Волосы его были сбиты, но в глазах, прищуренных от солнца, горел тот самый упрямый огонь.

— Марина… здравствуй, — произнес он, и его голос прозвучал глуповато, с ноткой надежды.

— Добрый день, Некрас, — холодно, без тени улыбки, ответила девушка, инстинктивно сделав шаг назад.

Его взгляд упал на узелок в ее руках, откуда так соблазнительно пахло ванилью и свежей выпечкой.

— А что это у тебя? — Некрас сделал шаг ближе, жадно втягивая носом воздух. — Сдоба какая-то… Гостинец?

Марина не удостоила его ответом. Молча убрала руку с заветным свертком за спину, словно пряча не просто сладости, а частичку своей новой, независимой жизни.

Мужчины, наблюдавшие за этой немой сценой, не могли удержаться от шуток.

— Ох, Маринка, да ты вся вспыхнула, как маков цвет! — загромыхал один из них, подмигивая товарищам. — Неужто кому-то из нас, лесных волков, гостинцев нанесла? Признавайся, чье сердце-то завоевала? Мое, что ли?

— Ой, полно тебе! — вторил ему другой парень с белобрысой чёлкой. — Да кто б ни был, никаких денег не хватит, чтоб выкупить ее из цепких лап Карины жены Виктора! Такая красивая невеста — дорогое удовольствие!

Марина стояла, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец. Ей были неприятны эти вульгарные шутки, этот пристальный взгляд Некраса, от которого по спине бежали мурашки.

К счастью, их выручил Сеня.

— Всё! Я выбрал! — рапортовал он, подбегая и хватая сестру за руку. — Самые лучшие вязанки! Можем идти!

Его появление стало спасением. Марина, лишь кивнув на прощание лесорубам, развернулась и почти побежала прочь, увлекая за собой детей. Ей не хотелось больше ни секунды оставаться под оценивающими взглядами и тяжелым, полным ожидания взором Некраса.

Троица удалялась все дальше по опушке, и на полянке вновь воцарился деловой шум работы. Лишь усатый Мирон, почесав затылок, с удивлением произнёс, обращаясь ко всем и к никому:

— Куда это они путь-дорогу держат? Вон, вдоль леса пошли. А там, на всем протяжении, только дом Егора-охотника и стоит. Хотя, есть дома и чуть ниже, по деревне, конечно, было бы короче… Но раз за хворостом ходили, теперь им придется обходить, круг делать.

Мужики что-то пробурчали в ответ, уже погружаясь в привычный рабочий ритм. И только один человек не двигался с места. Некрас. Он стоял, оперевшись на топорище, и его хмурый, сосредоточенный взгляд был прикован к той точке, где за деревьями скрылась легкая фигура Марины. В его глазах читалось не просто разочарование, а нечто более сложное — упрямство, ревность и тлеющая искра догадки. Он смотрел ей вслед до тех пор, пока последний отсвет ее платья не растворился в зелёной чаще.

Загрузка...