11. КОМНАТА ДЛЯ ПОДГОТОВКИ К АУКЦИОНУ

— Бедный раб, — сказала девушка. — Как жестоко госпожа обошлась с тобой!

Я слегка оторвал голову от плоских камней. В комнате было довольно темно. Мои ноги оказались закованы цепью, пропущенной сквозь кольцо в камне. Я был обнажен и в ошейнике.

— Лежи спокойно, — сказала девушка.

— Да, госпожа, — ответил я, почувствовав лбом прохладную тряпицу, смоченную водой.

— Я не госпожа, — засмеялась девушка. — Я тоже только бедная рабыня.

— Что произошло? Сколько сейчас времени? Где я? — спросил я.

— Прошлой ночью, — ответила она, — тебя послали в комнату госпожи.

Я молчал.

— Держу пари, она хорошо показала тебе, что ты — раб.

— Да, — согласился я.

Девушка продолжала смачивать водой мой лоб.

— Сколько сейчас времени? — снова спросил я.

— Ранний вечер дня, следующего за тем, когда ты был послан в комнату к госпоже.

— Как такое может быть? — не поверил я.

— Когда госпожа закончила с тобой, — проговорила девушка, — не сняла ли она цепи с тебя и не дала ли миску еды на полу, возле кушетки?

— Да, — подтвердил я. — Она заставила меня есть из миски, стоя на четвереньках, опустив голову, и не разрешила пользоваться руками.

— Не засунула ли она твою тунику под ошейник и не велела ли тебе найти стражников и сказать им, что они знают, что делать с тобой? И не отослала ли она после этого тебя прочь?

— Да… но я не помню, нашел ли стражников…

— К еде был подмешан наркотик, — объяснила девушка.

— Где я?

— В одной из комнат для подготовки рабов. Именно в этих комнатах рабы наиболее часто подготавливаются для продажи.

— Меня скоро продадут?

— Боюсь, что да, поскольку тебя поместили сюда, — ответила она.

Огорченный, я сел.

— Мне так жаль тебя, — проговорила девушка. — Это такие ужасные и унизительные переживания, почти непостижимые, — быть проданным.

— Тебя когда-нибудь продавали? — спросил я.

— Да, много раз, — ответила она.

— Прости, — сказал я.

— Не имеет значения, — мягко отреагировала она. — Я просто рабыня.

Я почувствовал, как она снова наклонилась.

— Хочешь, я еще помою тебе лоб?

— Нет, — ответил я. — Ты очень добра…

Я слышал, как она выловила тряпицу из миски с водой, слышал, как капли воды стучали о миску. Затем она поднялась, очевидно унеся тряпицу и воду в другой конец комнаты. Через пару мгновений рабыня вернулась.

— Хочешь пить? — поинтересовалась она.

— Да, — ответил я.

Она поднесла флягу с водой к моим губам.

— Как жестоко они заковали тебя, — заметила девушка.

Когда я сел, мои тесно связанные руки оказались около лодыжек. Длина цепи, соединявшей запястья и лодыжки, удерживала меня на месте.

— Ты голоден? — спросила девушка.

— Да, — ответил я.

Отщипывая куски от буханки черствого хлеба, она покормила меня.

— Хотел бы еще попить?

— Да, — согласился я.

Она снова поднесла флягу с водой к моим губам.

— Я украла немного мяса для тебя, — прошептала она и кусочек за кусочком скормила мне вареное мясо.

— Тебе не следовало так рисковать, — заметил я.

— Ешь, — сказала она. — Это придаст тебе силы.

— Что бы они сделали с тобой, если бы обнаружили, что ты украла мясо?

— Не знаю, — сказала она. — Я полагаю, они просто бы высекли меня. Может быть, отрубили бы мне руки.

— Почему ты так рисковала из-за меня? — снова спросил я.

— Ты ведь с Земли, Джейсон? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— Да, — подтвердил я. — С Земли. Откуда ты знаешь мое имя?

— Я слышала, что тебя так называли. Ведь это не просто имя, которое тебе дали?

— Это просто имя, которое мне дали, — сказал я.

Я носил имя Джейсон только в качестве прозвища. Рабы не имеют собственных имен. Ведь они просто животные. Их называют так, как пожелают хозяева.

— Ты знаешь о Земле? — спросил я.

— Да, — печально ответила она. — Я знаю о ней.

— Как тебя зовут?

Она молчала.

— Как тебя зовут? — повторил я.

— Это стыдное имя. Пожалуйста, не заставляй меня произносить его, — сказала она.

— Пожалуйста, — настаивал я.

— Дарлин, — сдалась она.

— Это земное женское имя, — сказал я возбужденно и задрожал в своих цепях.

— Да, — подтвердила она.

— Это красивое имя.

— Оно, кажется, хорошо подогревает похоть у горианских хозяев, — проговорила девушка.

— Почему они дали его тебе? — спросил я.

— Чтобы было ясно, что я не более чем шлюха и рабыня, — ответила Дарлин.

Я уже слышал, что женские земные имена часто используются как клички для рабынь на Горе. Часто они даются самым низшим, самым восхитительным и чувственным рабыням.

— Как жестоки горианцы! — воскликнул я и добавил: — Мне жаль, прости меня.

— За что? — удивилась она.

— Я не хотел оскорбить тебя.

— Я не понимаю.

— Ты ведь горианка, разве не так?

— Нет, — ответила Дарлин.

— Тогда кто ты?

— Просто бедная земная девушка. Рабыня, — прозвучал ее ответ.

Я был ошеломлен.

— Твой горианский безукоризнен, великолепен! — воскликнул я.

— Кнут многому меня научил, — ответила девушка.

Я молчал, переполненный сочувствием к ней. Как трагично, подумал я, быть девушкой моего мира и оказаться доставленной жестоко и безжалостно в мир Гора, чтобы сделаться рабыней!

— На Земле, — сказала она, — меня звали Дарлин. Тогда это было, конечно, мое собственное имя, а не просто кличка рабыни, данная мне по прихоти хозяев.

— Я должен посмотреть на тебя, — сказал я и приподнялся на цепях.

— Ешь, Джейсон, мяса осталось мало.

Я покончил с мясом с помощью ее маленьких пальцев, аккуратно клавших кусочки мне в рот.

— Ты слишком рисковала, принеся мне еду.

— Ерунда. Ты — человек моего мира, — объяснила она.

— А ты — прекрасная и смелая девушка, — сказал я.

— Я только несчастная рабыня, — возразила Дарлин.

— Я должен увидеть тебя. Нельзя ли как-нибудь зажечь свет?

— Тут есть маленькая лампа. Но я боюсь зажигать ее, — сказала она.

— Почему?

— Ты землянин. Мне было бы стыдно, если бы ты увидел меня, девушку с Земли в таком виде, в каком я теперь нахожусь.

— Почему? — снова спросил я.

— Я одета только в лохмотья и ошейник рабыни.

— Зажги лампу, — ласково попросил я ее. — Пожалуйста, Дарлин!

— Если я сделаю так, — проговорила она, — пожалуйста, постарайся посмотреть на меня с благородством землянина.

— Конечно. Пожалуйста, Дарлин!

— Я зажгу лампу, — пообещала она и поднялась на ноги, направившись в другой конец комнаты.

Я услышал стук камня, возможно — железного пирита, и увидел искры. Внутренне я задохнулся, когда во вспышке искр, за которыми последовала темнота, уловил коротким взглядом соблазнительную девушку, стоявшую на коленях в углу комнаты. На ней было одеяние из репсовой ткани, неприлично короткое, разорванное на бедрах, как я решил — нарочно. Держался лоскут на левом плече при помощи одной узкой пряжки. Ее грудь, полная и прелестная, едва была закрыта тонкой коричневой материей. При вспышке света я увидел блеск плотно прилегающего стального ошейника на ее горле. Она была босая.

Камни снова стукнулись друг о друга, и я опять увидел ее, склонившуюся над куском мха, трута, который она пыталась воспламенить.

У нее были темные волосы, короткие, но пышные, падающие на лицо. Я заметил округлость ее форм, ее ошейник, ее босые ноги. Будь я работорговцем, я обязательно запросил бы за нее дополнительную цену в декларации груза.

Наконец она заставила кусочек мха загореться и положила на него солому. Солома, вспыхнув с одного конца, зажгла фитиль маленькой глиняной масляной лампы.

Дарлин погасила солому и пальцами распушила мох, пока маленькие огоньки, рассеиваясь на бегущие светящиеся точки, не исчезли в нем. Потом она взяла лампу в руки и приблизилась ко мне, присела и поставила лампу рядом. Тогда я посмотрел на нее при тусклом свете лампы, маленькую, соблазнительную, увидел, как она красива и хорошо сложена. Клочья лохмотьев не скрывали ее привлекательности. Она стояла на коленях, и ее босые ноги были плотно прижаты друг к другу.

Дарлин взглянула на меня с жалобным протестом. Мог ли мужчина, в котором осталась хоть капля крови, который еще мог дышать, смотреть на такую женщину без вожделения? Дарлин покачала головой.

— Пожалуйста… — проговорила она.

Я хотел, грубо разжав ее колени, взяв ее за волосы, бросить спиной на камни. Я хотел обладать ею, безжалостно, крича от удовольствия. Я сжал кулаки. Я был закован. Как я завидовал грубым чудовищам Гора, которые имели законное право получать от таких женщин удовольствие.

— Прости меня, — взмолился я.

— Ты смотрел на меня, — отпрянув назад и вздрагивая, сказала она, — как смотрел бы мужчина Гора, которого женщина считает своим хозяином.

— Нет-нет, — запротестовал я. — Это неправда! Нет.

— Возможно, мне повезло, что ты так надежно закован, — сказала она, успокаиваясь.

— Возможно, — улыбнулся я.

Она засмеялась и посмотрела на меня, потрогав лохмотья, которые были на ней.

— Я полагаю, — сказала Дарлин, — трудно уважать девушку, которая носит лоскут рабыни, та-тееру.

— Нет, конечно нет, — уверил я ее.

— Даже ту, — улыбнулась она, показывая на свой ошейник, — которая носит ошейник рабыни?

— Нет конечно, — сказал я.

На самом деле было нелегко уважать женщину, на которой надета постыдная и чувственная та-теера и чье горло заковано в прелестный, возбуждающий ошейник рабыни. Как можно воспринимать такую женщину иначе чем рабыней? И как можно на самом деле обращаться с такой женщиной кроме как с рабыней? А рабыни горианцев были настоящими рабынями. Естественно, что горианцы и относились к ним как к рабыням.

— Конечно нет, — еще раз уверил я ее. — Я уважаю тебя глубоко и честно.

На самом деле вид подобной женщины провоцировал эмоции более глубокие и первобытные, такие как любовь, желание и похоть, чувство господства и бескомпромиссного владения. То же самое должен был испытывать наш древний пращур в далекие времена, когда женщины стремились угодить ему, ибо зависели от него в полной мере.

— Я испытываю к тебе полное и абсолютное уважение, — сказал я.

— Минуту назад ты оценивал меня как рабыню, — мягко улыбаясь, упрекнула она меня.

— Прости. — Я улыбнулся в ответ.

— Ты ведь уважаешь меня, Джейсон, правда?

— Да, конечно.

— Тогда я прощаю тебя, — произнесла она.

— Спасибо.

Я был благодарен ей и почувствовал облегчение, когда она извинила меня за то, что я посмотрел на нее как мужчина на женщину. В этот постыдный момент я смотрел на нее не как на личность, но как на соблазнительную, вожделенную женщину, предназначенную природой стоять на коленях у ног сильного мужчины.

Дарлин снова улыбнулась мне.

— Ты очень мне нравишься, Джейсон, — сказала она. — Ты первый человек за многие годы, кто отнесся ко мне с добротой и уважением.

Я пожал плечами.

— К тому же, — продолжала она, — ты первый мужчина из моего мира, которого я вижу спустя долгое время. Какие чудесные воспоминания об их обходительности, доброжелательности и вежливости ты пробудил во мне!

— Жизнь рабыни, должно быть, тяжела, — заметил я.

— Мы служим и подчиняемся, — ответила Дарлин.

— Без сомнения, некоторые из твоих хозяев были очень жестокими, — сказал я.

— Пожалуйста, не проси девушку рассказывать о своем рабстве, — попросила она, опустив голову.

— Прости, — произнес я мягко.

— Ты не можешь даже представить, каково быть девушкой-рабыней в мире, где есть такие мужчины, как здесь, на Горе.

— Прости, — повторил я.

— Они любят подавлять, — сказала Дарлин. — Иногда меня даже заставляли отдаваться им.

Я взглянул на нее.

— Как отдается рабыня, — с горечью пояснила она.

— Мне очень жаль, — сказал я, еле сдерживая крик удовольствия от мысли, что прелестная Дарлин была принуждена отдаваться горианским мужчинам. Как я завидовал дикарю, который держал ее в своих руках!

— Джейсон, — мягко позвала она.

— Да?

— Нет… ничего, — заколебалась она.

— Что случилось? Ты выглядишь встревоженной, испуганной, — заметил я.

— Ты ведь знаешь, что это за комната, не так ли? — спросила Дарлин.

— Это комната для подготовки рабов, ты сама сказала мне об этом.

— Да, — подтвердила она. — Ты знаешь, что означает твое присутствие в этой комнате?

— Что меня собираются продать, — ответил я.

— Боюсь, что так.

— Как скоро это случится?

— Я не знаю. Я не допущена к секретам хозяев, — ответила она.

— Но, без сомнения, это будет скоро, — отметил я.

— Боюсь, что да.

Дарлин помолчала, а потом опять окликнула меня.

— Джейсон…

— Да?

— Ты хочешь быть проданным?

— Нет, — ответил я. — Конечно нет.

— Я могу помочь тебе бежать, — прошептала Дарлин.

Я загремел цепями.

— Как? — воскликнул я. — Это слишком опасно!

— Я украла ключ от твоих оков, — сказала она. — И от ошейника тоже. Еще я украла одежду для тебя. Я могу показать тебе секретный выход из этого места.

— Это безумие! — ответил я. — Какой побег может быть для раба на Горе?

— Ты хочешь попытаться? — спросила она. Внезапно мы замолчали и посмотрели друг на друга с тревогой. Послышались голоса двух приближающихся мужчин.

Затем у зарешеченного входа появились два огромных стражника, мускулистых, обнаженных до пояса, с бритыми головами, на которых были оставлены пучки волос около макушки. Дверь камеры оставалась приоткрытой, чтобы рабыня могла входить и выходить, навещая меня.

Увидев их, девушка сжалась и встала на колени, положив ладони на пол и низко опустив голову. Меня возбудил ее вид в этой позе — вид рабыни в присутствии хозяев.

— Ты покормила раба, Дарлин? — спросил один из мужчин, тот, что был крупнее.

— Да, господин, — ответила она, не поднимая головы.

— Теперь покинь его, Дарлин, — приказал он.

— Да, господин. — Рабыня не поднимала головы. После этого надсмотрщики ушли.

Быстро повернувшись, девушка подняла голову и взглянула на меня. Ее глаза были расширены, губы дрожали.

— Боюсь, что у нас мало времени, — прошептала она. Я кивнул.

— Ты хочешь попытаться, Джейсон?

— Но ведь это невероятно опасно для тебя, — возразил я.

Дарлин пожала плечами.

— Никто не знает, что у меня есть ключи. Они не верят, что я могу освободить тебя, — объяснила она.

— Но если тебя поймают?

— Я — рабыня. Несомненно, меня скормят слинам, — ответила она.

— Я не могу позволить тебе так рисковать.

— Они не узнают, что это была я. Они не поверят, что это могла быть я.

— Думаешь, ты в безопасности?

— Да, — ответила Дарлин. — Я в безопасности. Рисковать будешь ты.

— Освободи меня, — согласился я.

Дарлин поднялась на ноги и побежала в угол комнаты, где лежал трут для лампы, и вытащила из него два ключа.

Я сжал кулаки.

Затем она быстро кинулась ко мне и вставила ключ в оковы на моей правой ноге, открыла замок, затем этим же ключом освободила левую лодыжку и обе мои руки.

Мы прислушались. Из коридора не доносилось ни звука. Я потер запястья, чувствуя, как Дарлин втолкнула другой ключ в замок на моем ошейнике. Она открыла его одним поворотом.

— Ты бы не ушел далеко в ошейнике, — шепнула она.

— Конечно нет, — усмехнулся я в ответ и резко сдернул ошейник.

Дарлин взяла его и осторожно, стараясь не шуметь, положила в сторону, так чтобы ошейник нельзя было увидеть от входа. Я рассмотрел его. Он был сделан из прочной стали. Я не смог бы снять его сам. Он отлично указывал на мою принадлежность к рабам.

— Я голый. Где одежда? — спросил я.

Дарлин прошла в угол комнаты и подняла мешок, завязанный шнурком, на узле которого была прикреплена восковая пластинка с оттиском печати на ней.

— Стражники говорили, что это одежда, — пояснила она. — Они не знали, что я подслушала.

Без сомнения, это правда. Я посмотрел на нее.

— Я не осмелилась нарушить печать, — сказала она. — Потому что не знала до последнего момента, захочешь ли ты попытаться убежать.

— Что значит эта печать? — спросил я, указывая на восковую пластинку со штампом.

— Это печать дома Андроникаса, — ответила Дарлин.

— Когда это попало в дом? — испуганно спросил я.

— За день до твоего прибытия, — объяснила она. — Ты думаешь, что это может быть не одежда?

Я сломал печать, сорвав ее с узла, развязал узел и резко раскрыл мешок, дернув за шнурок. Мое сердце упало.

— Это не одежда? — спросила Дарлин дрожащим голосом.

— Одежда, — ответил я.

— Что случилось? — спросила она. — Даже если это одеяние рабов, оно может пригодиться тебе на улице.

— Посмотри, — сказал я.

— О! — Она отчаянно заплакала. — Я ничего не знала!

Я достал вещи из мешка. Там находилась моя одежда, та самая, что была на мне в тот вечер, когда мисс Беверли Хендерсон, прелестная добыча горианских работорговцев, была похищена, а я, сам того не желая, разделил ее судьбу.

Я со злостью сжимал в руке мой старый пиджак. До сих пор мне не было известно, что произошло с моей одеждой. Ведь я очнулся в подземной клетке дома Андроникаса уже раздетым. Откуда я мог знать, что мой костюм и, как я увидел, даже пальто тоже переправлены на Гор.

— Как они жестоки! — проговорила она.

— Не понимаю, — сказал я.

— Это было прислано сюда, безусловно, для того, — объяснила она, — чтобы надеть на тебя для развлечения покупателей при твоей продаже.

— Очевидно, это так, — согласился я и печально взглянул на нее.

— На мешке взломана печать. Что мы теперь будем делать?

— Доведем наш замысел до конца. У нас нет выбора.

— Это слишком опасно, — возразила Дарлин.

— У нас нет выбора, — повторил я. — Когда я, очнувшись, спросил тебя, сколько времени, ты сказала — ранний вечер.

— Да, — ответила Дарлин.

— Прошло уже столько времени! Как ты думаешь, теперь уже темно?

— Наверное, — дрожа, проговорила она.

— Может быть, в темноте я буду незаметен, по крайней мере достаточно долго, чтобы найти более подходящую одежду.

— Это моя вина, — печально проговорила она.

— Не бойся.

Я взял Дарлин за плечи и посмотрел ей в глаза.

— Я постараюсь быть смелой, Джейсон, — проговорила она.

Я склонил голову, чтобы нежно поцеловать ее, но Дарлин отвернулась.

— Пожалуйста, не надо, Джейсон. Хотя я ношу ошейник, не забывай — я женщина с Земли.

— Прости меня, — сказал я. — Не бойся. Я не воспользуюсь твоим положением.

Внутренне я ругал себя за то, что был слишком развязным! Я ведь едва знал ее. К тому же я был наг, а на ней только откровенная та-теера и ошейник.

— Спасибо тебе, Джейсон, — прошептала Дарлин.

— Мужчины были жестоки с тобой, не так ли? — ласково спросил я.

— Я — рабыня, — пожала она плечами.

Я хорошо мог представить себе мучения и исступленный восторг, которые способны были причинить дикари Гора земной красавице.

— Я хотел только, — попытался объяснить я, — поцеловать тебя с добротой и нежностью мужчины-землянина.

Я и в самом деле не намеревался грубо подчинить ее рот, горло и грудь, ее живот и бедра исступленным, жестоким, насилующим поцелуем горианского хозяина.

— Какой ты замечательный, Джейсон, — ответила она. — Если бы мужчины Гора были похожи на тебя!

— Пожалуйста, позволь мне поцеловать тебя, — попросил я.

Она была так очаровательна! Однако Дарлин повернула голову.

— Нет, — произнесла она. — На мне ошейник.

— Я не понимаю.

— Я женщина с Земли, — проговорила она. — Мне было бы стыдно целоваться, пока на моем горле ошейник — символ рабства.

— Конечно, — согласился я. — Извини.

— Одевайся, Джейсон, остается мало времени.

— В чем дело?

— Стражники могут скоро начать обход.

— Теперь ясно, — согласился я, вынул одежду из мешка и начал натягивать белье.

— Есть еще одна причина, — заговорила Дарлин, — по которой я не позволила тебе поцеловать меня.

— В чем она?

— Я едва осмеливаюсь говорить об этом.

— Скажи мне, — попросил я.

— Ты не знаешь, что ошейник делает с женщиной. Когда женщина носит ошейник, она не осмеливается разрешить мужчине поцеловать себя.

— Почему? — удивился я.

— Она боится, что превратится в рабыню в его руках, — мягко сказала Дарлин.

— Понимаю, — ответил я.

— Я хочу, чтобы ты уважал меня.

Я кивнул. Можно было бы торжествовать победу над возбужденной рабыней, покоряя закованную девушку, но как мог кто-то в такой ситуации уважать ее? Наслаждение ею было бы так велико, что не оставило бы места для уважения.

— Откуда ты? — спросил я.

— Не понимаю, — переспросила Дарлин.

— Из какой страны?

В горианском языке нет слова «страна» в смысле национальности. Для землян города — составная часть страны. Здесь же поселения представляют собой города и земли, подконтрольные им. Основным политическим центром для горианцев служит город или деревня, место, где сосредоточена власть. Конечно, города и сопредельные территории могут объединяться в союзы.

Представьте себе круг с точкой в центре. Земляне имеют тенденцию думать о территории как о чем-то напоминающем окружность, тогда как у горианцев существует тенденция воспринимать ее в виде радиальных линий. Человек с Земли мог бы вообразить себе территорию как нечто входящее в окружность, человек с планеты Гор, более вероятно, стал бы думать о пучке радиусов, выходящих из центральной точки. Геометрически, конечно, эти две концепции эквивалентны. Однако психологически они нетождественны. Землянин смотрит на периферию, горианец — в центр. Землянин воспринимает территорию как нечто статическое, несмотря на рост или убывание силы, которая удерживает ее. Горианец думает о территории как о чем-то более динамичном, реально важном для геополитических интересов властных центров. Возможно, было бы лучше сказать, что горианец склонен размышлять в терминах сфер влияния, чем в терминах воображаемых линий на картах, которые могут не отражать текущей исторической реальности. Определенные результаты такого подхода могут быть полезными. Например, средний горианец не всегда чувствует, что его честь, которую он высоко ценит, каким-то образом связана с целостностью определенной, четко очерченной границы. Таких границ вообще не существует на Горе, хотя, чтобы быть точным, всем понятно, например, что влияние, скажем, города Ар традиционно не распространяется на север дальше реки Воск.

У горианской тенденции воспринимать территорию как нечто аналогичное пространству распространения тепла и света есть еще одно следствие: ощущение этой самой территории увеличивается с близостью города или деревни. Одним из результатов такого восприятия является то, что большинство войн и вооруженных конфликтов носят сугубо локальный характер. Обычно вовлекаются в конфликт только несколько городов и зависимых от них деревень, а не гигантские политические объекты вроде целых наций. В результате этого количество людей, участвующих в военных действиях на Горе, обычно бывает статистически ограничено. Также следует заметить, что большинство войн на Горе ведется по преимуществу маленькими группами профессиональных солдат, не больше нескольких тысяч, участвующих в сражении в данный момент. Это тренированные люди, принадлежащие к определенной касте. Тотальная война, с вооружением миллионов человек и повсеместным убийством сотен людей, не годится для горианцев ни по представлению, ни на практике. Горианцы, часто осуждаемые за жестокость, представить не могли бы такое уродство.

Жестокость на Горе, конечно, существует, но она обычно имеет причины, например в попытке через наказания и лишения воспитать в юноше мужчину или научить женщину тому, что она рабыня. Я думаю, объяснение горианского политического устройства и общественных воззрений лежит в понятии «Домашний камень». Именно Домашний камень является для горианцев центром их вселенной. Я думаю, благодаря этим Домашним камням горианцы воспринимают территорию скорее как нечто внутреннее, откуда выходишь, чем как что-то, куда попадаешь извне.

Давайте снова рассмотрим аналогию с кругом. Для горианца Домашний камень будет отмечать центр круга. Может существовать точка вне круга, но круг не может быть без точки, обозначающей центр.

Но разрешите мне не говорить о Домашнем камне. Если у вас он есть, мне нет нужды объяснять, что это такое. Если нет, как вы могли бы понять то, что я расскажу? Я из места под названием Англия, — сказала девушка.

Я был поражен. Дарлин так и сказала — «из места под названием Англия», а не «я из Англии». Ее речь уже была горианской по природе. Конечно, она и говорила по-гориански.

К этому моменту я уже натянул на себя брюки и рубашку и застегнул ремень.

— Я говорю по-английски, — сказал я на английском языке, — я из Америки. Хочешь поговорить по-английски? Чудесно!

Она опустила глаза.

— Я только рабыня, — сказала она по-гориански. — Давай говорить на горианском. Я боюсь говорить на каком-то другом языке кроме языка моих хозяев.

Я подошел к ней и слегка дотронулся до лица.

— Не бойся, — успокоил ее я. — Здесь никого нет, кроме меня. Говори со мной по-английски.

Это я тоже произнес на английском языке.

— Я очень давно не говорила по-английски.

Дарлин смущенно запиналась, но все же заговорила на родном языке.

— Я верю тебе, — засмеялся я.

— Ты понимаешь, как давно это было? — спросила Дарлин.

— Твой горианский безупречен, — с улыбкой заметил я.

— А мой английский теперь никуда не годится, правда, Джейсон?

— Нет, — ответил я. — Вполне приличный и точный. Но я не могу определить акцент.

— В Англии много акцентов, — заметила она.

— Правда, — улыбнулся я. — Но твой акцент звучит не по-английски.

— Увы, — в ответ улыбнулась она. — Боюсь, я слишком долго пробыла на Горе.

Я сел и начал надевать носки и ботинки.

— Вот в чем дело, — произнес я. — В твоем произношении чувствуется влияние горианского.

Дарлин опустила голову.

— Мне годами не разрешали говорить на моем родном языке.

Ее голос звучал мягко, а пальцы правой руки трогали тонкий, плотно пригнанный металлический обруч на шее.

— Представляю, — согласился я и встал. — Я готов. Покажи мне выход.

— Пожалуйста. Ты не наденешь это?

Она держала галстук, который я оставил на полу.

— Не думаю, что мне понадобится галстук, — улыбнулся я.

— Я так давно не видела мужчину с Земли в этом, — проговорила она. — Пожалуйста, надень.

— Хорошо, — согласился я.

Она подошла ко мне и подала галстук. Посмотрев ей в глаза, я поднял ворот рубашки.

— Ты бы не хотела завязать его?

Я подумал, что ничего не имел бы против, если бы Руки Дарлин нежно коснулись моей шеи, пусть ненадолго. Было бы так приятно ощутить ее пальцы, выполняющие такое простое домашнее дело.

— Я не знаю, как завязывать, Джейсон, — сказала она.

— Хорошо. — Я взял галстук и через секунду завязал его, затем расправил воротник рубашки. Поправил галстук как мог, не имея зеркала.

— Каким привлекательным ты выглядишь, — заметила она.

Мне стало приятно.

— Твое бедро, — вдруг увидел я. — На нем нет клейма!

На ее левом бедре в действительности не было клейма. Мне следовало раньше заметить, но как-то это ускользнуло от меня. Разорванная та-теера позволяла видеть ту часть ноги, куда обычно ставили клеймо.

— Нет, — сказала она. И добавила зло: — Нет клейма и на правом бедре!

Я уже неосознанно встал, чтобы убедиться в этом. У большинства девушек клеймо стоит на левом бедре, где их может ласкать мужчина-правша. Некоторые девушки заклеймены справа. А иные, правда таких очень мало, имеют клеймо на нижней части живота слева.

— Ты разочарован? — спросила она.

— Нет, — воскликнул я. — Нет!

— Ты хочешь, чтоб у Дарлин было клеймо?

— Конечно нет. — Я был удивлен, что она говорит о себе в третьем лице, называя себя по имени. Конечно, такое случается у горианских рабынь. Я напомнил себе, что она — рабыня, без сомнения, уже давно обитает на Горе и, конечно, хорошо приспособилась к суровым реальностям.

Как чудесно, что такие красивые женщины являются рабынями! Я очень завидовал здешним мужчинам.

— Ты бы предпочел, чтобы меня заклеймили? — Дарлин сердилась, задавая вопрос.

— Нет, — повторил я, — конечно нет.

Но какой мужчина не предпочел бы, чтобы красивая женщина носила клеймо? Я заметил, что в этот раз Дарлин не назвала себя по имени. Было впечатление, что она сознательно удержалась от этого.

Она сердито смотрела на меня.

— Я просто удивлен, — смущенно оправдывался я. — Все девушки-рабыни, которых я встречал до этого, имели клеймо.

— Ну а у меня его нет, — сказала Дарлин.

— Я уже заметил это, — ответил я.

— Ты разговариваешь со мной как горианский дикарь? — Она пыталась своими маленькими руками натянуть ткань на бедра.

— Нет, — быстро отреагировал я. — Я не имел намерения оскорбить твои чувства. Мне очень жаль.

— Возможно, у меня клеймо слева внизу живота, — проговорила она. — Так иногда делается. Хотел бы взглянуть?

— Нет, конечно нет, — уверил ее я.

Злобно она разорвала та-тееру и раздвинула ткань.

— Там есть отметка? — спросила она.

— Нет! Нет! — воскликнул я.

Мне хотелось схватить ее, запустить руку в дыру на ее одежде и, приподняв, сильно прижать Дарлин спиной к стене, заставить ее заплакать, потом поставить на ноги и изнасиловать как рабыню.

— Пожалуйста, прости меня, — сказал я. — Мне очень жаль.

— Я прощаю тебя. Мне не следовало злиться, — Дарлин взглянула на меня, — можешь ли ты простить меня, Джейсон?

— Да не за что прощать, — сказал я.

— Все это потому, что я чувствительна, — оправдывалась она, — потому что моя красота так откровенно выставлена напоказ перед хозяевами.

— Я понимаю, — ответил я. — Ты действительно красива.

— Спасибо, Джейсон, ты очень добр.

— Ты красива, вполне красива, — уверил ее я.

— Я полагаю, это нетрудно установить, когда на мне одежда горианской рабыни, — заметила Дарлин.

— Да, это нетрудно, — улыбнулся я.

— Какие они дикари, одевают нас для своего удовольствия!

— По крайней мере, — заметил я, — тебе разрешают носить одежду.

— Да, — улыбнулась она.

В действительности часто в жилищах для рабов и в домах работорговцев женщины содержатся нагими, на них только ошейник. Это производит экономию в отношении стирки туник, а также считается хорошим дисциплинарным воздействием на девушек. Они усваивают, что даже набедренная повязка не дается просто так, ее тоже надо заслужить. Еще следует заметить, некоторые хозяева обычно содержат девушек нагими в собственных покоях. В большинстве случаев, однако, позволяют девушкам какую-то одежду, обычно короткую, без рукавов, сшитую из одного куска, — так называемую тунику для рабов. Это позволяет хозяину держать себя в руках. Кроме того, велико удовольствие щелчком пальцев заставить девушку снять тунику или разорвать ее на ней по своему капризу.

— В та-теере, — с горечью сказала она, — иногда чувствуешь себя более раздетой, чем когда раздета в действительности.

— Я это понимаю, — мягко сказал я.

Она промолчала.

Я продолжил:

— И все-таки в тунике ты чувствуешь себя более комфортно, чем просто в ошейнике.

— Правда, — Дарлин улыбнулась, — немного лучше, чем просто в ошейнике.

Я снова испытал зависть к горианским дикарям.

— Я не заклеймена, — пояснила она, — потому что мои хозяева думали, что клеймо может испортить мою красоту.

Я был не готов спорить об этом, но удивился. Судя по тому, что я видел, клеймо делало женщину в сотни раз более красивой и возбуждающей. Оно подчеркивало прелесть той, на чьей плоти было выжжено.

— Мне не нужен пиджак, — сказал я.

— Пожалуйста, Джейсон, ради меня, — взмолилась Дарлин.

Она была удивительно хороша в эту минуту!

— Ну ладно, — согласился я и надел пиджак.

— Теперь пальто.

— Но уж пальто мне точно не нужно, — возразил я.

— О, пожалуйста, пожалуйста, Джейсон! — умоляюще воскликнула она.

Я надел и пальто.

— Ты чудесно выглядишь, — сказала Дарлин. — Как давно я не видела красивого мужчину из моего мира, да еще шикарно одетого.

— Я чувствую себя дураком, — заявил я. — Земная одежда нелепа в этом мире. К тому же она кажется неуклюжей и неуместной, грубой и дикарской в сравнении с линиями и простотой горианских нарядов.

— Нет-нет, — уверила Дарлин. — Она превосходна!

— Ну, если тебе нравится…

— Ты был так добр! Какие прекрасные воспоминания ты разбудил во мне!

— Не стоит благодарности, — сказал я. На самом деле это был, конечно, пустяк, но Дарлин казалась чрезвычайно благодарной. Вероятно, земная одежда много значила для нее.

— Может быть, теперь ты покажешь мне выход, чтобы я попытался убежать отсюда?

— Поторопись, — проговорила девушка, проскользнув впереди меня к приоткрытой двери камеры.

— Осторожнее, — предупредил я. — В зале могут быть стражники.

— Нет, — возразила Дарлин. — Время для обхода еще не пришло, но скоро наступит. Мы должны поторопиться.

Я быстро последовал за ней прочь из клетки, оставив ошейник незастегнутым на полу. Цепи валялись около кольца. С большой радостью я покидал место своего заточения, быстро следуя за девушкой через тускло освещенный коридор.

Я думал, что нам очень повезло: стражников мы не встретили. Дарлин хорошо знала дорогу. Один раз до нас донесся еле слышный удар гонга.

— Что это? — спросил я.

— Сигнал для стражников, — ответила девушка. — Наступило время обхода.

— Быстрее, — поторопил я.

Дарлин двигалась впереди меня. Какую смелость проявила она, рискуя ради того, кто был всего лишь человеком с ее планеты. Какая благородная и чудесная девушка! Внезапно она остановилась перед большой тяжелой дверью и, едва дыша, повернулась, чтобы посмотреть мне в лицо.

— Это та самая дверь? — спросил я.

— Да, — прошептала Дарлин.

Я обнял ее.

— Ты должна идти со мной. Я не могу оставить тебя тут.

Она покачала головой.

— Я не могу идти. Оставь меня! Беги!

— Ты должна идти со мной — повторил я.

— Я только полураздетая рабыня, в та-теере и ошейнике. Меня сразу же схватят. Иди же!

— Пожалуйста, пойдем со мной.

— Ты знаешь, каково наказание для сбежавшей девушки-рабыни? — спросила Дарлин.

— Нет, — с испугом ответил я.

— Однажды я уже пыталась бежать. В этот раз мне отрубят ногу, если поймают.

Я содрогнулся.

— Пожалуйста, поторопись. Каждый миг промедления увеличивает опасность.

— Ты самая лучшая и самая смелая девушка, какую я когда-либо знал, — сказал я.

— Поторопись, — прошептала Дарлин.

Я нагнулся к ней, чтобы поцеловать, но Дарлин опять отдернула голову.

— Не забывай, что я — женщина с Земли.

Я продолжал держать ее в объятиях. Почувствовав прикосновение моих рук, она подняла глаза.

— Наши отношения были прекрасными, Джейсон. Пожалуйста, не порти их.

— Прости. — Я отпустил ее.

Дарлин открыла дверь и выглянула наружу. За дверью было темно. Девушка обернулась и с улыбкой посмотрела мне в лицо.

— Желаю всего хорошего, Джейсон.

— Я тоже желаю тебе всего хорошего, — ответил я.

— Поторопись.

— Я никогда тебя не забуду, — сказал я и скользнул в дверь.

Мои руки тут же оказались крепко прижатыми к бокам. Я услышал позади себя женский смех.

— Зажгите факелы, — приказал другой женский голос, в котором я узнал голос леди Таймы.

Вспыхнул свет.

Я оказался на полукруглой сцене, к которой спускалось что-то вроде амфитеатра. Двое огромных дикарей, стражники, которых я видел раньше, держали меня за руки. В зале звучал смех, женщины кольцом окружили меня и показывали в мою сторону пальцами.

Слева и справа горели факелы, так что я был хорошо освещен. Я не видел ярусы четко, но в полумраке понял, что они заполнены женщинами в покрывалах.

Тщетная попытка вырваться вызвала еще больший смех.

Я увидел, как девушка, назвавшаяся именем Дарлин, снимает с горла ошейник при помощи ключа. Она отдала ключ и ошейник помощнику, здоровому парню с ножом, заткнутым за пояс. Тот протянул ей белую мантию, и девушка накинула ее на себя, застегнув пряжку на шее. У нее также имелся хлыст. Она щелкнула им. Звук оказался пугающим.

Я вгляделся в ярусы и вспомнил слова толстяка, сказанные им на Земле: «Я знаю маленький рынок, где ты можешь вызвать интерес».

Я застонал.

Хлыст леди Таймы приподнял мой подбородок. Она была одета в короткий кожаный костюм. На поясе висели ключи и нож.

— Добро пожаловать на рынок Таймы, — произнесла она.

Я в отчаянии взглянул на нее. Леди Тайма подала знак, и помощник ударил в гонг молотком. Это был тот же звук, который я раньше слышал в коридоре. Теперь я понял его значение.

— Торги начинаются, — провозгласила леди Тайма.

Девушка, которую я знал под именем Дарлин, вышла вперед. Она указала на меня хлыстом.

— Это мужчина с Земли. Я принимаю первую заявку на него.

— Четыре медных тарска! — услышал я женский голос. Меня собирались купить.

Загрузка...