Господин следователь. Книга восьмая

Глава 1 Августовская ночь или утопленница

Окончательно проснулся тогда, когда уже был полностью одет и вооружен главным оружием следователя — кожаной папкой с бумагами и канцелярскими принадлежностями.

— Иди досыпать, чудо-юдо, — велел я Аньке.

— Так уж какой теперь сон? — хмуро отозвалась девчонка. — Рассвет, все равно вставать скоро. А мне еще завтрак готовить, Маньку кормить, потом собираться.

— Ань, если успею, то прибегу на тебя посмотреть, — пообещал я.

— Насмотришься на меня еще, — зевнула гимназисточка, запирая за мной дверь.

Насмотрюсь, разумеется. Но мне-то хотелось именно сегодня прийти к Мариинской гимназии, посмотреть, как там мои девчонки? И на Аньку полюбоваться — как она в роли гимназистки, как смотрится среди одноклассниц? Еще (только уж, никому не говорите!) хотелось взять Аню за ручку и самому отвести ее в школу, то есть, в гимназию и передать с рук на руки учительнице. Знаю, что и сама дойдет, а все равно, волнуюсь. Ребенок в школу пошел!

Да и на Леночку интересно глянуть. Еще бы хорошо цветы подарить обеим, но не припас.

Ладно, уж как пойдет. Успею к восьми тридцати все сделать — прекрасно, а нет — не судьба. Пытаясь сдержать зевоту — Анька заразила, вышел во двор, где стоял хмурый пристав.

Удивительное дело — Манька молчала. Наверное понимает, что в присутствие серьезного человека, вроде старшего полицейского чина, мелким и рогатым скотинкам лучше помалкивать. Антон Евлампиевич — это не я, бесхребетный подкаблучник. У него не забалуешь! Начнет Манька выражаться, вмиг окажется в камере на воде и сене, и без изысков, вроде капусты.

— Что там за покойница-то? — поинтересовался я, представляя полутемную комнату, труп женщины и лужу крови.

— Утопленницу нашли, — доложил Ухтомский. — Подробностей не знаю — как только сообщили, Савушкина за доктором послал, а сам к вам. Знаю только, что на Старой пристани, в затоне.

Может, самоубийца? Сейчас доедем, глянем, определим, а потом обратно. У меня еще пара часов есть, чтобы доспать.

Доедем?

— Пешком? — уныло поинтересовался я, открывая ворота на улицу — коляски не узрел.

— Так уж простите, ваше высокоблагородие, так получилось, — слегка виновато отозвался Ухтомский. — Одну кобылку господин надворный советник взял — в уезд вчера умчался, а мерина я за доктором послал. Решил, что с вами-то как-нибудь и договорюсь, а господин Федышинский на кхе-кхе… изойдет.

Ухтомский — деликатный человек, не досказал, на что именно изойдет старый лекарь, если за ним не пошлют средство передвижения, но я догадался. Следователь, он поглавнее будет, чем врач, но в данном случае приходится выкручиваться.

И не могли утопленницу в Шексне выловить? Все-таки, топать всего версту, а до Старой пристани, что на Ягорбе, почти три.

— А кто утопленницу нашел?

— Мальчишки из «александровского», — сообщил пристав.

— И не спится им с утра? — хмыкнул я, посматривая на утреннее солнце, вылезающее из-за Ягорбы. — Чего так рано-то? Им бы еще спать да спать.

— Говорят — рыбу пошли ловить, — пояснил Антон Евлампиевич. — Сказали — плотик у них есть, они с него ловят, пошли, чтобы до начала занятий обернуться, а плотика нет! На реалистов грешат — дескать, украли или угнали. Вдоль берега прошлись, не нашли, но в затоне на утопленницу наткнулись. Сначала испугались, но потом один караулить остался, второй в участок побежал. У меня-то как раз дежурство сегодня, сидел у себя. Спал, если честно.

Я только махнул рукой. И правильно делал, что спал. Если происшествий нет, что еще делать приставу 1-го участка?

— Данные мальчишек записали? — поинтересовался я для порядка. Ясное дело, что записали. Мне этих «александровцев» нужно первыми допросить. Они пока главные свидетели.

Да, кстати, что там с исправляющим обязанности исправника? Какая муха укусила?

— А что за нужда у господина Щуки стряслась, чтобы он в уезд ускакал? — спросил я.

— Сообщили, что под Ягановым[1] скотомогильник неучтенный имеется, а возле него собаки дикие бегают, вот господин Щука и поехал разбираться.

— Разберется? — с недоверием поинтересовался я. Как это так? Сам и помчался, и даже не попытался перевалить ответственность? Как же непохоже на Щуку.

— Разберется, — бодро отмахнулся Ухтомский. — Наш господин Щука такие дела любит. Вот, если бы убили кого, украли что-то — тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, тут бы он мямлил, прости Господи… Ну, вы понимаете. А в этом он толк знает. Урядника за шиворот возьмет, проверку учинит — что за скот в могильник свозили, почему он не знает? Не дай бог ящур там, или еще что. Ну и все прочее.

Надворный советник Щука вырос в моих глазах. Ишь ты, не стал советоваться, а отправился разбираться. И мне лишний щелчок по носу — не суди опрометчиво. Понимаю, отчего он сумел дослужиться до надворного советника и стал помощником исправника. Ветеринарный надзор в аграрной стране не менее важен, нежели борьба с преступностью.

— Каэтан Иванович один уехал? — спросил я, слегка беспокоясь за помощника исправника. Хотя, он уже большой мальчик и знает, что делает.

— Яскунова я ему дал, — сообщил Ухтомский. — Сначала собирался Егорушкина отправить, а тот опять свою бабу привез. Уедет, так она снова сбежит.

— В каком смысле — опять привез? — не понял я. — Я уже слышал, что у фельдфебеля жена сбежала к бывшему жениху. Получается, он ее вернул?

— Ага, так и получается, — вздохнул Ухтомский. — Фенька у него уже три раза сбегала. Два раза сама возвращалась, один раз Фрол сам за ней ездил. Возвращалась, когда вы в отпуске были, в Москве, — пояснил пристав, — а Фрол за ней ездил– так это недавно было, неделю назад.

— Однако, — покачал я головой. — Весело люди живут.

Впору было сказать, что не жизнь, а какой-то сериал, но вовремя промолчал. Пришлось бы крутиться, пытаясь объяснить человеку из 19 века — а что же такое сериал[2]?

— Убирать Егорушкина со службы нужно, а куда убирать? — опять вздохнул Антон Евлампиевич. — Василий Яковлевич его жалеет. Не знаю, но если кто-то на место господина Абрютина придет, оставит ли Фрола?

Ухтомский искоса посмотрел на меня. Явно, не слишком доволен, что нынешнего исправника переводят в столицу, а кто виновник перевода, старый служака прекрасно знает. А с Фролом… Правильно говорят — отольются кошке мышкины слезки. Сколько обманутых мужей потешаются сейчас над нашим фельдфебелем. Да я я бы и сам потешался, если бы Егорушкин не в полиции служил.

— Антон Евлампиевич, а сами-то не хотите в Санкт-Петербург? — поинтересовался я. — Возраст у вас еще позволяет, службу отыщем. Заодно и Егорушкина с собой заберете.

— Не, Иван Александрович, какой там Петербург? — замахал руками Ухтомский да так, что палаш, который он обычно придерживал левой рукой, заколыхался. Пристав его прижал к бедру.

А я сделал открытие, как кирилловский городовой Звездин опознал в нашем Савушкине, переодетом в гражданское платье, своего[3].

— В столице-то я кем пойду? Помощником полицейского надзирателя или околоточным? Да мне года два придется только с народом знакомится. Вон, когда в Череповец из Аннина перевели, и то не сразу в курс дела вошел. А я еще молодым был.

Здесь Ухтомский прав. Время понадобится. Но не обязательно ему строевиком быть, есть и другие службы в МВД. Но, опять-таки — на какую должность принять бывшего вахмистра, пусть и ставшего коллежским секретарем? Для делопроизводства какого-то, бумаги перебирать — не годится, в Сыскную полицию — тоже староват. А вот для полицейского училища он бы прекрасно подошел. Тем более — имеет кое-какой опыт в юнкерском училище. Или в кадетском корпусе, уже и не помню, где он служил. Будущим полицейским чинам, для укрепления дисциплины, невредно строевой подготовкой заниматься.

— А если дочку с зятем из Таганрога поближе перевезти? — попробовал поискушать я старого солдата. — Определить его куда-нибудь в Кронштадт, там тоже таможня есть. Станете все вместе в столице жить, в гости ходить.

— Пусть в Таганроге сидит, — сурово отозвался Ухтомский. — Город большой, у моря. Опять-таки — там он уже начальник, а в Петербурге кем станет? К тому же, Иван Александрович — если все в столицу уедут, кто здесь-то останется?

Эх, дорогой ты мой Антон Евлампиевич… Я бы с удовольствием остался, но не получится. Да и тебя, ежели Анька не передумает строить кирпичный заводик, все равно в столицу переманю. Но пока нужно тему сменить.

— Антон Евлампиевич, ты Игната Сизнева давно не видел? — поинтересовался я. — Как он к тому, что дочь в гимназию поступила отнесся?

— А что Игнат? — усмехнулся пристав. — С тех пор, как жена померла, да Нюшка хозяйство в свои ручонки взяла, он только глазами хлопает, вздыхает. И все, что девка скажет — все и делает. Сейчас, вроде бы, как новая жена появилась, сам шевелиться стал.

— Не переживает, что дочь от него отдалилась? — спросил я.

— Да кто ж его знает? — изрек пристав. — Поперву о другом переживал — как бы чего не вышло? Мол — если в подоле девка принесет? Нюшка-то, когда домой прибегала, все трещала — дескать, а вот — Иван Александрович-то, Иван Александрович се. А недавно вообще Ваней назвала. Куда это годится?

— Козлушка она, а не Нюшка, — хмыкнул я. — А ничего такого худого с девчонкой не станет.

— Так я и Игнату так говорил — мол, я людей хорошо знаю, Иван Александрович девку твою не обидит…

— Да эта девка сама кого хочешь обидит, — усмехнулся я. — Вспомни-ка, господин пристав, как Нюшка нас за нос водила, когда мы убийство конокрада расследовали!

— Ну, это Игнат и сам знал. Он не за то переживал, что вы приставать начнете, а за то, чтобы девка в вас не влюбилась. А коли влюбится, тут такое дело, что сама дуростей наделает. Какой бы умной девка не была, а когда любовь, так все побоку.

— Упаси Господи, — передернул я плечами. — Пусть Анька в кого-нибудь другого влюбляется, помладше меня, и без невесты. Я девчонку и так люблю — как сестренку, — поспешил поправиться я. — А любовь, как между мужчиной и женщиной, ни ей, и тем более мне, нафиг не нужны. Пусть гимназию заканчивает, потом мы ее на курсы определим.

— На курсы? — удивился пристав. Он даже остановился. — А я-то думал, что Нюшка купчихой станет. Подыщет себе какого-нибудь паренька, которым вертеть станет, в мужья возьмет, да торговлей займется от его имени.

Мне очень понравилось — в мужья возьмет, но с Анкой именно так.

За разговором и не заметили, как прошли три версты и вышли к Старой пристани на Ягорбе. Раньше здесь причаливали суда, но потом, когда пристани перенесли на Шексну, все захирело. И затон, куда причаливали суда, превратился в затончик.

Женщина лежала на песке, если не всматриваться, так и непонятно, что она мертва. Разве что, неестественно бледный цвет лица, да взгляд, устремленный куда-то вверх.

И черные волосы, рассыпавшиеся по песку и камешкам…

Хотя… нет, мертва. Уж слишком неестественная была поза.

Около тела сидел старший городовой Федор Смирнов и двое мальчишек, лет четырнадцати. И вся троица дружно покуривала. Я уже набрал в рот воздуха, чтобы отругать Смирнова за то, что потакает дурным привычкам (небось, он парней и папиросками угостил), а мальчишек за курение — рано им еще здоровье гробить, но передумал. Самому бы посидеть рядом с трупом, выловленным из воды, неизвестно, как бы себя повел.

— Всем здравствовать, — поздоровался я с компанией, а когда все трое вскочили и принялись выплевывать папироски, приказал: — Бычки на месте преступления не оставляйте. Куда-нибудь подальше закиньте, чтобы они мне картинку не портили.

— Бычки? — не понял Смирнов, да и мальчишки с изумлением вытаращились. Что, снова анахронизм?

— У нас бычками окурки называют, — усмехнулся я, не уточняя — где это у нас? Пусть сами додумывают — в Москве или Санкт-Петербурге.Посмотрев на старшего городового, спросил: — Покойную, часом, не опознали?

— Пока нет, — покачал головой Смирнов. — Я ее не знаю, парни тоже не видели. Может, не наша?

Если наша, то наверняка кто-нибудь из полицейских да знает, не велик у нас город. А не наша, не череповецкая, тогда плохо.

К тому времени, пока мы подошли к телу, подъехала и полицейская коляска, в которой сидел Федышинский. Долго же господин доктор собирался. Вон, то ли дело мы с приставом. Ножками, а притопали вровень.

Отставной статский советник с нарочитым кряхтением слез с коляски, разогнулся, ухватил свой неизменный саквояж и пробурчал:

— Если пожаловал господин Чернавский, определенно, это не самоубийство, а убийство.

— Если самоубийство, то вам награда — рукопожатие перед строем, — отозвался я, стараясь перебороть самого себя бравадой и некоторым цинизмом.

До сих пор не могу преодолеть если не страх, то некую оторопь, если приходится видеть трупы.

На первый взгляд дал бы женщине лет тридцать, но потом скинул лет пять, а то и восемь, потому что возраста добавляло телосложение — рослая, примерно метр восемьдесят и крупная. И одета, что характерно, в одну лишь долгополую рубаху.

Федышинский опустился на колени у головы покойницы. Приподняв левой рукой голову, правой принялся перебирать ей волосы. Но это со стороны так казалось, на самом-то деле доктор ощупывает череп.

— Ну-с, господин кандидат права, ваше мнение?

Я внимательно всмотрелся в лицо. Вокруг губ что-то белое, вроде пены. О чем это свидетельствует?

— Если судить по внешним признакам — смерть наступила уже в воде. Не исключено, что причиной смерти стало попадание воды в легкие, — осторожно сказал я. — Но выводы станет делать врач, проводя вскрытие.

— Первый вывод могу сообщить прямо здесь и сейчас, — сообщил доктор. — Шишечка у женщины на затылке. Не берусь утверждать, что оная шишечка способствовала утоплению, но… Сами понимаете — наводит на размышления.

Как всегда… Вполне возможно, что шишка на затылке никак не связана со смертью, но пока лучше предполагать самое худшее — женщину оглушили, а потом бросили в воду. А еще зачем-то раздели.

— Молодые люди, вы, пока плот искали, одежду женскую часом не видели? — спросил я мальчишек.

Оба замотали головами.

— А если попрошу поискать? За труд — по полтинничку, а если найдете — два рубля сверху, как премия?

Материальный стимул великая вещь, но здесь, похоже, он не поможет. Мальчишки только вздохнули.

— Не, господин следователь, искать бесполезно, — помотал головой один из парней — рыжий, с длинной челкой. — Мы от самого моста шли, если бы одежда была, увидели бы.

— А если за мостом?

Пристав Ухтомский, стоявший рядом, но пока не вмешивавшийся в разговор, поддержал парней.

— За мост топиться не ходят, — авторитетно заявил Антон Евлампиевич. — Топятся, коли в Ягорбу идут, либо со старого пирса, либо с мостков, на которых белье стирают. А за мост идти — там берег низкий, камыши, топко.

— И часто топиться ходят? — полюбопытствовал я.

— Не так уж и часто, но бывает. На моей памяти — три раза было. Топятся у мостков, а тела потом в затон приплывают.

— Иван Александрович, если хотите, мы днем, после уроков, по реке пройдем, посмотрим. А вдруг да пропустили? — предложил рыжий с челкой.

— А вы меня знаете? — удивился я.

— Конечно знаем, — фыркнул второй «александровец», стриженый наголо. — Ведь это вы Ленке Бравлиной прямо на уроке предложение сделали.

— А еще гуртовщикам из Пошехонья накостыляли, когда они к нашим девкам приставать начали, — усмехнулся рыжий.

— А еще бандитов поймали, что храмы грабили.

Вот так и рождаются мифы. И любопытная иерархия моих «подвигов» у парней. На первом месте предложение любимой девушке, на втором — костыляние чужакам (и тоже из-за девушек!), а уже потом самое главное. Ну и ну.

— Вы женщину на берегу нашли или в воде? — спросил я.

— В воде, — сообщил рыжий. — Вначале-то испугались, потом решили — негоже, чтобы тетка в воде плавала. Да мы подумали — может, жива еще? Одежду скинули, потом на берег вытащили.

Я с уважением посмотрел на мальчишек. Сам бы не отважился утопленников из воды вытаскивать — пошел бы искать багор.

— А вот скажите, господин следователь — зачем вам одежда? — спросил стриженый «александровец».

— Вас как зовут? — поинтересовался я.

— Анатолием меня звать, — ответил тот. — Легчановы мы. Батька мой на «Смелом» помощником капитана ходит.

— Так вот, Анатолий, одежда может нам много чего интересного рассказать. Например — одно дело, если она аккуратно сложена на бережку, совсем другое, если раскидана. Опять-таки — раскидать можно по-разному. И то, как одежду снимали. Сама ли женщина с себя юбку да блузку снимала, или ее кто-то раздевал. Верно? Понимаете, какие выводы можно сделать?

— Если сама, то пуговки сама расстегнула, шнурки развязала, а если силком — то и пуговки могли отлететь, шнурки порваться.

— Молодец, — похвалил я парнишку. — Немного подучишься, и в следователи можно брать.

— Не, я судовым механиком хочу стать, — замотал головой Анатолий. — Помощником капитана, как батька, а там, глядишь, и в капитаны выбьюсь.

— Одно другому не мешает, — усмехнулся я. — У нас что, паровые котлы не взрываются или корабли на мель не садятся? А как узнать — случайность это, неисправность или злонамеренный умысел? Вот, здесь-то как раз ваши знания и пригодятся. Случись что — такому капитану цены не будет.

Решив, что достаточно нахвалил мальчишек, вновь спросил:

— Плотик-то кто ваш спер? Слышал, на реалистов грешите? Кто там в реальном училище такой заядлый рыбак, чтобы чужие плоты красть?

— Генка Савельев, — не задумываясь выпалил Легчанов.

— Генка, значит… — призадумался я. Что ж, теперь Генку Савельева надо искать. Но это не сложно.

— Слышь, Тоха, а ведь я вспомнил, — вдруг затараторил рыжий. — Мы, как к реке пришли, Ракожора видели… А ведь он мог и плотик угнать, да и одежду украсть.

[1] Яганово — село неподалеку от Череповца.

[2] Будь наш ГГ постарше, он бы сказал — «Санта-Барбара», да и только. Автор пытался смотреть этот сериал. Посмотрел несколько серий, потом уехал учиться на полгода, а по возвращению обнаружил, что в жизни героев сериала ничего не изменилось. Вывод: не стоит затягивать книжные серии, а иначе они превратятся в «Санта-Барбару».

[3] Также, как герой Ролана Быкова в фильме «Служили два товарища», определил в герое Высоцкого бывшего

офицера — левая рука как влитая, привык шашку придерживать.