— Ты свободен! — заорала я и, когда Э’эрлинг обернулся на крик, с широченной улыбкой помахала ему рукой. От вида этой улыбочки эльф аж поскользнулся на размокшей земле.
Желание было исполнено, в груди будто разжались стальные тиски, сдавившие сердце, и я поняла, что это рассеялась магия клятвы.
Э’эрлинг проходил мимо полевой кухни, когда в тишине безветренного утра раздались нервные крики его товарища по оружию.
— Куда вы меня ведете? Пустите! Что вы задумали!
А’алмар — так звали этого эльфа. Ночью я допросила пленников и выбрали из них того, кто наиболее подходил для моей цели. Школьный приятель. Соратник. Товарищ по детским играм. Эти двое наверняка были привязаны друг к другу.
Услышав знакомый голос, Э’эрлинг резко остановился. Как я и ожидала, разыгравшаяся сцена привлекла его внимание. Вот что открылось его глазам: двое моих людей волокли упирающегося А’алмара к расчищенному пятачку пространства между палатками. В центре поляны, в мокрой траве, стоял одинокий стул. Рядом со стулом лениво прогуливался человек с обнаженным мечом. Картина красноречивая и более чем понятная.
Глаза А’алмара закрывал черный платок, но парень чуял неладное и сопротивлялся изо всех сил. Рычал, лягался, пытался вырваться, его килт задирался, и под ним мелькала стальная клетка, запирающая член. Кажется, я даже слышала звон навесного замочка, при каждом движении стучащего по прутьям пояса.
Под ногами Э’эрлинга зачавкала грязь. Эльф возвращался — бежал ко мне с лицом, перекошенным от ярости.
Все шло по плану. Мысленно я потирала руки, а еще жадно впитывала эмоции, разлитые в воздухе. Шикарный получался завтрак. Настоящее пиршество.
— Что происходит? — заорал Э’эрлинг, тыча рукой в сторону испуганного товарища, которого тащили к стулу. И к человеку с мечом. — Ты же отпустила его.
— Как видишь, нет. Не отпустила.
— Что ты задумала? Что ты…
Э’эрлинг осекся: стражник ударил А’алмара по икрам, и тот рухнул коленями в мокрую траву. За волосы его притянули к стулу и заставили опустить голову на деревянное сидение, как на плаху.
Тут несчастный, видимо, понял, что с ним собираются сотворить, и разразился бранью вперемешку с проклятьями и мольбами о помощи.
Разумеется, я не собиралась казнить пленника, ни одного из них. Это было представление для Э’эрлинга.
— Ты этого не сделаешь! Не делай этого! — закричал тот, схватив меня за плечи. — Ты… Нет!
Я убрала от себя его руки и вкрадчиво, очень медленно, практически по слогам произнесла:
— Ты загадал желание. Ты свободен. Уходи. Твое желание исполнено.
А’алмар кричал, лежа щекой на сидении стула. Человек в кожаных доспехах неторопливо, словно красуясь, заносил над ним меч. Луч скупого шотленского солнца бликами скользнул по грани острого лезвия. Палач ждал моей команды опустить оружие.
— Он хотел сбежать, ранил моего воина и заслужил смерти, — солгала я, пристально гладя на свою жертву и пытаясь навести ее на определенную мысль: — Но тебя это уже не касается. Ты свое желание загадал. Любое желание.
Ну, дорогуша, соображай быстрее, не будь дубом.
Однако Э’эрлинг явно не отличался хорошей смекалкой. Он упорно не понимал, что я хочу до него донести, и вместо того, чтобы плясать под мою дудку, похоже, собрался броситься в драку с палачом.
— Любое желание, — повторила я под вопли А’алмара и нетерпеливо постучала ногой по земле. — Ты же не хочешь изменить свое желание?
Э’эрлинг дернулся, словно озаренный догадкой.
— Я хочу перезагадать желание! — выпалил он и впился в меня жадным взглядом. Его глаза лихорадочно блестели. На лбу вздулись вены.
Ну наконец-то! Хвала Многоликой! Дошло-таки!
С трудом я прогнала коварную улыбку, зародившуюся в уголках губ.
— И какое же?
— Отпусти нас обоих.
Неожиданно. Он должен был попросить о другом. Мысленно я закатила глаза и закрыла лицо ладонью. Ну и кто тут, спрашивается, дуб?
В любом плане что-то может пойти не так, но умный человек всегда найдет способ обернуть обстоятельства себе на пользу.
— Свою часть уговора я выполнила. Магия клятвы развеялась. Если ты хочешь изменить желание, я могу пойти тебе навстречу, а могу отказать. Все зависит от того, понравится мне твое новое желание или нет. Пока не нравится.
Скрестив руки на груди, я посмотрела на эльфа с намеком, красноречиво. Не понять значение этого взгляда мог только тугодум, а, вопреки первому впечатлению о себе, тугодумом Э’эрлинг не был.
Его рот растерянно приоткрылся. Взгляд беспомощно метнулся к пленнику на плахе. А’алмар плакал. Черная повязка на его глазах намокла от слез.
В этот момент я почему-то вспомнила о белом пушистом щенке, которого еще ребенком нашла под стенами Цитадели и приютила. Он был таким мягким, вилял хвостиком-колечком. Чтобы увидеть его черные глаза-бусинки, надо было убрать с мордочки заросли смешных кудряшек.
От воспоминания кожа на руках стала гусиной.
Туман. Его звали Туман. Как нашу Цитадель.
Меня затошнило.
— Решайся, — прохрипела я и махнула рукой, дав палачу знак.
Меч начал медленно опускаться. Очень медленно. Слишком медленно, чтобы перерубить шею.
— Стой! — в панике закричал Э’эрлинг.
Лезвие застыло в сантиметре от позвонков, обтянутых кожей.
— Отпусти его. Только его. Такое желание тебе нравится?
Дыхание с шумом вырывалось из груди Э’эрлинга. Могучие плечи обреченно поникли. Рубашка на эльфе была разодрана, и одна пола съехала в сторону, обнажив сосок.
Бездумно я протянула руку и покатала этот нежный, уязвимый комочек плоти между пальцами. Моя жертва судорожно вздохнула.
— Или просто не убивай его, — шепнул Э’эрлинг, окаменев под моей лаской. Он стоически терпел нежеланное прикосновение и не пытался отстраниться, хотя ему наверняка очень этого хотелось. — Не убивай его. Позволь мне изменить свое желание.
«Туман. Его звали Туман. Как нашу Цитадель».
Шрам на моем лице вспыхнул болью, словно свежая рана. Воспоминания нахлынули, как внезапный шторм.
Я снова чувствовала, как кровь заливает щеку и левый глаз.
На задворках разума жалобно заскулил щенок, а следом, как наяву, раздался холодный, пробирающий до костей голос Смотрительницы: «Запомните, девочки, любовь — наивысшее зло. Она делает ситхлиф слабыми. Отриньте любые привязанности».
Холодная капля упала на лоб. Начинался дождь. Тучи затянули солнце.
«Отриньте любые привязанности».
Задрожав, я оставила сосок Э’эрлинга в покое, и эльф суетливым жестом запахнул полы рубашки, спрятав от меня свою грудь.
«Опасно, — пронеслось в голове. — Опасно! Опасно! Опасно!»
Дождь усилился. Все новые и новые капли падали мне на лицо.
— Опасно, — шепнула я на грани слышимости, а потом до хруста стиснула зубы. — В палатку ко мне. Обоих.
Меч палача со скрежетом вошел в ножны. Под ногами зачавкала грязь. Проклятый Туман все скулил и скулил в глубине моего сознания, ненавистный голос все свистел и свистел в голове, как ветер в ущелье: «Отриньте любые привязанности».
Смотрительница была права. Привязанности делали слабыми не только ситхлиф, но и эльфов. Э’эрлинг мог уйти, но остался в плену, чтобы спасти друга. Наверное, в глазах ушастых сородичей это делало ему честь. Моя наставница назвала бы его дураком.
— Ненавижу, — ветер донес до меня тихий шепот Э’эрлинга.
Я невольно коснулась шрама на своем лице.