Гений: дорогу бомбили?

Глава 19

19.

Увидеть Армению и…

Моё большое интервью, организованное ЦТ при поддержке «Советского Спорта», крутили по первому каналу дважды, идя навстречу волне народного интереса к автогонкам. Конечно, две трети отснятого вырезали, оставленное, на мой взгляд, сложно считать самым удачным, но как есть.

— Сергей Борисович, в чём основное отличие гонок на серийных машинах и на болидах Формулы?

— В демократичности. В авторалли и шоссейно-кольцевых гонках имеются категории, куда допускаются спортсмены на серийных авто с двигателями соответствующего объёма при самых минимальных доработках. То есть любая организация или даже индивидуал, кому по силам вложить несколько тысяч рублей в переделку обычного серийного «жигуля» или «людмилы», получает аппарат, вполне конкурентный для местных соревнований. Тренировки организуются на обычных дорогах. Тем более… — я позволил себе покровительственно-самодовольную улыбку, позже во время трансляции по ЦТ заработал за неё едкую насмешку от Вали. — Тем более моя скромная персона весьма плотно приняла участие в совершенствовании дорог СССР. Спорт массовый, квалифицированные тренеры найдутся во многих регионах.

— А Формула? — вставил журналист из газеты.

— Элитарная. В Западной Европе, а пока они — законодатели моды, новичок, желающий кататься в команде Формулы-3, платит от нескольких сот тысяч до миллиона британских фунтов, чтоб его учили, дали машину, продвигали. Только за один сезон! Большинство этим сезоном и ограничивается, некоторые гибнут или получают серьёзные увечья. В отличие от стран социализма, капиталистический спорт заведомо кровавый, оттого более зрелищный для обладателей низменных вкусов, — это была неправда или не совсем правда, но подобный идеологический выпад оговаривался заранее с режиссёром передачи, тут я бессилен изменить текст. — Формула-3 рассматривается как ступенька к Формуле-1 и одновременно фильтр для слабаков. Кто не умеет гонять на острие, ежесекундно рискуя жизнью, или не имеет достаточно богатых родителей на оплату нескольких сезонов, тех просят с вещами на выход. Лишь единицы прорываются в чемпионат мира Формулы-1, на этапы Гран-при выходит до двух десятков гонщиков из миллионов желающих. И вот там начинается смертельная схватка. Слишком большие деньги на кону.

Журналист спортивных новостей программы «Время»:

— Тогда зачем Советскому Союзу Формула?

— Престиж и реклама автопрома. Мы слетали на Луну, неужели обогнать каких-то макаронников не в силах? Наши победы, пока только планируемые, это доказательство превосходства социалистического строя во всём, за что мы берёмся. Правда, как бы ни брались за футбол…

По студии прошелестело веселье, этот фрагмент, естественно, ушёл в корзину.

— Кроме того, обратите внимание, на рекламу ведущих автопроизводителей. Какой-нибудь неспортивного вида француз, садящийся в дешёвую малолитражку фирмы «Рено», гордится её родством с болидом «Вильямс-Рено», на котором одержана очередная победа на Гран-при, едет по своим Елисейским полям и свысока посматривает на роскошный «форд», думая про себя: «Как мы их сделали в Монте-Карло, в одну кассу!»

— То есть вы рассчитываете, что и мы, владельцы «москвичей», будем смотреть свысока на все эти «рено», «форд» и прочие «феррари», когда гонщик Брунов на отечественном «союзе» обгонит их в Тропарёво?

Провокационный вопрос задала миловидная хрупкая рыжеволосая девушка, иных подробностей экстерьера не рассмотрел. В мире, где ещё не знали мощных осветительных светодиодов, прожектора и слепили, и одновременно согревали так, что пот не сочился, скорее струился между лопаток. Её рассмотрел, стояла чуть сбоку, в целом интервьюирующие меня, а интервью вылилось в пресс-конференцию, смотрелись скорее силуэтами в окружении огненно-ярких пятен, не реальными людьми.

— Надеюсь, что вы правы. Но это не просто и не быстро. Что же касается моего личного участия, то я откатал сезон в Формуле-3 скорее как инженер-испытатель, а не претендент на награду. Тем более ни на первенстве СССР, ни на Кубке Дружбы не взошёл на пьедестал почёта, иного трудно ждать от новичка, пришедшего в этот спорт столь поздно. Пусть победят другие наши гонщики, моё дело — дать им инструмент для победы.

Во как завернул! Вроде и скромности подпустил, мол — в чемпионы не рвусь, но и похвалил себя. Авансом. Цицерон с гаечным ключом в кармане.

С моей подачи пошли вопросы о конструкторском творчестве. Удивил их, что зимнее время — далеко не лучшее для обновления машин в Формуле, потому что каждое мельчайшее нововведение, например — тормозной диск на полмиллиметра тоньше прежнего, моментально должно обкатываться на трассе. У нас слишком много делается эмпирически, опытным путём. Более того, настройки для Тропарёво, скажем, сильно отличаются от подготовки к Бикерниеке, потому что подмосковная дорога гораздо больше закручена, здесь важнее прижимная сила, чем под Ригой. Ещё учитываем абразивность полотна, чем оно выше, тем лучше сцепление с дорогой, но растёт износ покрышек, приходится выбирать между бережным вождением и необходимостью второго заезда на пит-стоп. А перед глазами всплыла кислая, будто раскусил лимон, физиономия того внешторговского чиновника, не пропускающего закупку шин в количестве более чем один комплект на целый сезон! Его критиковать на всю страну не отважился, зато признался:

— Если честно, очень жду ввода в эксплуатацию трассы под Ташкентом. Единственная в СССР, где инженерные эксперименты можно проверять на практике в зимний период.

— Но в Подмосковье тоже выдаются сухие и бесснежные дни, — заметил кто-то из неподкованных.

— Конечно. Вот только в Формуле мелочей не бывает. Если я настрою мотор при температуре около нуля, при +25 он начнёт капризничать. Снизится плотность воздуха, то есть меньше кислорода попадёт в цилиндры. Системе охлаждения при ноле куда легче, а дойдёт дело до соревнований при обычных температурах лета, и она откажет. Проблема в том, что в машинах Формулы ничто не делается с запасом, потому что запас выливается в дополнительный вес, то есть в потерю скорости и увеличение сил, срывающих в занос на повороте. Я никогда не стану чемпионом, потому что вешу больше 75 килограмм, элита Формулы-1 — меньше и легче.

— Так возвращайтесь в ралли, — подсказала рыжая.

— Не могу. Там я дошёл до высших ступеней — до звания заслуженного мастера спорта СССР и успеха в пробеге Париж-Дакар. Если в Формуле брошу на половине пути… Вы меня ни с кем не перепутали?

Надеюсь, оставил их в неведении, имею в виду продолжение участия в гонках или конструкторские потуги. Интрига!

Что не вошло в интервью, так это мои реальные планы относительно «союзов». Машины в очень приблизительной степени доведены до ума, АЗЛК готов выпускать их несколько десятков в месяц. Самое узкое место — формование монокока и других элементов с помощью углеволоконного каркаса и наполнителей. Работа ручная, кропотливая, ответственная.

Но два-три десятка в месяц советскому автоспорту не нужно, даже с учётом угробленных нами в хлам. У меня вытанцовывались 6 команд под чемпионат СССР, от каждой выходит на трассу два гонщика. То есть нужно не менее 4 машин на команду, итого 24, плюс восполнение погибших в сезоне. Примерно также считают буржуи. Значит, остальные пора предлагать на экспорт, победа Рауля на Кубке Дружбы сделала «союзам» идеальную рекламу, но только для восточного блока. Боюсь, в чемпионате ФРГ мы смотрелись бы в лучшем случае унылыми середнячками. Заявки на «союзы» уже пришли из ГДР, Польши, Венгрии и Чехословакии. Моя «любимая» Румыния, куда ничуть не тянет, Болгария и Югославия проявили интерес, пока не вылившийся в выраженное желание купить. Но на три десятка сбыт уже точно есть, при нормальных фидбэках о доведении «союзов» до гоночных кондиций под определённых гонщиков и трассы мы точно ускорим их апгрейд.

Поскольку в межсезонье нагрузка, связанная с Формулами, несколько отступила, смог, наконец, погрузиться в проекты легковых машин, несколько мной заброшенные, но продвигавшиеся силами бойцов ЦКБ. Катька, умница, довольно удачно совместила мои воспоминания о BMW 5-й серии с возможностями кузовного производства ГАЗа. Конечно, преемственность с ГАЗ-24–10 невелика, сохранились брызговики, лонжероны, днище. Обитаемая часть изменилась полностью, машина получит лобовое стекло с гораздо большим углом наклона, салон увеличится сантиметров на пять в ширину, но с минимальным раздуванием габаритов. Силовые агрегаты — те же, но люксовый «обкомовский» вариант обзаведётся шестёркой от «зилочайки» с VVT. Гидроусилитель руля теперь даже в базовой таксистской комплектации. Что важно, с 1988 года планировался ввод в строй участка оцинковки кузовов. Цинк плюс обработка мастикой, кузова станут если не вечными, то весьма долговечными. Наша промышленность ещё чрезвычайно далека от перспективы специально выпускать машины короткоживущими, вынуждая автовладельцев быстро искать замену.

Пока что «волга» подтягивалась до более современного уровня, и 1987 год уйдёт на её воплощение в металле, а на 1988 планируется выпуск установочной партии. Попутно я согласовал сроки для рестайлинга «руслана». К сожалению, атмосферная шестёрка с цилиндрами и поршнями, ради унификации во всесоюзном масштабе идентичная по размерам поршням и цилиндрам ВАЗ-2106, уже не отвечала чаяниям «крутых» либо высокочиновных товарищей, даже с 4 или 5 клапанами на цилиндр. Я слетал в Уфу и, побеседовав с конструкторами моторного завода, утвердился во мнении, что для люксовых заднеприводных машин, «руслана» и «ЗИЛ-Чайка» стоит, наконец, довести до ума восьмёрку объёмом порядка трёх литров, добавив цилиндры к отработанному в производстве V6. Если новая «волга» была утверждена как принципиально иное поколение среднеразмерных легковушек, «руслан» пока довольствовался лёгкой модернизацией. Конечно, ради V8 чуть он удлинится, и, что важно для продвижения обновлённой машины, немного изменим дизайн передка, всё равно оснастку под штамповку крыльев и капота придётся менять.

По обыкновению, надо было «рапортовать» к новому году об успехах, и в наибольшей степени понятию «успех» соответствовало утверждение в качестве модели для запуска в производство на заводе РАФ первого советского 7-местного минивена. Конечно, только бензинового, иначе сопрут дизтопливо, и танки заправлять нечем.

Конструкторские заботы, съевшие львиную долю зимнего периода, отобрали время от гоночных машин. Весной 1987 года, когда кроме НАМИ-МАДИ и команды Эстонии против нас на «союзах» выступили ещё три пары, стал подумывать, что этот сезон для меня последний. Предыдущий я как-то продержался за счёт автотехники, теперь у сильнейших советских гонщиков она примерно одинаковая. И если в СССР отрицается существование профессионального спорта, на самом деле большой спорт у нас исключительно профессиональный, все чемпионы числятся то тренерами, то инструкторами, то инженерами, то военнослужащими, причём непосредственное начальство видит своих подопечных исключительно по телевизору и на стадионе. Я же — чистой воды любитель, гоняю без отрыва от бюрократического производства. Ну, не совсем чистый. Если бы отсиживал в кабинете каждый будний день с 9.00 до 18.15 и занимался спортом лишь после службы и в выходные, то… выпускать меня на трассу было бы просто опасно для самого и окружающих. В свободные дни посещал только секцию художественного мордобоя, и то не без пользы для Формулы-1, поддерживая физические кондиции.

Но всё равно, мой образ жизни куда менее полезен для гонок, чем полное посвящение им себя — за рулём, в гараже с гаечным ключом либо в спортзале, накачивая мышцы рук и другие мускулы, позволяющие управлять машиной при перегрузках в 3 и даже более «жэ». Сущая ерунда по сравнению с лётчиками-истребителями, для которых 7 «жэ» — вполне обыденно? Как бы ни так. Их перегрузка вдавливает в кресло, и в эти моменты необходимы лишь небольшие движения ручкой управления, оборудованной бустерами. Нас перегрузка вминает в бок, всё равно крутишь руль, иначе хана, и никаких усилителей в помине.

Говорят: ну и что, там же у лётчиков скорости выше, сверхзвуковые. Ха-ха три раза. Даже на сверхзвуке земля под крылом смещается едва-едва, когда самолёт набрал высоту, а из-за облака не выпрыгнет неожиданное препятствие, потому что радар прощупывает пространство на десятки километров вперёд. Маневренные бои ушли в прошлое, надо лишь выбрать правильную позицию для пуска ракет и умело увернуться от вражеской ракеты. А на взлёте и посадке скорость того же МиГа или Су примерно как у Формулы-3, зато на взлётно-посадочной полосе нету шиканы, ВПП всегда прямая. Уверен, лётчики привели бы мне миллион аргументов, что их «служба и опасна, и трудна», как в песне про ментов из «Следствие ведут ЗнаТоКи», но остаюсь при своём мнении. Как и в уверенности, что, не переходя в чистые профессионалы, проиграю мастерам.

Лена Рубец, кстати, закусила удила и полностью бросила работу в НИИ, успев защитить диссертацию. Естественно, сохранила должность и зарплату, «у нас нет профессионального спорта», не слишком много получая. Премии за очки в чемпионате СССР и в гонках европейских соцдемократов выливались в более крупные суммы, если не сходила с трассы. Её в любом случае держали, единственная женщина-гонщик Формулы, как в моей прошлой юности Терешкова — первая лётчик-космонавт, несла советскому спорту политические бонусы. Мы с ней пересекались регулярно, и она уже не воспринимала меня как соперника. Обычно — выигрывала, когда не вмешивались проблемы с техникой.

В августе очередной этап первенства СССР был приурочен к открытию Ереванского кольца, первой трассы для Формулы на Кавказе, Батумская и Бакинская пока не вступили в строй. В Армении как раз начались волнения, и, в отличие от горбачёвских партократов, нынешние правители реагировали быстро и жёстко. В качестве пряника, не один же кнут показывать, объявили Ереванское кольцо всесоюзной комсомольско-молодёжной стройкой, дали денег и фонды. Главное, кроме студенческих стройотрядов пригнали заключённых.

На этом фоне выступление нашей пары, пусть в разных командах, пропагандировалось как триумф любительского спорта: в свободное от основной работы время инженер-конструктор «союза» Сергей Брунов и проектировщик трассы кандидат технических наук Елена Рубец опробуют лично результаты своего созидательного творчества на благо социализма, ура, товарищи.

Народу набилось… Даже участникам гонки не хватало одноместных номеров, меня в «Советской» устроил и дабл на двоих с врачом команды. Валя с удовольствием ездила на Кавказ. Присутствие мужа мешало местным назначить ей свидание, но не казалось препятствием осыпать комплиментами «девушку-джан». Моей половине перевалило хорошо за 30, большинство советских дам к этому времени начинало расплываться и утрачивать сексапильность, Валентине никто не давал больше четвертака, лицо и фигуру сохранила на зависть каждой. Если снова понадобится на постер для рекламы гоночного МАЗа, как перед ралли Париж-Дакар, вполне подойдёт. Возражать не буду.

На квалификации занял позорное 12 место, что не улучшило настроение. Да, настройки не те, с резиной ошибся, трасса была грязная, много чего можно сказать, кроме одного — как отыграть до 5–6 места, а не скатиться ещё дальше.

Позавтракали, вышли из номера и когда шагали по коридору мимо комнат, где остановились технари и гонщики НАМИ-МАДИ, почувствовал характерный дымный запашок. О, чёрт! Он не касался моих ноздрей около полутора десятков лет, собственно, с момента попадания в СССР. Но спутать трудно. Сказал Вале «обожди минутку», сам толкнул дверь, оставленную полуоткрытой.

Леночка спрятала руку за спину, точно школьница, застуканная строгим папой за сигаретой.

— Что ты примешала к табаку?

— Доброе утро. А тебе дело? Или сдашь меня, чтоб взяли анализы и сняли с гонки?

— Сдам. Если ты обкуренная, то опасна. В том числе для себя.

Она, более не скрываясь, затянулась самокруткой, прошла в туалет. Раздался шум смыва. Значит, спустила улику в унитаз. Выглядела адекватной, даже зрачки обычные. Скулы чистые, какая-то сложная операция, сделанная зимой, помогла, шрамов практически не видно. Глаза весёлые, непривычно злые и лихие.

— Помнишь, спрашивал меня — не тяжело ли мне крутить руль. Ещё как тяжело, твою мать! На квалификации потянула кисть — болит, зараза. А курну три-четыре затяжки, так получу заряд бодрости. И уже не больно.

— Но твоё восприятие мира искажается!

— Правда? Значит, это привычное восприятие. После аварии в Тропарёво я ни разу не садилась за руль, не покурив. Иначе руки дрожат. Вообще, жизнь — шлак. А так становится терпимой, и на ожоги плевать. Ты не помог мне, так не мешай.

Ничего, что вытащил её из кокпита за секунды до взрыва, рисковал, сам обгорел? Это и есть — не помог?

Она, уже затянутая в комбинезон, слишком жаркий для августовской Армении, перебросила сумку через плечо, буквально выпихнула меня в коридор и рванула быстрым шагом мимо Валентины, не забыв запереть дверь. Моя удивлённо проводила гонщицу взглядом.

— Что у вас произошло?

— Если намёк на секс, то даже такой быстрый кролик как я не успел бы.

— При чём тут… И запах — странный.

— Травка. Лёгкий наркотик. Накурилась, чтоб не тревожила травма руки и душу не терзал страх после прошлогоднего случая под Москвой. Боюсь, перед посадкой в машину сделает ещё несколько затяжек.

— Какая глупая! И у нас в советском автоспорте нет никаких тестов на допинг, иначе наркотик засекли бы моментально в моче или в крови. Самоубийца! Надо сообщить организаторам.

Пока спускались к машине, на которой должны были ехать на трассу, поделился сомнениями: Лена и так постоянно гоняет после нескольких затяжек, а мой донос сочтут неспортивным поведением с целью устранить конкурента.

— Потом ещё пришьют домогательства. Почти как в Америке. Скажут — ты хотел, она не дала. Вот и отомстил.

— На самом деле всё наоборот. Она предлагала, я не отдался.

Валя пожала плечом, отягощённым медицинской сумкой.

— Зря. Интересная баба. Из категории — разок можно, — потом рассмеялась: — Да шучу я! Не вздумай это истолковать как разрешение к походам налево. Тем более к наркоманкам. Но вот что с ней делать…

— Когда не знаешь, что делать, не предпринимай ничего, так сказал Конфуций.

Валентина не особо знала великое китайское наследие, потому купилась, поверив, и не стала спорить с авторитетом. Договорились принять меры негласно, через знакомых в КГБ, но уже после гонки, и чтоб меня не заподозрили.

Набились в автобус ЕрАЗ, начавший кудахтать до боли знакомым дизелем 2.0TD, Леночка села вплотную к водителю и кокетничала. С моего места виднелась только грива тёмных волос, уже хорошо отросших после больницы и вынужденной стрижки. Раскованная, особенно после тонизирующей самокрутки, «девушка-джан» получала ещё больше внимания от армянских мужчин, чем моя половинка, и демонстративно наслаждалась успехом.

Ехали около получаса, довольно быстро, в присутствии Леночки водитель буса стремился доказать, что его ЕрАЗ летает не хуже гоночной Формулы. Вышли, яростный порыв ветра скинул с моей головы кепку с надписью «АЗЛК-Тойота», едва смог её догнать. Ветры в горах коварны и непредсказуемы, Ереван — неподходящее место для такого спортивного сооружения, Рубец не могла этого не знать. Но разве остановишь проект, если он объявлен всесоюзной комсомольско-молодёжной ударной стройкой, а самые главные строители — закавказские комсомольцы, сокращённо з/к?

Сдан объект был, как и большинство строек СССР, чьё окончание приурочено к чему-нибудь политически важному, с массой недоделок. Этот — к 9 мая, и до августа, фактического ввода в строй, недоделки судорожно исправлялись, но далеко не все. Я грешным делом подумал: сюда бы ВЧК из Миндорстроя, уж они бы накопали на дюжину уголовных дел. Нет, коллеги проверили только полотно и заставили сделать его соответствующим ГОСТам. Трибуны стояли как на футбольном поле для мундиаля. А вот боксы представляли собой пустые бетонные кубики, в некоторых отсутствовала электропроводка, питание для оборудования подавалось через удлинители, напоминавшие длинные чёрные сопли. Туалет — просто кабинки позади боксов с дыркой над ямой. Комфорт по-армянски!

Солнце не просто светило — оно жарило. Асфальт плавился. Зрители на трибунах укрывали головы зонтиками или хотя бы газетами, я натянул подшлемник, а шлем держал в руках до последнего, в нём ещё горячее. Кажется в такие минуты, что даже из берушей течёт пот!

Меня завели, медленно покатился из бокса — занимать своё позорное место, с него, даже если вылезти из кокпита и распрямиться в полный рост, видны впереди только задницы машин, увенчанные задним антикрылом, чьи пилоты нормально откатали, а не так, как я. Справа — трибуны высотой едва ли не с пятиэтажный дом. Здесь старт и финиш, самая интересная часть гонки, хоть я бы предпочёл болеть на каком-то остром повороте после прямой, там больше чрезвычайных ситуаций. Как очередное свидетельство поспешности сдачи автодрома — субтильная деревянная операторская вышка слева от трассы, метров через 70 после трибун.

Почему это так запомнилось? Эх, отмотать бы назад и спустить в унитаз своё чистоплюйство, как Леночка Рубец — свой бычок с наркотой…

Погнали! Я всё же приобрел опыт, и мой осторожный стиль, позволявший реже влезать в столкновения и беречь машину, в очередной раз выручил. Не знаю, употреблял ли кто другой стимуляторы, но гонка превратилась в рубилово. Несколько раз снижал ход при виде флажка и пристраивался за машиной организаторов, люди на трассе срочно убирали с дороги чьи-то обломки. К смене резины переместился на 7 место, заехав в бокс на три круга позже Рауля, теперь мог топить на все деньги, понимая, что запас прочности новой резины у меня лучше, чем у лидеров.

Периодически мешал ветер. Может, и не столь сильный, как в Африке на пути к Дакару, зато внезапный, порывистый. Машину швыряло. Если по-хорошему, соревнования следовало бы остановить. Но это же политический момент, в Закавказье неспокойно, надо понимать, товарищи…

«Союз» Елены я догнал на предпоследнем круге, в районе пит-лейна. Поворот, и — прямая, которая через круг станет финишной, метров пятьсот ровная как стрела. Не рассчитывая обогнать соперницу, следил в зеркало, чтоб меня не начал атаковать эстонец, оставленный позади секунд тридцать назад, он дымил, но упорно держался. Наверно, молился, чтоб мотор не сдох на последних километрах.

И тут удар ветра! Хрен с ним с эстонцем, пусть приближается, я чуть отпустил газ, не используя прямую для максимального разгона, нырнул в тень от трибун, сразу почувствовав разницу. Теперь самое важное — удержать машину ровно, когда вылечу из-за экрана, и ветер, если не стих, снова навалится на мой правый борт.

А мчащийся впереди «союз» и не думал сбрасывать скорость. Дистанция до него увеличилась. Гонщица на адреналине, на кураже и на наркоте только и знала давить на газ. Выскочила за трибуны, раскочегарившись глубоко за две сотни…

Тогда это и случилось.

Говорят, всё произошло как в замедленном кино? Едва ли не минута? Нихрена подобного, секунда-полторы. Просто в гонке секунда вмещает очень много, врезается в память как высеченная в граните. Мысленно перематываешь эту короткометражку снова и снова, мучаешься мыслью — почему ничего не сделал… Даже когда поздно пить боржоми.

Воздушный кулак придавил корму её машины, повёл в сторону и оторвал задний спойлер. Задняя пара колёс в доли мгновения утратила прежнее сцепление с дорогой. Машину подбросило. Казалось, она вообще летит в воздухе над газоном, сильно забирая влево и даже не касаясь земли. А потом врезалась в опоры операторской кабины, разметав их как спички.

Потом меня спрашивали: почему не ударил по тормозам, не бросился спасать — как тогда в Тропарёво?

Не знаю. В первый миг заботило не налететь на обломки её антикрыла и не разбиться к чертям самому. Когда поравнялся с остатками будки и гоночной машины, тормозить было поздно, уже несло к повороту, где виднелась корма другого «союза», отстающего на круг. Я завершил гонку, соревнования почему-то не остановили, наверно из-за того, что авария случилась в стороне от трассы, и не сразу поняли, что там со смертельным исходом.

И как стоять на пьедестале почёта, обливаться шампанским, когда твой коллега-товарищ по спорту погиб, будь он сто раз соперник? Торжественное награждение отменилось.

Если по правде, меня ничто особо не связывало с этой женщиной. Даже если бы переспали в Волгограде, как она добивалась, вряд ли бы это что-то сильно поменяло. Лена — дама не моего романа. Подозрение, что именно она сыграла ключевую роль в моём аресте, подозрением и осталось.

Бисексуалка, наркоманка. Как личность местами довольно неприятная, неблагодарная, зачастую беспринципная… Хватит! Не гоже о покойниках говорить плохо.

Отчасти виновато моё мировосприятие из 2025 года, не на 100 процентов исчезнувшее. Тогда к травке и вообще к лёгкой наркоте относились, глядя сквозь пальцы, отвратительное явление стало обыденным. Здесь наркотики употреблялись неизмеримо реже, я должен, должен, должен был кричать!

И что ещё не давало покоя… Она хотела от меня ребёнка. Продолжить наследие Бруновых в бесконечность ещё по одной линии. Это не оставило равнодушным.

Понятия не имею, насколько те затяжки повлияли на её решения и стиль вождения. Быть может, давила гашетку в пол, увидев меня в зеркало заднего вида, не желала уступить лыжню, травка не причём. Не исключаю, что, не покурив и не уняв последствия травматического стресса, ехала бы ещё хуже. В любом случае я смалодушничал, не обеспечил, чтоб обкуренную сняли с гонки, а лучше вообще отстранили от опасного спорта. Испортил бы себе репутацию, но она осталась в живых.

Stop narcotics, narcomano stoppo!

Stop narcotics, narcomano stop!

Дурашливая песня Доктора Александрова, ещё из той, оставленной жизни. Почему я не послушал ехидного доктора, не остановил Елену⁈

Клип на эту песню здесь: https://www.youtube.com/watch?v=rmTsg_YOGUU