Утро следующего дня застало нас за скромным завтраком в купе.
Амат, прислонившись лбом к прохладному стеклу, мрачно наблюдал за мельканием чахлых сосен и молча, методично уничтожал внушительных размеров омлет.
Цеппелин с наслаждением смаковал крепкий чёрный кофе из фарфоровой чашки.
Василий Меркулов, похоже, уже вжился в роль моего слуги-секретаря. Он подливал нам кофе и подкладывал свежие газеты, раздобытые им на прошлой станции.
Я же перебирал в уме обломки вчерашнего происшествия, пытаясь сложить их в единую, пусть и зыбкую, картину. Нападение на министра финансов в экспрессе было не случайным разбоем.
Утреннюю идиллию нарушил резкий стук в дверь. Не размеренный и вежливый, как у проводника, а жёсткий, настойчивый, полный нетерпения.
Дверь распахнулась прежде, чем кто-либо успел произнести «войдите».
На пороге стоял министр финансов Михаил Христофорович Голубцов.
Вид у него был, что называется, помятый: тени под глазами говорили о бессонной ночи, но взгляд из-под нависших седых бровей оставался острым и внимательным.
Министр прижимал к груди кожаный портфель с потёртыми уголками, словно это был его ребёнок.
Мужчину сопровождали двое гусар из вчерашней свиты. Бравые ребята с бесстрастными лицами. Они встали по обе стороны от двери, блокируя вход.
Михаил Христофорович кивнул нам и шагнул внутрь, закрыл за собой дверь и задвинул защёлку.
— Господа, — голос был сух и лишён всяких светских интонаций, — прошу прощения за вторжение. Можно?
Фраза прозвучала как риторический вопрос, ибо он, не дожидаясь ответа, опустился в свободное кресло рядом со мной, поставил злополучный портфель на колени и накрыл его обеими ладонями.
— Ещё раз благодарю за вчерашнее, — начал Голубцов, минуя все условности. — Реакция, выучка… впечатляют. Но, как вы понимаете, это была не случайная стычка.
Я молча кивнул, давая договорить.
— Моя официальная охрана… — мужчина сделал паузу, явно подбирая слова. — Не вызывает полного доверия. Слишком много любопытных взглядов, слишком много интереса к тому, что у меня здесь, — министр финансов похлопал ладонью по портфелю.
— Они знают, что внутри? — спросил я прямо.
— Нет. И это единственная причина, почему мы все ещё живы. Но слухи ходят, а слухи опаснее пуль.
Он внимательно посмотрел на меня, потом на остальных и, кивнув своим мыслям, продолжил:
— Я знаю о вашей репутации, граф Пестов. Знаю, что вы дружны с… определёнными высокими особами, — он многозначительно посмотрел на меня, явно намекая на Дмитрия Романова. — И в нынешних обстоятельствах я склонен довериться вам. Если вы окажете содействие в охране этого груза до Москвы, империя будет вам должна. Лично я тем более.
Он не предлагал звонкое золото или сияющие титулы. Он предлагал долг. Долг одного из самых влиятельных людей империи, человека, в руках которого были все финансовые потоки государства. Это было куда ценнее любого вознаграждения.
Я видел, как Амат нахмурился, наверно, начал оценивать для себя риски.
Цеппелин сохранял вежливую, но отстранённую сдержанность, понимая, что это не его игра.
Василий замер у стенки, впитывая каждое слово. Понимал, что сейчас тут решается что-то важное.
— Что внутри, знать не хочу, — сказал я твёрдо, разрывая затянувшуюся паузу. — Незнание — это лучшая защита для нас. Но ваше предложение я принимаю. Мы защитим вас и ваш груз.
В этот момент поезд дёрнулся, заскрежетал тормозами, а затем снова рванул вперёд, но уже быстрее. Амат мгновенно оказался у окна, высунулся наружу.
— Киря, — бросил он через плечо, — основной состав отцепили. Локомотив тащит вперёд только четыре вагона. Остальные остались позади.
Голубцов прижал к себе кожаный портфель.
— Ну что ж, похоже, началось. А мы, как назло, не готовы.
— Мы всегда готовы, — я взглянул на свои деревянные ящики. — Всегда держу при себе козыри.
Из коридора тут же забарабанили в дверь гусары.
— Всё нормально, охраняйте! — рявкнул на них министр.
Мы ждали атаки каждую секунду, но тишина за окном была зловещей. Только стук колёс и свист ветра. Минут через пять раздался ещё один глухой удар сцепок, и поезд снова дёрнулся.
— Локомотив ушёл вперёд с тремя вагонами! — доложил Амат, закрывая окно. — Мы остались одни на путях. Катимся по инерции.
— Гусары у двери? — быстро спросил я министра.
— В этих двоих я уверен на все сто. Они преданные ребята. Но они бессильны против магии, если нас возьмут измором или оглушат.
— Значит, не дадим себя оглушить, — я встал, поправляя сюртук. — Василий, Амат, помогите! Господин Цеппелин, прошу вас, следите за обстановкой.
Мы быстро расставили мои ящики по всему вагону, активировав их простым открытием крышки. Знакомое чувство пустоты, «магической немоты», разлилось по пространству.
— Что вы делаете? — спросил Голубцов, с интересом наблюдая за моими приготовлениями.
— Создаём сплошную мёртвую зону, — объяснил я. — Ни одно заклинание не пройдёт внутрь. Радиус действия — метров пятнадцать вокруг всего вагона.
— Замечательно! — в голосе министра впервые прозвучал неподдельный восторг.
— У каждой медали две стороны, — предупредил я. — Это лишает магии и нас. Никаких огненных шаров и ледяных стен. Драться придётся сталью, кулаками и смекалкой.
Напряжение нарастало. Гусары разошлись в разные стороны коридора и нервно поигрывали эфесами сабель. Вдруг я осознал неестественную тишину в вагоне.
— А где проводник, пассажиры из других купе?
— В этом вагоне только мы, — обернулся ко мне старший из гусар, молодой поручик с решительным выражением лица. — По приказу министра мы всех попросили покинуть вагон. Проводник… он куда-то исчез ещё до того, как нас отцепили. Говорил, что пойдёт успокоит пассажиров, которым пришлось покинуть вагон.
Внезапно раздался оглушительный скрежет металла о металл.
Похоже, вагон сейчас докатился до места засады, а скрежетали стопоры, установленные на рельсах.
Мы остановились в глухом участке леса.
И тут из-за деревьев, с двух сторон, на нас хлынули люди.
Десятки фигур в тёмной неброской одежде без опознавательных знаков.
Бой начался.
Лес, который минуту назад был мирным и солнечным, в одно мгновение превратился в кромешный ад.
Снаружи засвистели магические разряды: ослепительные огненные шары, острые как бритва ледяные шипы, сгустки сжатого воздуха, способные разорвать лёгкие.
Но все они, долетев до невидимой границы в пятнадцати метрах от нашего синего вагона, разбивались об антимагический барьер, рассыпаясь в ничто с шипящим фейерверком бесполезных искр.
Воздух за пределами нашего «пузыря» звенел от высвобождаемой и тут же гасящейся энергии. Раздались удивлённые, а затем злые крики нападавших.
— Вы им нужны живым, — крикнул я Голубцову, отскакивая от окна, которое сразу же пробила пуля. — И груз целым! Не могут просто разнести нас в щепки! Прицеливаются! Стреляют только тогда, когда уверены, что вас рядом нет.
Вскоре бесполезные магические атаки сменились лязгом металла и грубой силой.
Нападающие бросились к вагону с топорами, ломами и баграми.
Послышались глухие частые удары по стальным стенкам и дверям. Стёкла в сохранившихся окнах задребезжали и посыпались от ударов прикладов и камней.
Из-за стен доносилось тяжёлое дыхание, ругань, скрежет.
— К дверям! Держать проход! — скомандовал я гусарам министра.
Гусары, мастера клинка, встали в узком коридоре, создавая живую стену. Их кирасы работали как бронежилеты: несколько выстрелов из обычных пистолетов оставили на них лишь вмятины.
Я, Амат, Цеппелин и Василий держали оборону у окон, готовые к рукопашной.
Мы ощетинились холодным оружием.
Внезапно Мотя, до этого мирно дремавший на полке для чемоданов, взметнулся и пронзительно завизжал, тыкаясь мордочкой в потолок.
— На крыше! — рявкнул Амат, моментально среагировав на сигнал зверька.
Я рванул к ближайшему деревянному ящику с антимагическими модулями внутри.
Ногой захлопнул его, замкнув контур вокруг. Привычная магия болезненной и желанной волной хлынула обратно, заставив вздрогнуть.
— Давай! Окно! — крикнул я Амату.
Мой друг не кивнул, не ответил, он уже действовал.
Графин, стоявший на столе, взорвался. В тот же миг вода, находившаяся в нём, не просто выплеснулась, она сгустилась, закрутилась в тугой смертоносный жгут, послушная воле мага-водника.
Этот сокрушительный луч рванул в сторону и вверх. Он вылетел сквозь разбитую оконную раму, и на крыше тут же раздался сдавленный крик, а потом звук падающего тела и скатывания по металлической кровле.
Цеппелин, не теряя ни секунды, резким и точным движением руки создал сокрушительную воздушную волну, которая смахнула прочь двух нападавших, неосмотрительно близко подобравшихся к нам.
Я, упираясь руками в пол, выдернул из-под вагона здоровый кусок земли и создал импровизированную баррикаду с другой стороны вагона.
Снова поднял деревянную крышку коробки, и мёртвая зона восстановилась.
Ответный магический удар, запоздало посланный кем-то извне, снова бесследно рассеялся в пустоте, даже не поколебав воздух внутри вагона.
Так мы и работали следующие несколько десятков минут, которые показались часами: на мгновение «поднимали заслон» в нужном месте, наносили точный магический удар и снова уходили в неуязвимость.
Эта тактика сбивала нападавших с толку, сеяла среди них панику и неразбериху.
Но главная схватка кипела в дверях, где гусары, вспотевшие, с окровавленными руками, рубились с лезущими на них бандитами.
Заметил, как Амат сменил свою саблю на тяжёлый лом, выдернутый из повреждённой обшивки, и вступил с ним в бой.
Его мощные размашистые удары были неотразимы в тесноте коридора: они ломали кости, отшвыривали людей как тряпичные куклы.
Я с саблей прикрывал с фланга, отражая атаки тех, кто пытался прорваться через оконные проёмы.
Бой длился вечность. Каждая секунда была наполнена лязгом, криками, свистом пуль, шипением магии, гаснущей, не долетев до вагона.
Воздух стал густым от пыли, запаха пота, крови и пороха.
Мотя, словно маленький полковой знаменосец, бегал по полкам и спинкам сидений, отчаянно стрекоча и предупреждая о каждой новой опасности. О попытке подобраться с тыла, о новом заклинании, испытывающем наш барьер на прочность.
Постепенно, ценой невероятных усилий, атаки стали стихать.
Нападавшие, неся потери и не в силах преодолеть нашу стальную и магическую оборону, начали отходить в лес, утаскивая раненых и убитых.
Последний из них, раненый в плечо, метнул в нашу сторону яростный взгляд и скрылся в густой чаще как раз в тот момент, когда вдалеке послышался спасительный, многообещающий гудок.
Вскоре к нашему израненному, но не покорённому вагону, наконец, подошёл следующий поезд.
Нас эвакуировали. От роскошного купе первого класса осталось одно воспоминание: искорёженный остов с выбитыми стёклами, испещрённый вмятинами, следами сабель и опалённый магией.
Мы пересели в скромное купе второго класса.
Теснота заставляла разместиться плечом к плечу, но это было куда приятнее, чем простор мёртвого вагона.
Министр Голубцов, отдышавшись, с новым, жадным и расчётливым интересом смотрел на мои деревянные ящики, стоявшие под столом, словно самые обычные чемоданы.
Его портфель по-прежнему был прижат к груди.
Я сидел, гладя на коленях Мотю. Тушканчик, на удивление, вёл себя тихо и смирно, лишь изредка поглядывая на министра с видом полководца, выигравшего решающую битву.
— Молодой человек, — начал Голубцов, нарушая тишину. — То, что я видел… это революция. Такая система могла бы спасти не одну жизнь и сберечь ценные грузы.
— Эти модули, — кивнул я на ящики, — едут со мной на завод «Руссо-Балт» в Москве. Вскоре появятся автомобили, способные защитить своих владельцев от магических атак.
— Вы меня не понимаете, господин Пестов, — перебил министр. — Мне не нужны автомобили. Мне нужен поезд. Настоящий бронепоезд, снабжённый этой… антимагической защитой. Неуязвимый для магии. Для перевозок золота, важных персон, стратегических артефактов. Он нужен империи. Вы обязаны сделать его.
— Энергопотребление у подобной системы будет колоссальное, Михаил Христофорович. Для защиты целого состава потребуются не просто батареи, а целые магические электростанции на колёсах. Мощнейшие кристаллы, постоянная подпитка и дозаправки.
— Это решаемо! — отмахнулся он. — Технические детали — дело наживное. Содержание большой вооружённой охраны для таких грузов, сопровождение целыми ротами, постоянный риск магического нападения — всё это обходится казне на порядок, слышите, на порядок дороже, чем зарядка магических батарей и постройка таких поездов.
Министр отложил свой портфель, налил из графина целый стакан воды и залпом выпил.
— Чертежи, разработка, первый опытный образец — всё будет щедро оплачено из средств министерства финансов. Я знаю, у вас в колониях есть свой вагоностроительный завод. Идеальное место для разработки. Подальше от любопытных глаз и ушлых конкурентов. Мне докладывали, что ваше производство организовано безупречно. Что там «и комар носа не подточит», как говорят в народе.
— А как же доставить такой состав на «большую землю»? — спросил я. — Такую махину не удастся протащить через телепорт, связывающий её с колониями.
— Это уже моя забота, — твёрдо и непреклонно сказал Голубцов. — Начинайте работу, как вернётесь в колонии. Считайте, что это личный приказ министра финансов и государственная необходимость. Остальное я беру на себя.
Он помедлил секунду, а затем достал из внутреннего кармана сюртука плоскую кожаную визитницу и извлёк оттуда карточку из плотного желтоватого картона.
Мужчина протянул мне это изделие, отмеченное личным оттиском магической печати — сложный герб с двуглавым орлом и финансовой символикой.
— Если возникнут малейшие трудности, вопросы, потребуется содействие любого рода — обращайтесь напрямую ко мне. Эта визитная карточка откроет вам дорогу в мой кабинет в любое время дня и ночи.
Я принял её. На ощупь как шёлковая. Это был не просто кусок бумаги. Это был ключ. Кредиты, разрешения, доступ к ресурсам.
— И я поговорю с Его Императорским Величеством. Положение вашего рода… Его давно пора пересмотреть. Опала, изгнание… В свете последних событий и будущих заслуг это выглядит архаизмом. Я посмотрю, что можно сделать.
На следующий день поезд, наконец, прибыл на Казанский вокзал Москвы. Город встретил нас грохотом, суетой и запахом угольной гари. Перроны гудели как растревоженные ульи.
Министра уже ждал усиленный, внушительного вида эскорт в мундирах Отдельного корпуса жандармов. Мы коротко попрощались.
Вскоре мы со спутниками разместились в фешенебельной гостинице «Новомосковская», что стояла прямо напротив вокзала.
Оставил Василия охранять бесценные ящики со строгим наказом никого в номер не впускать, а сам с Аматом и Цеппелиным нанял у подъезда ничем не примечательный экипаж.
— Куда прикажете, господа? — буркнул извозчик, не оборачиваясь.
Цеппелин, до этого молчавший и казавшийся спокойным, сглотнул ком и прохрипел, прочищая горло:
— Село Березичи, усадьба Оболенских.
Дорога заняла несколько часов. Москва осталась позади, сменившись пыльными просёлочными дорогами, полями и дремучими подмосковными лесами.
Фердинанд заметно нервничал, то и дело поправляя свои и без того идеальные усы, отряхивал несуществующие пылинки с рукава, его взгляд был устремлён вперёд, но не видел дороги.
Амат молча смотрел на обочину, а я обдумывал план действий.
Просто так войти и потребовать княжну мы не могли. Или могли?
Всё равно нужен был хитрый, изящный ход.
Уже смеркалось, когда экипаж выехал на опушку леса. И перед нами открылся роскошный вид.
Вдали, в обрамлении векового парка, стояла огромная, утопающая в огнях усадьба. Не просто дом, а настоящий дворец в стиле ампир с белоснежными колоннами и бесчисленными окнами.
Цеппелин тяжело вздохнул, и в его голосе прозвучала смесь тоски и решимости:
— Ну что ж, господа… Нам туда.