Жестокость!!!
Цепи звенели. Несчастный мычал в кляп и брыкался, отчего его голый член мягкой тряпочкой болтался из стороны в сторону.
Впитывая эмоции жертвы, ситхлифы за столом широко раздували ноздри.
Меня тоже накрыло волной чужого вкусного ужаса. Моя сущность ситхлифы билась в экстазе, вдыхая восхитительный аромат паники и отчаяния. Другая же часть меня корчилась от омерзения. От этих противоречивых чувств к горлу подкатила тошнота. Желудок, полный человеческой еды, заурчал, сжался болезненным спазмом, и я испугалась, что меня вывернет прямо на стол.
Этого нельзя было допустить. Пытаясь побороть приступ дурноты, я задышала размеренно и глубоко. Хотелось бы мне не смотреть на мужчину, рыдающего в руках стражников, но ситхлифа, которая не проявляет интереса к пище, выглядит подозрительно. Это представление надо было выдержать до конца. Как и другие, я не сводила глаз с жертвы.
По красивому лицу мужчины бежали слезы и пропитывали черную повязку кляпа. Обнаженное тело била крупная дрожь. Под кожей проступил рельеф напряженных мышц. Каждая была четко видна, словно вырезанная резцом скульптора.
Мычащего беднягу уложили животом на стол перед возбужденными ситхлифами. Его руки и ноги в кандалах пристегнули к железным скобам, так что он оказался беспомощно растянут на каменной поверхности в позе морской звезды. Стражники знали свое дело и бесцеремонно приподняли мужчине бедра, чтобы вытащить из-под живота член и уложить его так, как нравилось хозяйкам, — вдоль раздвинутых ног. Теперь не только смуглые мускулистые ягодицы были доступны взгляду, но и крупная мошонка под ними, и оттянутое вниз мужское достоинство.
Наш несчастный ужин выл в кляп, не переставая, дергал и дергал скованными конечностями, из-за чего его бедра и член елозили по столу.
Я хотела и боялась посмотреть в сторону Э’эрлинга, но краем глаза видела, как судорожно, до белых костяшек его пальцы сжимают край каменной столешницы.
Ну что, теперь ты понял, какое я чудовище? Знаешь, сколько раз мне приходилось участвовать в таких забавах?
— Так-так-так, что бы нам с тобой сделать? — Смотрительница ласково, почти материнским жестом потрепала жертву по волосам. Мужчина забился в своих путах под издевательский смех ситхлиф. Его голая задница поднялась и опустилась, потом дернулась из стороны в сторону.
— Лежи смирно! — шлепнула его по попе моя соседка, и остальные дружно загоготали.
Рядом нервно завозился Э’эрлинг. Я услышала его частое, поверхностное дыхание.
Что, осознал наконец, куда попал? Успел пожалеть о своем опрометчивом решении остаться со мной?
Ничего не поделаешь, тебе придется на это смотреть. Хотя нет, ты можешь закрыть глаза. В отличие от меня.
На столе возле каждой из нас лежало по острому скальпелю. Три тысячи вторая взяла в руку свой и кончиком лезвия пощекотала головку члена, что выглядывала из крайней плоти. Ощутив прикосновение стали к самому нежному месту, скованный мужчина застыл. Его ягодицы поджались. Он боялся пошевелиться.
Ситхлифа не причиняла боли — пока ей хватало эмоций от этой извращенной игры.
Наш ужин был красив, и я подумала, что он может избежать смерти, если продолжит щедро делиться эмоциями со своими мучительницами. Если повезет, его не убьют, а трахнут. Эта мысль успокоила.
В звенящей тишине кончик скальпеля легонько, не раня, обвел головку члена и переместился к маленькой дырочке на ее вершине. Мужчина всхлипнул сквозь кляп. Он больше не дергался. Лежал смирно, тихо и, кажется, даже не дышал, опасаясь, что нож надавит сильнее и превратит его в калеку.
Пальцы Э’эрлинга сжимали столешницу все крепче. Плоть под его ногтями покраснела.
Набравшись храбрости, я все-таки скосила взгляд в его сторону. В лице моего любовника не было ни кровинки. Опустив голову, он смотрел на свои колени.
А я должна была наблюдать за трапезой.
«Плачь, кричи, — мысленно умоляла я беднягу на столе. — Тогда, может, выживешь. Сытые ситхлифы быстро теряют интерес к жертве. Накорми их прежде, чем они приступят к пыткам».
В какой-то момент я поверила, что в этот раз обойдется без смертей и увечий, но тут дверь в комнату отварилась, и внутрь вошел старик, родственник Смотрительницы. При виде него мое сердце рухнуло.
О, как я ненавидела этого мерзкого старикашку с волосатой родинкой на щеке! Иногда мне казалось, что нутро у него более гнилое, чем у любой из нас. Каждая трапеза с его участием заканчивалась реками крови. С особым удовольствием он подстрекал ситхлиф к еще большей жестокости, словно завидовал молодости и красоте мужчин, прикованных цепями к столу.
«Это из-за него их убивают, — озарило меня. — Когда его нет за столом, ситхлифы просто забавляются со своей жертвой, но не стремятся замучить ее до смерти, часто они просто пугают, но не причиняют вреда, однако все меняется, если приходит он».
Под стук деревянной трости в руках старика я размыла взгляд и попыталась отрешиться от происходящего. Я смотрела на голое мужское бедро перед собой, но ничего не видела.
Словно сквозь вату, до меня донесся неприятный скрипучий голос Тахира.
— Как удобно он лежит. Почему бы вам не испробовать на нем это?
Краем глаза я заметила, как свет факелов блеснул, отразившись от чего-то металлического.
«Я не смотрю, я ничего не вижу», — шепнула я про себя, пытаясь спрятаться от реальности в глубине собственного разума, но мои слова были ложью. Я знала, какую вещь старик достал из темной ниши справа от меня и передал одной из ситхлиф. Когда-то, вечность тому назад, я пыталась напугать этим О’овула, но услышала, что слишком добра для подобных пыток.
«Я ничего не вижу, не вижу, не вижу».
Пленник дернулся и замычал, когда его ягодицы, беззащитно выставленные напоказ, развели в стороны.
Не вижу, не вижу, не вижу…
Если долго смотреть в одну точку застывшим взглядом, картинка станет размытой. Это правда. Смуглое мужское бедро начало расплываться перед глазами, но я все равно чуяла запах крови и слышала громкий истошный крик.
___
Если кому-то интересно, как выглядела груша страданий, которой Триса пугала О’овула, то можете прогуглить. Это реально существовавшее орудие пыток. Оно так и называлось "Груша страданий".