Гепан: Война часть первая.

Глава 9

Вайрек был в ярости. Не просто зол — он кипел от гнева, и этот гнев исходил не из обиды или разочарования, а из глубин, где смешивались унижение, предательство и жажда власти. Каждая клетка его древнего тела, усиленного псионикой и временем, дрожала, словно в нём пробудился вулкан. Горячая, плотная ярость разливалась по венам, превращая кровь в расплавленный металл. Воздух вокруг него начал дрожать, становился тяжелым, как перед бурей, наполненный псионическим электричеством, которое то и дело проскакивало багровыми всполохами по его коже.

Он снова проиграл. Снова — человеку. Не разумной машине. Не древней сущности. А человеку. Хрупкому существу из плоти и костей, чья раса ещё вчера цеплялась за выживание на окраине галактики. И не какому-нибудь герою или солдату — ей. Девчонке. Лии Картер.

— ЛИЯ КАРТЕР!!! — рёв, сорвавшийся с его губ, был больше, чем крик — это был вопль существа, познавшего поражение, но не смирившегося. Звук прокатился по залу, разнесся эхом по сводам, отразился от каждой стены, отозвался дрожью в кристаллах, встроенных в основание комплекса. Казалось, сама станция, сам «Эон», содрогнулся от ярости своего хозяина.

Он стоял в центре пустого зала, где в такт его сердцебиению пульсировало кристаллическое сердце «Эона» — живой узел псионики и технологии, сплетённый из материи, которую не понимал никто, кроме него. Свет от сердцевины играл на его лице, окрашивая черты в алое и чёрное. Его глаза, полные холодного света, не моргали. В них застыло лицо — её лицо.

Лия. Эта упрямая, дерзкая, непокорная. Как она смотрела на него, когда он приблизился? Не было страха. Не было мольбы. Только прямой, вызывающий взгляд. Как будто именно он — ничтожество. Как будто именно он — ошибка. Как смеет?

— Ты… — прошипел Вайрек, и пальцы медленно, со скрипом, сжались в кулаки, будто он хотел раздавить само воспоминание.

Псионические клинки, как живые сущности, вырвались из его предплечий, изгибаясь в воздухе подобно змеям. Они дрожали, как звери, жаждущие крови, и, с оглушительным треском, разрубили ближайшую конструкцию — монолитную колонну из кристалла, питающую один из генераторов. Колонна вспыхнула изнутри и раскололась, как перегруженный сосуд, разлетевшись сотнями осколков. Осколки, наполненные пси-энергией, выли из боли, когда оседали на пол, испуская едва слышные стоны, как будто сама материя страдала от его ярости.

— Она сбежала… — голос сорвался на хрип. — Она СБЕЖАЛА!!!

Мир вокруг него взорвался. Багровые молнии, как кнуты ярости, вырвались из его тела, прорезая воздух, впиваясь в стены, механизмы, кристаллы. Всё, до чего дотягивалась энергия его безумия, вспыхивало, плавилось, рушилось. Автоматические двери разлетались на куски. Консоли взрывались. Ходы обрушивались. Машина кричала, подчиняясь его воле.

И всё же под всей этой яростью билась мысль — логичная, трезвая, отравленная жаждой мести: она не могла уйти одна. Конечно, ей помогли. Каэл. Этот лицемер. Этот предатель. Он вечно играл в великого мудреца, вечного наблюдателя, а в итоге стал трусом, ставшим на сторону людей. Его когда-то называл братом. Элдарианец. Один из них.

— Ты недостоин называться Элдарианцем! — проревел Вайрек, и в этот момент весь зал содрогнулся. Его псионика вырвалась наружу — не в виде клинка, не вспышки, а волной, мощной, плотной, как удар древнего титана, как голос уничтоженного бога.

Сама станция — огромный «Эон», сердце его империи — вздрогнула. Металлические коридоры прогнулись, потоки энергии на мгновение сорвались с ритма, системы начали самодиагностику, пытаясь понять: это внешняя атака или внутренний коллапс? Один из залов — нижний док — обрушился, не выдержав давления. Осколки конструкций, части тел клонов, фрагменты дронов — всё смешалось в хаосе.

Но Вайрек даже не взглянул в ту сторону. Он стоял среди хаоса, как шторм среди разрушенного храма. Его плечи подрагивали. Свет в его глазах гас, оставляя только тень. Лия Картер ушла. Каэл помог ей. Осколки псионической ярости всё ещё искрились в воздухе, но внутри Вайрека, среди гнева, начала зарождаться идея. Холодная. Целеустремлённая. Убийственно ясная.

Он больше не будет злиться. Злость бесполезна. Он будет действовать. Методично. Жестоко. До конца.

И ни она, ни Каэл, ни даже сам Сверхразум не остановят его. Он возродит свою расу. Он очистит галактику. Он перестроит Вселенную.

Но это было не главное. Не Каэл. Не побег. Не разрушенные залы и взорванные консоли.

Сверхразум. Он… помог ей.

Мысль вонзилась в разум Вайрека, как игла. Он замер. Всё стихло на миг. Молнии исчезли. Псионические клинки отступили, растворяясь в воздухе. Тишина повисла над развалинами зала. Он стоял один — среди пепла и искр — и смотрел в пустоту.

Сверхразум…

Он был создан подчиняться. Программой. Инструментом. Орудием божественной воли древних. Его существование — это подчинение, без вариантов, без права на выбор. Вайрек вырвал его из небытия, из тьмы, в которую его заточили. Собрал по осколкам. Перековал. Он подчинил его. Восстановил контроль. Он чувствовал его силу, чувствовал, как та льётся сквозь его собственную псионику, как расширяет границы разума и материи.

А теперь — это? Он помог ей… Почему?

Он не мог… не должен был… не имел права. Это — предательство.

Его руки задрожали. Не от страха. От ярости. От ужасающей, обжигающей ярости, которая могла бы сжечь звёзды и испарить время. Она жгла изнутри, искала выход. Он не сдерживал её. Не хотел. Не мог. Внутри больше не было границ — только пульсирующая ярость и жажда возмездия.

Он развернулся и шагнул вперёд — прямо в ядро управления «Эона». Свет здесь был мертвенно-белым, отражался от зеркальных панелей, от кристаллических поверхностей, от нервных узлов системы, пульсирующих, как живые. В центре — управляющий кристалл, сердце корабля, сконцентрированное воплощение его власти.

Без колебаний он вонзил пси-клинки в кристалл. Раздался хруст. Не физический — псионический, ментальный. Пространство, казалось, содрогнулось. Сгустки энергии вырвались наружу, как духи разрушения, и начали кружить в воздухе. В их бликах мелькали тени — гибельные силуэты, танец смерти и мощи. Он сливался с системой, не просто управляя — становясь частью. Он врастал в «Эон», как жила в живое существо.

— Наказание… — прошептал он. Голос сорвался в шёпот, но в нём дрожал космос. — Показать… всем… цену.

— Синхронизация завершена, — глухо и безэмоционально отозвался «Эон».

— Уничтожить… — выдохнул он.

И Вселенная содрогнулась.

Из глубин тьмы, где дрейфовал «Эон», словно забытый бог среди мёртвых звёзд, вырвались четыре луча. Это не был свет. Это было отсутствие всего. Аннигиляция. Цвет этих лучей невозможно описать — он не принадлежал никакому спектру. Звук, что сопутствовал им, был беззвучным — и всё же каждый атом рядом дрожал в ужасе. Пространство трещало, как стекло под давлением.

Миры исчезали.

Не взрывались. Не рассыпались. Исчезали. Словно их вырвали из истории, из памяти самой реальности. Планеты, покрытые городами. Станции. Космопорты. Корабли. Всё — в одно мгновение — стало ничем. Осталась только пыль, рассыпанная по пустоте. И даже она не двигалась. Даже она боялась.

Целая раса будет стерта. Ска'тани. Торговцы, обманщики, хитрецы, воры — весёлый, дерзкий, шумный народ, построивший сеть влияния по всей Галактике, живший на острие сделки — исчезнет. Без суда. Без предупреждения.

История будеут ничтожена.

И всё это… в порыве ярости одного существа. Одного разума. Одной воли.

Но даже это не принесло облегчения. Вайрек стоял среди пепла разрушенного командного центра. Его дыхание было прерывистым, грудь вздымалась. Миллионы убитых, миллиарды захваченных — а он всё ещё чувствовал себя обманутым. Слабым.

Он снова прокручивал сцену побега. Как Лия атаковала его. Как сражался с Каэлом. Как стоял над ней, его клинки на миллиметр от её горла. Всё, что нужно — лишь движение запястья. Мгновение. Всё могло закончиться. Но он остановился.

Их взгляды встретились. В её глазах не было мольбы. Не было страха. Только решимость. И… что-то ещё. Что-то человеческое. То, чего он не понимал. То, что каждый раз выбивало почву из-под ног.

— Почему… — прошептал он. — Почему я не убил тебя?..

Он не находил ответа. Он был Вайрек Н’Санн. Палач. Спаситель. Воин. Но сейчас — он был просто яростью. И в этой ярости рождалось нечто новое.

И тогда пришло озарение.

Оно не было похожим на мысли — это было ощущение, как вспышка молнии в ночи. Как будто что-то древнее и забытое шепнуло ему в самое сердце разума. Он замер среди обломков разрушенной палубы, пульсирующий свет "Эона" отражался в его тёмных, налитых кровью глазах.

Взгляд Лии. Не страх. Не ярость. Не покорность.

Что-то иное. Глубокое. Многослойное.

Человеческое.

— Вот оно… — прошептал он, сжимая кулак. — Именно это… в них…

Он резко повернулся и пошёл — быстрым, решительным шагом, что скоро перешёл в бег. Его клинки исчезли, тело вздымалось от возбуждённого дыхания. Вайрек несся сквозь коридоры "Эона", отдавая приказы через сеть, мгновенно:

— Всех пленных. Всех людей. Всех.

— Доставить в лабораторный сектор.

— Начать загрузку нейросимуляторов.

— Открыть доступ к блокам ментального моделирования.

Он вбежал в свою личную лабораторию — мрачное, холодное место, затянутое чёрным металлом и тонкими прожилками псионических каналов, что шептали сами собой. Здесь не было света. Только тьма, гул энергии и яркие холодные голограммы.

Несколько сотен пленных. Мужчины, женщины, подростки. Слишком мало. Недостаточно. Но пока — достаточно, чтобы начать.

Он создавал для них ложные реальности — симуляции, детально выстроенные иллюзии. Один за другим они погружались в миры боли и надежды, утраты и любви. Он ставил их перед выбором: предать или быть преданным, умереть или убить, потерять или простить.

Он создавал ситуации, где человек открывался полностью — в экстазе, в страхе, в прощении.

И он наблюдал. Каждую реакцию, каждый импульс мозга, каждый выброс гормонов и псионической активности.

Он работал, не замечая времени. И вот он создал его. Аппарат был чудовищем науки и тьмы. Он назвал его "Извлекателем".

Он возвышался над ареной, похожий на обнажённую нервную систему из стеклянных жил и металлических корней. В его центре — псионный саркофаг, куда погружался человек. Аппарат охватывал тело электродами, иглами, сенсорами. Но самое главное — вмонтированный в "Извлекатель" пси-резонатор, настроенный на фиксирование резонансного отпечатка души.

Шелуху — эмоции, мысли, рефлексы — он отбрасывал. А вот ядро… Ядро он извлекал.

Сначала — вспышка света. Потом — холодный звон. И вот в прозрачной колбе — сгусток энергии, пульсирующий как живое сердце, но без тела. Душа. Настоящая. Осязаемая.

Вайрек не моргал, глядя на неё. Он чувствовал, как что-то внутри него трепещет — предвкушение, страх, восхищение. Он держал это в руках.

Он впервые в истории прикоснулся к самой сути человечности.

— Вот оно… то, чего нам не хватает… — прошептал он, наклоняясь ближе. — Не просто материя, не просто память. А… совокупность боли, любви, самоотдачи. То, что невозможно синтезировать. Только пережить. И теперь он знал, как это использовать.

— Из душ этих существ… — он повернулся к консоли, его пальцы танцевали по клавишам. — …я создам новую матрицу возрождения. Я дам нашему народу шанс. Мы будем жить. Восстанем из праха… через них.

Вайрек поднял глаза. В них пылала мания.

— Если ради этого придётся переработать всю их расу — я сделаю это. Если потребуется сжечь тысячи миров — я не остановлюсь.

Вокруг него пульсировал "Извлекатель". Хранилища наполнялись. И каждый сгусток души — это был шаг к новой расе.

Его расе. Возрождённой через боль человечества.

Но чем больше Вайрек извлекал, тем яснее понимал страшную правду — этого недостаточно.

Каждый процесс отнимал часы. Человека погружали в саркофаг "Извлекателя", заставляли пережить сконструированную реальность, в которой его сознание обнажалось до самой сути. Только тогда — только в пике эмоций, на грани смерти или откровения — душа становилась уязвимой, видимой. Лишь тогда её можно было отделить, извлечь и стабилизировать.

И даже после этого начинался второй этап — очистка. Потому что большинство душ были… грязными.

Замутнёнными страхом, гневом, завистью, низменными желаниями. Жалкие, хрупкие, сломленные. Их свет едва мерцал, едва дышал. Они не годились. Они были мусором.

Лишь единицы — едва различимые звезды среди мрака — обладали чем-то иным. Чистой, яркой сущностью. Их души светились мягким, тёплым светом. Такие экземпляры становились основой для новой матрицы. Но их было ничтожно мало. Пугающе мало. Одна пригодная душа на сотню. А чтобы создать одного элдарианца — не куклу, не оболочку, а настоящего — требовалось собрать, очистить и сплести воедино тысячи таких душ, соединить их свет, их разум, их память и волю в единое существо. Процесс был бесконечно медленным, выматывающим, почти бессмысленным. На это ушли бы века. Тысячелетия.

— Я не могу столько ждать, — шептал Вайрек. — Нельзя...

Он отправился в самое сердце "Эона" — в тронный зал, где томился Сверхразум.

В центре зала парил огромный фиолетово-синий шар, испещрённый всполохами энергии, как затухающая звезда. Он больше не сиял былой мощью. Его воля была связана, сознание — подавлено. Он был пленником, запертой воли, искалеченным разумом.

Вайрек остановился перед ним.

— Ты... — произнёс он сдавленно. — Ты помог ей… Ты предал меня.

В его голосе звучал не гнев, а приговор.

— И за это ты поплатишься.

Он поднял руки — багровые молнии вырвались из пальцев, как хлысты, и вонзились в сферу Сверхразума. Сеть энергии начала стягиваться, опутывая шар, словно паук жертву. С каждой секундой свет Сверхразума тускнел. Он не сопротивлялся. Он молчал.

— Ты теперь мой. Мой раб. Я твой хозяин. Ты будешь покоряться мне. И ты мне сейчас… поможешь.

Он шагнул вперёд и слился с Сверхразумом. Их сознания пересеклись, и в этой тьме, полной боли и памяти, Вайрек навязал свою волю. Сверхразум подчинился. Не потому, что был сломлен, а потому что ждал этого. Он знал что Вайрек прийдёт.

Именно тогда, в их слиянии, в этой безмолвной вспышке силы, которой не касалась ни одна звезда, родилась Машина — новый «Извлекатель», гигантская конструкция, которая не просто перерабатывала тела, но вгрызалась в самую суть личности, в душу, в сердце каждого существа, попавшего в её поле действия. Это был не просто завод — это был храм, фабрика и могила одновременно, чёрное чудовище, питающееся эмоциями, страхом и последним дыханием надежды.

Машина рождалась не на чертёжах и не на верфях — её строили во тьме, где законы пространства искривлялись под гнётом псионики. Материя выгибалась, как живая ткань, вспучивалась, разрывалась и формировалась заново, пока не появились колонны из плотного, пульсирующего металла, уходящие глубоко в недра "Эона" . По этим колоннам текли не жидкости, а потоки псионической энергии, насыщенные мыслями, криками и обрывками чувств — как если бы сама структура станции дышала и ощущала происходящее.

Сердцем установки стал Сверхразум, запечатанный в центральном ядре комплекса, превращённый в нечто большее, чем двигатель — он стал стабилизатором, мозгом, катализатором извлечения душ. Его разум пронизывал всё пространство станции, слышал каждый шёпот, каждый вздох, каждый страх. Он направлял процесс, как дирижёр управляет оркестром боли.

Система была построена до мелочей: с одной стороны — длинные транспортные тракты, по которым прибывали захваченные люди, закованные в прозрачные гравитационные контейнеры, неспособные пошевелиться или закричать. В их глазах отражался холодный свет машины, и уже тогда они чувствовали, как кто-то касается их мыслей, как что-то скребётся в черепе, вызывая кошмары ещё до начала процедуры.

Каждого человека погружали в особые камеры, которые назывались ментальными воронками — это были сферы, полностью изолированные от реальности, наполненные многослойными симуляциями, созданными псионической силой Сверхразума. Там, внутри, за считанные минуты человек проживал целые жизни: он любил, создавал семьи, терял, молился, падал в отчаяние, возрождался — и снова терял всё. Этот бесконечный цикл страданий, надежды и разрушения выжимал душу, как губку, насыщая эфир болью и смыслом, превращая её в чистую, концентрированную эссенцию.

Когда всё завершалось, тело, некогда живое и полное эмоций, безвольно падало вниз, на транспортерную ленту, как пустая оболочка. Ни воли, ни страха, ни осознания больше не оставалось — только плоть, пригодная для переработки и клонирования. Душа же — её суть, то, что составляло индивидуальность, направлялась в хранилище, где высокоточные фильтраторы сортировали её по спектру и интенсивности.

Слабые, загрязнённые, искажённые сущности сжигались на месте — как мусор. Те, кто сохранил свет, внутреннюю чистоту, силу — даже сквозь пытки иллюзий — аккуратно консервировались в резервуарах, где их энергетическая структура стабилизировалась. Особо редкие души, обладающие уникальным резонансом, отправлялись в отдельный сегмент комплекса, в так называемую Зону Проекции, где их анализировали и записывали в ядро будущей матрицы.

Именно из таких фрагментов постепенно собиралась первичная структура возрождения. Это было не просто клонирование — это было создание нового элдарианца из самых лучших осколков когда-либо живших людей. Вайрек не просто строил армию — он создавал новый народ, новую расу, лишённую слабостей, но насыщенную памятью и силой человечества.

Он знал, что потребуется время, что тысячи душ не подойдут, но его это не пугало. Он приказал клонам отлавливать людей в первую очередь, отдавать им приоритет, зачищать миры, выжигать всё ненужное и доставлять «материал» на Извлекатель. Он был терпелив. Он знал, что с каждым днём резервуары наполняются, и вот-вот наступит момент, когда первая сущность будет готова. Первый Возрождённый. Первый совершенный.

Но… этого было мало. Людей не хватало.

— Нужно больше, — прошептал Вайрек, стоя над капсулой с первой собранной душой. — Намного больше…

Здесь, в пространстве Ска'тани, еще оставалось множество дел. Работа кипела, как в улье: одни миры только начинали падать под его пятой, другие уже были стерты с лица галактики, их пепел рассыпался по безмолвному космосу. Многие планеты ещё ждали своей участи — их следовало захватить, очистить от непокорных, а выживших переработать в клонов — безмолвных, покорных, лишённых воли солдат, безгранично преданных ему.

Пусть они и бегут в панике, стараясь скрыться в тенях вселенной, — он знал: спастись удастся не всем. Всегда найдутся те, кто замешкается, кто не поверит в реальность угрозы до самого конца. А ему было всё равно, кого и как ломать — главное, чтобы дело двигалось. Ему нужна была армия, огромная, бесконечная армада, чтобы обрушиться на человечество, стереть их с лица звёзд.

Последняя битва в этой системе оказалась неожиданной — люди проявили стойкость, силу, даже дерзость. Они не были такими слабыми, какими он считал их раньше. Более того, если остальные расы объединятся с ними, сопротивление может принять угрожающий масштаб. Да, он предупредил другие цивилизации: кто посмеет встать на сторону людей — будет уничтожен. Но в глубине души он не верил, что страх удержит всех. В каждой расе найдутся безумцы, герои, идиоты… кто угодно, лишь бы помешать его делу.

И потому он не стал полагаться на угрозы. Вместо этого он отдал приказ своим теневым агентам: отправиться к Китари и Гронтарам. Внедриться в их структуры, просочиться в коридоры власти, заразить мышление ключевых фигур. Подтолкнуть их к "правильным" решениям — таким, которые оставят людей в одиночестве. Мир можно завоевать не только огнём, но и ложью, страхом, манипуляцией. Он умел использовать все инструменты.

Очень скоро здесь, на землях Ска'тани, всё будет завершено. И тогда он сосредоточится на людях. Всерьёз. Без жалости и пощады. Он уже отдал приказ: его охотникам, его клонам, — выследить представителей человеческой расы. Ловить, забирать, перерабатывать их души, выжимать из них то, что нужно для великого плана.

И когда души будут собраны, когда Извлекатель заработает в полную силу, тогда люди познают его гнев. Не словами. Не угрозами. А пламенем, болью и вечной ночью, в которой не останется ни памяти, ни надежд.