Астер фер Аррибах
Этим ранним утром я поднялся в отвратительном настроении. Сегодня меня ожидали великие дела. В смысле, я собирался прижать к когтю одну на редкость зарвавшуюся дамочку и располосовать на ремни (увы, фигурально выражаясь) одного ещё более зарвавшегося репортёра. Это было скучно. Моему дракону было скучно. Он хотел Инель и полетать. Вместе с ней. Поэтому он настойчиво подсовывал мне картинки воспоминания: вот её игривый взгляд из-за плеча — золотистые крылья рвут воздух; вот она камнем падает вниз — и мой дракон в ужасе ревёт, через секунду понимая, что это всего лишь манёвр; вот сияющая в закатном солнце драконица плавно опускается на площадку перед замком, мгновенно оборачиваясь изящной девушкой с золотыми волосами, придерживающей разорванное платье — и снова эта лукавая улыбка, от которой мой дракон начинал просто исходиться.
Но я — кремень! Я держался. И даже шутил за ужином, чтобы снова увидеть эту улыбку. Было в этом что-то от самоистязания, но я никак не мог собраться с духом, чтобы повторить тот поцелуй. А вдруг она этого не желает? Слишком больно было представить, что меня могут оттолкнуть. Поэтому решил, что прежде чем перейти к активным действиям, разберусь со всеми проблемами и сделаю всё, чтобы ей было хорошо. А пока практически полностью перешёл на холодный душ. И вот теперь отправляюсь уладить дела, чтобы на балу (очень надеюсь) Инель была весела и беззаботна. Девушки же любят балы, да?
Причиной моего плохого настроения была именно зарвавшаяся особа. Амари, чтоб её. Я вообще не желал её видеть, и собирался вытащить официальным запросом для дачи показаний, но… Вчера вечером, разбирая почту, я наткнулся на её письмо, где она просила прощения, каялась, что всё не так поняла, но теперь осознала. И не будет становиться между нами, только если я сам не захочу. Угу, захочу я. Но она слёзно умоляла о встрече «ради всего, что было между нами», намекая на какие-то сложные финансовые обстоятельства.
Сложные обстоятельства меня не удивляли. Амари вечно сорила деньгами. Это был мой шанс тихо уладить дело, заплатив за её признание своего рода отступные, а не тащить в суд, где её репутация, и так не самая блестящая, была бы окончательно растоптана. Сильные мира сего, от благосостояния которых она так зависела, не прощают такие вещи. Я тоже не собирался, но… Меня мучила совесть. Всё-таки Амари скрасила много лет моей жизни, и так искренне каялась сейчас. Пожалуй, она заслуживала снисхождения.
…Наряд Амари изрядно меня удивил. Обычно она одевалась у лучших портных, не жалея денег на самые модные туалеты, самые изысканные и дорогие (кому знать, как не мне, я же оплачивал счета!) ткани, а тут вдруг — скромное, наглухо закрытое платье, скорбное выражение лица. Что это с ней?
— Астер, нам нужно поговорить, — тусклым голосом произнесла она, комкая в руках кружевной платок.
— Нужно, — кивнул я. — У меня есть к тебе пара вопросов. Кстати, у тебя всё в порядке? Никто не умер?
— У меня никого нет, — поджала губы она.
А вот это чушь. Она что, всерьёз думает, что я ничего про неё не выяснил за все эти годы? За кого она меня принимает? Есть у неё и родители, и брат с сестрой. Только живут далеко: крошечный городишко в провинции. Отец — мелкий купец, мать детей учит в местной школе. Сестра уже замужем, брат — военный, на границе служит. Обычная семья. Амари — младшая, когда-то давно уехала завоёвывать столицу. Хотела играть в местном театре — не взяли по причине полного отсутствия таланта. Но столицу она завоевала… в каком-то смысле. Впрочем, не моё это дело.
Амари жестом пригласила меня в гостиную и предложила сесть.
— Может хочешь чего-нибудь выпить? — с трагичными нотками в голосе вопросила она. — Кавос? Отвар? Сок?
— Некогда, — отмахнулся я. — Что ты от меня хотела?
— Я хотела извиниться, — всхлипнула она, прижимая платочек к уголку глаза.
— Ты извинилась, я прочитал письмо. Не очень понимаю, зачем ты хотела меня видеть.
— Ты совсем по мне не скучаешь? — она закусила губу и одарила меня жалобным взглядом блестящих ореховых глаз. Раньше бы я растаял. Сейчас мне почему-то это показалось наигранным.
— Мне некогда скучать. Если честно, я пришёл выяснить, зачем ты дала доступ в мой дом репортёру. Зачем? Я тебе доверял.
— А я доверяла тебе! — вдруг взвизгнула она. — И что? Ты исчез чуть ли не на два месяца и вернулся с женой! С женой! И выгнал меня, когда я пришла тебя поздравить!
Я саркастически приподнял бровь. Это называлось поздравлениями? Ввалиться в чужой дом и начать оскорблять хозяев? Чем бы ни оказался мой брак, это не её дело. И Амари прекрасно осведомлена о наших династических союзах.
— Поздравлять приходят с подарками, а не с истериками, — холодно ответил я. — Я собирался вызвать тебя в управление и поставить отвечать перед судом, Ты должна понимать, что натворила.
— Ты не понимаешь! — Амари всхлипнула, из глаз покатились крупные слёзы. — Ты сам виноват! Я была в отчаянии! И просто хотела, чтобы твоя жена почувствовала то же самое, что чувствую я! Ты бросил меня без каких-либо объяснений!
— А ты бросила графа Лорна, барона ДиВалье и… я не буду оглашать весь список. И что?
— Это другое!
Конечно другое. Я гораздо богаче. А она бросала, мгновенно выбирая себе нового, более обеспеченного покровителя. Я был богаче их всех. При этом не ревновал, не скандалил, оплачивал все капризы… и никогда не обещал ей чего-то большего. И я прекрасно знал, что на последнем балу она отчаянно флиртовала с графом Коринно. Ну да, он же недавно получил богатое наследство. Похоже, с графом не выгорело.
— Ты никогда меня не любил! А я… — у неё задрожал подбородок, и слёзы закапали на подол платья, — А у меня совершенно нет денег, и я совсем одна! И меня теперь шантажируют эти газетчики! А ты хочешь меня уничтожить! Ты же понимаешь, что я не могу пойти на этот суд!
— Об этом нужно было думать раньше, — поморщился я, не в состоянии отделаться от ощущения, что наблюдаю какой-то дешёвый любительский спектакль. — Но я предлагаю тебе сделку. Ты подписываешь чистосердечное признание, можешь добавить, что тебя шантажировали, или что там у вас произошло, а я, пользуясь своими возможностями, не вызываю тебя в суд и вообще пытаюсь свести всё к досудебному договору. Исключительно ради тебя, цени! Так что ты сможешь снова попытать счастья с графом Коринно. Говорят, он будет на грядущем балу.
— А ты достанешь мне приглашение? — мгновенно оживилась она. — И… мне нужны деньги!
Я снова поморщился. Всё это предвидел. На столик, стоявший между нами, легло приглашение на бал и вексель на очень приличную сумму.
Амари быстро схватила вексель, пробежала взглядом по строкам, и её глаза триумфально блеснули.
— От тебя мне понадобится расписка, что ты больше никогда не будешь предъявлять мне претензии. Скреплённая магической клятвой. — Я бросил перед ней подготовленный документ.
Она подняла на меня взгляд, полный ужаса. Да, магическая клятва — это серьёзно. Особенно для неё, человека с очень маленьким потенциалом. Вздумай она её нарушить…
— Можешь не подписывать, — равнодушно бросил я, и попытался взять со стола вексель.
Она шлёпнула по нему рукой, не дав мне закончить движение. Я довольно усмехнулся. Естественно. Такой жирный улов!
— Я… я подпишу, — кивнула она. — Пойдём наверх. У меня здесь нет нужного пера.
— Вот перо, — я вытащил его из нагрудного кармана. — Подписывай.
Она закусила губу и медленно, нехотя подписала. Голографическая печать магической клятвы на миг вспыхнула над документом, и я с облегчением вздохнул.
— У… у меня есть кое-что, — вдруг замялась Амари. — Мне нужно, чтобы ты на это взглянул. Не понимаю, что это.
— Хорошо, — вздохнул я, поднимаясь. — Пойдём.
Я поднялся вслед за ней… в спальню. Невольно усмехнулся. Неужели она надеется…
В спальне было полутемно, тяжёлые шторы задёрнуты, лёгкий привкус магии витал вокруг. Я бегло просканировал помещение. Фонили шторы и балдахин над кроватью. Хмм… Похоже, вызывала бытовиков для чистки. После них обычно оставался такой же флёр. Ерунда.
— Ну что там у тебя ещё?
— Вот это, — она взяла что-то с туалетного столика. Что-то полностью скрывшееся у неё в ладони. — Это, наверное, ты у меня оставил?
Я шагнул вперёд, сокращая расстояние, и взял её за руку, заставляя раскрыть ладонь. Мне в руку упал тяжёлый кулон со странными символами, и я вдруг понял, что не могу пошевелиться.