Украдкой я срезала у пленника прядь волос. Волосы с головы жертвы нужны были для заклинания подчинения. Потом я положила нож, отобранный у эльфа, на самое видное место — раскладной походный столик в центре шатра — и убедилась, что мой вынужденный гость это заметил.
Хитрая улыбка приподняла уголки моих губ. Ни один плененный воин не упустит шанса завладеть оружием. Эльф уже косился на острую полоску металла, мерцающую в свете магических ламп. То на нее, то на меня. Не думал, что я оставлю нож без присмотра.
Но я оставила. После сытной трапезы меня разморило, и я завалилась спать на худом тюфяке в углу, даже не связав свою жертву. Последняя явно не могла поверить своему счастью.
Сквозь сон я слышала шаги. Пленник ходил по шатру, пару раз приближался к моему убежищу и склонялся надо мной — уж не знаю, с какой целью.
Когда я очнулась, эльф сидел на своем обычном месте, еще более злой и раздраженный, чем раньше, и буравил меня взглядом, полным бешенства. Я сразу догадалась, в чем дело. Чары подчинения не позволили ему ни взять нож со стола, ни покинуть палатку, а ведь кто-то определенно надеялся сбежать. Как этот ушастый злюка мог убедиться, магия способна связать покрепче веревок и цепей.
— Как же хорошо я отдохнула! — я потянулась до хруста в позвонках. Затем улыбнулась своему гостю. В ответ он одарил меня поистине звериным оскалом
Килт на пленнике высох, но рубашка еще оставалась влажной. Пока я дремала, эльф нашел в палатке воду и смыл с лица и волос грязь, но вид имел по-прежнему плачевный.
— Точно не хочешь переодеться в чистое?
Моя жертва решила играть в молчанку.
— Еды?
Эльф сверкнул глазами из-под сведенных бровей и не сказал ни слова.
— Назови свое имя.
В этот раз я применила магию, и губы остроухого красавчика задвигались против его воли.
— Э’эрли́нг, — произнес он, и, округлив глаза, невольно прикрыл ладонью рот.
— Красиво. И поэтично. Если не ошибаюсь, на эльфийском это означает «Эхо в горах».
Сейчас мы говорили на всеобщем, но ситхлифы знали множество языков, в том числе и несколько эльфийских диалектов.
— Не делай так больше, — процедило мое угрюмое Эхо. — Не смей принуждать меня.
Эмоции этого мужчины были такими сладкими, что хотелось провоцировать его каждую секунду. Никак не получалось ими насытиться.
— Я буду это делать, — откинулась я на подушки и незаметно потянула ноздрями воздух, напитанный свежестью дождя и пьянящим запахом чужого раздражения. — Захочу — заставлю тебя танцевать передо мной голым, а захочу — будешь меня ублажать.
Конечно, я не собиралась отдавать таких приказов — мне просто нравилось его дразнить и наблюдать за его злостью. Но в этот раз мои ожидания не оправдались. Вместо того, чтобы накормить меня своим гневом, засранец усмехнулся с видом победителя, уложившего соперника на лопатки.
— Не буду. Ублажать. Не получится заставить.
Я невольно посмотрела ему между ног, и Э’эрлинг чуть сдвинулся, закрывшись от моего взгляда.
— Возможно, и не получится, — согласилась я, думая о том, что увидела под его юбкой. Тут он, похоже, был прав. Чтобы сорвать эту строптивую эльфийскую ягодку, даже моих способностей ситхлифы недостаточно.
Мне вдруг стало очень смешно.
С улыбкой я кивнула на его пах и спросила:
— У кого ключик?
И вот тут раздражение эльфа прорвалось наружу.
Рот дернулся. Красивые брови с изящным изгибом снова сошлись на переносице.
— У кого надо, — сказал он словно камень в меня швырнул. — Не твоего ума дело.
— Просто любопытно, кто хранит эту драгоценность? Ты носишь ключ с собой? Может, стоит тебя обыскать? — и я притворилась, что собираюсь подняться на ноги.
Э’эрлинг напрягся, всем своим видом показывая, что лучше к нему не лезть.
— Ключ не у меня.
Его щеки порозовели. Возможно, он говорил правду, а возможно, лгал, чтобы я не исполнила свою угрозу.
— Тебе больно, когда ты возбуждаешься? — спросила я, пробуя на вкус его смущение. Это чувство появилось на моем столе впервые и было необычным, но интересным.
Память подбросила воспоминание: я ласкаю под юбкой набухшую мошонку пленника, и он часто дышит от удовольствия, но в какой-то момент громко шипит от боли.
— Ответь. Эта штука не дает твоему возбуждению набрать полную силу?
Эльф отвел взгляд, поправив на себе килт и неосознанным жестом прикрыв руками пах. Из розового его лицо постепенно становилось цвета спелой малины.
— Это тебя не касается.
В моей голове роилась сотня вопросов. С такой странной традицией я прежде не сталкивалась.
— Зачем вас заставляют это носить? Какой в этом смысл?
Пленник ерзал на тряпках, на которых сидел, и упорно отворачивал от меня лицо, завесившись волосами. Теперь я видела только его белую гриву и кончик острого уха, ярко-красный.
— Чтобы жена была уверена в твоей верности, даже когда ты в долгом походе? Чтобы блюсти целомудрие? Ключ у твоей супруги? У твоей матери? Спрятан в надежном месте?
Пленник молчал, но я видела, как его пальцы судорожно сжимают ткань килта.
— Все ваши мужчины это носят? Это часть вашей культуры? Чтобы никто вас не обесчестил? Или чтобы вы никого не смогли обесчестить?
— Да замолчи ты, ради Великой! — взревел Э’эрлинг, резко повернувшись ко мне. Он весь горел. Его лицо стало багровым, на лбу вздулись вены. — Хватит вопросов. Мы носим это, потому что так надо. В этом есть смысл. Мужскую природу надо усмирять. Мы слишком агрессивны. Слишком… — он задыхался. Его могучая грудь ходила ходуном. — Слушаем желания плоти, а не голос разума. Это нужно, чтобы нами не управляли низменные потребности, чтобы мы были спокойными и мыслили здраво. Без этой штуки мужчины превращаются в похотливых животных, не уважают женщин, постоянно на взводе, развязывают войны, живут инстинктами, как неразумные звери. Как люди!
Ого. Он действительно в это верил?
— И как давно ты в этом ходишь? — мысленно я все пыталась забраться ему под юбку.
— Хватит вопросов! — процедил эльф сквозь зубы. — Оставь меня в покое.
— Оставлю, — пообещала я. — С одним условием.
— С каким? — сверкнул он глазами.
— Подними килт. Хочу утолить свое любопытство.