Путь до фабрики Хедара занял всего несколько минут. Ее подгоняла ярость и только что полученная информация, которая в ее руках могла стать опаснейшим оружием.
«Что-то не так с этим кремом», – сказал Армандо.
«Да. Но что-то не так и с этим миром, где женщина вынуждена ценить молодость и красоту больше всего на свете», – думала Женщина-кошка, пробираясь вдоль заводских зданий.
Луна уже зашла. Над городом висело покрытое облаками, темное, беззвездное небо. В этот раз было освещено значительно больше окон, чем позапрошлой ночью, но Женщина-кошка этого не заметила. Ее мысли были заняты совсем другим: она размышляла по поводу того, что услышала от Армандо. Все ее до предела обостренные чувства тоже были заняты другим, она перебирала ночные звуки и запахи, словно ночь была колодой карт, а она искала там туз пик.
«Тогда я бежала здесь, – думала она, быстро идя вдоль здания и не поднимая глаз от земли. – А потом туда...»
Она пересекла пустырь, где в беспорядке валялись деревянные брусья, мусорные контейнеры, картонные коробки и разбитое стекло.
«А затем вышла отсюда…»
Вдруг она остановилась.
«Здесь!»
Женщина-кошка наклонилась и увидела отверстие огромной трубы, из которой в реку текли сточные воды. Она стала осторожно спускаться по отвесному каменистому склону, уцепилась за небольшой выступ и задержалась там на несколько секунд, прежде чем прыгнуть и ухватиться за нижний край трубы, затем раскачалась и, подтянувшись на руках, осторожно заглянула внутрь.
На этот раз воды в трубе почти не было, лишь по самой середине тоннеля текла тоненькая струйка какой-то тошнотворной гадости, это едва ли можно было назвать водой. Женщина-кошка фыркнула и сморщила от отвращения нос. Она подтянулась еще немного, несколько капель этой мерзости попало ей на лицо и просочилось под маску.
– Тьфу! – поморщилась она, кашляя, отплевываясь и пытаясь стряхнуть с себя воду. – Ну уж нет! Придется придумывать другой план.
Она не полезла в трубу, а выбралась наверх, обратно на пустырь.
– Уф! С помощью этого можно краску со стен снимать.
Женщина-кошка отправилась к зданию фабрики. На этот раз она не стала возиться с дверью, а нашла трубу, ведущую на крышу, взобралась по ней наверх и некоторое время бесшумно ходила туда-сюда по крыше, пока не нашла окно. Взломав его, она соскользнула внутрь и спрыгнула на пол.
Ура!
Она была в том самом крыле здания, где располагался научно-исследовательский отдел. Женщина-кошка, ни секунды не сомневаясь в выборе направления, побежала по коридору, затем свернула направо. Кошачьи инстинкты направляли ее по торчу пути, который она проделала позапрошлой ночью. Сегодня она бежала по лабиринту коридоров так, словно уже сотни раз ходила здесь. Только подойдя к двери, ведущей в лабораторию доктора Славицкого, она на секунду задержалась.
«Что-то произошло здесь», – вспомнила она, вся дрожа от волнения. Вдруг в ее памяти всплыли слова, прозвучавшие тогда в лаборатории: «Мы начинаем выпуск на следующей неделе… Пути назад нет...»
– Пути назад нет, – прошептала она и, толкнув дверь, вошла внутрь.
– Господи! – вырвалось у нее, когда она увидела, что там творилось.
Лаборатория была разгромлена. Крутом были разбросаны разорванные и смятые бумаги. Сломанные компьютеры валялись на полу. Словно какой-то большой ребенок, рассердившись, разбросал по комнате свои игрушки. Женщина-кошка осторожно пробиралась среди разбитых мониторов и выпотрошенных компьютеров, с омерзением вступая в лужи разлитой по полу жидкости и царапая пальцы об осколки стекла.
Кто бы это ни учинил, его гнев вылился не только на компьютеры. Уничтожено было все, что находилось в лаборатории, – вся техника, все приборы. Везде были осколки пробирок, чашек Петри, бутылок. Она перешагнула через сломанный стул и заметила висящий на стене разбитый экран, тот самый, который видела здесь позапрошлой ночью.
Ей даже стало тяжело дышать от нахлынувших воспоминаний. Постепенно к ней возвращалась память о той ужасной ночи. Она вспомнила красивое, молодое женское лицо, кожа на котором вдруг начала трескаться и слезать, обнажая кровоточащую плоть. Она зашипела и уже собралась уходить, как заметила еще кое-что. На полу, среди мусора и обломков, лежал труп.
Женщина-кошка, едва дыша, подошла к мертвому телу, наклонилась над ним и перевернула лицом вверх. На груди мертвеца зияли черные раны. В этого человека стреляли, причем не раз. Кругом была кровь – кровь на полу, кровь на измятом рабочем халате убитого. Один рукав был почти оторван и болтался на безжизненной руке. И тем не менее все еще было видно вышитое на халате имя: «Доктор Иван Славицкий».
Женщина-кошка протянула руку, чтобы проверить карманы халата, – и вдруг вся напряглась и отдернула ее назад, склонила голову набок и прислушалась.
Сирены.
Ее глаза тревожно сузились: вой сирен все приближался. И тут, испуганная новым звуком, она подняла глаза и увидела стоящего в дверях пожилого человека. На нем была униформа тускло-коричневого цвета, в руках – швабра. Он держал ее перед собой, как держат оружие (наверное, рассчитывал ею обороняться), и с ужасом смотрел на Женщину-кошку.
– Пожалуйста, – прошептал он и закачал головой. – Пожалуйста. Я не... не...
Женщина-кошка в отчаянии огляделась по сторонам. В ловушке!
Уборщик попятился назад к дверям. Но не успел он до них добраться, как Женщина-кошка метнулась в его сторону, оттолкнула прочь и выбежала в коридор.