Горький сладкий плен

Глава 34. Э’эрлинг

Когда из тумана выступила высокая каменная махина с окнами-бойницами, Триса напряглась, а ее обычно подвижное лицо превратилось в маску, лишенную жизни. Его любимая стала такой же мрачной и суровой, как и эта серая башня на холме.

Что творят с ситхлифами в Цитадели, если они так боятся возвращения домой?

Желая поддержать свою женщину, Э’эрлинг привычно потянулся губами к ее виску, но в этот раз Триса отстранилась. Со вздохом она вынудила его спешиться и пересесть с лошади в телегу, везущую разобранные палатки. Причем ему досталось место не рядом с возницей, а в кузове, среди поклажи.

— Ты пленник, — тихо бросила ситхлифа и стиснула зубы.

Их процессия, растянувшаяся метров на пятьсот, двинулась дальше. Колеса повозок скрипели, копыта лошадей стучали по каменистой земле. Теперь Э’эрлинг ехал не в кавалькаде, рядом с другими всадниками, а плелся в самом конце колонны, стараясь не терять из вида спину Трисы. Но его любимая тонула в тумане. Все вокруг тонуло в тумане, в этой белой призрачной пелене, похожей на дым от костров, но холодной, как дыхание покойника. Они словно оказались на том свете, в загробном мире.

Башня приближалась. Когда ветер поднимался и рвал туман в клочья, ее очертания мелькали вдали, но вот ветер стихал — и темная громадина пряталась от глаз в густой молочной завесе. Даже издалека Цитадель производила гнетущее впечатление, а уж когда они оказались под ее стенами…

Древняя крепость выросла перед ними неожиданно, выступила из тумана, как враг, что собирался напасть. И вдруг оказалось, что они уже на месте и надо выгружаться.

Не успел Э’эрлинг вылезти из телеги, как двойная арочная дверь на первом ярусе башни распахнулась, и трое женщин в черных кафтанах поспешили навстречу Трисе.

— Ты достала его?

Женщина, что задала вопрос, была старше остальных. Выглядела лет на шестьдесят. Ее волосы, то ли седые, то ли пепельные от природы, были собраны в объемный пучок на затылке.

Триса что-то ответила — Э’эрлинг не расслышал — и вытащила из сумки артефакт, завернутый в ткань. Ее собеседница жадно схватила его и вернулась на крыльцо, где ее ждал дряхлый старик, опирающийся на трость. Вместе они исчезли в черной распахнутой пасти Цитадели.

— Кто это? — Одна из оставшихся женщин заметила рядом с телегой Э’эрлинга и направилась к нему под недовольным взглядом Три тысячи триста второй. — Ты привезла с собой трофей? Выглядит аппетитно.

У девицы были рыбьи глаза и белые волосы, которые казались продолжением тумана. С хищным видом она кружила возле эльфа, разглядывая его со всех сторон.

— Что это? Юбка? — Пальцами с длинными черными ногтями она ухватила подол его килта. — У тебя что, не нашлось для него штанов?

Э’эрлинг стиснул зубы и покосился на Трису. Ее лицо было маской. Любимая не хмурилась, не сжимала кулаки, не напрягала плечи — казалась расслабленной и скучающей.

— Когда заставляешь мужчину носить женскую одежду, это вызывает у него море эмоций. Попробуй.

Услышав ответ, девица с рыбьими глазами коротко хохотнула и оставила пленника в покое. Когда она отошла, дышать стало легче.

— Тебе не хватает еды в Цитадели? — ворчливо протянула другая ситхлифа, рыжая, как огонь. Буйная кудрявая грива у нее на голове казалась факелом, горящим в тумане. — Или он — особый деликатес? Поделишься?

Э’эрлинг напрягся. По его мошонке под килтом пробежала ледяная дрожь.

— Может быть, — пожала плечами Триса, и он метнул в нее яростный взгляд, но потом сообразил, что любимая просто вжилась в роль.

Это была сложная, запутанная игра с большими ставками и неясными для него правилами. Что им грозит в случае ошибки, Э’эрлинг представлял смутно, но по дороге в Цитадель нередко замечал в глазах любимой тревогу и даже страх.

Вдруг чужая холодная рука скользнула ему под килт и сжала голый член.

Дыхание сбилось. Э’эрлинг ахнул и от неожиданности не успел отреагировать.

— Трогать чужое без спроса — неприлично. — Сквозь гул в ушах до него донесся голос Трисы, возмутительно спокойный.

Рука отпустила его мужское достоинство, но Э’эрлинг продолжал чувствовать ее хватку — мерзкую и болезненную.

От отвращения его всего передернуло.

Что это было? Как так можно! Эта неприятная женщина просто подошла к нему и схватила за член, словно перед ней был не живой мужчина, а вещь.

Возмущенный, растерянный Э’эрлинг никак не мог отдышаться. Равнодушие любимой задевало его до глубины души, хотя он и понимал, что оно фальшивое, показное. Это было глупо, но ему хотелось, чтобы Триса, как обычная женщина, вцепилась сопернице в волосы, защищая то, что принадлежит ей. Хотел увидеть ревность. Но Триса не дернула и бровью, словно пленник ничего для нее не значил.

Впрочем, очень хорошо, что она умела держать себя в руках.

— Как мило, на нем нет трусиков, — поглумилась рыжая, и Э’эрлинг покраснел до корней волос. — Когда он тебе наскучит, отдай его на общий стол.

Мерзкая баба, мерзкое место.

Но даже сейчас Э’эрлинг не жалел, что приехал сюда, иначе им с Трисой пришлось бы расстаться.

Он потерпит.

И эти гадкие прикосновения, и эти оскорбительные смешки, и всё то неприятное, что ожидает его в будущем.

Ради Трисы. Ради своей цели. Он в лепешку расшибется, но добьется того, чтобы они стали настоящей семьей.

— Кстати, раз уж зашла речь, — сказала ситхлифа с волосами, похожими на туман. — В честь твоего возвращения Смотрительница устраивает пир. Знаю, ты не любишь есть со всеми, но в этот раз отвертеться не получится — это ведь ты виновница торжества. Так что ждем тебя вечером в главном трапезном зале.

Заметив реакцию Трисы, Э’эрлинг напрягся. Маска, которую та удерживала на лице, дала трещину. Скулы заострились, щеки побледнели, в глазах мелькнуло затравленное выражение.

Но голос, когда она ответила, был невозмутим.

— С удовольствием приду, Три тысячи пятнадцатая.