Гладиатор Гора

2. ШПРИЦЫ

Дверь машины открылась, я почувствовал приток холодного воздуха и, ощущая боль, начал медленно приходить в себя. Потом осознал, что мисс Хендерсон извлекают из такси. Затем двое мужчин вытащили за руки и меня.

Мы находились внутри помещения, похожего на гараж. Беверли положили лицом на цементный пол. Помещение освещалось четырьмя лампами. Закрытые металлическими абажурами с белой эмалью изнутри и железными решетками снаружи, они свешивались с потолка на цепочках.

Меня тоже положили животом на цемент. Я почувствовал, как мои руки завели за спину и затем, к моему ужасу, надели на них наручники. Лежа на полу, я видел пятерых мужчин. Это были водитель такси, трое здоровых парней (двое в пиджаках и один в свитере) и еще один, в мятом костюме, с болтающимся на шее галстуком, крупный и толстый. И руки у него были большие и толстые. Он выглядел очень сильным, этот лысеющий пожилой мужчина.

— Разбудите рабыню, — велел он. Тогда один из стоящих сзади мужчин запустил руки в волосы мисс Хендерсон и грубо, двумя руками, потянул ее вверх. Беверли, закричав от внезапной боли, пришла в себя и поняла, что стоит на коленях перед толстяком и кто-то держит ее за волосы.

— Это вы! — воскликнула мисс Хендерсон. — Незнакомец из той квартиры!

— Тебе никто не разрешал говорить, — ответил ей толстяк.

— Мне не нужно разрешения, чтобы говорить, — заявила Беверли. — Я свободная женщина! Я не рабыня!

— Ой! — Теперь она опять кричала от боли, так как мужчина, стоявший сзади, сильно потянул ее за волосы. Маленькие ручки мисс Хендерсон оказались бессильны против его мощных рук.

— Тебе надо будет усвоить привычку обращаться к свободным людям со словом «господин», рабыня, — сказал толстяк.

— Я не рабыня, — повторила Беверли и опять закричала, потому что ее снова потянули за волосы. Тогда она добавила: — Господин…

Толстяк сделал знак человеку, держащему девушку. Тот ослабил хватку, но не убрал рук. Мисс Хендерсон с трудом дышала, глядя на толстяка.

— Вот так гораздо лучше, — проговорил он.

— Да, господин, — ответила Беверли.

— Вообще это спорный и интересный вопрос, — произнес толстяк. — В каком-то смысле ты рабыня, а в каком-то — еще нет. То, что ты рабыня, дает мне право называть тебя рабыней и относиться к тебе как к рабыне. Не реагируй так бурно. Это правда. Это ясно любому, кто знаком с такими вещами. Любой работорговец, любой хозяин, любой мужчина, знающий женщин вообще, заметит это с первого взгляда. Не злись. Это чистая правда. И конечно, если тебя это утешит, ты — одна из наиболее очевидных прирожденных рабынь, каких я когда-либо видел. Твоя рабская сущность лежит на поверхности.

— Нет, — воскликнула Беверли. — Нет!

— Твоя культура дает тебе мало простора для удовлетворения и выполнения рабских нужд, — продолжал незнакомец. — Другие культуры, как ты убедишься сама, являются более терпимыми и щедрыми в этом отношении.

— Нет!

— А смысл, в котором ты не являешься рабыней, конечно, тривиален, — не слушая ее, разглагольствовал толстяк. — Ты еще не была там, где существует институт рабства. Ты еще не узаконенная рабыня. Например, у тебя еще нет клейма, на тебя еще не надет ошейник, и ты еще не исполнила обряд подчинения.

Беверли посмотрела на него с ужасом.

— Но не бойся, — проговорил незнакомец. — Скоро ты обретешь себя, причем в полном соответствии со всеми законными и необходимыми процедурами. Тебе предстоит узнать, что ты — рабыня полностью и по закону. Абсолютная рабыня, и только рабыня.

Толстяк улыбнулся ей.

— Теперь ты можешь сказать «да, господин».

— Да, господин, — прошептала Беверли.

— Положите эту рабыню на живот, — приказал он. Человек, который держал мисс Хендерсон за волосы, швырнул ее вперед. Девушка попыталась ослабить силу падения руками. Тогда подручный толстяка прижал ее к полу ногой. Я мог видеть след от его ботинка на белом платье.

— Положи руки вдоль головы ладонями вниз, — приказал толстяк.

— Да, — ответила Беверли.

— Да — что?

— Да, господин, — проговорила она и внезапно закричала: — Вы не можете поработить меня!

— Рабство не является ни чем-то новым, ни чем-то необычным для женщин, — ответил незнакомец. — За все время человеческой истории многие миллионы очаровательных женщин оказались порабощены и обнаружили себя у ног своих хозяев. Ты — не особенная. Твоя судьба не является исторически уникальной.

С этими словами толстяк достал из белого эмалированного шкафа кожаную коробку. Он выложил ее содержимое на стальной стол, стоявший у стены. Это были два пузырька, вата и набор чистых шприцев.

— Я не могу быть рабыней, — простонала девушка. — Я — Беверли Хендерсон.

— Наслаждайся своим именем, пока ты еще имеешь его, — ответил толстяк. — Позже тебя будут называть так, как пожелает твой хозяин.

Тогда я понял то, что не понимал раньше, а именно — его слова, произнесенные в таинственной квартире, о которых рассказывала Беверли. Слова о том, что скоро мисс Хендерсон не будет иметь имени. У рабынь не бывает настоящих имен. Они должны послушно носить любое прозвище, которое хозяин сочтет подходящим.

Девушка вновь застонала.

Толстяк налил немного жидкости из пузырька на кусок ваты.

— Но, может быть, — предположил он, — твой хозяин захочет называть тебя Беверли. На мой взгляд, это милое имя для рабыни.

Незнакомец кивнул мужчине, который держал Беверли за волосы. Тот разорвал платье плачущей девушки на талии с левой стороны. Затем отвел края его, так что обнажилось тело.

— Конечно, тогда это будет просто имя рабыни, — продолжал толстяк. — Кличка, прикрепленная к тебе по воле хозяина. — Он улыбнулся ей сверху вниз. — Скажи: «Да, господин».

— Да, господин, — повторила мисс Хендерсон.

Толстяк присел рядом с ней и протер ее тело ватой.

Беверли вздрогнула.

— Холодно, да? — спросил он. — Это спирт.

— Да, господин, — прошептала она.

Незнакомец оставил вату прижатой к ее телу и вернулся к столу, на котором находилась кожаная коробка. Небольшим количеством спирта протер резиновую крышку, закрывающую второй пузырек. Затем сломал стерильную пломбу на пустом шприце и, держа вверх дном пузырек, теперь тоже стерильный, воткнул длинную иглу в его резиновую крышку и набрал в шприц зеленоватый раствор.

— Что вы делаете? — умоляюще спросила Беверли.

Толстяк положил пузырек на стол, затем снова присел рядом с ней.

— Я готовлю тебя к отправке, — ответил он.

— К отправке?

— Конечно. — Толстяк убрал вату, которую оставил на теле мисс Хендерсон.

— Куда?

— А ты не догадываешься, маленькая дурочка?

— Нет, — прошептала она.

— Какая ты прелестная, но глупенькая маленькая рабыня!

— Куда, господин? — с мольбой в голосе спросила Беверли. — Ой!

Она закричала, когда иголка вошла в ее тело над левым бедром.

Я попытался подняться. Но нога в ботинке прижала меня к полу.

Девушка заплакала. Несколько мгновений спустя толстяк выдернул иголку из ее тела. Шприц был пуст. Незнакомец потер место укола.

— Куда, господин? — снова спросила Беверли, дрожа от прикосновения ваты, пропитанной холодным спиртом. — Куда?

— На планету Гор, конечно, — ответил толстяк.

— Гора не существует!

— Давай не будем вступать в бесполезную дискуссию.

— Его не существует! — снова закричала она.

— Ты сможешь лучше воспринять правду об этом позже, — заявил толстяк, — когда проснешься в цепях, в горианской темнице.

Незнакомец поднялся на ноги и протянул использованный шприц и вату своему помощнику, который выбросил то и другое.

— Я не могу быть рабыней. Я не могу быть рабыней! — всхлипывала мисс Хендерсон.

— Ты — рабыня, — произнес толстяк, глядя на нее сверху вниз.

— Нет!

— Скажу даже, что ты одна из самых роскошных и прелестных прирожденных рабынь, которую я когда-либо встречал.

— Нет, — продолжала отрицать Беверли. — Нет!

— Не поднимайся! — предупредил ее работорговец.

— Да, господин, — всхлипнула девушка, дрожа и постанывая. — Вы дали мне наркотик?

— Мы сделали это во благо, — сказал толстяк. — Иначе путешествие оказалось бы для тебя слишком трудным.

Мисс Хендерсон неудержимо зарыдала.

— Успокойся и расслабься, маленькая рабыня, — утешительно сказал незнакомец.

— Да, господин, — прошептала Беверли и потеряла сознание.

Я в ужасе наблюдал, как сдергивали одежду с мисс Хендерсон. Затем внесли клеть. Она была открыта. Внутри находились различные крепежные ремни.

Один из подручных занялся кляпом для девушки — он был сделан из черной кожи и выглядел внушительно. Его застегнули на шее Беверли крепкими пряжками. Даже если лекарство прекратит свое действие раньше срока, эти пряжки не позволят мисс Хендерсон освободиться от кляпа.

Толстяк внес длинный, узкий кожаный чемодан. В нем находились расположенные в ряд предметы из металла, напоминающие половинки ножных браслетов. Каждый держался на своем месте в специальной прорези.

Мисс Хендерсон лежала без сознания на цементном полу, с заткнутым ртом. Толстяк поставил чемодан на стальной стол и сделал какую-то пометку в маленьком блокноте, затем кинул одно из стальных приспособлений парню, стоявшему рядом с Беверли.

Это и в самом деле был ножной браслет, тяжелый, внушительный и практичный. Мужчина плотно надел его на левую лодыжку мисс Хендерсон и запер особым устройством. К ужасу своему, я понял: Беверли не сможет снять его. Ей придется носить этот браслет, пока кто-то другой не избавит ее лодыжку от металлического кольца.

— Х-4642? — спросил работорговец.

— Да, — подтвердил другой мужчина, подняв ногу мисс Хендерсон и осмотрев стальное устройство.

Толстяк закрыл свой блокнот и кивнул помощникам, стоявшим по обеим сторонам от мисс Хендерсон. Без разговоров эти двое поместили пленницу в упаковочную клеть. Они расположили ее сидя, так чтобы дверца клети находилась слева от нее. Сначала голова Беверли была откинута назад и зафиксирована. Позади кожаного кляпа обнаружилось кольцо, и такое же находилось внутри клети. Эти два кольца защелкнулись между собой. Затем тяжелый черный ремень, укрепленный в контейнере, обвил талию мисс Хендерсон.

После этого ее запястья прикрепили к стенкам контейнера. Из-за маленького размера клети колени пленницы пришлось связать. Затем были зафиксированы и лодыжки.

Толстяк взглянул на девушку. Тяжелый ремень, плотно застегнутый на животе, держал ее тело вдоль одной из стенок клетки. Работорговец улыбнулся. Не оставалось сомнений в том, что ценный трофей в безопасности.

Думаю, мне не следовало смотреть на нее, но я не мог удержаться. Одетая, она была красива, обнаженная — фантастически прекрасна. Я с трудом мог представить себе радость, которую чувствовал бы мужчина, имея такую женщину у своих ног.

— Закройте клетку, — приказал толстяк. Прикрепленная на петлях боковина контейнера захлопнулась, и Беверли оказалась взаперти.

Крепления были приготовлены заранее. Теперь двое мужчин заперли их при помощи десятка болтов. Открыть контейнер изнутри не представлялось возможным. На верхней половине дверцы я увидел два маленьких круглых отверстия, каждое по полдюйма шириной. Через них пленница сможет дышать.

Содержимое клетки, то есть мисс Хендерсон, однажды, без сомнения, будет выставлено на торги. Мысль о том, что это произойдет в реальности, а не в воображении, оказалась почти невыносимой.

— Поставьте клетку в грузовик, — распорядился работорговец.

Его подручные вдвоем подняли контейнер и вынесли его из комнаты. Третий шел впереди, указывая путь.

Лежа на полу, я ощутил поток свежего воздуха. Где-то открыли дверь. Я напрягся и тут же почувствовал ботинок на пояснице.

— Даже не пытайся, — послышался голос таксиста.

Струя свежего воздуха иссякла. Я услышал, как закрылась дверь в другую комнату. Толстяк обернулся и посмотрел на меня.

— Ты обращался с ней как с товаром, — злобно сказал я ему.

— Она и есть товар, — ответил он.

— Что ты собираешься с ней делать?

— Она будет переправлена на планету под названием Гор. Там ее заклеймят и продадут на торгах.

— Неужели ты посмеешь сделать это?

— Это мой бизнес, — ответил толстяк. — Я работорговец.

— Разве тебе не жаль твоих несчастных пленников?

— Они не заслуживают жалости. Они просто рабы.

— А как же их чувства?

— Они не имеют значения, — произнес он. — Впрочем, если тебе действительно интересно, ни одна женщина не бывает по-настоящему счастлива, пока никому не принадлежит и не имеет хозяина.

Я молчал.

— Освободи женщину, и она попытается уничтожить тебя. Поработи ее, и она приползет к тебе на брюхе и будет умолять дать полизать твои сандалии, — продолжал работорговец.

— Безумие! — закричал я. — Неправда! Ложь!

Толстяк ухмыльнулся.

— Типичный человек с Земли, правда? — спросил он у своего подручного, стоявшего позади меня.

— Да, конечно, — ответил тот.

Вновь на короткое мгновение возник приток свежего воздуха. Трое мужчин вернулись в комнату.

— Клетка поставлена в грузовик вместе с другими, — доложил один из них.

Я был потрясен. Это значило, что имелись и другие девушки, разделившие ужасную и жалкую участь мисс Хендерсон.

И тут я почувствовал, что нахожусь в центре внимания. Мне стало очень страшно. Я покрылся потом, осознав, что ни мне, ни Беверли не закрывали глаз, когда везли сюда. Эти люди, очевидно, не боялись, что мы сможем в будущем опознать их самих или интерьер этого помещения.

— Что вы собираетесь сделать со мной? — спросил я. Водитель такси приблизился и стоял теперь где-то в восьми — десяти футах передо мной. В руках у него оказался револьвер. Из кармана пиджака он достал полый цилиндрический предмет и привинтил его на дуло револьвера. Это был глушитель.

— Что вы собираетесь сделать со мной? — повторил я.

— Ты слишком много видел, — ответил толстяк.

Я попытался встать на ноги, но двое бандитов удержали меня на цементном полу. Угловым зрением я видел револьвер. Затем почувствовал тупой конец глушителя, прижатый к моему левому виску.

— Не убивайте меня, — взмолился я. — Пожалуйста!

— Он не достоин пули, — сказал работорговец. — Поставьте его на колени. Возьмите железную удавку.

Человек, который вез нас на такси, снял глушитель, положил его обратно в карман и засунул оружие за пояс. Меня держали за плечи, поставив на колени.

Один из негодяев встал позади меня. Я почувствовал, как тонкая железная проволока обвила мою шею.

— Я еще должен сегодня кое с кем встретиться, — напомнил таксист.

— Мы будем ждать тебя на шоссе, — ответил толстяк. — Ты знаешь где.

Таксист кивнул.

— Мы должны быть на новом месте погрузки в четыре утра, — сообщил работорговец.

— Она кончает работу в два, — пояснил водитель такси. — Я буду ждать ее.

— Мы будем недалеко. Раздеть, уколоть и упаковать ее сможем и в грузовике, — сказал толстяк.

Я почувствовал, как проволочная петля сжимает мое горло, и закричал:

— Пожалуйста, нет, пожалуйста, не надо!

— Это произойдет быстро, — утешил меня работорговец.

— Пожалуйста, не убивайте меня! — молил я.

— Ты умоляешь о жизни? — спросил он.

— Да! — поспешно ответил я. — Да, да!

— Но что нам с тобой делать?

— Не убивайте меня, пожалуйста, не убивайте! — Я извивался на коленях с проволокой на шее.

Толстяк поглядывал на меня сверху вниз.

— Пожалуйста, пожалуйста! — кричал я.

— Посмотрите только на этого типичного землянина, — проговорил он.

— Мы не все такие слабаки и трусы, — сказал один из мужчин.

— Это правда, — признал толстяк. Затем он взглянул на меня и спросил: — Есть ли какой-то смысл в существовании самцов вроде тебя?

— Я вас не понимаю, — пробормотал я.

— Как я презираю таких, как ты, — сказал работорговец. — Глупцов, трусов, бесхребетных тварей. Вы, переполненные вечным чувством вины, смущенные, ограниченные, бессмысленные, претенциозные, изнеженные самцы, позволили обманом лишить себя прерогатив своего пола, своей врожденной мужественности. Не способные следовать зову своего естества, вы не можете называться мужчинами!

Я был поражен, услышав эти слова, ведь я считал себя необычным среди мужчин как раз из-за своей мужской сути. Конечно, меня часто и жестко критиковали за излишнюю мужественность. А он говорил со мной так, словно я и представления не имел о настоящей мужественности.

Я начал дрожать. Что же, в таком случае, могло быть биологической мужественностью во всей полноте ее разумности и силы? Мне начинало казаться, что мужественность — не простое притворство, как меня учили, но что-то, появившееся в результате отбора, в суровом процессе жестокой эволюции. Это нечто должно быть подлинным, как у льва или орла. Сейчас я впервые начал понимать, что мое представление о мужской природе — вполне передовое, как мне когда-то думалось, — всего лишь намек на возможное торжество подавленной, изломанной, измученной сущности, генетически заложенной в каждой клетке мужского тела. Той сущности, которую боялась и отвергала культура противоположного пола. Я пришел из мира, в котором орлы не могли летать. Львы не живут на зараженной территории.

— Посмотри на меня, — приказал толстяк.

Я поднял голову.

— Я нахожу тебя виновным в измене, — заявил он.

— Я не совершал измены, — ответил я.

— Ты виновен в самой отвратительной из измен, — продолжал работорговец. — Ты предал самого себя, свой пол, свою мужественность. Ты презренный изменник не только по отношению к себе, но и по отношению ко всем настоящим мужчинам. Ты — оскорбление не только своей собственной мужественности, но и мужественности других.

— Чтобы казаться слабым, нужна сила, — попытался оправдаться я. — Чтобы быть милым, нужна смелость. Настоящие мужчины должны быть ласковыми и нежными, заботливыми и деликатными. Так они доказывают свою мужественность.

— Настоящие мужчины приказывают женщинам, и женщины подчиняются, — возразил толстяк.

— Меня учили по-другому.

— Тебя учили неправде, — надменно произнес работорговец. — Твое собственное страдание должно подсказать тебе это.

— Он обвиняется в измене, — напомнил один из подручных. — Каков приговор?

Толстяк посмотрел на остальных. Я снова почувствовал проволоку на шее.

— Каким следует быть приговору? — спросил работорговец.

— Прекращение его жалкого существования, — заявил один из сообщников. — Смерть.

Толстяк взглянул на меня.

— Интересно, на что может надеяться такой жалкий червяк, как ты?

— Пусть приговором будет смерть, — вымолвил другой сообщник.

— Или что-то другое, — проговорил работорговец.

— Не понимаю, — сказал тот, кто первым предложил убить меня.

— Посмотрите на него, — предложил толстяк. — Разве он не типичный представитель мужского рода с Земли?

— Типичный, — сказал один из бандитов.

— Верно, — подтвердил другой.

— И все-таки, несмотря на это, — продолжал их главарь, — его черты симметричны, а тело хорошо сложено, хоть мягкое и слабое.

— И что из этого? — поинтересовался один из присутствующих.

— Как вы думаете, может ли женщина счесть его приятным? — спросил толстяк.

— Возможно, — улыбнулся другой.

— Бросьте его на живот и свяжите ему ноги, — приказал работорговец.

Проволока исчезла с моей шеи. Меня бросили лицом на цементный пол. Мои ноги были скрещены и туго связаны при помощи моего же брючного ремня. Спустя несколько секунд рубашку на моем левом боку резко дернули, затем я почувствовал холодное прикосновение ваты, смоченной спиртом. Игла глубоко вошла в мою плоть.

— Что вы собираетесь делать со мной? — в ужасе проговорил я.

— Заткнись, — ответили мне.

Лекарство поступило в мою кровь. Доза, очевидно, оказалась значительно больше той, что вкололи мисс Хендерсон. Было больно. Затем иглу выдернули и протерли место укола спиртом.

— Что вы собираетесь делать со мной? — прошептал я.

— Тебя собираются доставить на планету Гор, — сказал толстяк. — Мне кажется, я знаю маленький рынок, где тобой заинтересуются.

— Гора не существует, — пробормотал я.

Работорговец поднялся на ноги и выбросил вату и шприц.

— Гора не существует! — закричал я.

— Положите его в грузовик, — приказал толстяк.

— Вы сумасшедшие, вы все! — крикнул я.

Меня подняли с пола.

— Гора не существует! — кричал я.

Меня несли к двери.

— Гора не существует! — продолжал кричать я. — Гора не существует!

Затем я потерял сознание.