Хозяин Амура

Глава 14

Глава 14

Когда улеглась первая суматоха, связанная с внезапным и таким удачным приобретением нового прииска, я решил лично осмотреть нашу новую жемчужину. Оставив Мышляева поддерживать порядок на «старых» приисках, я в сопровождении Лян Фу, Орокана и Софрона отправился на ту сторону.

Переход по нашему импровизированному подвесному мосту сам по себе был испытанием. Шаткий, сплетенный из веревок разной толщины, он угрожающе раскачивался над ревущим внизу потоком Желтуги. Каждый шаг по хлипким, скользким доскам отдавался в желудке холодком; казалось, одно неверное движение — и ты полетишь в кипящую пену, которая мгновенно перемелет твои кости. А ведь нам предстоит перетаскивать по нему сотни пудов грузов ежедневно!

Но то, что мы увидели на том берегу, заставило забыть о риске.

Прииск «Золотой Дракон» был устроен с размахом, куда большим, чем все остальные. Даже «Тигровый Зуб» бледнел перед ним! Он располагался в широкой долине, защищенной от ветров скалистыми склонами гор. Здесь все было основательнее: бараки для рабов сложены не из досок, а из дикого камня; склады — огромные, способные вместить годовой запас провианта. На складах обнаружились богатые запасы шанцевого инструмента, лотков для промывки, и даже запас ртути со специальным выпаривателем, позволявшим экономить ртуть, используя ее по несколько раз. Несомненно, это было эхо английского присутствия. Правда, золота здесь обнаружить не удалось: в процессе восстания оно куда-то «испарилось». Допрос рабов ничего не дал: все они кивали на «белых дьяволов». Впрочем, большая часть работников прииска, получив провиант, тут же приступила к работе. Стоя у берега реки, мы с удовлетворением наблюдали, как работники, дружно отрезав свои косы, тачками везут на промывку золотоносный песок.

— Теперь это золото будет служить Небесному Царству, а не белым дьяволам, — с мрачным удовлетворением произнес Лян Фу, зачерпнув в пригоршню горсть тяжелого, красноватого песка из промывочного лотка. Невооруженным взглядом заметно было крохотные золотинки, крохотными звездочками блестевшие под осенним солнцем.

— До него еще добраться надо, — сплюнув, проворчал прагматичный Софрон, глядя на почти отвесные скалы, окружавшие прииск. — Без жратвы и пороха это просто красивые сказки. А таскать все это добро через мост… Да половина в реку ссыплется!

Увы, но в чем-то он был прав. Этот отдаленный прииск и так-то было сложно снабжать, а с нашим, сверстанным на живую нитку мостом, размещать тут тысячи человек было бы безумием. Нужно либо строить настоящий, капитальный мост, либо искать другой путь. И я, кажется, уже знал, где его искать.

Еще раз развернув «трофейную» английскую карту, я расстелил ее на большом плоском валуне. Мой палец уперся в тонкую синюю линию безымянного ручья, впадавшего в Желтугу чуть выше по течению. Ручья, который неведомый мне англичанин с чисто британским апломбом назвал «ручей Форсайта».

— Люди что-нибудь говорили об этом месте? — спросил я Лян Фу.

Тот кивнул.

— Говорили. Белые дьяволы часто ходили туда со своими блестящими приборами. Запрещали кому-либо приближаться. Говорили, там — священное место их бога.

— Их бог — золото, — усмехнулся я. — Ну что, пришло время воочию взглянуть на это место. Пойдемте!

Лян Фу тут же подозвалнесколько «проводников». Мы вновь пересекли качающийся мост, затем шли около часа, продираясь через густые заросли, и, наконец, вышли к нему. Небольшой, ничем не примечательный ручей, бегущий по каменистому ложу — один их сотни впадаюий в верховья Мохэ. Но именно здесь, на его берегах, я нашел то, что искал -следы их работы.

Перед нами предстали останки базового лагеря настоящей, серьезной геологической экспедиции. Остатки палаток, остывшее кострище, обложенное камнями, а главное — следы профессиональной деятельности. В одном месте в скальный выход породы был вбит стальной колышек с вырезанной на нем латинской буквой «F». Рядом валялась брошенная, уже покрывшаяся легким слоем ржавчины кирка. Судя по клейму, она была сделана не в Китае, а в английском Шеффилде.

Они собирались обосноваться здесь надолго, это было ясно.

По моему приказу Софрон взял лоток и зачерпнул грунт со дна ручья. Через несколько минут он, молча, протянул лоток мне. Я посмотрел, и сердце мое пропустило удар: на дне, среди серого песка, тяжелым, маслянистым слоем лежало золото. Не просто отдельные блестки, как на Золотом Драконе, нет! Самородки размером с ноготь! Такого я не видел даже на самых богатых участках своих приисков.

Теперь все было ясно: вот оно, их Эльдорадо. Отличное место: вода — рядом, рабочие руки — не в избытке, но имеются. Место, где можно было бы наладить баснословно выгодную добычу. Правда, было одно «но»: если я правильно понял, богатая жила уходила вглубь, под толщу скальной породы. Чтобы добраться до нее, нужны были не кирки и лопаты.

Нужен был динамит. Много динамита. А где у нас динамит? Правильно, динамит у нас в России!

Пока мы возвращались с ручья, мысли о поездке в Россию буквально не отпускали меня. Там было все: динамит, заказанное и, что немаловажно — готовое оборудование, заказанное мною в Петербурге, которое нужно было оплачивать. Ведь я, договариваясь с Путиловым и Нобелем, оставил им только предоплату, собираясь расплатиться с прибыли Амбани Бира, но из-за этой кутерьмы с Тулишеном так и не удосужился этого сделать. Возможно, там уже начисляются неустойки… Там же. в России, стоило проведать и перспективные мои проекты — прежде всего, Бодайбо. Да и Кокорева не мешало бы проведать — как у него идут дела с железной дорогой? И, наконец, самое главное — там была Ольга.

Но прежде чем отправиться в путь, нужно было организовать новоприобретенное хозяйство в безупречно… б***ь, да кого я обманываю — в хотя бы сносно работающий механизм — назначить ответственных руководителей на все направления, отдать последние распоряжения, составить списки того, что следует закупить в России.

Начали, само собой, с «кадрового вопроса». Хоть люди на прииске показали делом свою готовность работать, между нами не должно было быть недомолвок: надо огласить условия контракта и получить ясное согласие освобожденных людей его исполнять. Лэй Гун собрал всех бывших рабов прииска на большом плацу «Золотого Дракона». Почти пятьсот человек — изможденные, оборванные, недавно еще голодавшие, но не сломленные. Уважаю таких! Они стояли молча, и в этой огромной толпе чувствовалась не рабская покорность, а глухая, напряженная сила.

Первым слово взял Лэй Гун. Он взобрался на перевернутую арбу, и его могучая фигура возвысилась над толпой.

— Братья! — проревел он, и его голос, казалось, сотряс горы. — Мы сбросили ярмо яо! Мы омыли нашу честь кровью мучителей! Но что дальше? Снова голод? Снова прятаться по горам, как шакалам?

Толпа недовольно, тревожно загудела.

— Нет! — крикнул он. — Я говорил с Тай-пеном Ку-ли-даем, что пришел с реки Черного Дракона. Он предлагает нам не рабство, а союз! Не цепи, а оружие! Слушайте его!

Я поднялся на арбу следом за ним. Рядом встал Лян Фу для перевода.

— Я не ваш новый хозяин, — сказал я громко и четко, и Лян Фу повторял каждое мое слово, вкладывая в него всю возможную силу и убежденность. — Я — ваш военачальник. Я предлагаю вам сделку. Простую и честную, как удар кайла о породу.

Я сделал паузу, обводя взглядом их напряженные, ждущие лица.

— Я предлагаю вам свободу. Но свобода — это не анархия. С этого дня мы живем по закону. Каждый, кто останется здесь, будет получать плату за свой труд — едой и честной долей от намытого золота. Вы получите те же условия, что и люди с других приисков — долю с добычи. Но каждый, кто украдет, кто убьет брата, кто поднимет руку на женщину, — будет судим. И приговор будет один. Смерть!

Толпа молчала. Этот язык они понимали.

— И последнее, — продолжал я. — Эта земля теперь наша. И мы будем ее защищать. Каждый, кто способен держать оружие, станет солдатом моей армии.

Я закончил и ожидал ропота, недоверия, споров. Но из толпы вдруг вышел худой, изможденный старик, чье лицо было покрыто сетью морщин.

— Господин… — сказал он, обращаясь ко мне, и Лян Фу перевел его дрожащий голос. — Я слышал о тебе. Слухи пришли раньше твоих солдат. Говорят, ты дал рабочим на своих приисках то, чего у них никогда не было.

Он посмотрел на меня своими выцветшими, но все еще ясными глазами.

— Надежду.

И в этот момент из глубины толпы, сначала один, потом другой, третий, а затем и сотни голосов начали скандировать, как клятву, как молитву:

— Тай-пен! Тай-пен! Тай-пен!

Смотрел я на них. Ничего не скажешь — волнующее зрелище: видеть тех, кто поднял восстание, победил, добился свободы и теперь готов был драться за нее!

Затем я объявил набор в вооруженную охрану, и тут местные работники меня удивили: вперед шагнуло почти двести человек. Чуть ли не половина от всего состава работников! Как оказалось, именно здесь, на самом дальнем и каторжном из приисков, хунхузы держали самых непокорных. Среди них было много бывших няньцзюней, «факельщиков», для которых восстание было смыслом жизни. В сущности, именно это хунхузов и погубило — такая концентрация бунтарей и привела к восстанию, как только прошел слух, что с остальных приисков хунхузов турнула неведомая, пришедшая с Амура сила. Их лидером и был Лэй Гун — «Громовержец», — тот самый, кто и возглавил бунт. Его авторитет среди них был непререкаем.

План сложился сам собой.

— Цзюнь-шуай, —обратился я к Лян Фу после собрания, стараясь изъясняться по-восточному цветисто. — С этого дня Лэй Гун — твой заместитель. Вы вдвоем — сила. Управляйте этими землями вместе.

Лян Фу, помедлив, охотно кивнул. Как опытный военный и мудрый политик, он тут же оценил выгоду этого союза. А Лэй Гун, простой и прямой, как копье, воин, совершенно доселе не уверенный в собственных перспективах, был горд оказанным ему доверием. Хрупкий, но необходимый баланс сил был создан. Мое маленькое горное государство обрело устойчивую структуру. Теперь можно было уезжать.

Разобравшись с делами на приисках, я оставил там Лян Фу и Лэй Гуна — лед и пламя, которые теперь должны были править вместе. Наш небольшой отряд двинулся в обратный путь, в Силинцзы. Верховые лошади позволили проделать путь в три дня.

В Силинцзы меня ожидала хорошая новость — пришел один из монгольских отрядов, привел с собой 57 пленных няньцзюней. По словам сотника Адуучина, за ним следом шло еще несколько сотен, ведших в общей сложности почти три сотни крепких «факельщиков». Мы довольно быстро договорились о цене и, что немаловажно — о том, что монголы будут снабжать нас разведывательными сведениями, сообщая о всех важных событиях, происходящих по эту сторону Великой Китайской Стены. Расстались мы при полном взаимном удовлетворении. Купленных «факельщиков» всем гуртом отправили на «перековку» к Лян Фу и Лэй Гуну. Что-то подсказывало мне, что эти люди скоро вольются в нашу маленькую армию.

Здесь я собрал в большом зале ямэня всех, на кого теперь оставлял свое горное государство. Прощальный совет получился коротким и деловым.

— Владимир, — я обратился к Левицкому, — ты остаешься за главного. Ты — мой наместник. Вся власть здесь — в твоих руках. Управляй справедливо, но жестко.

Он молча кивнул. За эти месяцы он из гвардейского корнета превратился в сурового, битого жизнью администратора, и я знал, что могу на него положиться.

Остальные получили свои приказы. Софрон — комендант Силинцзы, на нем все хозяйство, склады и оборона города. Тит — главный по арсеналу и муштрой новобранцев. Сафар, уже почти оправившийся от ранения, получил то, чего желал больше всего — он возглавил нашу разведку и контрразведку. Теперь охота на Тулишэня стала его официальной работой. Первым делом ему предстояло наладит голубиную почту, а затем — систему сбора сведений по всей Маньчжурии.

— Я уезжаю, — сказал я, обводя их взглядом. — Надолго ли — не знаю. Остаетесь на хозяйстве. Не подведите.

Прощание вышло по-мужски коротким, без лишних слов и сантиментов. Мы слишком многое прошли вместе, чтобы нуждаться в этом. На рассвете мой маленький отряд выехал из ворот Силинцзы. Я брал с собой лишь самых верных и незаменимых: десяток монголов Очира, привычных к долгой дороге, и отряд нанайцев Орокана — моих глаз и ушей в тайге. Из казны Силинцзы я взял два пуда золота. Еще шесть пудов с лишком остались у Левицкого, на закупки провианта и оборону.

Мы спешили. Осень уже вовсю хозяйничала в этих краях, окрашивая тайгу в золото и багрянец, но с каждым днем дыхание приближающейся зимы становилось все холоднее. Мне нужно было во что бы то ни стало успеть на последние пароходы, что уходили по Амуру вверх, в Сретенск, до того, как река встанет.

Путь лежал через ту же степь, но теперь она не казалась такой враждебной. Навстречу нам уже попадались торговые караваны и арбы крестьян — весть о том, что хунхузы в горах уничтожены, а новый хозяин, тай-пен Ку-ли-лай, жесток к врагам, но справедлив к мирным и никого не обижает без нужды, разлетелась с невероятной скоростью.

На второй день пути, когда мы уже можно сказать вышли из земель, подконтрольных Силинцзы, наши дозорные-монголы, скакавшие впереди, вдруг резко остановились. Вскоре Очир вернулся, скача во весь опор.

— Нойон! — крикнул он, подъезжая. — Там… эвенки. Задержали караван. Кажется, торговцы оружием.

Мы ускорили шаг, и вскоре перед нами открылась полная драматизма картина. На дороге стоял небольшой караван из десятка мулов, груженых длинными ящиками. Вокруг него, суеверно держась на расстоянии, но готовые в любой момент броситься в атаку, гарцевали эвенкийские воины. Они окружили группу испуганных до смерти китайцев, чьи руки были уже связаны. Командир эвенков, здоровенный воин с лицом, рассеченным старым шрамом, как раз тряс перед носом главного купца каким-то странным, неуклюжим оружием.

Присмотревшись я узнал этот предмет. Ба, да это же скорострельный арбалет чжугэ ну! А ведь я заказывал их в Цицикаре!

— Что здесь происходит⁈ — рявкнул я, подъезжая.

Эвенк, увидев меня, почтительно склонил голову, но злости в его глазах не убавилось.

— Нойон, мы поймали этих шакалов! — прорычал он. — Они везут оружие хунхузам! Смотри!

Он снова ткнул арбалетом в сторону перепуганного купца.

Я уже был готов согласиться с ним, но тут один из пленников, маленький, юркий китаец, который, как я помнил, был хозяином той оружейной лавки, узнал меня.

— Тай-пен! Господин! — закричал он, и в его голосе смешались ужас и надежда на спасение. — Пощади! Это твой заказ! Твой!

Он с плачем бросился мне в ноги, насколько позволяли веревки. Я присмотрелся. И действительно узнал его. Я совсем забыл об этом заказе в суматохе последних недель.

— Развязать их, — приказал я.

Эвенки, недовольно ворча, подчинились. Мастер-оружейник, кланяясь и благодаря, рассказал, что он несколько недель плутал со своим караваном по степи, не решаясь идти в горы, где шла война, и только сейчас, узнав, что дорога свободна, осмелился двинуться в путь, чтобы доставить мой заказ.

Я взял в руки один из арбалетов. Мастер сделал их на совесть. Тетива была туже, плечи — толще, а ложе — из крепкого, пропитанного маслом вяза. По моей просьбе он сделал их усиленной, более дальнобойной конструкции. Судя по всему, прицельно бить из такого можно было шагов на сто, а то и сто двадцать. Для бесшумной охоты или для вооружения плохо обученных новобранцев — идеальное оружие.

Я щедро расплатился с мастером и дал ему несколько эвенков — сопроводить до безопасных мест. Арбалеты было решено отправить на прииски — Лян Фу найдет им применение. Наверняка среди бывших «факельщиков» найдутся те, кто умеет с ними обращаться. В тайге это бесшумное и скорострельное оружие могло сыграть очень важную роль… Но несколько штук я велел оставить себе, упаковав их во вьюки. Нужно будет показать это простое, но эффективное оружие нашим русским инженерам. Возможно, из этой китайской диковинки можно будет сделать что-то более серьезное.

Дальше наш путь пролегал уже без особых приключений. Мы скакали быстро, меняя лошадей на стойбищах наших новых союзников-эвенков. И чем дальше на север мы уходили, тем больше мои мысли устремлялись вперед, в Россию. Что там творится на прииске Амбани-Бира, как справился с хозяйством Изя? Не растащил ли все к чертям хитрый Сибиряков на Бодайбо, пока меня не было? Как продвигаются дела в Петербурге с моими железнодорожными проектами?

Хотелось скорее увидеть сына. Услышать его смех. Увидеть Ольгу…

И было еще кое-что. В переметной суме у меня, рядом с мешочком золотого песка, лежал самый главный трофей этой войны, куда более ценный, чем все прииски Тулишэня. Пачка английских карт и бумаг, перевязанная бечевкой. Их нужно было как можно скорее отдать на перевод, изучить, понять. Именно в них, я чувствовал это нутром, скрывался ключ ко всей этой кровавой игре.

Я скакал на север, навстречу зиме, навстречу сыну, навстречу невесте. Но я знал, что это лишь передышка. Потому что главная моя война, война с невидимым и могущественным врагом, который прятался за спиной Тулишэня, еще даже не началась.