Вызвав по мобильному телефону «скорую помощь», Пейшенс опустилась на колени рядом с лежащей без сознания Сэлли и положила ей под голову свою куртку. Казалось, что «скорая» не едет целую вечность. Наконец спасатели все-таки прибыли.
– Мы заберем ее, – коротко, но отнюдь не резко сказал врач, выпрыгнув из машины.
Другие врачи, проверив у Сэлли наличие пульса и дыхания, положили ее на носилки и отнесли в машину.
– Можно мне с вами? – взмолилась Пейшенс, глядя, как пристегивают ремнями тело подруги.
– Вы родственница? – Главный врач уже начал закрывать двери «скорой».
– Я ее сестра, – в отчаянии соврала Пейшенс.
– Сестра? – с сомнением сказал врач, переводя глаза с Пейшенс на лежащую без чувств Сэлли. Потом, что-то решив про себя, пожал плечами: – Хорошо. Забирайтесь внутрь. Главное – держитесь покрепче.
Хотя главный врач и был настолько добр, что разрешил Пейшенс поехать вместе с Сэлли в больницу, в реанимацию ее все-таки не пустили.
– Вы должны подождать там, – сказал он, указывая в сторону холла, где собралось уже немало народу.
– Но...
– Одна из медсестер обязательно оповестит вас, когда будут какие-нибудь изменения, – неумолимо продолжал он, уже повернувшись к Пейшенс спиной. – Вы должны подождать.
Пейшенс печально смотрела, как Сэлли вынули на носилках из «скорой», положили на каталку и повезли куда-то по длинному белому коридору.
На протяжении следующих двух часов Пейшенс сидела в холле, нервно листая старые выпуски каких-то художественных журналов. Кругом стояли люди. Родители и возлюбленные, бомжи, наркоманы и студенты – у всех было одно и то же выражение лица, все они ждали и волновались. Когда санитар наконец выкатил Сэлли из смотровой, Пейшенс быстро вскочила и, подбежав, взяла ее за руку.
– Ты не обращала внимания, – начала Сэлли слабым голосом, поднимая глаза на подругу, шедшую рядом с каталкой, – что на осмотре никто на самом деле тебя не осматривает?
– Сэл, они сказали, в чем дело?
Сэлли покачала головой:
– Нет, они, как всегда, ничего не понимают. Собираются делать анализы, но... – Сэлли заметила, как встревожена Пейшенс, и быстро добавила: – Эй! Не вешай нос! Лучше сама поговори с моим врачом, может, ты что-нибудь поймешь. Я поняла только то, что он очень симпатичный молодой человек.
Пейшенс благодарно улыбнулась:
– Кажется, тебе все-таки становится лучше.
Санитар вошел в свободную палату и помог Сэлли перебраться с каталки на больничную кровать.
– Обрати внимание, – сказала Сэлли, когда санитар ушел. – Настоящее чудо! Главное достижение американской системы здравоохранения – отдельная комната! Это напоминает мне о... Что у тебя там с этим красавчиком, с твоим сногсшибательным, но скромным и ни на кого не обращающим внимания детективом?
Пейшенс потачала головой и тяжело вздохнула:
– Да ну, Сэлли, вряд ли из этого хоть что-нибудь может получиться.
Сэлли приподнялась на локте и очень деловито заговорила:
– Пейшенс, ты все время так говоришь: «вряд ли из этого хоть что-нибудь может получиться». Но знаешь что? На этот раз я не дам тебе испортить такую чудесную любовную историю!
– Ты прелесть, Сэлли! Просто Мисс Коварство! А на тебе больничный халат! – улыбнулась Пейшенс.
– Ничего, мне-то халат не помеха. Послушай меня, Пейшенс: если все разваливается, просто нужно все заново склеить, – она бросила взгляд за спину Пейшенс, в коридор. – А теперь ступай. Сейчас придет мой доктор, тоже красавчик, я должна выглядеть измученной и страдающей.
Пейшенс рассмеялась и, наклонившись, потрепала подругу по руке:
– Ну, спасибо тебе. Мне правда стало легче от твоих слов. Я еще зайду попозже, ладно?
Сэлли кивнула:
– Конечно-конечно. Но только с хорошими новостями, договорились? У меня пониженное давление, мне же нужно что-нибудь, чтобы поднять его. А вот, кстати, и доктор. Здравствуйте, доктор Джонстоун.
Пейшенс улыбнулась на прощание и ушла.
Детский центр «Семь цветов радуги» располагался в одном из тех старых районов города, которые не затронул последний технический бум. Кажется, технический прогресс вообще сюда не заглядывал. Взрослые делали все возможное, чтобы поддерживать здание центра в хорошем состоянии. Бетонные стены были старательно выкрашены – дешевой краской, но в яркие, радующие глаз цвета. На них висели рисунки детей, посещавших центр. В комнатах на полу лежали подушки и тюфяки – все, чтобы было уютно и удобно.
В одной из таких комнат за страшно ободранным, изрисованным цветными карандашами и заляпанным краской столом сидел Том Лоун. На полу вокруг него сидели и лежали в самых разнообразных позах человек двенадцать детей от восьми до десяти лет. Кое-кто из них сладко зевал, оторвав голову от подушки и пробудившись от недолгого, но здорового детского сна. Тома, однако, нисколько не задевала их невнимательность. Он знал, из каких трудных семей были многие из присутствовавших детей, он не раз бывал в таких домах по долгу службы и понимал, что еще придется бывать; эта перспектива его не радовала.
То, что он делал сейчас, нравилось ему значительно больше.
– Почему? Потому что это нечестно? – сказал он, откинувшись на спинку стула и оглядывая детей. Сейчас его слушали почти все, даже те, кто, казалось бы, едва проснулся, он полностью завладел вниманием большей части своей юной аудитории. – Вы не можете просто взять что-нибудь, взять и ничего не заплатить. Нельзя немножко нарушить закон, понимаете? Можно поступить либо честно, либо нечестно. И точка, третьего не дано. А если ты забудешь об этом? Ну, тогда ты плохой парень.
– А можно посмотреть ваш пистолет? – выпалил один из мальчишек.
Тут уж все проснулись окончательно и замерли в ожидании ответа.
– Нет, – решительно, но мягко отказал Том и как ни в чем не бывало, продолжил: – А мы не любим плохих парней, ведь так? Мы любим...
– А он заряжен? – перебил Тома уже другой ребенок.
Эти реплики немножко раздражали Тома, по одновременно и веселили его. Как бы то ни было, он старался, чтобы по его лицу нельзя было прочитать, что он чувствует.
– Правильно. Мы любим хороших парней. А кто знает, что делает человека...
– А вы можете выстрелить? – вмешался третий мальчишка, пистолет занимал их значительно больше рассуждений Тома.
– Нет. Кто знает, что делает человека хорошим парнем?
– А можно мне выстрелить? – спросил первый мальчик, тот, который и затеял весь этот разговор.
Том тяжело вздохнул и устало вытер лоб рукой. В этот момент он заметил высокую женщину, стоявшую в дальнем конце комнаты, в руках у нее был бумажный стаканчик с кофе. Том даже вздрогнул от неожиданности. Он как будто даже с опаской посмотрел на свою гостью и снова обратился к детям, сидящим у его ног.
– Понимаете, ребята, деньги не делают людей хорошими. И если вы будете жить в большом дорогом доме, это тоже не сделает вас хорошими.
Детям не нужно было много времени, чтобы осмыслить услышанное. Один из них поднял руку.
– Но ведь и не помешает? – спросил он. – Ведь так?
Том почувствовал, как его сердце сжалось от жалости и умиления.
– Нет, не помешает, – улыбнулся он в ответ. – Как бы то ни было, вы должны кое-что запомнить. Добрым вас делает ваше собственное сердце, но вы сами должны сделать свое сердце добрым. Вы понимаете? Вы узнаете, что такое добро и что такое зло, и выбираете между ними. И вы должны выбрать правильный путь. Я не хочу сказать, что это легко. Я не хочу сказать, что все идут этим путем, есть и те, кто делает выбор в пользу зла. Но я не хочу, чтобы вы поступили так же, я хочу, чтобы каждый из вас вырос хорошим парнем.
Он говорил с воодушевлением, и в его голосе звучала уверенность в справедливости собственных слов. Пейшенс, стоявшая в конце комнаты, была тронута и словами Тома, и тем, с каким восхищенным вниманием слушали дети: они буквально не сводили с него глаз. Мгновение спустя Том опять улыбнулся и склонился к своим маленьким слушателям.
– Ну хорошо. У кого-нибудь есть вопросы?
Тут же поднялось несколько рук.
– Надеюсь, не по поводу моего пистолета? – Все поднятые руки сразу опустились. Том рассмеялся и, покачав головой, предложил: – Что ж, тогда бегите во двор, лучше постреляйте мячиком по баскетбольному кольну.
Дети повскакивали с мест и с веселыми криками бросились к выходу. Пейшенс дождалась, пока они все выйдут, и только тогда робко подошла к Тому.
– Привет! – тихо сказала она. – Я звонила вам в участок. Мне сказали, что вас можно найти здесь.
На мгновение она замолчала, а потом вдруг протянула ему бумажный одноразовый стаканчик:
– А вы еще не пили сегодня кофе.
Том удивленно посмотрел на нее, потом на стаканчик в ее руках. Он был весь разрисован: на нем красовалась веселая, разноцветная радуга и распускались цветы, а в самом центре рисунка была надпись: «Извините». Том рассмеялся и с готовностью принял извинения.
– Спасибо.
Пейшенс кивнула:
– Просто... Вы уж простите, что я так... странно себя вела. Был какой-то совершенно сумасшедший день. Вот у вас бывают такие?
Том осторожно, стараясь не обжечься, пил кофе и не отводил глаз от своей собеседницы.
– Ну, таких сумасшедших не бывает, – сказал он. – Но вот, например, сегодняшний... Хотя он, кажется, уже резко изменился к лучшему.
– То есть не слишком безумный? – переспросила Пейшенс, несколько встревоженно.
– Нет, не слишком, – усмехнулся Том.
Пейшенс тоже улыбнулась в ответ, и они направились к выходу.
– Значит, вы собирались идти стрелять по кольцам? – спросила Пейшенс, взводя большим пальцем воображаемый курок.
Они вышли на огромную пустую бетонную площадку, окруженную проволочным забором. С двух сторон стояло по заржавевшему баскетбольному кольцу. Фасады старых кирпичных зданий, нагоняя тоску, вырисовывались на фоне голубого безоблачного неба. Но дети не обращали внимания на то, в каком унылом месте находятся. Они, весело крича, бегали по площадке.
– Надо признать, вы мужественный человек. Иметь дело с толпой совершенно неуправляемых мальчишек, – Пейшенс, улыбаясь, наблюдала за детьми. – И даже без напарника. Я всегда думала, что полицейские ходят по двое.
Том, сделав еще один глоток, ответил:
– Нет, я работаю один. Обычно один.
– Вы сами так захотели?
– Нет, мои напарники, – печально улыбнулся Том, но Пейшенс не смогла не рассмеяться, когда он пояснил: – Конечно, у меня были напарники, но им всем казалось, что я слишком серьезно отношусь к своей работе.
– Сэлли то же самое говорит обо мне. Она утверждает, что мне не хватает жизнерадостности.
Том посмотрел на нее, и его темные глаза вдруг стали задумчивыми.
– Знаете, я в это не верю... Ой! Осторожнее!
В их сторону летел баскетбольный мяч. Том мгновенно поставил кофе на землю и подпрыгнул, но он опоздал – Пейшенс подпрыгнула быстрее и выше, с ловкостью профессионала поймав мяч на лету.
– Ничего себе! – с нескрываемым удивлением воскликнул Том. – Где вы научились так прыгать?
Но Пейшенс была удивлена не меньше его.
– Я не играла в баскетбол с самого детства, – ответила она и, вспоминая, как это делается, ударила по мячу.
– Ну, вперед! – Том указал на баскетбольное кольцо, рядом с которым, наблюдая за происходящим, столпились дети. – Давайте! Чтобы в самое яблочко!
– Да у меня никогда ничего не получалось.
– Ну, я не узнаю вас! Это говорите не вы, это говорит... Угадайте кто? Слово на «с»... Ваш страх! – сказал Том с шутливой серьезностью, а потом, прищурившись, добавил: – Не думайте, что я недооцениваю вас, но и себя в обиду не дам...
– Эй! Ну, давай же! – крикнул кто-то из ребят.
Пейшенс оглянулась на голос. Дети толпой стояли у одного из колец и махали ей руками: им очень хотелось, чтобы Пейшенс и Том поиграли с ними.
– Ты что, боишься?
Пейшенс быстро взглянула на Тома и побежала через поле к баскетбольному кольцу, ведя перед собой мяч. Она ловко ударяла по нему то одной, то другой рукой, но было что-то чрезвычайно странное в ее манере обращаться с мячом – что-то кошачье, так хищники играют со своей добычей.
Том был потрясен. В ее движениях не была профессионализма, но вот ловкость и грация были очевидны. Пейшенс уже подбегала к кольцу, где ее поджидали дети, несколько человек кинулись к ней, но она ударила по мячу, подпрыгнула и бросила его прямо в корзину.
– Ура! Дай пять! – закричали дети и бросились поздравлять Пейшенс. – Ну, ты даешь!
Пейшенс была поражена своим неожиданно удачным выступлением не меньше, чем ее восторженная юная публика. Вот уж обращаться с мячом она никогда не умела. Том подошел к ней и, удивленно подняв брови, сказал, пытаясь придать своему голосу суровость:
– Подозреваю, что вы что-то скрываете от меня. Есть только один способ разрешить эту ситуацию... Мы должны сразиться один на один!
Том поставил на землю свой кофе и вышел на поле. Они встали друг против друга, словно два готовых начать битву борца. Их восторженные, шумные, ни на секунду не замолкавшие болельщики отошли в сторону, освободив им достаточно места для этого неожиданного соревнования. Взрослые начали очень осторожно, проверяя, на что способен соперник, старались не кидать мяч слишком сильно и не двигаться слишком быстро.
Но постепенно их поединок становился все напряженнее, теперь в ход пошли хитрости и отвлекающие маневры: мяч переходил из рук в руки.
– Совсем неплохо для девчонки, – задыхаясь, крикнул Том пробегающей мимо Пейшенс.
– Ну, если ты так просишь, – отпарировала она и выбила мяч у него из рук: Том даже не успел понять, как она это сделала.
– Что за...
Она играла так странно, так непредсказуемо, что Том оказался совершенно сбит с толку и даже несколько растерял уверенность в своих силах. Она набрасывалась на мяч, как кошка на мышку, прыгала, когда это было совершенно не нужно, отнимала мяч в тот самый момент, когда Том собирался его бросить в корзину. Наконец она прыгнула прямо ему под ноги и выбила из рук мяч, причем с такой силой, что он полетел все выше, выше, выше – и упал прямо в кольцо.
Однако она не рассчитала своих сил и не удержалась на ногах. Сдавленно охнув, она врезалась в Тома, и оба, от неожиданности схватив друг друга за руки, свалились на землю. Прошло не меньше минуты, прежде чем они смогли перевести дыхание. Том и Пейшенс лежали на земле, держа друг друга за руки, пот ручьями катился по их лицам, кровь стучала в ушах. Они смотрели друг на друга: Том – на Пейшенс, Пейшенс – на Тома. Их дыхание становилось спокойнее и ровнее, теперь они дышали вместе, словно были одно существо. Том, не замечая этого, сжал в своей большой ладони маленькую ручку Пейшенс.
Пейшенс показалось, что сейчас у нее остановится сердце. Кровь прилила к лицу. Она, по-прежнему не отводя глаз от Тома, облизнула пересохшие губы и медленно-медленно начала двигаться, словно пытаясь высвободиться. Он, едва заметно, но решительно сжал ее руку и стал притягивать к себе. Она не сопротивлялась. Ее взъерошенные волосы лезли в глаза, губы были приоткрыты.
– Пейшенс! – прошептал Том. – Пейшенс...
– Э-э... Мистер Лоун! – прервал их жалобный голос. – Отдайте нам наш мячик... Пожалуйста...
Пейшенс и Том, словно очнувшись от сна, подняли глаза. Вокруг стояли дети и смотрели на них. Двое взрослых смущенно переглянулись и разразились неудержимым смехом.
– Ну конечно, – сказал Том, поднимаясь на ноги, и кинул мяч одному из мальчишек. – Кажется, мы уже закончили.
Он взял свой стаканчик с недопитым кофе, по-прежнему стоявший на земле, и отправился вместе с Пейшенс к зданию Центра.
– Ну так как? – спросил Том, когда они подошли к дверям. – Может быть, когда-нибудь переиграем?
Пейшенс смущенно потупилась, но неожиданно для себя самой рассмеялась.
– Пожалуй, – сказала она. – Давай я тебе позвоню.
– Давай, но ты пообещай, что обязательно сделаешь это, – согласился Том.
Они посмотрели друг другу в глаза, Пейшенс кивнула на прощание. Она уже отвернулась и пошла прочь, но не удержалась и, оглянувшись, бросила на Тома еще один, теперь уже действительно прощальный взгляд.