Колёса моего вагона, прицепленного к хвосту пассажирского состава из центральной колонии, запели по-иному. Поезд сбавил ход, и я наконец оторвался от окна.
Сейчас состав плавно въезжал под арочные своды главного вокзала Павловска.
Это была не сквозная платформа, куда поезда заскакивали на пятнадцать минут, чтобы вскоре устремиться дальше. Это была конечная остановка, ведущая в место роскоши и развлечений.
Поезд, с шипением выпуская остатки пара, замер у идеально отполированного перрона из розового гранита.
Я бросил взгляд на рельсы. Здесь могло разместиться всего шесть составов — элитарное количество для элитарного транспорта.
Сейчас здесь стояло четыре состава, их тёмные борта отливали золотом в свете зажигающихся фонарей. Два, включая наш, являлись «театральными» и прибыли из центральной колонии.
Расчёт был на то, что люди садятся в них днём, чтобы вечером оказаться здесь, на представлении. А после — вернуться в уютные купе, которые были ничем иным, как гостиницами на колёсах, чтобы утром проснуться уже рядом с домом.
Гениальный в своей простоте план должен был работать на увеличение потока посетителей в летний сезон.
Мама, сидевшая напротив, выпрямилась, а Тасю будто подбросило на сиденье.
— Наконец-то! — её восторг был таким искренним, что я невольно улыбнулся. — Я так ждала этого момента, всё время представляла, как это будет!
— Ну и как? Не расходится с твоими фантазиями? — спросил я сестру.
— Лучше, — она громко выдохнула.
За окном открывалась картина, больше напоминавшая театральные декорации, нежели транспортный узел.
Под высокими стеклянными куполами, сквозь которые уже проглядывали первые звёзды, суетилась нарядная толпа: под приглушённый гул оживлённых голосов и далёкие аккорды настраивающегося оркестра пассажиры «вечерних» поездов сливались в единый калейдоскоп из блеска дамских украшений, тёмных фраков и ярких мундиров.
Двери вагона открылись, и нас встретил не просто шум, а атмосфера праздника. Воздух пах морем, дорогими духами и цветами из привокзального зимнего сада.
И едва я ступил на перрон, как навстречу буквально кинулся Илья Артурович Смольников. Он был воплощением преображения: гордая осанка, энергичные движения, уверенная улыбка. В нём не осталось и следа от того апатичного графа, которого я встретил около года назад.
— Кирилл Павлович! Ирина Владимировна! Таисия Павловна! Добро пожаловать! — звучным и радужным голосом сказал мужчина, легко перекрывая окружающий гомон. Он с изящным поклоном поцеловал руку маме, затем Тасе. — Вы просто сияете! Весь Павловск сегодня будет говорить только о вас.
— Илья Артурович, принимаешь как Императора, — усмехнулся я, глядя на красную дорожку, расстеленную от двери вагона. — Всё это… Ты совершил чудо.
— Чудо совершили ваши инвестиции и моя тоска по настоящему делу, — парировал граф, но глаза прям засияли от гордости. — Это лишь начало, Кирилл Павлович, лишь начало!
Я почувствовал лёгкое движение во внутреннем кармане сюртука. Мотя, обычно невозмутимый, явно нервничал в этой суматохе. Я мысленно послал ему успокаивающий импульс.
— Илья Артурович, если нужна моя помощь в чём-либо… Организационные моменты, какие-то проблемы, — озвучил я, чувствуя себя немного лишним на этом празднике жизни, который граф так гениально устроил.
Смольников рассмеялся, положив руку мне на плечо.
— Дорогой мой друг, всё под абсолютным контролем! Я об этом полжизни тосковал, поверьте. Ваша единственная задача сегодня — это наслаждаться зрелищем. Идите, осмотрите всё! Позже обязательно найдём минутку обсудить дела, — он подмигнул и буквально сразу же отвлёкся на нового гостя, растворившись в толпе с лёгкостью опытного шоумена.
Я ещё какое-то время постоял на перроне и понаблюдал за графом. Этот человек рождён для такой деятельности. Я предоставил ему холст и краски, а он написал шедевр. И в этом шедевре мои расчёты на создание нового центра силы обретали плоть и кровь.
Краткий осмотр вокзала лишь укрепил моё впечатление.
Смольников блестяще обыграл архитектуру Павловского вокзала: просторные залы с колоннадами, высокие потолки, расписанные фресками, зимний сад с экзотическими растениями, откуда доносилось щебетание птиц. Повсюду мерцали не только магические светильники, но и электрические гирлянды.Это был намеренный контраст, символизирующий единение магии и прогресса.
Мама, взяв меня под руку, тихо ахала:
— Кирилл, да это же весь цвет колоний! Вон, смотри, князь Гагарин, он же лет десять не покидал своего поместья. А это… генеральша фон Шпекин с дочерьми. Как они все здесь оказались?
— Их привезли мои поезда, мама, — так же тихо ответил я, — и их манит блеск того, что я построил.
Почувствовал, что Мотя ещё сильнее забился в глубь внутреннего кармана, рядом с визитницей. Ему явно не нравилось это столпотворение. Поймал себя на мысли, что постоянно анализирую толпу: кто с кем общается, кто кого избегает, в чьих глазах читается зависть, а в чьих — расчёт.
Этот вокзал уже становился идеальной площадкой для сбора информации.
Торжественная часть началась с блестящей речи Смольникова. Он стоял на небольшом возвышении, остроумный, вдохновляющий, щедро раздавая комплименты гостям, Императору — заочно, а затем скромно, но как-то обыденно указав на меня в толпе.
Раздались аплодисменты. Они были искренними и громкими.
Перерезание алой шёлковой ленты прошло под ослепительные магниевые вспышки фотоаппаратов аккредитованных журналистов — одно из ключевых условий нашего договора с крупными газетами.
Сегодня репортёров пустили сюда для освещения открытия, но впредь вход в сам комплекс, особенно во внутренние залы во время мероприятий, будет для них строго воспрещён.
Я почему-то даже не удивился, когда среди немногочисленной прессы заметил знакомую энергичную фигуру в несколько помятом сюртуке.
— Кирилл Павлович, добрый вечер! Поздравляю с открытием! Не окажете ли мне честь запечатлеть вас с семейством для истории? — репортёр уже наводил свой громоздкий аппарат.
— Добрый вечер! Владимир Гиляровский, насколько помню, — я кивнул. Тот широко улыбнулся, польщённый, что я запомнил его. — Не против.
Пока он возился с настройками, пытаясь поймать лучший ракурс, я спокойно спросил:
— Пригодились ли вам мои скромные размышления о транспортных проблемах в колониях и о коррупции?
— Ещё как пригодились, ваше сиятельство! Огромное спасибо! — глаза Владимира загорелись. — Статья наделала изрядного шума, в канцелярии губернаторов, слышал, некоторые даже совещания экстренные собирали.
— Всегда рад помочь. Обращайтесь, — я заметил, как мама и Тася старались сохранить изящные улыбки перед объективом. — У меня всегда в запасе есть пара-другая идей, как сделать жизнь в наших колониях лучше.
Мужчина кивнул с довольным выражением лица, и в этот момент раздался щелчок, окутав нас небольшим облачком дыма.
— Обязательно обращусь, Кирилл Павлович! А насчёт вашего назначения в Балтийск… сможете сейчас дать мне небольшой комментарий по этому поводу? Хотя бы пару слов для зарисовки.
— Давайте отложим это на месяц-полтора, — предложил я. — Приезжайте в Балтийск, когда немного обживусь там. Обещаю, расскажу всё без прикрас.
Журналист почтительно поклонился и тут же растворился среди коллег, которые тут же окружили, наперебой спрашивая, о чём это он беседовал с графом Пестовым.
Видел, как Владимир, таинственно улыбаясь, что-то оживлённо им рассказывал, и я был почти уверен, что завтра в «Новогородском вестнике» появится намёк на грядущий «эксклюзив от специального корреспондента из Балтийска».
Затем все хлынули вглубь, в открытую галерею, ведущую к светящемуся фонтану.
Вечерело.
Воздух наполнился прохладой и ароматом роз. Зажглись тысячи огней: от факелов в руках каменных грифонов до разноцветных электрических гирлянд, оплетающих колонны.
Зазвучал оркестр, первые такты вальса, и пары закружились у фонтана.
Я сознательно остался в тени, наблюдая.
Мой проект становился реальностью.
Культурным центром.
Орудием мягкой власти.
И в этот момент я ощутил лёгкое, едва заметное покалывание в висках. Знакомое чувство ментального давления. Я резко огляделся, пытаясь найти источник, но в толпе веселящихся гостей никто не смотрел на меня с немым сосредоточением. Антимагические пластины в визитнице гасили атаку, но лёгкий дискомфорт оставался.
— Кирилл, взгляни, вон дочь генерала Адрианова, — мама, сияя, снова взяла меня под руку, начиная неспешный тур. — Какое милое создание! И состояние у семьи… солидное.
— Мама, ради всего святого, — мягко, но настойчиво остановил её я. — Давайте просто насладимся вечером. Всему своё время.
— Но, Кирилл, тебе уже скоро двадцать! Пора подумать о продолжении рода, о надёжной партии, — в голосе женщины зазвучали нотки лёгкой паники.
— Возвышение рода — вот моя главная «партия» на данный момент, — парировал я, лавируя между гостями.
Тем временем Тасю то и дело приглашали танцевать. Она была очаровательна, и многие молодые люди уже видели в сестре выгодную партию. Юная графиня из внезапно разбогатевшего и возвысившегося рода. Однако после третьего кавалера энтузиазм девушки заметно угас.
— Кирюша, братик, а не будет ли здесь… ну… Амата? — тихо и как-то робко спросила она, отойдя со мной в сторону.
— Нет, сестрёнка. Он в Петербурге. Учёба серьёзная, ещё на два года минимум, — ответил я, наблюдая, как лицо сестры вытягивается от разочарования.
— А… понятно, — Тася вздохнула и, увидев очередного направляющегося к ней ухажёра, решительно покачала головой. — Простите, я устала.
В этот момент я заметил в толпе знакомое лицо. Стройная фигура, тёмные волосы, убранные в элегантную, но простую причёску. Ветеринар, спасший Мотю, Ольга Потоцкая. Из кармана донеслось лёгкое и беспокойное движение. Зверёк, обычно невидимый и тихий, явно заволновался. Он издал едва слышный звук, нечто среднее между писком и мурлыканьем.
Ольга обернулась и посмотрела прямо на меня. Вернее, на мой карман. Она ответила загадочной, лёгкой улыбкой. Мотя громко замурлыкал, и вибрация отдалась у меня в груди.
Чёрт. Она его чувствовала. Читала его эмоции.
Чтобы отвлечь внимание от странной реакции зверька, на которого уже начали оборачиваться гости, я сделал несколько шагов вперёд и с галантным поклоном протянул руку.
— Мадемуазель Потоцкая, не ожидал встретить вас здесь. Можно ли пригласить на вальс?
Она приняла приглашение с той же загадочной улыбкой.
— Граф Пестов. Как можно отказать хозяину сего великолепия?
Мы закружились в вальсе. Музыка лилась, превращая фонтан и танцующие пары в размытое пятно света и красок.
— Как поживает ваша сестра? — спросил я, соблюдая светские условности.
— Прекрасно, благодарю вас, — ответила Ольга, её взгляд был спокойным. — Она нашла себя. Занята делом, — девушка сделала едва заметный акцент на последнем слове, давая понять, что всё улажено и Софья в безопасности.
— Рад слышать. А вы? Чем занимаетесь?
— О, я тоже нашла себе занятие по душе, — девушка загадочно улыбнулась. — Бросила службу и занялась охотой. На различных… тварей. В воздушном секторе.
— Желаю удачи, — искренне сказал я.
Вдруг я снова ощутил давление в висках, на этот раз сильнее. Я взглянул на Ольгу, но это была явно не она. Потоцкая просто наслаждалась танцем.
Мотя беспокойно зашевелился у меня на груди. Танец закончился, и я, проводив девушку, направился к семейному столику, пообещав найти её позже.
По пути я буквально столкнулся с ректором Военно-морской академии Анатолием Степановичем Кировым. Он холодным и оценивающим взглядом рассматривал гостей.
— Пестов, — произнёс мужчина снисходительно. — Вижу, торговля идёт в гору. Жаль всё же, что не решились делать военную карьеру. Из вас вышел бы неплохой адмирал. Но что поделать… Выстроил свою империю. Признаюсь, впечатлён.
Это была высшая степень похвалы, на которую способен Киров.
— Благодарю, Анатолий Степанович. Ценю ваше мнение.
Тут же к нему подлетела, словно нарядная бабочка, дочь Надежда. Её красота стала ещё более впечатляющей, а в глазах читался холодный расчёт.
— Папа, ты уже познакомился с капитаном? — она сладко улыбнулась, но взгляд скользнул по мне с едва заметной досадой. — Капитан Попов, будущий командующий разведфлотом. Настоящий герой, — и во взгляде читалось: «а не какой-то там коммерсант».
Рядом с девушкой стоял надменный молодой человек в морском мундире. Я вежливо кивнул, отмечая про себя, как из своенравной, но живой девушки Надя превратилась в эталонную светскую интриганку, жаждущую статуса любой ценой. Я лишь порадовался, что вовремя избежал этой участи.
Перед тем как отойти, Киров неожиданно спросил:
— Вы не против, если я приглашу вашу матушку на танец?
— Она взрослая женщина, Анатолий Степанович, — улыбнулся я. — Её выбор я всегда уважаю.
Ректор едва заметно кивнул, явно удовлетворённый моим ответом.
Покалывание в висках возобновилось, теперь с новой силой.
Визитница в кармане отозвалась лёгким теплом. Мотя, сидевший под сюртуком, подал тревожный импульс и ткнул мордочкой в направлении дальнего угла зала.
Я последовал его указанию, обходя толпу по краю.
И увидел её.
Спину в строгом, но безупречно скроенном платье, русые волосы, собранные в элегантную причёску. Я откашлялся, привлекая внимание.
Девушка обернулась.
— Прошу прощения, мы знакомы?
Я тут же вспомнил эти холодные серые глаза, знакомые мне по стычке в поместье Пожарских.
Изучающий взгляд скользнул по мне.
— Что вы хотели, молодой человек? — голос был ровным, без эмоций.
Значит, делает вид, что мы незнакомы, но ладно.
Я принял игру.
— Пригласить вас на танец. Или вы предпочитаете изучать гостей на расстоянии?
Между нами пробежала искра напряжения. Когда я взял руку Сони для танца, почувствовал лёгкий разряд. Мотя забился ещё сильнее.
— Вы весьма… настойчивы для провинциального барончика, — заметила девушка, следуя шагу вальса с идеальной выучкой.
— Графа, — поправил я. — И считаю, что лучше проявить настойчивость, чем позволить себя сканировать как подопытного кролика.
Её губы тронула едва заметная улыбка.
— Вы интересный объект для изучения. Ваши мысли… глухи. Редкое качество.
— Значит, я теперь ваша назойливая цель? Та, что не даётся в руки? — парировал я.
— Возможно, — девушка посмотрела на меня с вызовом. — Цель, которая рано или поздно будет достигнута. Инквизиция всегда добивается своего, граф.
Танец закончился. Лицо девушки снова стало непроницаемой маской.
— Благодарю за танец. Удачи вам.
Я вернулся к семейному столику. Мама и Тася засыпали вопросами.
— Братец, а с кем это ты так грациозно танцевал? — тут же начала Тася. — Я что-то не припомню такую даму в центральной колонии. Она мне кажется… опасной.
— Кирилл, голубчик, — подключилась мама, — кто эта особа? Судя по платью, небогатая, но украшения… они стоят целое состояние. И манеры… из самых высших кругов. Из какого она рода?
Я посмотрел в их светящиеся любопытством глаза и принял решение. Для их же безопасности.
— Позвольте представить, — тихо сказал я, наклоняясь. — Соня. Дочь Его Императорского Величества. Только, чур, это наш маленький семейный секрет. Да?
На лицах домашних застыло абсолютное, немое изумление. Мама побледнела, окончательно поняв, что все её планы по светскому сватовству меркнут перед таким уровнем. Тася просто открыла рот.
Я откинулся на спинку стула, наблюдая за залом. Сияющий Смольников в центре внимания. Ректор Киров, наконец-то решившийся и направляющийся к нашему столику, чтобы пригласить маму на танец. Надежда, строящая глазки капитану. Ольга Потоцкая, спокойно беседующая с кем-то из артистов.
Я чувствовал мощь этого места.
Мой проект работал.
Он собирал под свои своды всё интриги, красоту, надежды, опасности.
И тогда я поймал на себе взгляд Сони. Она стояла у фонтана с бокалом в руке. Её холодные глаза встретились с моими. Девушка едва заметно, почти издевательски, приподняла бокал в мою сторону.
Я ответил ей таким же лёгким кивком.
И тут же заметил Ольгу, тоже смотревшую на меня и поднимающую бокал.
— Простите, мне нужно отлучиться, — сказал я маме и Тасе, вставая.