Горький сладкий плен

Глава 42. Желанная

«Я позову служанку, чтобы убрала», — слова Три тысячи пятнадцатой крутились и крутились в голове, пока быстрым шагом я возвращалась в свои покои.

У меня тряслись руки. Сердце в груди гулко ухало. Во рту стоял омерзительный вкус кислятины.

Беременна.

В последнее время мы с Э’эрлингом любились, как кролики, и вот результат — ребенок.

Под рукой у меня всегда была фляга с настойкой из особых трав, но, похоже, время от времени я забывала из нее пить. Какая чудовищная беспечность!

Если правда откроется…

Будет ли Три тысячи пятнадцатая держать язык за зубами? Или тут же побежит докладывать об увиденном?

Пока я шла по коридору, сцены из моего прошлого оживали перед глазами и мелькали в темноте яркими навязчивыми образами. Я слышала детский крик, плач щенка, чувствовала на лице влагу, а в воздухе — запах крови. Самый жуткий мой страх вырвался из оков сна, давний ночной кошмар готовился воплотиться в реальность, приняв еще более пугающую форму.

Задыхаясь, я прижала ладонь к животу.

Они отнимут у меня все. Выдерут прямо из рук, как в детстве, — щенка. Заберут и ребенка, и любимого. И жизнь, если я не пожелаю смириться с потерями и стать послушной. И разум, если не смогу эти потери вынести.

Но разве я маленькая девочка, чтобы мне указывали, как жить? Мне больше не десять, и я не буду плыть по течению, умываясь слезами. Теперь я выросла и могу дать отпор.

Могу?

Распахнув дверь, я влетела в свою спальню и под изумленным взглядом Э’эрлинга полезла под кровать. Снизу, к деревянной решетке днища, атласными лентами был привязан нож. Прямой тонкий кинжал. Удобная рукоять из рога, короткое острое лезвие, заточенное с обеих сторон. Таким легко бить исподтишка. Спрятал в широком рукаве и при разговоре внезапно вонзил собеседнику под ребра.

Успею ли я нанести удар прежде, чем магия главной ситхлифы превратит меня в послушную куклу?

— Триса, что происходит? — Э’эрлинг наблюдал за мной, сдвинув брови.

Ему я тоже вручила нож — маленький, незаметный клинок, похожий на тот, что он прятал в сапоге, когда попал ко мне в плен.

На свое новое приобретение любимый уставился широко распахнутыми глазами.

— Ты объяснишь мне что-нибудь?

— Сунь в сапог.

— Мы бежим? — Лицо Э’эрлинга стало напряженным. Нагнувшись, он послушно пристроил нож внутри своей обуви, в потайном кармашке.

— Далеко не убежим.

Надоело жить в страхе, все время ходить по краю бритвы. Теперь ставки слишком высоки. У меня нет выбора. И нет путей к отступлению. Даже если Три тысячи пятнадцатая смолчит, через пару месяцев живот будет уже не спрятать.

Избавиться от ребенка, чтобы скрыть свою привязанность к его отцу?

О нет, я лучше избавлюсь от этой жестокой гадины.

С меня хватит!

— Триса, что ты задумала? — будущий отец, хмурый и сосредоточенный, схватил меня за предплечье.

— Готовлюсь к серьезному разговору, — я оттолкнула Э’эрлинга и повернулась к сундуку с одеждой.

Одна из моих туник была необычной, с секретиком — особый механизм в рукаве позволял спрятать кинжал и быстро выхватить его в случае необходимости. Нож сам падал в руку.

«Надо застигнуть ее врасплох, — подумала я. — Ударить резко. Пока она не ожидает. И бить сразу насмерть. Второго шанса не будет».

Единственный способ освободиться из рабства — стать новой Смотрительницей.

— Все это мне ужасно не нравится, — Э’эрлинг пытался заглянуть мне в глаза, словно искал там ответы на свои вопросы.

Я почти не слышала его голоса за ворохом мыслей в голове. Они ворочались там со скрипом и шорохом, как морская галька в мешке, и царапали разум острыми гранями.

«Если Три тысячи пятнадцатая проговорилась, Смотрительница будет настороже. Или не будет? Ведь она привыкла к нашей покорности».

— Триса, ты меня пугаешь.

«А если меня обыщут?»

Из шкатулки на тумбочке я достала тонкую бритву, размером с фалангу пальца, и спрятала за щекой. Это был мой личный трюк, хитрость, о которой никто не знал. Это маленькое лезвие я использовала, когда надо было незаметно пронести куда-то оружие.

Э’эрлинг смотрел на меня во все глаза. Его лицо стремительно бледнело.

— Все так серьезно? — прохрипел он.

«А если я не смогу подобраться к ней на расстояние удара?»

— Ты должен уйти.

Настала моя очередь хватать его за плечи.

— Пожалуйста, уходи и спрячься. Встретимся в лесу на границе Халланхора через двое суток. Помнишь, где мы разбили лагерь в последний раз?

Э’эрлинг тяжело сглотнул, а потом в ярости сбросил с себя мои руки.

— Ты с ума сошла?

— Пожалуйста, — взмолилась я. — Ты моя слабость. Они могут использовать тебя, чтобы меня шантажировать. Я не смогу совершить задуманное, если к твоему горлу приставят нож.

— Поэтому ты предлагаешь мне тебя бросить? — лицо Э’эрлинга превратилось в нагромождение подрагивающих мышц. На лбу вспух узор бьющихся вен. — Поступить как трус? Чтобы я перестал считать себя мужчиной? Ты это мне предлагаешь?

— Я не могу быть тебе нянькой. Я и так ужасно рискую и не могу отвлекаться еще и на твою безопасность.

Мне хотелось рыдать от его упрямства. В отчаянии я попыталась воздействовать на Э’эрлинга даром ситхлифы и в очередной раз потерпела поражение: любовь лишила меня власти над этим мужчиной.

— Мне не нужна нянька, — оскорбился мой эльф. — Я сказал вместе, значит, вместе. Сказал, будем помогать друг другу, значит, будем помогать. Сказал, что ты не одна, и не оставлю тебя в одиночестве.

— Ты не понимаешь!

Скрип, донесшийся от двери, ударил по напряженным нервам, и мы оба резко замолчали, повернувшись в сторону выхода.

Сердце толкнулось в грудь.

Дверь отворялась медленно, словно тот, кто за ней стоял, испытывал мое терпение на прочность. Наконец я увидела своих незваных гостей.

— Смотрительница желает тебя видеть, — прищурилась Три тысячи вторая, окруженная еще двумя ситхлифами и вооруженными стражниками. — И этого приказала захватить с собой, — кивнула она на Э’эрлинга.