— Предлагаемая цена — четыре тарска! — выкрикнула девушка в белой мантии, скрывающей бесстыдную та-тееру, в которой она представлялась земной девушкой-рабыней.
— Пять, — услышал я.
— Пять, — повторила девушка.
— Дай нам увидеть его! — пронзительно крикнула одна из женщин.
— Он стоит перед вами, одетый в варварский наряд его собственного мира, — возвестила леди Тайма, выйдя вперед и указывая на меня своей плетью. — Обратите на него внимание!
Я тщетно пытался вырваться, но двое здоровяков крепко держали меня за руки.
— Посмотрите, как уродлив такой наряд, — проговорила леди Тайма. — Какой он стягивающий!
Раздался смех. Конечно, по сравнению с большинством нарядов Гора, с их простотой, летящими линиями, позволяющими свободу движений, моя одежда казалась строгой, тесной, пугающей, лишенной воображения и грубой. Неужели жители Земли так стыдятся и боятся своих тел, как предполагается по виду этой одежды? — думал я.
— Он не оскорбляет ваших глаз? — поинтересовалась леди Тайма.
— Снимите ее! — закричала, смеясь, одна из женщин.
— Некоторые женщины Земли даже стремятся носить такие наряды, — улыбнулась леди Тайма. — В попытке стать мужчинами, в соответствии с необычными требованиями их странного мира.
— Наши мужчины учат их быть женщинами, — в ответ расхохоталась одна из присутствующих.
— Это правда, и маленькие шлюхи быстро учатся, — продолжала леди Тайма.
Смех усилился. Я боролся, но не мог освободиться. Какой жестокой была их шутка — представить меня перед покупателями в наряде, который мог выглядеть довольно глупо по сравнению с одеяниями Гора! Я был раздосадован. Как мало было очарования, изящества и свободы в земной одежде. То, что некоторые женщины стремились надеть ее, казалось мне теперь свидетельством беспорядка, царившего в моем родном мире.
Вопрос состоял не в том, почему женщины хотят это носить, а в том, почему вообще кто-либо хотел это носить! Я размышлял, было ли эстетическое восприятие женщин, спешащих наряжаться в такую одежду, таким же стереотипным и бездумным, как у мужчин, которые носили ее как само собой разумеющееся. Я надеялся, что нет. Но возможно, у женщин, которые решались исполнять роль мужчин, на самом деле мало выбора. Не имитируй они мужчин в их экстравагантности и упрямстве, так же как в других чертах, их внешность и характеры были бы менее убедительными и правдоподобными.
Современная земная одежда, подозревал я, является смягченным наследием подавления, происходившего в ранние времена земной истории, подавления теперь отрицаемого, но бесспорно сохранившегося. Каким шокирующим и нелепым был бы землянин, нарядившийся в удобное и красивое одеяние! Каким бы смешным он казался! Как мало мы знали о неформальных нарядах греков и римлян. Неужели и вправду легче, думал я, воспринять колонны и арки, философию и поэзию, математику, медицину и юриспруденцию, чем рациональную моду в одежде. Но древние греки и римляне были гордые люди, достаточно простодушные, чтобы воспевать собственный гуманизм. Ничего удивительного, что они так чужды людям Земли. Много времени прошло с тех пор, как я бросал соль на ветер, много времени прошло с тех пор, как я лил вино в море, много времени прошло с тех пор, как я пошел в Дельфы.
— Серебряный тарск! — закричала женщина. — Дайте нам увидеть его!
— Серебряный тарск! — провозгласила та, которую я знал как Дарлин.
Она выглядела вполне довольной, поднимая мой подбородок плетью.
— Отличная заявка для стартовой цены! — поздравила она.
— Минуточку! — засмеялась леди Тайма.
Она сделала знак помощнику, грузному парню, который вынес и поставил на край сцены большую плоскую бронзовую чашу, в которой находились деревянные кубики. Помощник поднес факел к дереву, которое было, очевидно, заранее пропитано маслом. Деревянные кубики немедленно загорелись.
Я не понимал ни значения чаши, ни ее горящего содержимого.
— Теперь мы готовы снять с него одежду? — спросила леди Тайма.
С ярусов раздались одобрительные крики.
Леди Тайма кивнула двум мужчинам, державшим меня. Они крепко сжали мои запястья. Затем госпожа дала сигнал плотному парню, тот ножом разрезал сзади пальто и сорвал его с меня, после чего бросил в чашу. Также он снял с меня пиджак, который тоже был брошен в огонь.
Я смотрел, как горят мои вещи. Мужчины, державшие меня, снова прижали мои руки.
— Больше! Дайте нам увидеть больше! — закричала какая-то женщина.
— Сначала, — провозгласила леди Тайма, — разрешите мне поздравить моих прекрасных, щедрых и благородных клиентов с превосходной шуткой, которую мы вместе сыграли с этим бедным рабом. Он думал, что пытается убежать на свободу при содействии женщины из его мира, чью роль исполнила очаровательная леди Тендрайт!
Она указала на девушку в белой мантии, которая выдавала себя за рабыню. Тендрайт, леди Гора, поклонилась и улыбнулась, подняв свою плеть над толпой. Многие на ярусах ударили себя ладонями правой руки по левому плечу — таковы горианские аплодисменты.
— Вместо этого, — продолжала леди Тайма, — он оказался просто рабом, выставленным на продажу.
Все засмеялись еще громче.
— Вы были превосходны, леди Тендрайт, — заявила она. — Дом Таймы благодарен вам.
Несколько женщин продолжали аплодировать. Толпа, участвующая в торгах, была в прекрасном настроении. Я пришел в ярость. К моему изумлению, несмотря на устрашающую комплекцию двух мужчин, державших меня, я почти освободился! Эти двое были поражены. Затем надсмотрщики снова зажали меня между собой. Я с яростью посмотрел в толпу.
Я был уверен, что, если бы меня держал один человек, несмотря на его размеры, он не справился бы со мной. До сих пор я не понимал, насколько стал силен. Думаю, что женщинам на ярусах и леди Тайма с леди Тендрайт это тоже не приходило в голову. Они обменялись взглядами.
— Он приручен? — задала вопрос женщина из второго яруса.
К моему удивлению, я заметил, что несколько женщин встревожились.
Двое стражников с пиками прошли в один из проходов на случай, если им понадобится быстро спуститься к сцене. Я был обрадован, хотя не показал виду. За время пребывания на планете Гор, делая упражнения и правильно питаясь, я стал более мощным по сравнению с моим рафинированным и малоподвижным образом жизни в родном мире.
— Многие из вас владеют тарнами, — весело обратилась леди Тендрайт к толпе. — Они гораздо сильнее его!
Она засмеялась и добавила:
— И возможно, намного умнее!
Раздался скованный смех.
— Кому нужен тупой раб? — спросила какая-то женщина.
— Леди Тендрайт шутит, — быстро сказала леди Тайма. — Раб очень умен. Дом Таймы ручается за это.
— Да! — подтвердила леди Тендрайт. — Я не более чем шучу. Раб вполне умен.
— Может быть, он слишком умен, — заметила одна из женщин.
— Посмотрите в его глаза, — сказала другая. — Он не выглядит как раб.
— Может быть, он — хозяин, — дрожащим голосом заметила еще одна из женщин.
— Вы могли бы продать нам хозяина для нашего будуара? — задала вопрос женщина из амфитеатра.
Я услышал, как несколько женщин ахнули, поразившись смелости вопроса. Я был потрясен. В их реакции присутствовало возбуждение, выражение взволнованного, шокирующего удовольствия. Я подумал, может быть, именно этого они желают — хозяина в своем будуаре? Но если так, они не могли не знать, что окажутся рабынями в собственных спальнях.
— Нет, нет, нет, нет, — засмеялась леди Тайма. — Нет!
Она казалась веселой, но явно не была довольна поворотом, который приняли торги. Никаких ставок, как я заметил, больше не делалось.
— Его интеллект достаточно высокий, — продолжала леди Тайма. — Это интеллект землянина. Он натренирован, чтобы использовать его для предвосхищения желаний женщины, для послушания и прислуживания им. Интеллект землян находится в распоряжении женщин. Они делают то, что приказывают им женщины.
— Среди них нет хозяев? — задала вопрос какая-то женщина. — Они все — шелковые рабы?
— По моему мнению, — ответила леди Тайма, — они все — шелковые рабы женщин.
Все это неправда, подумалось мне. Я знал больших и сильных мужчин Земли. Однако многие мужчины мужественной комплекции и крупных размеров стремились слушаться женщин. Их учили, что они не станут настоящими мужчинами, если не будут служить слабому полу. На Горе подчинялись именно женщины, если их делали рабынями.
— Мужчины Земли, все как один, — шелковые рабы, — повторила леди Тайма.
Я был уверен, что она ошибается. Где-нибудь на Земле время от времени появляются по-настоящему сильные мужчины, в историческом и биологическом смысле, и перед ними женщины преклоняют колени как более слабые и маленькие существа, являющиеся объектами сильного желания. Когда-то я думал, что сам являюсь таким мужчиной. А потом я стал рабом на Горе. И теперь сомневался, найдется ли хоть горстка мужчин на Земле, которые вновь обретут свою мужественность. Я думал, таких мужчин не найдется. Легче бояться и подвергать осуждению свою мужественность, чем настаивать на ней. Первое — легко доступно слабым, второе — по силам только крепким.
— Только шелковые рабы! — повторила леди Тайма.
— Нет, — в агонии закричал я. — Нет! Должны быть на Земле и настоящие мужчины!
Плеть леди Тендрайт, со свернутыми хвостами, внезапно ударила меня по лицу.
— О Джейсон, — жалостливо сказала леди Тайма. — Ты заговорил без разрешения?
Я снова стал бороться, чтобы сбросить с себя надсмотрщиков, но беспомощно уступил им.
— Это не шелковый раб! — услышал я.
— Пошлите его в каменоломни! — закричала одна из женщин.
— Отправьте его на галеры, заставьте работать веслами! — призывала другая.
— Приведите следующего раба на торги! — кричала какая-то женщина.
— Начните другие торги, — поддержала еще одна.
— Подождите! Подождите! — воскликнула леди Тайма.
Толпа успокоилась.
— Хорошо мы вас одурачили, дамы? — рассмеялась она.
Толпа молчала. Леди Тайма повернулась ко мне.
— Ты хорошо справился, Джейсон. Ты отлично сыграл свою роль, притворяясь не вполне прирученным.
Я смотрел на нее. Мои руки держали двое стражников. Она снова повернулась к толпе.
— Простите меня, дамы. Кажется, моя шутка была просто неудачной. Я думала, все знают, что мужчины с Земли — простые рабы. Я думала, нелепость его поведения станет для вас очевидной, когда вы увидите, как он борется по моему сигналу. Но теперь я понимаю, что вы не до конца знакомы с землянами и боитесь, что среди них есть настоящие мужчины. Разве он не великолепный актер?
Леди Тайма посмотрела мне в лицо и ударила себя по левому плечу, как будто аплодируя мне. Некоторые женщины в ярусах неуверенно повторили ее жест.
— Он приручен? — задала вопрос женщина в четвертом ряду.
— Он прекрасно приручен, — уверила леди Тайма. — Я пользовалась им на своей собственной кушетке.
Я опустил голову, вспомнив это унижение.
— Вы гарантируете его прирученность? — раздался следующий вопрос.
— Да, гарантирую, — ответила леди Тайма. — Дом Таймы отвечает за его прирученность.
— Докажите нам это, — потребовала какая-то женщина.
— Охотно, — улыбнулась леди Тайма.
Она повернулась ко мне и с улыбкой тихо заговорила. Никто из находящихся в зале не мог слышать ее слов.
— Ты хорошо притворялся, Джейсон, мужчины с Земли иногда делают это. Но теперь настало время вспомнить, кто ты есть на самом деле — слабак, годящийся только на то, чтобы быть рабом женщины.
Я со злобой посмотрел на нее.
— В доме Таймы есть слины, — сказала она. — Может быть, ты хочешь стать пищей для них?
— Нет, — ответил я. — Нет, госпожа, — и опустил голову в испуге.
Я хорошо помнил ужасающие кривые клыки, длинные извивающиеся тела, лапы, гибкую энергичность, невероятную быстроту и проворство слинов дома Андроникаса. Как они, прыгая вверх, яростные, с горящими глазами и слюнявыми пастями, пытались разорвать меня, подвешенного на веревке над их головами.
— Посмотри мне в глаза, — приказала леди Тайма.
Я поднял голову и встретился с ней взглядом. Она имела власть над моей жизнью и смертью. Она была всем, а я — никем. Я был рабом.
— Кто ты, Джейсон? — спросила она.
— Раб, — ответил я.
— Не забывай этого.
— Да, госпожа.
— Можешь опустить глаза, — разрешила она.
— Да, госпожа. — Я опустил голову вниз.
— Нет нужды держать его, — сказала леди Тайма стражникам.
Те убрали руки. Я спокойно стоял на помосте. Мне напомнили, что я должен повиноваться, что я — раб.
— Хорошенький Джейсон, — проговорила леди Тендрайт, подходя ко мне, и дотронулась ладонью правой руки до моего лица.
Я сжал кулаки.
— Тебя предупредили, — прошептала леди Тайма.
Я разжал руки. Леди Тендрайт отдала плеть одному из помощников.
Нежно, заботливо она сняла с меня галстук.
— Так ведь удобнее, Джейсон?
Затем леди Тендрайт подошла к краю сцены и бросила галстук в огонь. Потом она вернулась и медленно, пуговицу за пуговицей, расстегнула на мне рубашку, даже пуговицы на рукавах.
— Не огорчайся, Джейсон, — ласково сказала она. — Ты, конечно, помнишь меня, Дарлин, маленькую земную рабыню?
— Я верил тебе, — с горечью сказал я.
— Какой же ты был глупец!
— Да, — согласился я.
— Я не думала, что так удачно сумею обмануть тебя.
— Почему? — спросил я. — Ты боялась неправильности твоего английского?
— Мой английский великолепен, — заявила леди Тендрайт.
— Это правда, — заметил я.
Ее английский и в самом деле казался безупречным. Он был, пожалуй, немного формален и слишком точен для носителя языка, слишком правилен и, может быть, местами загружен определенными странностями выражений и конструкций, которые удивляли. Но я тогда не придал этому большого значения, отнеся на счет последствий влияния горианского языка и отсутствия разговорной практики в течение ряда лет.
— Почему же тогда ты боялась, что не сможешь обмануть меня? — спросил я.
— Разве это не очевидно? — ответила она вопросом на вопрос.
— Нет, — признался я.
— Ты думаешь, настоящая рабыня посмела бы вести себя так, как я?
Я ничего не сказал.
— Ты знаешь, каково наказание за подобное поведение? Маленьким сучкам хорошо известно, что означает их ошейник.
— Я понимаю, — содрогнувшись, ответил я.
Из ее нескольких простых слов я действительно понял гораздо больше о глубинах горианского рабства.
Она зашла мне за спину и сняла мою рубашку, которую тут же бросила в огонь. Затем приблизилась к краю сцены.
— У нас есть заявка на этого раба в один серебряный тарск, — провозгласила она. — Будет ли более высокая цена?
Толпа молчала.
— Ну же, дамы, — подбодрила женщин леди Тендрайт. — Это великолепный шелковый раб. Правда, он не слишком тренирован, но кто из вас не смог бы выучить его как следует? Он с планеты Земля и притом — полностью ручной.
Но из толпы не последовало никаких предложений. Леди Тендрайт повернулась ко мне.
— Сними верхнюю часть белья, ту, что закрывает грудь, — приказала она.
Я взглянул на нее.
— Быстро!
Сняв белую хлопчатобумажную футболку через голову, я зажал ее в руке. В горианском языке нет слова, чтобы обозначить такую одежду. Английское название, очевидно, было незнакомо леди Тендрайт.
Некоторые женщины в амфитеатре засмеялись, увидев, как быстро я повиновался леди Тендрайт. Теперь они рассматривали меня с проснувшимся интересом, хотя и с опаской.
Я стоял очень прямо. Мне был приятен их интерес. Также было очень приятно чувствовать, что часть женщин рассматривают меня со значительной настороженностью. Я — высокий и сильный. Они не уверены, что я был полностью приручен.
Чувства женщины по отношению к мужчине, который еще не вполне ручной, противоречивы. Она боится его и в то же время находит интригующим. Она воображает, каково бы было оказаться в его власти, в его руках. Что, если он на самом деле окажется не ручным? Как тогда он станет с ней обходиться? Что с ней произойдет? Не станет ли она в этом случае его рабыней по закону природы?
Но также я испытывал и тревогу, потому что, глядя на ярусы, понимал: одна из этих женщин может купить меня и тогда я вынужден буду подчиняться и принадлежать ей полностью. Она сможет делать со мной, что пожелает.
Меня разглядывали с откровенностью, нескрываемым любопытством и чувственными размышлениями, которых я никогда бы не мог ожидать от женщин Земли. Изучали откровенно, как сексуальный объект, возможное средство удовлетворения их побуждений и нужд. Горианские женщины, не приученные стыдиться своих инстинктов, не воспитанные в предательском подавлении своей природы, имеют обыкновение разглядывать мужчин, которых они находят привлекательными, внимательно и с удовольствием. Утаивание своих чувств, особенно в отношении рабов-мужчин, является хитростью, нечасто применяемой горианскими женщинами. Такая хитрость кажется им не только недостойной, но и почти бессмысленной. Мужчина-раб, видите ли, почти животное. Соответственно, и оценивать его следует как таковое.
Леди Тендрайт приблизилась ко мне и протянула руку. Я отдал ей снятую футболку, она пошла к плошке с огнем и бросила ее туда. Я увидел, как загорелась ткань. Леди Тендрайт обратилась к толпе:
— Заметьте ширину его грудной клетки и ширину плеч, узость талии, плоскость живота!
— Один и пять! — крикнула какая-то женщина. — Я смогу использовать его в схватках на конюшнях.
Я не знал, о чем она говорит. Но цену, однако, понял: один серебряный тарск и пять медных.
— Схватки на конюшнях? — рассмеялась леди Тендрайт. — Конечно, вы шутите?
— Вы уверены, что он приручен? — задала вопрос одна из женщин.
— Вы заметили, с какой послушностью он снял одежду но моей команде, — ответила леди Тендрайт. — Теперь вы видите, что он стоит на сцене без стражников.
— Опусти голову, — прошептала мне леди Тайма.
Я выполнил приказ.
— Смотрите на него, — продолжала леди Тендрайт. — Боязливый раб, готовый выполнять ваши команды.
— Один и шесть, — крикнула другая женщина.
Леди Тендрайт злобно обернулась ко мне.
— Сними ботинки и носки, оставь их на сцене и встань на колени.
— Да, госпожа, — ответил я и опустился на одно колено, чтобы развязать шнурок на правом ботинке.
Леди Тайма с плетью возвышалась надо мной.
— Это не простой рабочий раб, — произнесла леди Тендрайт. — Не вульгарный дикарь, не какой-нибудь бесчувственный простак, годный только для работы в поле или на конюшне. Это ценный и высокоинтеллектуальный шелковый раб. Более того, он землянин, с рождения приученный прислушиваться к желаниям женщин, принимать любые ценности, которые они приказали ему принимать, и верить любым суждениям, которым они велят ему верить. Купите его. Он с детства учился быть рабом женщин. Не бойтесь! Он будет мил, нежен, внимателен, отзывчив, благожелателен и послушен. Вам не надо бояться проявления в нем похоти и силы. Вам не надо бояться остаться с ним наедине. Он — землянин. Торгуйтесь за него. Он будет для вас прекрасным и совершенным рабом!
В это время я, стоя на колене, расшнуровывал левый ботинок.
— Тендрайт неопытна в проведении торгов, — сообщила мне леди Тайма. — Я тренирую ее.
Я не ответил.
— Она прилично знает твой язык?
— Да, госпожа, — ответил я.
Ставки медленно, без энтузиазма увеличились до одного и восьми.
— Она занималась языком в связи с обучением земных рабынь, — продолжала говорить леди Тайма. — В доме Андроникаса. Года два или три назад английский был одним из земных языков, применяемых в этих занятиях. Теперь, как ты знаешь, англоговорящие девушки тренируются в основном на горианском языке, а иногда — только на нем.
— Да, госпожа, — ответил я. Мне вспомнилось, как леди Джина что-то говорила мне об этом.
Земная рабыня теперь осваивает горианский, как учит ребенок или животное, без посредства родного языка.
По словам леди Джины, метод был эффективным. Я не сомневался в этом. На самом деле мой собственный уровень владения горианским был результатом именно этого подхода. Должен признать, Леди Джина, которая знала английский, время от времени помогала мне. Несмотря на свою суровость, в целом она не обращалась со мной плохо. Я был огорчен, что разочаровал ее, не став мужчиной. Но я был лишь человек с Земли и просто раб.
— После этого нововведения, — рассказывала леди Тайма, — Тендрайт продолжала работать в доме Андроникаса, тренировала девушек с Земли, обнаженных и в ошейниках…
Я тяжело сглотнул. Леди Тайма между тем продолжала:
— Маленькие земные красотки быстро выучивались бояться ее плети!
Я мог предположить, что это правда.
— Я переманила ее в дом Таймы более высокой зарплатой.
— Но вы не очень довольны ее действиями? — спросил я.
— Разве она не красивая? — задала в свою очередь вопрос леди Тайма.
— Красивая, — согласился я.
— Я верну потраченные на нее деньги сполна, — сказала леди Тайма. — Даже при том, что сейчас она недостаточно обучена. Ты увидишь. И со временем она будет проводить торги так же умело, как и любая из женщин-работорговцев.
Пока она говорила, я сидел на сцене, снимая носки и ботинки. Затем опустился на колени.
— Я получу по крайней мере четыре тарска за тебя, — заявила леди Тайма.
Я понял, что она имела в виду серебряные тарски. Это высокая цена. Очаровательные женщины часто идут за один или два серебряных тарска. Я не думал, что ей удастся получить за меня целых четыре.
Сейчас за меня торговались больше, чем за обычного рабочего раба, хотя в торгах присутствовала какая-то неопределенность. Наиболее дешевыми рабами часто являются женщины — рабочие рабыни, покупаемые для общих кухонь и прачечных. Следующий уровень рабов, которые не представляют особой ценности, это мужчины, рабочие рабы, обычно используемые на грузовых галерах, пристанях, в полях или каменоломнях. Далее следует уровень рабов, наиболее распространенный на Горе, — женщины, которые могут быть использованы для удовольствия. По моим подсчетам, около девяноста процентов рабов на Горе — женщины и почти восемьдесят процентов из них — это категория рабынь, в обязанности которых входит доставлять удовольствие мужчинам. Конечно, даже жалкие рабыни на полях или в кухнях и прачечных знают, что при случае ими могут попользоваться, чтобы утолить похоть. Женщина-рабыня на Горе, зная, что она чья-то собственность, обычно мало сомневается в том, что может с ней произойти.
Еще одна категория — шелковые рабы. Они приносят в целом больше дохода работорговцу, чем рабыни для удовольствия. Мне кажется, здесь дело в спросе и предложении. Рабыни для удовольствия, добытые в набегах и разграблении городов, относительно многочисленны. Шелковых рабов мало. Объяснение этому, я думаю, довольно простое. Из горианских мужчин редко получаются хорошие шелковые рабы. Причина же значительно меньшего количества мужчин в качестве рабочих рабов также проста. Во-первых, женщина рассматривается как желаемый объект для захвата работорговцем. Она приносит больше дохода, чем мужчина. Во-вторых, в битвах мужчины-защитники часто бывают убиты или убегают.
Их женщины, таким образом, достаются в виде трофеев победителям.
Захваченных в плен мужчин также убивают. Пленниц же, особенно миловидных, обычно берегут для ошейников. Однако наиболее ценная категория, к досаде некоторых шелковых рабов, — особенно желаемая женщина. Чаще всего в эту категорию попадают необыкновенно красивые горианские девушки, когда-то принадлежавшие к высшей касте. Иногда они бывают прекрасными танцовщицами, а порой среди них встречаются даже рабыни страсти — девушки, в буквальном смысле выращенные для удовольствия мужчин. Именно на них тратятся колоссальные суммы убарами и богатыми людьми, устраивающими свои Сады наслаждений. Следует заметить, что девушки, представляющие политический интерес, обычно включены в эту категорию. Например, захваченная в плен и превращенная в рабыню убара, как правило, приносит ощутимый доход. За последние годы на Горе цены на земных девушек заметно укрепились. Горианским мужчинам понравилось учить их рабству. К тому же как только они постигают значение ошейника, то превращаются в необычайно восхитительных рабынь. Некоторые крупные специалисты считают, что земных девушек следует выделить в отдельную категорию. Другие оспаривают это. Я согласен с последними, которые рассматривают земных женщин так же, как всех прочих. Но чтобы быть точным, в обладании ими присутствует специфическая острота и вкус. Между прочим, я не упомянул экзотику — рабов, воспитанных или тренированных для необычных целей. Также не упомянуты рабы с профессиональными знаниями — медики, юристы или боевые рабы, гладиаторы, мужчины, купленные для охраны или для участия в организованных играх.
Запутанность института рабства на Горе чрезмерна. Данные заметки, касающиеся основных и очевидных категорий, следует воспринимать не более чем начальную ориентировку в изучаемом предмете. Польза обобщений не должна заслонять от нас специфику реальности. Всегда существует изменчивость рынка, изменчивость покупателя и раба. Девушка, которая кажется большинству мужчин простой и дешевой кухонной рабыней, может оказаться для кого-то крайне ценной, дороже убары, одетой в ошейник.
— Последняя цена — один и шестнадцать, — провозгласила леди Тендрайт. — Без сомнения, благородные покупатели, вы назначите более реалистичную сумму за такую роскошную собственность!
— Я получу за тебя по крайней мере четыре, — повторила леди Тайма.
— А почему цена не повышается? — спросил я.
— Они боятся тебя.
— Понимаю.
— Но я докажу им, что бояться нечего, — заявила леди Тайма.
Я посмотрел на нее с пониманием.
— Приведите другого раба! — закричала одна из женщин.
— Приведите другого раба! — поддержала еще одна.
Леди Тендрайт в растерянности повернулась к леди Тайме.
— Я закрою торги, — проговорила она, понимая, что не справилась, и была разочарована своей неудачей.
— Можно я продолжу? — спросила леди Тайма.
— Конечно, — благодарно ответила леди Тендрайт.
— Приведите другого раба, — выкрикнула опять какая-то женщина.
Леди Тайма внезапно щелкнула плетью, кожаные хвосты громко, отрывисто хлопнули возле моего уха. Внимание толпы было привлечено мгновенно, и она застыла, оглушенная и встревоженная.
— Встать! — отдала команду леди Тайма. — Раздеться! На колени! Колени врозь!
Пораженный, напуганный, почти не понимая, что делаю, я опустился на колени перед покупателями.
— Ползи к леди Тендрайт, — приказала леди Тайма. — Умоляй, чтобы тебе дали ошейник.
Я ощущал страх, двигаясь к леди Тендрайт. Плеть снова щелкнула сзади меня.
— Пожалуйста, наденьте на меня ошейник, госпожа, — молил я.
— Громче! — велела леди Тайма.
— Пожалуйста, наденьте на меня ошейник, госпожа! — повторил я с мольбой.
— На четвереньки, голову вниз! — приказала леди Тайма.
Принесли ошейник, тот, что был оставлен за сценой, со всем необходимым. Он был идентичен тому, что был на мне в комнате для подготовки. Я почувствовал, как его защелкнули на моей шее, и содрогнулся. Леди Тайма бросила остатки моей одежды в огонь. Послышались горианские аплодисменты с ярусов. Леди Тайма кнутом указала на мои ботинки и носки, лежащие на сцене.
— Возьми их по одному в рот, — приказала она, — и бросай в огонь.
Плеть снова щелкнула. Потрясенный, запуганный раб, я начал выполнять ее приказ.
— Два тарска!
— Три тарска!
— Три и пять!
— Три и шесть!
— Три и десять!
— Три и двадцать! — слышалось из толпы. Ставка была четыре и восемнадцать, когда я резко отдернул голову от огня, уронив в него правый ботинок. Мои колени болели. Ладонями я чувствовал гладкий пол сцены.
Я был совершенно нагой, не считая стального ошейника. Последние предметы моей одежды вспыхнули. Я видел, как пламя лизало ботинки, брошенные в миску.
Плеть снова щелкнула.
— Сюда, Джейсон! — приказала леди Тайма, указывая кнутом на место около ее ног.
Я подполз к ее ногам.
— Пять тарсков! — кричали на ярусах.
— Встань, Джейсон, — раздалась команда леди Таймы.
Я встал.
— Вот раб, — сказала леди Тайма. — Вы видели, как он стоял на коленях обнаженный, перед женщиной и умолял надеть на него ошейник. Разве наша очаровательная аукционистка, леди Тендрайт, не подготовила его к продаже как следует?
— Шесть тарсков! — услышал я.
Раздались аплодисменты в адрес леди Тендрайт.
Мне было горько. Я теперь слишком хорошо понял, чем оказалась комната для приготовлений. Именно там леди Тендрайт подготовила меня к продаже. Воспользовавшись случаем, она заставила меня одеться как мужчина с Земли. Именно там она расставила капканы и ловушки, вызывая мое доверие, возбуждая во мне надежду, которая потом сделала меня еще более чувствительным к унижениям и горестям продажи. Она хорошо выполнила свою работу, выставив меня глупцом. Какая роскошная шутка для горианской женщины! Я надеялся убежать, а теперь стоял нагой, выставленный на продажу.
— Семь тарсков! — услышал я цену. — Семь и пять!
Я и в самом деле глупец, раз не понял, что она не настоящая рабыня. Настоящая даже не осмелилась бы подумать о таком поведении. Она бы помнила о наказании. Кроме этого, подлинные рабыни не заботятся о рабах мужского пола, их основная забота — свободные мужчины, их хозяева.
— Семь и семь!
Торг продолжался.
— Семь и восемь!
— Покажи им себя такой, какой была в комнате для подготовки, — обратилась леди Тайма к леди Тендрайт. — Когда притворялась несчастной маленькой земной девушкой.
— Что вы хотите, леди Тайма? — не поняла леди Тендрайт.
— Я знаю, что делаю, — с улыбкой успокоила ее госпожа.
— Но мне будет стыдно предстать перед свободными женщинами в такой одежде, — возразила леди Тендрайт.
— Здесь только покупательницы и этот раб, да еще наши мужчины. Делай, как я сказала, — проговорила леди Тайма.
Леди Тендрайт неуверенно взглянула на нее.
— Ты по-прежнему хочешь работать у меня? — поинтересовалась леди Тайма.
Леди Тендрайт улыбнулась и отбросила белую мантию, застегнутую серебряной пряжкой у шеи. Та повисла сзади, как пелерина. Она стояла на сцене в та-теере и была великолепно красива. Горианские женщины, сидевшие в ярусах, казались захваченными врасплох. Затем, одна за другой, они принялись бить себя по левому плечу.
— Она прекрасна, — восхитились многие из них.
Я увидел, как покупательницы рассматривают леди Тендрайт, затаив дыхание, завороженные ее очарованием. Тогда я понял, как гениальна была моя хозяйка. Женщины в ярусах, переполненные возбуждением, ассоциировали себя с леди Тендрайт. Хотя на сцене стояла она, женщины в своем воображении примеряли бесстыдную та-тееру, стоя на подиуме.
Леди Тендрайт улыбнулась и подняла руку к толпе. Возможно, именно тогда она поняла, что красота этой особы была неслучайна при выборе ее на работу леди Таймой.
— Сними мантию и надень ошейник, — велела леди Тайма.
— Да, леди Тайма, — ответила леди Тендрайт, расстегнула пряжку и сбросила мантию. Затем, взяв из рук помощника отданный ему раньше ошейник, она встала перед толпой, держа его в руке.
Толпа была сосредоточена и решительна. Леди Тендрайт, улыбаясь, надела ошейник на горло. Звук щелчка был хорошо слышен. У женщин перехватило дыхание. Затем раздался крик удовольствия, а потом — аплодисменты. Она стояла перед ними, как девушка-рабыня с ошейником. Аплодисменты были бурными.
Женщины в ярусах, несомненно, отождествляли себя с леди Тендрайт и ее красотой. Леди Тайма затронула и использовала нечто глубинное в женщинах, о чем она как работорговец хорошо знала. А именно — всеобъемлющее желание, весьма сильное в женщинах: быть рабыней сильного мужчины, иметь хозяина и подчиняться. Я не знаю, понимало ли большинство женщин, что происходит на подиуме. Возможно, многие только чувствовали, что они по непонятным причинам возбуждены и взволнованы. Их возбуждение и волнение были невинны, потому что, во-первых, это не они, а леди Тендрайт стояла на подиуме, и также потому, что она не являлась настоящей рабыней, а только притворялась ею. Насколько пугающей стала бы ситуация, застегнись ошейник по-настоящему!
— Мои поздравления прекрасной актрисе, леди Тендрайт! — воскликнула леди Тайма.
Раздались еще более бурные аплодисменты. Я не сомневался, что, стоя позади леди Тендрайт, большой и сильный, я способствовал впечатлению от сцены, придуманной леди Таймой. Она была такой миниатюрной по сравнению со мной!
— Приласкай раба, — приказала леди Тайма. Леди Тендрайт подошла ближе ко мне и подняла на меня глаза. Она была изысканно красивой. Ее грудь, едва прикрытая трогательными лохмотьями та-тееры, заставила меня подавить крик наслаждения.
— Пожалуйста, не трогайте меня! — взмолился я, закричав от стыда и унижения.
— Десять тарсков!
— Десять и пять!
— Можешь теперь снять ошейник и взять плеть у помощника, — велела леди Тайма. — Потом своим кнутом покажи все, что ты захочешь.
Торги продолжались. Когда леди Тендрайт вернулась, уже без ошейника, с плетью в руке, ставки выросли до одиннадцати и шести.
Подчиняясь голосу леди Тендрайт и молчаливому прикосновению ее плети, я предстал перед толпой. В моих глазах стояли слезы. Потом меня заставили встать на колени.
— Четырнадцать тарсков! — услышал я.
— Джейсон, — обратилась ко мне леди Тайма. — Ты пытался убежать.
— Да, госпожа, — ответил я, содрогаясь.
— Громче! — приказала она.
— Да, госпожа, — проговорил я.
— Также по крайней мере один раз сегодня ты заговорил без разрешения.
— Да, госпожа, — сказал я громко, зная, что меня должны слышать на ярусах.
— Ты умоляешь, чтобы тебя били плетью? — спросила она.
— Да, госпожа, — ответил я. — Пожалуйста, накажите меня плетью.
В отчаянии я опустил голову. Леди Тайма жестом подозвала помощника, который встал за моей спиной и взмахнул плетью для рабов.
— Высеки его, — приказала она.
Я содрогнулся, когда плеть ударила меня.
Торги продолжались, пока меня избивали. Я был продан за шестнадцать серебряных тарсков и не знал, кто купил меня. Я был закован по рукам и ногам.
В какой-то момент я осознал, что меня прекратили избивать и стащили, окровавленного, со сцены. Я помню, как услышал звук гонга. Перед покупателями предстал новый раб.