Я был раздет и сильно потел. В инкубаторе стояла жара.
— Кажется, госпожа в хорошем настроении, — проговорил я.
— Ш-ш-ш, — предупредил меня Барус, обнаженный по пояс. — Послушай!
И он, нагнувшись, приложил ухо к теплому песку. Я присоединился к нему, прислушиваясь. Под теплым песком, где-то на глубине фута под поверхностью, мы услышали тихий звук, похожий на царапанье.
— Он скоро появится, — ухмыляясь, сказал Барус и выпрямился.
— Да, господин, — согласился я.
— Тафрис, — приказал Барус, — положи еще поленьев в топку.
Рабыня посмотрела на нас. Она была нагая. Барус приказал ей снять одежду в инкубаторном сарае. Теперь ее тело покрылось потом и блестело в отсвете топки. А рядом, под песком, происходило рождение живого существа.
Подпруги лежали под рукой. Свернутые ремни для фиксации челюстей тоже находились неподалеку.
— Меня не следовало заставлять делать эту работу, — сказала Тафрис.
— Встань на четвереньки, — приказал Барус. — Носи полешки по одному, во рту.
— Да, господин, — зло ответила она.
Я улыбнулся про себя, видя, как шпионка хозяйки вынуждена подчиняться командам свободного человека.
— Плохо, что ее нельзя использовать, — проговорил Барус, — Ей пошло бы на пользу хорошее изнасилование.
Я пожал плечами. Сказанное Барусом было несомненной правдой.
— Кеннет тоже недоволен ею, — обратился Барус ко мне. — Никто в конюшне не может пошевелиться, зная, что эта маленькая тварь побежит докладывать госпоже.
Я кивнул. Мы наблюдали, как Тафрис на четвереньках подносит щепу к краю топки и, закрыв глаза, бросает ее, быстро отодвигаясь назад. Она бросала на нас злые взгляды.
— Продолжай, рабыня! — велел Барус.
— Да, господин. — Тафрис снова на четвереньках вернулась к ящику за следующим поленцем.
— Раздражает, когда рядом шпион, — сказал Барус. — К тому же эта девка думает, что она — важная персона, что она все еще домовая рабыня, а не конюшенная девица. Ее присутствие плохо действует на дисциплину других невольниц.
Это было верно. Тафрис нельзя наказать кнутом или приковать, раздеть и изнасиловать, как других рабынь, причем без какой-то видимой причины. Ведь она не была фавориткой одного из смотрителей, тогда ее положение было бы понятно для девушек. Сейчас же оно вызывало недоумение и, возможно, служило поводом для ссор в жилище рабынь. Другие невольницы скоро захотят таких же привилегий. И если позволить этим настроениям царить беспрепятственно, скоро полуголые девушки-рабыни начнут строить из себя свободных женщин.
— Нам надо что-то делать с Тафрис, — сказал Барус.
Я пожал плечами. Мне казалось, что рабыня уже достаточно наказана. Она ползала на четвереньках, нося во рту щепки, поддерживая огонь в топке. А ведь еще сегодня утром все казалось другим.
— Тафрис! — резко сказал Барус.
— Да, господин! — вздрогнув, отозвалась она.
— Принеси воды! — приказал он.
— Да, господин. — Тафрис встала на ноги и отправилась к другой стене сарая, где стояли бадья с водой и черпак, сделанный из половины тыквы. Мы любовались ею.
— Она хорошенькая, — заметил Барус.
— Да, — согласился я.
— Жаль, что ее нельзя изнасиловать, — повторил он.
— Да, господин, — снова согласился я.
Тафрис наполнила черпак.
— От нее будет нетрудно избавиться, если мы захотим, — заметил Барус. — Кеннет уже намекнул госпоже, что Тафрис имеет задатки великолепной конюшенной девицы.
— Понятно, — улыбнулся я.
— Скоро госпожа побоится доверять ей в той конюшне, где находишься ты.
— Понятно.
— Две девицы сохнут по тебе, — заявил Барус, немного помолчав.
— Можно поинтересоваться, кто именно? — спросил я.
— Тука и Клодия, — ответил он. — И я не думаю, что Пелиопа и Лея сильно возражали бы против того, чтобы очутиться в твоих объятиях.
Я пожал плечами.
— Они уже застоялись в цепях, — пошутил он.
— Я бы хотел заняться ими, — заметил я.
— Госпожа этого не желает, — ответил Барус.
— Ваше питье, господин, — произнесла Тафрис. Барус посмотрел на нее, и она, внезапно испугавшись, упала на колени, опустила голову вниз и крепко прижала грубо сделанный черпак к своему животу. Затем поднесла желтый край тыквы к губам и поцеловала его. После этого подняла черпак, опустив голову между вытянутыми руками.
Барус взял черпак и выпил воду. Он знал, что шпионка хозяйки правильно прислуживает ему, и спросил:
— Ты будешь вести себя надлежащим образом, рабыня?
— Да, господин, — дрожа, ответила она.
— А утром все было по-другому.
— Простите меня, господин, — проговорила девушка. — Не приказывайте убить меня.
Как любая горианская рабыня, Тафрис знала, что находится в полной власти свободных людей. Барус, один из надсмотрщиков над невольниками, мог убить ее просто по своей прихоти. Она знала также, что госпожа может послать на конюшни новую шпионку, может быть Памелу или Бонни — других домашних рабынь. Ни Памела, ни Бонни, кстати, не были земными девушками, хотя и носили земные имена. Как я уже говорил, подобные прозвища часто даются рабыням на Горе.
Тафрис не поднимала головы.
— Не ставьте меня на колени рядом с этими шлюхами! — злобно крикнула она сегодня утром. Невольницы, стоявшие вокруг нее, протестующе закричали.
— На колени, — приказал Барус.
— Да, господин, — проговорила Тафрис и заняла свое место в кругу.
Она была недовольна, но подчинилась. Я увидел, как другие девушки переглянулись. Выходка Тафрис сошла ей с рук. Ее не угостили плетью. Очевидно, Тафрис занимала особое положение. Я заметил, что Барус сильно рассержен.
— Шейте, — раздраженно приказал он и кинул девушкам мешки, а Туке вручил пару ножниц. Другим раздал иголки и нитки. Мешки предназначались для изготовления пеленок детенышам тарлариона.
Мешки распарывают, и ткань режется на полосы, которые потом соединяются и подшиваются. Для рабынь это легкая работа — они стоят на коленях на деревянном полу, шьют и болтают в свое удовольствие. Но сегодня невольницы молчали, опустив головы.
Законченная пеленка представляет собой кусок ткани длиной около десяти футов и примерно ярд в ширину. Кстати, ткань мешков для корма редко идет на одежду рабам. Для рабов мужского пола используется шерсть хартов, она хорошо впитывает пот. Женская одежда обычно изготавливается из репса — он достаточно тонкий и хорошо облегает все выпуклости фигуры.
— Вечером мы должны запереть невольниц, всех за исключением Тафрис, — сказал мне Барус.
— Гости госпожи, как мне сказали, не прибудут раньше темноты, — заметил я.
— Да, это так, — подтвердил Барус. — Но кто-нибудь может приехать раньше. Некоторые из этих гостей, очевидно, весьма чувствительны. Госпожа не хочет смущать или оскорблять их видом конюшенных рабынь.
— Если среди гостей есть мужчины, я не думаю, что они будут смущены или оскорблены.
— Пожалуй, что так, — улыбнулся Барус.
— Почему гости госпожи приезжают так поздно? — спросил я. — Ведь это необычно, путешествовать по горианским дорогам ночью.
— Да, необычно, — согласился Барус, — особенно в такое время, как сейчас, когда между Салерианской конфедерацией и Аром назревает конфликт.
Ситуация на самом деле была сложной, и использовать ее для своей выгоды мог кто угодно.
— Надеюсь, гости доберутся без приключений, — сказал я.
— Я думаю, так и будет, — заметил Барус. — Эти господа весьма состоятельны и могут позволить себе вооруженную охрану.
— Но все-таки почему они решили приехать так поздно?
— Не знаю, — покачал головой Барус.
Днем я молча наблюдал за работой девушек. Пробило четырнадцать часов. Барус озабоченно посматривал в окно, наблюдая за положением солнца.
Рано утром мы находились на юго-восточном лугу, Барус, я и другие мужчины. Тафрис тоже пошла с нами, якобы для того, чтобы подавать нам воду. Мы вбивали заостренные столбы, наклоненные внутрь, для того чтобы неуклюжие тарларионы, кормящиеся на лугу, не могли сбежать.
— Смотрите! — воскликнул Барус, показывая рукой вверх.
Мы увидели у себя над головами тарнсменов. Их было около ста. Они двигались в южном направлении. Мы видели их копья, издали похожие на иглы, прикрепленные к правому стремени. У знаменосца был вымпел Вонда. Однако Вонд, насколько я знал, не имел своих тарнсменов. Это были наемники.
— Патруль, — предположил один из мужчин рядом со мной.
— Для патруля их слишком много, — заметил я.
— Последние четыре дня я огораживал поля и видел их уже четыре раза. Они обычно возвращаются назад до темноты, — продолжил мужчина.
— Несомненно, что Ар тоже отправляет такие отряды, — высказался другой.
— Вчера, — проговорил еще один, — я видел тарнсмена, летящего на северо-восток. Возможно, это был разведчик из Ара.
— Вы думаете, есть из-за чего беспокоиться? — спросил слуга Баруса.
— Конечно, — произнес Барус. — Небольшие стычки на границе и спорных территориях уже начались.
— Но ведь такое и раньше случалось, ведь так? — спросил кто-то.
— Да, — ответил Барус.
— Но стычки не перерастали в войну, — добавил кто-то.
— Нет, не перерастали, — согласился Барус.
— Вы ведь не думаете, что произойдут серьезные столкновения? — настаивал кто-то из мужчин.
— Нет, я так не думаю. — Барус посмотрел вслед исчезающим тарнсменам. — В Вонде существует партия, которая хочет войны, но, как я понимаю, она не находит поддержки у конфедерации.
— А что насчет Марленуса, убара Ара?
— Ему не нужны проблемы с конфедерацией, — объяснил Барус — У него полно забот с Косом, не следует забывать и о конфликтах в пойме реки Воск.
О соперничестве между Аром и Косом за рынки и ресурсы в регионе реки Воск уже упоминалось. Оба государства мечтали распространить свое влияние в этих землях. Маленькие города и поселения, к их неудовольствию, оказались втянутыми где угрозами, где обещаниями союзов и договоров в борьбу двух сильных противников.
— Эй! — засмеялся Барус. — Ну вы и умники! Втянули меня в разговор и начали увиливать от работы! Думаете, что вы свободные люди и можете проводить время подобным образом? Нет! За работу, слины, если хотите дожить до заката, за работу! Работать! Смеясь, мы принялись за дело.
— Пошел вон! — крикнул Барус, замахиваясь хлыстом на тарлариона, который пощипывал траву рядом со столбами.
Зверь моргнул и побежал прочь, помахивая своим огромным хвостом.
Немного позже этим же утром по пыльной дороге за столбами медленно проехала двухколесная повозка, запряженная маленьким тарларионом, которым управлял возница. За ней, привязанная веревкой за шею, в короткой тунике рабыни, со связанными за спиной руками, бежала девушка. Она повернулась, разглядывая меня. Наши глаза встретились. Она застенчиво улыбнулась. Я усмехнулся. Она была рабыней.
Внезапно девушка, пока ее веревка не оказалась натянутой, сделала два или три шага в сторону и повернулась лицом ко мне. Потом она прижалась ко мне животом и поцеловала меня. Я ухмыльнулся. Она быстро развернулась и поспешила вперед, чтобы веревка не натянулась, таща ее за собой. Это был поступок рабыни. Я послал ей воздушный поцелуй. Она, конечно, не хотела привлекать к себе внимание хозяина. Однако он остановил тарлариона и оглянулся, но увидел лишь, как рабыня смиренно следует за повозкой, с веревкой на шее, с руками в наручниках и с опущенной головой. Он посмотрел на меня, и я принялся за работу. Через минуту повозка тронулась. Я поднял голову и увидел, что девушка оглядывается. Она послала мне воздушный поцелуй, и я ответил в горианской манере таким же поцелуем. Рабыня повернулась и поспешила следом за повозкой своего хозяина.
— Она хотела отдаться тебе, — заметил Барус.
Я промолчал.
— Она прижималась к тебе, как будто ты мастер-насильник, — проговорил он. — Интересно, ведь ты просто раб в ошейнике.
Я снова ничего не сказал, продолжая работать. Мне хорошо была известна сила, которую имеет свободный мужчина над рабыней.
Я видел, что Тафрис наблюдает за мной. Она была рассержена. Я не сомневался, что госпожа услышит о случае с рабыней.
В полдень Барус сменился с работы и, отправляясь в инкубационный сарай, взял меня, чтобы я помог ему там. Тафрис, которая оставила емкость с водой на попечение рабочих, последовала за нами.
— Кто капитан тех наемников, что летают над Вондом? — поинтересовался я. — Это не Теренс из Трева или Ха-Киил, когда-то живший в Аре?
Это были имена хорошо известных капитанов наемников. Еще среди них были Олег из Скджерны, Леандр из Фарнациума и Вильям из Тентиса.
— Вонд не платит так много, — улыбнулся Барус. — Этого наемника зовут Артемидорос.
— Артемидорос из Коса?
— Да, — подтвердил Барус.
— Вонд играет с огнем, — заметил я.
— Возможно, — согласился Барус.
Хотя Артемидорос был наемником, безусловно, он симпатизировал Косу. И если бы возник конфликт, в Аре не могли бы не заметить, что имеют дело с косианцем.
— Мне кажется, это потенциально опасный выбор, — сказал я.
— Даже если бы Вонд хотел позволить себе таких людей, как Теренс или Ха-Киил, вряд ли они захотели бы выступать на его стороне, — объяснил мне Барус. — Теренс, уроженец Трева, не захотел бы выступать против Ара. Такой поступок мог бы вызвать новую экспедицию в Волтай тарнсменов Ара.
Я знал, что несколько лет назад между Аром и Тревом шла война. Тарнсмены Трева обратили в бегство эскадроны Ара над покрытыми снегом скалистыми вершинами гряды Волтай. Это была одна из самых яростных и кровопролитных битв тарнов, когда-либо случавшихся на этой планете. Ар никогда не забывал, как был остановлен над Волтаем, так же как Кос не мог забыть цену, заплаченную за победу. Я полагал, что Теренс не захотел бы выступать против Ара, во всяком случае не убрав эмблему со своего шлема и щита. А делать это он не станет. Воины Трева считают недостойным скрывать свое происхождение.
— И Ха-Киил, — сказал Барус, — хотя его и изгнали из Ара, не захотел бы, я думаю, воевать против него.
Ха-Киил был изгнан из Ара из-за убийства. В деле была замешана женщина. Он захватил ее, изнасиловал, обратил в рабство, а после продал.
«Ты будешь продана, ведь ты рабыня», — сказал он ей. Однако говорили, что через многие годы он так и не забыл ни Ар, ни той женщины, но не смог найти ее. Трудно найти рабыню — они часто меняют имена и хозяев.
— Понимаю.
— Чего я боюсь, — проговорил Барус, — так это того, что Артемидорос не случайно получает деньги за свою службу.
— Вы видите в этом желание той части Вонда, что хочет войны с Аром? Уловку, чтобы спровоцировать полномасштабный конфликт Коса и Ара? Тогда в этом конфликте Кос и Салерианская конфедерация станут естественными союзниками.
— Конечно. — Барус серьезно посмотрел на меня. — Однако, я думаю, ни Кос, ни Ар, ни конфедерация на самом деле не хотят большой войны.
— Они могут быть втянуты в нее теми, кто этой войны хочет.
— Это возможно, — ответил Барус — Тут дело деликатное.
Он посмотрел на юг.
— Каисса иногда играется и при высоких ставках.
Каисса — это замысловатая игра наподобие шахмат, очень популярная на Горе.
Барус снова взглянул на Тафрис.
— Хорошенькая шпионка идет вместе с нами? — спросил он.
— Да, господин, — ответил я.
Тафрис, покраснев, опустила глаза.
— Когда ты и Джейсон помоетесь и напьетесь, — сказал он, — мы пойдем в швейный сарай.
— Да, господин, — ответила она.
— Ты умеешь шить?
— Да, господин.
— Я рад, что есть хоть что-то, что ты умеешь делать, — заметил он. — То, что подходит рабыне.
— Да, господин, — зло ответила Тафрис.
— Приковывай их, — велел мне Барус.
Сегодня днем я молча наблюдал, как девушки, включая Тафрис, шили. Они были очаровательны, хотя и делали обычную работу по изготовлению подпруг. Как быстры и проворны были их пальцы, как хороши и точны их движения! Какими грубыми и неуклюжими казались бы руки мужчин в такой работе, и какими нежными и умелыми были маленькие, очаровательные женские ручки!
Потом я увидел, как Барус выглянул в окно. Приближался вечер. Я снова любовался на девушек в ошейниках, к которым крепились петли для цепи.
Как чудесно жить в мире, где такие очаровательные, нежные существа могут кому-то принадлежать!
— Приковывай их, — велел Барус.
— Да, господин, — ответил я.
Девушки уставились на меня: Тука, Клодия, Пелиопа, Лея и Тафрис.
— Тука, — проговорил я, — открой швейный шкафчик и повесь ножницы на крючок. Клодия, воткни иголки в игольницу. Пелиопа, поставь катушки в гнезда. Лея, сложи подпруги. Тафрис, возьми подпруги и положи их на стол около окна. Когда вы выполните приказ, встаньте на колени по росту у двери.
— Да, господин, — ответили они, поскольку я, хоть и раб, был поставлен над ними.
Спустя несколько мгновений я подошел к шкафчику. Ножницы были на крючке. Я сосчитал иглы, все пять находились в игольнице. Пять катушек стояли в гнездах. Я закрыл шкаф. Барус запер дверь и взял сложенные подпруги со стола около окна.
— Жду тебя в инкубаторе, — сказал он мне.
— Да, господин.
— Встаньте, — приказал я девушкам.
Тафрис посмотрела через плечо на Баруса.
— Конечно, меня не закуют, — обратилась она к нему.
Барус немного подумал и пожал плечами, а потом махнул рукой.
— Не приковывай ее, — велел он, — по крайней мере сейчас.
Тафрис кивнула головой.
— Я — исключение, — проговорила она.
— Возможно, — согласился я.
— Остальные — отправляйтесь к себе, живей! — произнес я и хлопнул в ладоши.
— Да, господин, — ответили девушки.
Тафрис стремглав побежала прочь от швейного сарая. Я посмотрел на солнце. Рабыни будут в своем жилище задолго до пятнадцати часов.
Защелкнув тяжелый замок на цепи, я прикрепил ее к петле на ошейнике Туки. Девушки оказались в своем жилище раньше, чем я. Когда я пришел, они уже ждали меня, стоя на коленях в позах рабынь для наслаждения. Руки на бедрах, спины — прямые, колени широко расставлены.
— Убери от нее руки, — сказала Тафрис.
Моя левая рука лежала на правом бедре Туки, а правая — на левом.
От рабыни трудно оторвать руки. Рабыни созданы для того, чтобы их обнимали и подчиняли себе.
— Этот раб не должен ласкать вас. Такова воля госпожи, — бросила Тафрис, обращаясь к Туке.
— А что же с моими нуждами? — спросила Тука.
— Молчи, рабыня! — резко ответила Тафрис.
— Да, госпожа, — проговорила Тука, чувствуя, что Тафрис уполномочена госпожой на многое. Ее даже не заковывали.
— Можешь визжать, корчиться, рыдать, кусать свою цепь, царапать ногтями землю, — посоветовала, улыбаясь, Тафрис. — Я уверена, что хозяйка не станет возражать.
— Да, госпожа, — простонала Тука.
Разозленный, я подошел к Клодии и пристегнул цепь к ее ошейнику.
— Ты приковал меня, — прошептала она.
Я усмехнулся в ответ и сказал:
— Да.
На Горе считается, что мужчина, который приковывает женщину, имеет все права на нее.
— Господин… — прошептала она мне.
— Рабыня! — произнес я.
— Да, господин, — снова прошептала она.
— Не заигрывай с девицами, — приказала Тафрис.
Тогда я по очереди приковал Пелиопу и Лею. Невольницы быстро задышали и прикрыли глаза, когда тяжелый замок защелкнулся на петле их ошейника. Потом обе посмотрели на меня. Я видел, что и та и другая по щелчку моих пальцев легли бы на спину передо мной, прямо на доски.
— Не флиртуй, — сказала Тафрис, — а то я доложу госпоже.
Я поднялся на ноги.
— У тебя есть работа, которую надо выполнить, — заявила она.
— Я должен идти в инкубатор, — ответил я. — Думаю, там будет очень тепло, может быть, даже слишком. Тебе не обязательно сопровождать меня туда.
— Я пойду с тобой, — заявила Тафрис.
— Очень хорошо, — согласился я. — Безусловно, там и для тебя найдется работа.
— Я не должна использоваться для развлечения мужчин, — напомнила Тафрис.
Я повернулся и вышел из сарая. Босые ноги Тафрис зашлепали следом. Тука закричала от разочарования, дергаясь на цепи. Другие девушки застонали.
Я запирал дверь снаружи довольно долго. По пути в инкубатор я слышал, как пробило пятнадцать часов. Конюшенные девицы, за исключением Тафрис, были заперты, чтобы не попасться на глаза гостям госпожи, если кто-то из них приехал бы раньше.
В инкубаторе Барус держал черпак из тыквы и смотрел вниз на Тафрис.
— Ты будешь вести себя надлежащим образом, рабыня? — спросил он.
— Да, господин, — дрожа, ответила она.
— А утром все казалось по-другому, — заметил он.
— Простите меня, господин, — проговорила она, — пожалуйста, не приказывайте убить меня.
Тафрис, горианская девушка, знала, что находится в полной власти свободных людей.
— Мы знаем, что ты шпионка госпожи, — сказал Барус.
— Да, господин, — ответила она.
— Подай Джейсону воды! — закричал надсмотрщик.
— Джейсону? — не поверила она.
Барус подал ей черпак.
— Ты желаешь, чтобы я повторил приказ? — спросил он.
— Нет, господин, — закричала Тафрис и, вскочив на ноги, поспешила за водой к деревянной бадье в углу сарая.
Она быстро вернулась, неся наполненный черпак, взглянула на Баруса, затем встала передо мной на колени и крепко прижала черпак к своему обнаженному животу, опустив голову. Затем подняла черпак, поднесла его к губам и поцеловала. После этого она предложила его мне, стоя на коленях, вытянув руки, опустив между ними голову.
— Говори! — приказал я ей.
— Я принесла тебе питье, господин, — произнесла Тафрис.
Я взял черпак из ее рук и выпил, не спуская с нее глаз. Как хороша она была, как естественна, обнаженная, на коленях перед мужчиной. Как мне хотелось ее изнасиловать.
— Дайте мне бросить ее спиной на песок, — взмолился я, обращаясь к Барусу.
Тафрис отпрянула, глядя на него. Она знала: достаточно его малейшего знака или разрешающего жеста — и изнасилование неизбежно.
— Нет, — ответил Барус, внимательно посмотрев на нее, — она не должна быть использована для удовольствия мужчин. Госпожа дала строгие распоряжения — до получения ее прямого приказа не разрешать тебе баловаться с девицами.
Я отвернулся и, разъяренный, стукнул кулаком по стене инкубатора. Барус велел:
— Положи черпак в бадью, Тафрис.
Я в гневе бросил черпак на песок, но Барус не сделал мне замечания.
— Да, господин, — услышал я и заскрипел зубами, отвернувшись к стене.
Когда я повернулся, Тафрис обнаженная, на четвереньках уже таскала в зубах поленца в топку. Так и хотелось схватить и изнасиловать ее. Она боялась встретиться со мной глазами.
— Сюда, Джейсон, — позвал меня Барус, — иди сюда! Слушай!
Я подошел туда, где он стоял на коленях. Песок начал понемногу проседать. Я увидел, как на его поверхности образуется воронка. Потом внезапно из песка показался рогатый нос тарлариона. Малыш хлопал глазами. Язык то появлялся, то исчезал в пасти, слизывая песок с челюстей. Его голова была шириной около восьми дюймов.
— Ремни для носа, — скомандовал Барус.
Я схватил один из длинных кожаных ремней, лежащих под рукой. Голова детеныша, около восьми дюймов в ширину и фута в длину, теперь полностью показалась наружу.
Он шипел. Я накинул ремень для носа на его челюсти и плотно связал. Тарларион извивался. Он уже наполовину вылупился из яйца.
— Подай пеленку, Тафрис! — приказал Барус.
Вдвоем мы вытащили детеныша из песка. Ногой я выровнял образовавшуюся в песке воронку.
— Берегись хвоста! — сказал Барус, обращаясь к Тафрис.
Она отступила назад.
Мы с Барусом повалили детеныша на спину и, перекатывая, завернули его туловище в складки пеленки. Это должно было защитить новорожденного от холодного воздуха в туннеле, пока мы будем нести его в питомник. Я нагнулся и с помощью Баруса взвалил детеныша на плечи.
Его голова с завязанными челюстями болталась на шее длиной около двух футов. Она била меня по бедру. Новорожденное животное весило, я предполагаю, около ста сорока — ста сорока пяти фунтов. Барус поднял решетку в стене сарая. Осторожно я начал спускаться по грунтовому пандусу. На дне туннеля, в центре, лежал дощатый настил. Это позволяло не сбиться с дороги в темноте. Просто надо было ступать по доскам. При наличии небольшой практики, поначалу в сопровождении факела, пройти по туннелю совсем не трудно.
— Джейсон! — позвал меня Барус.
— Да, господин, — ответил я, поворачиваясь на пандусе со спокойным, хоть и озадаченным детенышем на плечах.
— Когда доставишь детеныша в питомник, возвращайся в инкубатор. Не сомневаюсь, сегодня ночью вылупятся и другие.
— Да, господин, — ответил я.
— Завтра можешь отдыхать, — сказал он.
Я удивился.
— Да, господин, — ответил я.
— Джейсон?
— Да, господин?
— Завтра вечером тебе надлежит быть в доме.
Я не понял, что он сказал. Барус пояснил:
— Ты был прав, когда предположил, что госпожа в хорошем настроении.
— Да, господин.
— Сегодня вечером прибывают ее гости, основная часть под покровом темноты, — продолжил он.
— Да, господин. — Я внимательно слушал.
— Она очень ждет завтрашнего вечера, — продолжал он, — говорят, она планирует какое-то экзотическое развлечение.
— И мне надо быть в доме завтра вечером? — уточнил я.
— Да, — подтвердил он.
— Я буду участвовать в развлечении? — спросил я.
— Не исключено, — ответил Барус.
— Вы знаете, что это будет?
— Нет, но я могу предугадать, что это может быть.
Я озабоченный стоял в туннеле.
— Детеныш не должен остыть, — проговорил Барус. — Неси его в питомник.
— Да, господин. — Я повернулся и пошел вперед.
— Подождите, господин, — услышал я крик Тафрис, оглянулся и увидел, как она, быстро натягивая через голову одежду, осторожно спускается по пандусу.
Я повернулся и пошел по туннелю. Сверху за нами закрылась дверь, и туннель мгновенно погрузился в темноту. Я осторожно нащупывал путь к питомнику, стараясь идти по центральной доске.
— Подожди, раб, — повелительно закричала Тафрис.
Но я не остановился. Я хорошо знал туннель.
— Подожди, раб! Постой, раб! — со злостью кричала она.
Потом я услышал, как Тафрис побежала, пытаясь догнать меня.
— Я в ярости из-за того, что Барус заставил меня стоять перед тобой на коленях. Я — любимица госпожи! Я — любимица госпожи! Я — домашняя рабыня, домашняя рабыня! Я не конюшенная девица! Я — домашняя рабыня! — орала Тафрис.
Я продолжал идти по туннелю. А она все кричала:
— Я — домашняя рабыня!
Тафрис была источником беспокойства и неприятностей. Мне надоело, что она преследует меня. Кеннет и Барус тоже устали от ее постоянного шпионства и докладов хозяйке. Они бы с удовольствием освободили от нее конюшни.
— Подожди, раб! — продолжала кричать Тафрис.
Я мог положить детеныша на землю и, вернувшись к Тафрис, до смерти изнасиловать ее в темноте туннеля. Но я не сделал этого. Не потому, что боялся хозяйки, а потому, что не хотел, чтобы детеныш простудился. Я ждал момента его рождения. Я чувствовал свою ответственность за него. И я уважал его. Это было свободное животное, он не был рабом.