Гепан: Война часть первая.

Глава 11

«Гепан» скользил по гипертрассе, будто брошенное в вечность копьё — стремительно, молча, неотвратимо. Плотные слои искажённого пространства обтекали обшивку корабля, создавая вокруг него иллюзию движения в тумане, где свет не знал прямого пути, а время словно запиналось на каждом шаге.

Внутри царила тишина. Лишь равномерное гудение двигателей и редкое потрескивание приборов напоминали, что корабль ещё жив.

Джек сидел в кресле пилота, ноги на приборной панели, руки сцеплены за головой. Его глаза — задумчивые, с лёгкой усталостью — следили за потоками гиперпространства за иллюминатором. В этих переливчатых вихрях таилось что-то завораживающее.

Мысль, как заноза, не давала покоя. Почему Гронтары не согласились помочь в войне с Вайреком? Почему, когда человечество подняло все флаги и отправило призыв о помощи, древние союзники — воины, с которыми плечом к плечу Джек сражался не раз — предпочли остаться в тени?

Мысль о том что они могли испугаться мощи Вайрека, была абсурдной. Гронтары никогда не бежали от битвы, даже если силы были неравны. Наоборот, им это доставляло немалое удовольствие, а в сердца противников вселяло ужас.

Он мог понять, почему они отвернулись от Ска’тани. Четырёхрукие лгали даже тогда, когда говорили правду. Их взгляды никогда не были прямыми, а договоры — долговечными.

Жизненные пространства двух великих рас, Гронтаров и Ска'тани, изначально были разделены лишь несколькими нейтральными системами. Оба народа стремились к расширению, и неизбежно начались споры за ресурсы и контроль над ключевыми торговыми путями. Ска'тани, ловкие и хитрые торговцы, утверждали, что их право первооткрывателей даёт им преимущество. Гронтары, гордые и мощные воины, полагали, что сильнейший диктует правила.

Напряжение копилось десятилетиями, пока одна из систем не стала яблоком раздора. Обнаруженные на её планетах богатые залежи редких минералов и стратегическое расположение сделали её слишком привлекательной для обеих сторон. Вскоре начались стычки.

Первое столкновение было молниеносным. Гронтары, уверенные в своём превосходстве, обрушили ударную мощь своих флотов на форпосты Ска'тани, уничтожив десятки кораблей и захватив несколько систем. Их массивные линкоры, укреплённые энергетическими щитами и вооружённые тяжёлыми орудиями, казались неуязвимыми.

Ска'тани, хотя и умели ловко маневрировать и избегать боёв, столкнулись с силой, которая была им не по зубам. Казалось, что крах неизбежен. Они потеряли десятки систем, миллионы их граждан оказались под угрозой.

В отчаянии лидеры Ска'тани обратились за помощью к Китари. Раса учёных и инженеров, Китари не стремились к завоеваниям, но прекрасно понимали, что если Гронтары окончательно победят Ска'тани, они станут следующей мишенью. Китари отправили часть своего флота, снабдив Ска'тани новыми технологиями для защиты и нападения.

Однако Китари не учли одного: Ска'тани были мастерами не только торговли, но и обмана. Под прикрытием союза они внедрили шпионов в научные центры Китари, выкрали передовые разработки и адаптировали их для своих целей.

Получив доступ к технологиям Китари, Ска'тани разработали несколько видов оружия, которых галактика ещё не видела. Самым страшным из них стали гравитационные генераторы. Эти устройства могли создавать локальные аномалии, искажающие пространство и время, вызывая коллапс звёзд и даже рождение чёрных дыр.

Ска'тани начали контрнаступление. Их новые корабли, усиленные украденными технологиями Китари, с лёгкостью обходили массивные линкоры Гронтаров. Вскоре конфликт достиг апогея.

Кульминацией войны стала битва за сектор 14-РЗ, который находился в самом сердце жизненного пространства Гронтаров. Используя гравитационные генераторы, Ска'тани устроили катастрофу колоссальных масштабов. В результате применения оружия несколько звёздных систем превратились в руины. Гравитационные аномалии стали причиной появления чёрных дыр, звёздные взрывы запустили метеоритные потоки, а излучения искажения времени сделали сектор непроходимым.

Этот регион стал известен как Туманность Смерти — место, откуда никто не возвращался. Гронтары потеряли миллионы жизней, а их флот был практически уничтожен.

Шокированные последствиями войны, Китари вмешались, заставив обе стороны подписать мирный договор. Китари взяли на себя роль арбитров, не только навязав условия мира, но и установив постоянное наблюдение за обеими расами, чтобы предотвратить повторение трагедии. А ещё они заставили Ска'тани отдать технологию гравитационных генераторов и все созданные прототипы.

Гронтары затаили ненависть к Ска'тани, считая их подлыми предателями. Ска'тани, в свою очередь, уверяли всех, что их действия были вынужденными.

С тех пор прошло много лет. Но память у гронтаров — как гранит. Никакие дипломатические танцы Ска'тани не стерли с их щёк ту невидимую пощёчину.

Поэтому, когда на Ска'тани напал Вайрек, гронтары молчали. Они смотрели. И не пришли.

— Мы почти на месте, — сказал Эд, глядя на навигационную карту. — Переход в нормальное пространство через два часа

Джек выпрямился в кресле и потянулся, бросив взгляд на главный экран. Точка выхода из гиперпрыжка уже дрожала, как отражение в ряби воды — это значило, что до цели оставались считанные часы.

— Пойдём перекусим, — сказал он, поднимаясь. — Ещё есть время.

Эд молча кивнул и встал вслед за ним. Коридоры "Гепана" были тихи — как бывает только в момент перед чем-то важным.

В столовой было светло, уютно, и почти спокойно. Почти — потому что за одним из столов сидел Таргус и с деловитой сосредоточенностью поглощал свою очередную порцию еды. Тарелка перед ним могла бы сойти за миску для стирки, а движения были точными и уверенными, как у воина, привыкшего ценить каждый кусок.

Рядом, наблюдая за ним с заметным интересом, сидела Талирия. Она обернулась, когда Джек и Эд вошли.

— Сколько же он может съесть? — тихо спросила она.

— Думаю, если мы всерьёз задумаемся над этим вопросом, — заметил Эд, опускаясь в кресло, — нас ждёт голодная смерть. И скоро.

Талирия усмехнулась уголком губ.

— Это, конечно, физиология, — сказала она. — При его массе и росте энергозатраты колоссальные. Метаболизм гронтаров рассчитан на восстановление — быстрое заживление, сопротивление болезням, даже тяжелые травмы для них — всего лишь неудобства. А ещё — плотные кости, усиленная мускулатура и почти полное отсутствие жировой ткани. Вы не увидите толстого гронтара. Просто не бывает.

— И еда у них совсем не как у нас, — добавил Джек. — Калорийность выше в разы. Но мы такой пищи не запасли, так что Таргусу приходится компенсировать количеством.

— Это поразительно, — снова сказала Талирия, глядя, как гронтар с лёгкой досадой отодвигает опустевшую тарелку и запускает поднос обратно в автомат.

Эд обернулся к нему.

— Слышал, Таргус? Талирия считает, ты слишком много ешь. Осторожно, а то придётся расширять проходы в коридорах.

Таргус добродушно рыкнул, и посмотрел на китарианку.

— А тебе стоило бы есть побольше. Весишь меньше, чем моя стандартная порция. И это без гарнира.

Талирия спокойно выдержала его взгляд, потом слегка кивнула.

— Если вам так проще, называйте меня Тали. Меня так зовет отец.

Джек чуть приподнял бровь, но улыбнулся.

— Отец — это Альран, который командует флотом?

— Как ты догадался? — в её голосе проскользнула лёгкая тень удивления.

— Когда вы прощались, он посмотрел на тебя. — Джек пожал плечами. — Во взгляде можно прочесть многое.

Тали чуть отвела глаза, на мгновение словно задумалась.

— Он беспокоится, — сказала она. — Но у нас… другое понимание семьи, чем у людей.

— В смысле? — нахмурился Эд, подняв бровь.

Она на секунду замолчала, подбирая слова. Видно было, что она не привыкла объяснять такие вещи — особенно тем, кто думает совсем иначе.

— У Китари нет семей, как у вас, — начала Тали. — Нет мамы, папы, детей, которых растят с пелёнок, оберегая и надеясь, что те вырастут «лучше нас». Это… не наша логика.

Она чуть склонила голову, как будто вспоминая.

— Когда двое Китари решают создать нового — мы называем это «формированием», а не рождением, — они не делают это из любви. Мы вообще не опираемся на романтические чувства. Всё гораздо проще. И… рациональнее.

— Так вы… не влюбляетесь? — уточнил Эд.

— Нет, — спокойно ответила она. — У нас нет понятия "Любовь". Привязанности бывают. Уважение. Иногда симпатия. Но мы не зависим от эмоций. Это считается слабостью. Партнёры для формирования выбираются по совокупности факторов — интеллект, генетическая устойчивость, профессиональный потенциал. Любой Китари, предложивший сформировать потомка на основании «сильных чувств», вызвал бы недоумение. И, скорее всего, был бы направлен на переоценку логических приоритетов.

Джек едва заметно улыбнулся.

— Романтично до мурашек.

Тали слегка усмехнулась, но продолжила:

— Когда двое решают сформировать нового Китари, они подают заявку в Генетический Центр. Это не просто анкета — там учитываются потребности общества. Например, если в системе не хватает квантовых аналитиков, шанс одобрения у пары с подходящими генетическими параметрами выше.

— А если таких аналитиков уже перебор? — спросил Эд.

— Тогда в заявке откажут. У нас строгие квоты. Мы не производим потомков ради личного желания. Только ради развития вида.

Она сделала паузу, давая им переварить сказанное.

— Генетический материал анализируется. Нежелательные мутации отсекаются, создаётся идеальный, сбалансированный код. Всё это делают машины — без ошибок. Потом из этого кода формируется эмбрион, и его помещают в инкубационный куб. Это такая камера, полностью автоматизированная. Внутри — идеальные условия. Ни болезней, ни случайностей. Ни боли.

— А дальше? — Джек уже перестал улыбаться. Его лицо стало серьёзным.

— Дальше начинается программирование, — сказала Тали. — Внутри куба будущий Китари не просто растёт. Он обучается. Через интерфейс — прямой, нейронный. Встраиваются базовые поведенческие модели, логика, язык. К моменту выхода из куба он уже умеет мыслить. Не так, как взрослые — но гораздо быстрее, чем человеческий младенец.

— Это как будто… создаёте сразу взрослого, — задумчиво произнёс Эд.

— Почти. Но с нуля. Без прошлого. Без привязанностей. — Тали сделала глоток воды и чуть пожала плечами. — Родители могут принять участие в обучении — если пожелают. Но чаще всего это просто наставничество. Как куратор в проекте. Ни один Китари не называет своих «создателей» мамой или папой. Это… не имеет смысла.

Джек внимательно смотрел на неё.

— А Альран? Он... твой куратор?

Тали слегка опустила взгляд.

— Он не должен был быть. Но… настоял. Сначала это вызывало у других вопросы. Считалось, что он чрезмерно эмоционально вовлечён. Но с годами — приняли. Он хороший командующий. И мудрый. Если уж кто и может позволить себе слабость — то он.

Она на мгновение замолчала, потом добавила:

— Я знаю, что он не выражает это, как ваши отцы. Не обнимает, не говорит, что гордится. Но… его выбор сопровождать меня лично до корабля... это много значит по-нашему. Очень много.

В столовой повисла тишина. Даже Таргус на время прекратил возню с новой порцией.

— Похоже, у вас всё же есть чувства, — мягко сказал Джек.

Тали посмотрела на него. Её взгляд был прямой, но в нём мелькнуло что-то — еле заметное, почти неуловимое.

— Есть. Просто мы не даём им управлять собой.

Джек откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя в потолок отсека.

— Всё это… странно, — тихо сказал он. — Жить без любви. Без семьи. Без настоящей близости.

Эд кивнул, подперев щеку ладонью.

— Как будто вы создали идеальный механизм... но забыли, зачем он вообще нужен.

Тали какое-то время молчала. Её взгляд стал отстранённым, почти грустным.

— Странно не то, что мы не любим, — мягко произнесла она. — Странно, что вы думаете, будто знаете, что такое любовь.

Джек повернулся к ней. В его глазах мелькнуло удивление.

— Ты хочешь сказать, мы её выдумали?

— Нет, — покачала она головой. — Она у вас есть. Но каждый человек вкладывает в это слово что-то своё. Для кого-то — это жертва. Для кого-то — привязанность, ревность, боль. Для кого-то — тепло. А для другого — зависимость. И все говорят: «Я люблю». Но если задать сто раз вопрос «Что ты чувствуешь?», вы получите сто разных ответов.

— Потому что это чувство, — сказал Эд. — Оно не поддаётся логике.

— Именно, — кивнула Тали. — И, возможно, поэтому вы выжили там, где мы бы не смогли. Потому что вы не всегда действуете разумно. Иногда вы выбираете спасти, а не победить. Иногда — простить, а не уничтожить. Ваша иррациональность… она непредсказуема. И в этом — ваша сила.

— Это всё хорошо, конечно, — пробормотал Эд, откидываясь на спинку кресла. — А как же в прошлом? Когда не было всех этих технологий и машин? Что было тогда?

Талирия чуть улыбнулась — уголком губ, почти незаметно, — и посмотрела на него с лёгким удивлением.

— В прошлом… — тихо повторила она. — В древности Китари были совсем другими. Более… живыми, наверное. И менее осторожными. Мы не всегда были такими, как сейчас.

Она выпрямилась, сложив ладони на коленях.

— Тогда размножение происходило естественным путём, хотя и не так, как у людей. У наших предков были сезонные биоритмы — своеобразные "вспышки" активности, когда организм становился готов к созданию потомства. Это зависело от внешней среды — температуры, солнечной активности, даже от химического состава почвы и воды. Всё было очень точно выверено природой.

— Пары? — уточнил Джек. — Были семьи?

— Были… союзы, — мягко поправила Тали. — Но они длились недолго. Китари вступали в контакт не по любви, а по совместимости. Генетической, психологической, иногда территориальной. Это было похоже скорее на временное сотрудничество, чем на эмоциональную связь.

— Холодно как-то, — хмыкнул Эд.

— Возможно. Но для нас это было нормой, — спокойно продолжала она. — После оплодотворения организм сам формировал инкубационную капсулу. Органическую, живую. Плод развивался не внутри тела, а внутри этой капсулы — она отделялась и прикреплялась к безопасной поверхности: в пещерах, под корнями деревьев, иногда даже в водоёмах. Система была продумана природой, чтобы не перегружать тело и сохранять мобильность родителя.

— И что, ребёнок там рос в одиночестве? — удивился Джек.

— Не совсем. Колония заботилась о нём. После выхода из капсулы детёныш сразу попадал в структуру сообщества, где за ним следили, обучали, направляли. Но не как за ребёнком конкретной пары, а как за новым звеном общего целого. Родители не следили за судьбой потомства. Не потому, что не хотели… просто не чувствовали в этом необходимости.

Джек покачал головой.

— И вы называете это… нормой?

— Для нас — да, — спокойно ответила Тали. — Со временем, когда технологии развивались, а знания стали преобладать над инстинктами, мы начали отбирать наиболее рациональных представителей. Всё, что вы называете "чувствами", стало… мешать. Привязанности мешали логике. Желания — эффективности. Страхи — адаптивности. Мы начали контролировать биологические циклы, потом полностью отказались от них. Машины стали безопаснее природы. Мы избавились от риска, боли, ошибок.

— А вместе с этим и от эмоций, — добавил Эд.

Тали кивнула.

— Постепенно. Мы не убили их, просто… позволили им уйти. Мы выбрали стабильность. Чистоту. Но, — она посмотрела на Джека, — иногда я думаю, что в этом мы что-то потеряли.

— Что именно? — спросил он.

— Нечто, что у вас всё ещё есть. Глупое, нерациональное… но невероятно сильное.

Она замолчала, а потом добавила почти шепотом:

— Я вижу, как ты держишься, когда речь заходит о Лие. И я знаю, что она у Вайрека.

Слова упали тяжело, как камень в воду.

— Мне жаль, Джек. Я не знаю, каково это — любить по-настоящему. Но если любовь — это то, что даёт тебе силу идти вперёд несмотря ни на что... тогда, может быть, вы правы, а мы — нет.

Джек не ответил. Он просто кивнул — коротко, сдержанно. А в глубине его взгляда вспыхнул огонь.

— У нас всё просто, — вдруг неожиданно сказал Таргус, и с грохотом ударил кулаком по столу. Стол жалобно скрипнул, а в металле осталась глубокая вмятина. — Выживает сильнейший!

Талирия чуть вздрогнула.

— Это как? — спокойно спросила она, слегка наклонив голову.

Таргус хмыкнул, как бы собираясь с мыслями, и заговорил, грубоватым, но уверенным тоном:

— У нас всё начинается просто. Самка откладывает яйца. Раз в несколько лет, не каждый день, как у каких-нибудь мягкотелых. Несколько яиц — не десятки, не сотни. Каждое из них — надежда. Потенциальный охотник, воин, хранитель клана.

Он слегка подался вперёд, глаза его загорелись странным огнём воспоминаний.

— Эти яйца не бросают на произвол судьбы. Нет! Мы бережём их... но по-своему. Инкубационные залы вырубаем прямо в скалах или строим в сердце боевых кораблей. Каменные стены, жар костров, древние руны на плитах... — он усмехнулся. — Температуру, влажность, силу энергетических полей — всё контролируют старейшины. Они не просто "обогревают" яйца — они закаляют их. Готовят к реальному миру.

Таргус сжал кулак так, что костяшки побелели.

— А потом наступает самое главное. Испытание рождения. Никто не помогает вылупившемуся детёнышу. Никто не подносит ему еду, не прижимает к груди, не поёт песен. Нет. Вылупился? Сам ищи пищу, сам добывай оружие. Камень, кость, обломок металла — что найдёшь, тем и живи. Первые дни — самые жестокие. Они должны доказать, что могут выжить. Слабые умирают.

Он замолчал на мгновение, давая вес своим словам, словно уважая память о тех, кто не справился.

— И это правильно, — продолжил он. — Сильные растут. Их подбирает клан. Воспитывает. Но не отец и не мать — их имена зачастую никто не знает. Клан — вот семья. Кузнецы учат ковать. Охотники — выслеживать. Воины — сражаться. Каждый детёныш сам выбирает себе наставника, кого-то, на кого хочет быть похож. Это почти как иметь отца... только без лишних соплей.

Джек слегка усмехнулся, а Талирия с интересом наблюдала за Таргусом, словно изучая его.

— А потом, — сказал он, — приходит время Ритуала Крови. Когда молодому Гронтару исполняется тринадцать циклов, он обязан доказать, что достоин имени. Убить зверя. Сразить врага. Иногда — другого претендента, если так решит судьба. Только кровь и победа дают право стать полноценным членом клана.

Он снова ударил кулаком по столу, но на этот раз тише.

— И не думайте, что у нас есть... — Таргус скорчил гримасу, подбирая слово, — любовь. Мы не связываем себя чувствами. Нет времени на нежности, когда жизнь — вечная битва. Союзы между самцами и самками — это вопрос чести, силы и расчёта. Сильный охотник? Великая воительница? Они скрепляют род, дают новую кровь.

Он выпрямился, гордый, словно высек из воздуха живую статую силы.

— Уважение. Верность клану. Честь и сила. Вот что важно. Не любовь.

На мгновение в помещении повисла тишина, тяжёлая и уважительная. Даже Джек, который обычно отпускал шутки в такие моменты, только молча кивнул, признавая правоту своих суровых союзников.

А Талирия задумчиво смотрела на Таргуса, словно через его слова приоткрывалась древняя, чуждая, но всё же по-своему прекрасная культура.

Повисло напряжённое молчание. Тишину нарушил Эд, лениво откинувшись на спинку кресла:

— Прям как в Спарте, — протянул он с ухмылкой.

— Что? — нахмурился Таргус, не поняв.

Эд усмехнулся, пожав плечами:

— Спарта. Был такой город на Земле... очень давно. У них тоже выживали только сильнейшие. Слабых младенцев сбрасывали со скалы.

Таргус пару секунд молча переваривал эту информацию, а потом недоверчиво фыркнул:

— Вы сбрасывали своих детей со скал? — переспросил он, глядя на Эда так, будто тот только что признался в поедании младенцев на завтрак. — Варвары, — добавил он с тяжёлой усмешкой, качая головой.

Эд открыл было рот для ответа, но Джек, до сих пор молчавший, только ухмыльнулся и сказал, почти шепотом:

— Да уж... и кто бы говорил.

Они переглянулись, и вдруг в комнате повеяло странным, почти тёплым пониманием: как бы разные ни были их миры, кое-что объединяло их всех — борьба за жизнь.

Талирия, внимательно слушавшая, слегка наклонила голову и тихо добавила, почти как бы про себя:

— Логично... Но крайне неэффективно.

Эд прыснул со смешком, а Таргус озадаченно нахмурился, словно пытаясь решить, согласен он с этим или нет.

Джек усмехнулся, склонив голову набок:

— И всё-таки странно, — задумчиво сказал он, водя пальцем по краю стакана. — Похоже, только у людей эмоции и любовь стоят на первом месте. У вас, у Гронтаров, всё вокруг силы и выживания. У Китари — логика и разум. У Ска'тани, конечно, эмоции тоже есть, но там... больше хитрость и расчёт, чем настоящее чувство.

Он сделал паузу, глядя в никуда, словно пытаясь нащупать объяснение.

— Выходит, среди всех рас галактики только мы действительно способны любить... — тихо добавил Джек. — Настоящей любовью. Без расчёта, без договоров. Просто... так.

Эд вздохнул и откинулся на спинку кресла, глядя на потолок:

— Раньше... — проговорил он с тяжёлой грустью в голосе. — Раньше рас было куда больше. Но Сверхразум в свое время уничтожил тысячи цивилизаций.

Он замолчал на мгновение, словно прокручивая в голове образы давно исчезнувших миров.

— Может, среди них тоже были те, кто умел любить. Кто знал, что такое жить не только ради силы или выгоды. — Эд усмехнулся безрадостно. — Но теперь... среди тех, кто остался, только мы.

Он посмотрел на Джека долгим взглядом, в котором чувствовалась и печаль, и тихая гордость.

— Только люди.

Джек медленно поднял глаза, и в его взгляде впервые за весь вечер проступило что-то тяжёлое, непередаваемо глубокое. Он не ответил сразу. В груди росло странное, почти болезненное чувство — как осознание того, что на их плечах лежит не просто выживание... а сохранение самой сути чего-то великого, почти святого.

"Может, именно в этом и есть наша сила," — подумал он. — "Не в оружии, не в численности, не в технологиях... а в умении любить. В способности идти до конца ради тех, кто нам дорог."

Он сжал кулак, незаметно для остальных, словно давая себе немой обет.

Никто не отнимет у них это чувство. Ни Сверхразум, ни Вайрек, ни даже всесильные Нарры.

Любовь останется.

Тишина повисла над столом. Несколько долгих мгновений каждый был погружён в свои мысли. В этом молчании звучала память о тысячах исчезнувших миров и о той хрупкой искре, которую люди ещё носили в себе.

Первым тишину нарушил Таргус. Он громко хмыкнул, скрестил руки на груди и посмотрел на Джека из-под тяжёлых бровей:

— Ладно, философы, — пробасил он, с лёгкой, почти дружеской насмешкой. — Это всё, конечно, трогательно... про любовь и прочее.

Он наклонился вперёд, кулаком уперевшись в стол, который жалобно скрипнул под его тяжестью.

— А теперь скажи мне, Джек... — голос его стал серьёзным. — В чём состоит твой великий план?

Таргус прищурился:

— Лететь прямиком на мою родную планету? Где меня точно ждёт смерть... да и вас, скорее всего, тоже?

Он произнёс это без злобы, почти спокойно, словно просто констатировал факт. Но в его взгляде сквозила тоска и что-то ещё — осторожная, суровая надежда, которую он, кажется, боялся назвать вслух.

Джек поднял голову, провёл рукой по волосам и чуть усмехнулся, той самой своей лукавой улыбкой, в которой всегда пряталась капля безрассудной отваги:

— Ну... — протянул он, — план у меня действительно есть.

Он сделал паузу и весело подмигнул:

— Правда, называть его великим — это ты, Таргус, польстил.

Эд фыркнул, а Тали едва заметно улыбнулась, ожидая продолжения.

Джек опёрся руками о стол, чуть наклонившись вперёд:

— Всё, что нам нужно... — начал он, и в его голосе появилась та особая искра, которая всегда зажигала сердца окружающих, — это вера. Немного удачи. И очень, очень хороший план Б. На случай, если первый рухнет к чертям.

Он рассмеялся тихо, по-заговорщицки, будто предлагал не смертельную миссию, а какое-то безумное приключение. Таргус тяжело вздохнул и покачал головой:

— Ты сумасшедший, Джек Рэндэлл... — пробормотал он. Но уголки его рта дрогнули в лёгкой, почти незаметной улыбке.

— Знаю, — усмехнулся Джек. — Но признай, без меня вам было бы скучно.

Джек откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы перед собой. Лёгкая полуулыбка скользнула по его лицу — та самая, которая появлялась у него всякий раз, когда он замышлял что-то особенно безрассудное.

— Итак, — начал он, обводя взглядом своих друзей, — слушайте внимательно.

В столовой повисла густая, почти осязаемая тишина.

— Нам нужно уговорить Гронтаров вступить в войну, — сказал Джек. Его голос звучал спокойно, но в нём была твёрдость стали. — Очень странно, что они вообще отказались помочь людям в борьбе с Вайреком. Что-то здесь не так. И мы должны узнать — почему.

Он на секунду замолчал, позволив весу своих слов осесть в сознании слушателей.

— Но это не главное, — продолжил Джек. — Главное — убедить их. Перетащить на нашу сторону. И вот в чём загвоздка: чужака они слушать не станут. Никогда.

Он перевёл взгляд на Таргуса.

— Поэтому сначала... мы сделаем тебя вождём.

Таргус поднял брови, Эд застыл с приоткрытым ртом, а Тали нахмурилась, будто не веря собственным ушам.

Джек продолжал, будто не замечая их реакций:

— Ты, Таргус, как сын бывшего вождя, бросишь вызов нынешнему. Сразишься с ним. И победишь. И когда клан признает тебя новым лидером, мы отправимся на вашу материнскую планету. Туда, где заседает Великий Совет вождей.

Он наклонился вперёд, голос его стал ниже, почти заговорщицким:

— И тогда ты, Таргус, с новым именем и новой силой, убедишь их. Заставишь их увидеть угрозу. Вдохновишь их на войну.

На несколько секунд воцарилась абсолютная тишина. Такая плотная, что казалось, воздух звенит.

Наконец, первым подал голос Эд. Он громко хлопнул ладонью по столу:

— Никогда не слышал ничего более глупого и безрассудного за всю свою жизнь!

Таргус перевёл на Джека тяжёлый, недоверчивый взгляд:

— Ты хоть сам понимаешь, насколько твой план нереален? — спросил он, голос его был глухим, словно камни скрежетали друг о друга.

Тали молча смотрела на Джека, с выражением лёгкой тревоги и растерянности, будто всё ещё сомневалась — говорит он серьёзно или это какая-то странная форма человеческого юмора.

Но Джек даже не моргнул. Он только слегка улыбнулся, так, как улыбаются люди, которые уже прыгнули со скалы — и теперь могут только верить, что внизу их подхватит ветер.

— Иногда, — спокойно сказал он, — самый безумный план — единственный, который вообще может сработать.

Таргус молча смотрел на Джека, будто взвешивая его слова на невидимых весах. В столовой по-прежнему стояла густая, почти удушливая тишина. Гудение систем корабля тихо фоновой вибрацией отзывалось в стенах.

Наконец, гронтар тяжело вздохнул и медленно произнёс, его голос был глухим, словно скатывался с каменных утёсов:

— Представим на секунду, что твой безумный план может сработать... — он прищурился, тяжело уставившись на Джека. — Но ты забыл об одной очень важной детали.

Джек чуть склонил голову, спокойно ожидая продолжения.

— Да, я имею право бросить вызов вождю, — продолжил Таргус, — и сразиться за право стать новым. Это древний закон.

Он сжал кулаки, и пальцы скрипнули, как сухие ветви.

— Но! — его голос стал жёстче, — я могу это сделать только если у меня будет клан. Без клана я никто. Одинокий пес, изгой. А у меня его нет.

Эд нахмурился, Тали удивленно распахнула глаза. Джек же только на миг прикрыл глаза, словно заранее знал, что Таргус скажет именно это.

Он выпрямился в кресле, и, когда снова заговорил, его голос звучал иначе — твёрдо, без малейшей тени шутки:

— Я это прекрасно помню, — сказал Джек, смотря прямо в глаза гронтару. — И у тебя есть клан.

Таргус навис над ним, словно скала, едва не задевая потолок каюты. Его глаза сверкнули холодным блеском.

— Кто? — рыкнул он. — Кто мой клан?

— Я, — тихо, но отчётливо произнёс Джек. — Я — твой клан. И если одного меня достаточно — тогда этого хватит.

Таргус на миг замер, затем медленно кивнул:

— Одного действительно достаточно... по законам наших предков.

Он шагнул ближе, тяжело гремя сапогами о металлический пол, и теперь между ними оставалось не больше шага.

— Но клан — это не просто слова, Джек Рэндэлл, — произнёс он, его голос стал глухим и рокочущим, как далёкий гром. — Клан — это клятва. Это жизнь за жизнь.

Он наклонился вперёд, так что их лица почти соприкоснулись.

— Ты должен быть готов отдать свою жизнь за меня. А я — за тебя.

Таргус выпрямился и скрестил руки на широкой груди.

— Так скажи мне, человек, — произнёс он, будто бросая вызов самой Вселенной, — готов ли ты отдать свою жизнь за меня?

Джек медленно поднялся с кресла, не спеша, без лишней бравады. Его лицо было серьёзным, глаза — ясными и спокойными.

Он посмотрел прямо в глаза Таргусу — и в этом взгляде не было ни страха, ни сомнений.

— Да, — твёрдо сказал он. — Я готов.

Тишина стала почти оглушающей. Где-то в системах корабля щёлкнул реле, эхом отразившись от стен. Эд сжал губы, а Тали затаила дыхание.

Таргус продолжал смотреть на Джека долгие, тягучие секунды, словно пытаясь заглянуть ему прямо в душу.

Наконец он заговорил, голос его был низким, почти шёпотом:

— Это не просто слова, Джек. Их придётся доказать делом.

Джек едва заметно улыбнулся уголком губ, но в его глазах оставалась та же серьёзность.

— Я готов, — повторил он.

На мгновение повисла полная тишина.

Таргус медленно поднял правую руку, сжал её в кулак и со всей силы ударил себя в грудь, так что глухой звук прокатился по каюте. Потом он протянул кулак Джеку.

— Клятва крови и стали, — произнёс он на своём родном гортанном языке. — Теперь ты мой клан, Джек Рэндэлл. Мой брат. Моя кровь.

Джек без колебаний ударил своим кулаком в кулак Таргуса. Их руки с глухим стуком встретились, словно скрепляя союз.

На лицах Эда и Тали отражалась смесь удивления и уважения. Даже корабль, казалось, замер на мгновение, чувствуя важность момента.

Таргус оскалился в редкой для него улыбке:

— Теперь вперёд, брат. У нас с тобой война.

И словно в ответ на их разговор, в коридоре раздался глухой звук зуммера — сигнал тревоги, что до выхода из гиперпространства оставались считаные минуты. Джек, Таргус, Эд и Тали быстро направились в рубку управления.

— Как думаешь, Таргус, нас там ждут? — спросил Джек, усаживаясь в капитанское кресло и настраивая дисплеи.

Таргус, стоя, скрестил руки на груди и хмыкнул.

— Конечно ждут. — Его голос был спокоен, но в нём звучала уверенность. — Гронтары всегда ревностно стерегут свои границы. А после нападения на Ска'тани — вдвойне. Они засекли нас ещё в момент старта. Не сомневайся, Джек, нас будут встречать... и не с цветами.

"Гепан" дрогнул, гипердвигатель отключился, и корабль вывалился в реальное пространство.

И сразу стало ясно, что Таргус не шутил.

Перед ними, словно стена, простирался флот Гронтаров. Десятки кораблей, гигантских и уродливых, заполнили собой пространство. Они казались живыми существами, выросшими в вакууме: массивные корпуса были сплошь облеплены турелями, башнями, длинными шипами сенсоров и системами вооружения. Казалось, что у них нет гладких поверхностей вообще — только броня, орудия и бастионы.

Некоторые из кораблей были такими огромными, что в сравнении с ними "Гепан" выглядел как игрушечная лодка. Их силуэты перекрывали звёзды, а их бронированные обшивки тускло мерцали в свете далёкой звезды, будто исполинские кости древних чудовищ.

А за первой линией висели ещё более грандиозные тени — стационарные боевые платформы, плавучие крепости, покрытые рядами тяжёлых пушек. Они медленно вращались, как сонные звери, готовые в любой момент проснуться и обрушить на врага всю свою ярость.

— Ого... — только и смог выдохнуть Эд, всматриваясь в мониторы. — Это... не встреча. Это блокада.

В эфире щёлкнул вызов, и на основном экране вспыхнуло изображение: бронированный, угрюмый офицер Гронтаров с глазами, полными ледяной решимости.

— Вы вошли в контролируемую зону. Назовите себя и цель визита. — Его голос был хриплым, словно скрежет стали.

Джек слегка усмехнулся, глядя на эту железную стену перед собой.

— Добро пожаловать домой, Таргус, — пробормотал он.

Таргус лишь усмехнулся в ответ, его лицо стало каменным. Он сжал кулак так сильно, что костяшки пальцев побелели, а мышцы на руках на мгновение напряглись, словно готовясь к удару.

— Корабль "Гепан", капитан Джек Рэндэлл, — спокойно, но твёрдо произнёс Джек, нажав на кнопку связи. — Направляемся на планету Кранош. У меня на борту Таргус Крейн. Он возвращается домой.

На другом конце канала наступила короткая, тяжёлая пауза, словно офицер на экране тщательно обдумывал услышанное. Затем его губы растянулись в нехорошей усмешке, обнажая крепкие зубы.

— Таргус Крейн, — почти с наслаждением прорычал он, словно пробуя это имя на вкус. — Что ж... Ты все таки посмел вернуться. Твой дядя будет рад. Давненько он никого не убивал.

Экран мигнул, и связь оборвалась. Тут же в пространстве перед "Гепаном" начала происходить пугающая сцена: корабли Гронтаров, до этого стоявшие плотной неприступной стеной, медленно, с грозным величием начали раздвигаться, словно тяжёлые створки древних врат, пропуская их внутрь.

"Гепан" осторожно вошёл в проём между чудовищами стали и огня, словно муравей между лапами спящих титанов. Их движения казались ленивыми, но каждая пушка, каждый сенсорный глаз следил за ними, не давая забыть, что одно неверное движение — и их сотрут в порошок в мгновение ока.

Они начали медленно двигаться к планете Кранош — мрачному шару вдалеке, покрытому бесконечными горами и ревущими бурями.

В рубке повисла напряжённая тишина. Только мерный гул двигателей нарушал её.

— Джек... что-то не так, — вдруг пробормотал Эд, нахмурившись и вглядываясь в навигационные карты.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Джек, резко повернув голову.

Эд кивнул на экран.

— Посмотри сюда. Карта... Она изменилась.

Джек подошёл к навигационному дисплею и сразу почувствовал, как что-то холодное скользнуло вдоль позвоночника. На карте зияли пустоты. Там, где ещё недавно были звёздные системы, осталась только мёртвая, чёрная тьма.

Он знал эту карту наизусть. Мог бы проложить путь даже с закрытыми глазами. Но сейчас — как будто кто-то стёр целые миры, вырвал их с корнями из реальности.

И тогда он вспомнил.

Где-то в глубине разума, почти забытый среди сотен других разговоров, всплыл голос Лучика — ясный и пронзительный:

"Будь осторожен, Джек. Придёт Наблюдатель Нарров. Он будет очищать пространство. Этот сектор будет удален".

Джек резко выпрямился. Ладони вспотели. Наблюдатель. Он уже здесь. И он уже начал.

Системы исчезали — и это был только первый шаг. Лучик предупреждала, но Джек не осознавал всей серьёзности угрозы... до этого момента.

Времени оставалось совсем мало.

— Джек? — тревожно спросила Тали, глядя на него.

Он медленно поднял взгляд к обзору, где Кранош висел на фоне космоса.

— Нам нужно спешить, — глухо произнёс он.

— Иначе будет поздно.

В рубке снова повисла тишина — но теперь в ней звучал отголосок надвигающейся бури, той, против которой ни один флот не сможет устоять.