Гений: дорогу бомбили?

Глава 10

10.

Не всё коту масленица

В Советском Союзе масленицу отмечали, но скромно. Праздник, в основе своей — языческий, считался чем-то вроде народно-фольклорного, мифологически противостоящего христианству, потому масленица получила высочайший одобрямс. Мы всей семьёй отправились в Парк Победы, где румяные толстые тётки пекли не особо вкусные блины из муки на воде, смазывали маслом и продавали всем желающим за сколько-то там копеек, а за небольшую доплату плюхали на блин ложку густого яблочного повидла из трёхлитровой банки. Свежий воздух, последний снежок и яркое солнце, обещавшее из зимнего превратиться в весеннее, запросто компенсировали гастрономические недостатки блюда. Сожжения чучела зимы организаторы не предусмотрели, видимо, на сей счёт не поспела соответствующая инструкция из московского горкома КПСС, и я понимаю товарищей партийцев — перебарщивать вредно. Вдруг возврат к языческому славянскому политеизму породит нездоровую конкуренцию с единственно правильной религией — марксизмом-ленинизмом? Низ-зя!

Лично мне праздничное настроение подпортил нежно любимый Колхоз Громкого Бурления, сокращённо — КГБ. На сей раз аудиенции у Семичастного на площади Дзержинского не удостоился, нервы трепал один из его помощников. Был одет в штатское, тёмно-серый чистошерстяной костюмчик, и на лицо невзрачно-нейтральный, но по должности не менее как полковник. Без предисловий кинул мне письмо с пришпиленным скрепкой конвертом и штемпелем конторы на первом листе.

— Ваше произведение?

Я изобразил святую невинность.

— Откуда такое предположение? Или это государственная тайна?

Помощник главсатрапа чуть поморщился.

— Как раз никакого особого секрета нет. Для вас. В течение января-февраля в Академию наук СССР, в КГБ и в отдел писем ЦК КПСС пришло несколько писем с предупреждением об опасности эксперимента на Чернобыльской АЭС в апреле следующего года. Естественно, анонимные, те сразу отправились на вечное хранение в архив, то есть всё равно, что в мусорку. Но одно предостережение поступило от довольно уважаемой организации, правда, источник информации они раскрыть отказываются.

— Отказываются даже для КГБ? — не поверил я.

— Мы не всесильны и не можем их заставить. Письмо легло на стол Владимиру Ефимовичу, — он явно имел в виду Председателя КГБ. — Генерал приказал собрать воедино все сигналы о Чернобыле, выделил этот и заявил, что, пожалуй, знает человека, способного о серьёзных и мало кому доступных вещах сообщать в столь несерьёзной форме.

— И что же там? — я изобразил неведение.

— Стишки, — ответил офицер и, не снимая с лица недовольной мины, продекламировал:

Ускоренье — важный фактор,

Но не выдержал реактор.

И теперь наш мирный атом

Вся Европа кроет матом.

О, чёрт… Я это народное четверостишие не слышал, наверно, около полувека, автор мне неизвестен. Зато во второй половине 1980-х оно было популярно. Стоит благодарить бога, судьбу или каких-то попаданцев за то, что эта версия реальности не знает ни «перестройки», ни «ускорения». Ни, что важнее всего, «Горби плюс Райка» на кремлёвском троне. Соответственно, «ускорение» в первой строчке мало что говорит операм из КГБ, для сведущих оно как маркер: автор анонимного письма «перестройку» и весь тот маразм пережил самолично. Сколько же нас? Время вспомнить Маркса-Энгельса и воскликнуть: «Попаданцы всех стран, соединяйтесь!» Правда, на сей момент я в попаданстве подозревал лишь одного товарища, но его так просто не расспросишь.

— Передайте Владимиру Ефимовичу, что я отказываюсь от чести считаться автором сего послания. Но… Боюсь, что его отправитель прав. Не по форме, шутить здесь не над чем.

Офицер подобрался как борзая, учуявшая дичь. Ожидание чего-то важного проступило через маску безразличия и недовольства.

— Что вы имеете в виду?

— Ваш патрон прекрасно знает, что у некоторых людей бывают вещие предвидения. В форме галлюцинаций, бреда, нашёптывающих голосов, у каждого в меру его расстройства психики. Форма анонимки действительно неубедительная, но порой подобные пророчества попадают в цель довольно точно.

— Пророков много. И прогнозов тоже. Настолько, что некоторые из них чисто случайно совпадут с действительностью, — не согласился собеседник.

— Да! Но я очень редко, не чаще чем раз в квартал, вижу странные сны. Почти всегда на одну и ту же тему — автомобилестроение. Проснувшись, помню привидевшиеся конструктивные решения, спешу перенести их на ватман. Знаете же, что повальный перевод советских малолитражек на передний привод — это, в определённой степени, моя заслуга? Не переоцениваю себя, но столько лет положил, чтоб избавить АвтоВАЗ, АЗЛК, а потом и ГАЗ от заднеприводных… В курсе? А теперь признаюсь: вещий сон о том, что через два-три десятка лет абсолютное большинство мало- и среднелитражных легковушек будет выпускаться только с передним приводом, пришёл ко мне летом 1974 года. Я видел конструкцию рычагов, ШРУСов, стабилизаторов, рулевых реек в мельчайших деталях! Ни о французских, ни об итальянских экспериментах в этой области знать не мог.

— Фантастика.

— Она самая, но повторяющаяся. Примеров, как во сне великие люди находили решение проблем, кажущихся непреодолимыми, масса. Та же Периодическая система, если не ошибаюсь. И невеликие вроде меня тоже порой удостаиваются… Если бы не партбилет в кармане, сказал бы «божественных откровений», называйте как хотите. Но все прежние касались только автопрома. Утром просыпался и рисовал. Не верите? Дизайн «рогнеды», «березины», «людмилы», «лейлы» проявился, точь-в-точь как фотобумага в ванночке, мне во сне, потом с коллегами только полировали пропорции и другие детали. Неделю назад сильно встревожился, впервые проснувшись в холодном поту после сущего кошмара.

— Вам приснился взрыв на Чернобыльской АЭС? — ледок недоверия чуть подтаял.

— Какое-то большое сооружение, весна. Взрыв… Наверно, всё же не ядерный, но очень сильный. И вокруг меня падают мёртвые птицы. Окружающее вижу отчётливо до деталей, до запаха гари и хруста песка на зубах. В мельчайших подробностях. Бегу, меня выкручивает тошнота. Потом выпадают волосы. Поговорив с вами, понял — это радиация. Бр-р-р… До озноба между лопатками — до сих пор.

Он что-то начал писать в блокноте. Я добавил:

— И как, кого мне предупредить? Написать: мне приснился страшный взрыв, давайте закроем все АЭС? Есть более простые способы получить направление на госпитализацию в Кащенко. К тому же хранил надежду, что катастрофа не произойдёт. А другие точно указали — Чернобыльская АЭС?

— Да. 26 апреля 1986 года. Причём энергетики и Академия наук лишь в общих чертах задумывают подобный эксперимент, дата и примерно не назначена, точно — не в ближайшие месяцы, зато появились первые тревожные сигналы. Непонятного происхождения.

Ау, коллеги-попаданцы… Где вы? Дать, что ли, какое-то объявление, созвать ивент фантастов и там осторожно выяснять — кто в самом деле слышал про «ускорение» и, прости господи, «перестройку»? Вряд ли выгорит.

— Товарищ… генерал-майор?

— Полковник госбезопасности.

— Товарищ полковник, но как вы объясните физикам, что нельзя открывать ящик Пандоры из Чернобыля? У вас же сплошь — предсказания гадалок-экстрасенсов вроде меня. «Вся Европа кроет матом» — не особо впечатляющий аргумент.

— Нас впечатлило изобилие сообщений из совершенно независимых источников. Место и время совпадают. Либо, как минимум, не противоречат, как, например, в вашем случае. Конечно, не времена ежовщины, но кое-какой вес мы имеем.

Меня осенило.

— А та организация… Надавить на которую у вас жабры коротки… Это может быть только Фонд Гагарина!

— Я про них не говорил, — быстро отреагировал полковник.

— Фактически подтвердили, не отпирайтесь. И если мой комариный писк о недопустимости халатного отношения к безопасности на АЭС сольётся с их мощным рыком… Надеюсь, с неба не будут падать мёртвые птицы.

И всё же, кто написал в КГБ «ускоренье — важный фактор»? А мне самому необходимо убавить фронды и сарказма в общении с высокопоставленными. Раз Семичастный на меня подумал, хреновую я себе создал репутацию. Шут гороховый, которого едва терпят из-за «гениальности». Тем более что действительно сам настучал это письмо на пишмашинке, которую потом утопил в пруду, за бумагу и конверт брался в перчатках, не помогло. Но фиглярничал, чтоб отвести от себя подозрения, изобразил на бумаге хохмача-отморозка, вышло — что не вышло.

Неприятный осадок после ГБшного вызова смыла подготовка к 8 марта и сам праздник, я его люблю больше, чем 23 февраля, когда есть любимые женщины и не менее любимая девица Мариночка. Дарить им подарки и баловать воистину приятно. Ненавидят 8 марта нищие, кому не за что покупать подарок, а надо. Или конченные скупердяи.

Где-то слышал шутку от дамы, уже не помню от кого. Она сказала: дорогие мужчины, не нужно дарить нам одежду, косметику, украшения, мы всё это прекрасно купим сами себе, важнее другое… дарите нам простое, человеческое — деньги. Шутка, наверно, уже обросла бородой, но актуальности не утратила.

И хочу надеяться, что следующие дни 8 марта мы отметим, не проверяя счётчиком Гейгера каждый батон. Противодействие безумному эксперименту серьёзное.

Кстати, вспомнился совершенно дурацкий мини-сериал «Чернобыль», высмеянный за жуткую недостоверность. Я тогда заметил, что критиковавшие ляпы, а фильм практически весь соткан из ляпов, мало обратили внимания на эпизод, где белорусская учёная с нежно звучащими именем-фамилией Ульяна Хомюк (простите, белорусы!) поучает как пацанов высшее руководство СССР. По её мнению, развитие процессов в Чернобыле может привести к термоядерному взрыву, и рассказывает про зону поражения при таком взрыве, партократы словно последние олухи внемлют её глупостям словно откровению свыше. Мне почему-то кажется, что люди, в чьей власти нажать красную кнопку к началу ядерной войны, немного лучше разбираются в возможностях ядерного оружия, чем тупая колхозная баба — именно такой изобразили «белорусскую учёную» западные киношники. И уж самый жалкий лох знает, что никакого термоядерного взрыва спонтанно произойти не может. Кроме, конечно, дубоватых советских учёных и советского Политбюро — в изображении сценариста и продюсеров киноподделки.

Хоть чуть-чуть сталкивавшийся с высшей партийной и правительственной элитой СССР, я готов свидетельствовать под присягой: там отнюдь не конченные тупицы, бестолочи и подлецы, подобные персонажам «Чернобыля». Правда, за горбачёвское Политбюро ни в чём ручаться не буду, результат их правления Союзом слишком известен в покинутой мной реальности.

Пусть находят себе другие темы для «откровений», не будет вам Чернобыля. Что-то такое или подобное этому крутилось в голове, когда поезд Москва-Вюнсдорф нёс меня через Белоруссию, совсем недалеко от местностей, неизбежно попадавших бы в зону заражения. Люди живут там и не знают, какая хрень их миновала.

В Восточном Берлине меня на этот раз встречали не автомобилисты, а представители Министерства транспорта ГДР. Наши внешторговцы, верные привычке экономить даже на спичках, привлекли к решению дорожных проблем не диких западных, а приручённых восточных гансов. Те в числе первых изыскивают инвалюту и закупают технику в Бундесе, германские фирмачи продают её пусть без скидки, но в первоочерёдном порядке, поддерживая «младших братьев по арийской нации». Очень верно поступают, надо отметить, если смотреть с точки зрения их интересов. Что может предложить Советский Союз? Николаевские асфальтоукладчики и катки, по меркам ФРГ — продукция 1950-х годов. А мы щас как сопрём!

Бригады, оснащённые новейшим и не самым новейшим западным оборудованием, трудились на трассах, соединяющих Берлин с Потсдамом, Эрфуртом, Лейпцигом, Дрезденом и польской Познанью. Власти ГДР, естественно, не посмели отказать Москве в выделении трёх из них вместе с техникой. Я ознакомился с работой дорстроевцев прямо, можно сказать, на поле боя. То есть на ремонте дорог, причём нетронутый участок, по советским меркам, ремонта ещё не требовал. Максимум — мелкого ямочного.

Впахивали немцы красиво. Неторопливо, методично, без перекуров. Во всяком случае, не прерывали работу в течение двух часов, пока я любовался их суетой. Объяснили: отдыхают по скользящему графику, без останова машин.

И, конечно, сказывается климат, он более сухой, чем в окрестностях Москвы. У нас бы выполняли план, ссыпая горячий асфальт в лужи со снегом.

Жаль, что я тогда не имел возможности ознакомиться с текстом контракта, там нашлось бы столько интересного!

Вместе с провожатым вернулся в Берлин, выделенный мне в гиды чиновник управлял «волгой», рычащей дизельным мотором. Я не стал хвастаться, что едем на моём детище (во многом — моём), только спросил о популярности этих машин в ГДР.

— Зэр гут! — ответил немецкий камрад. — Дизельные машины из Западной Европы стоят намного дороже, а ездят не лучше.

— Именно дизеля?

— Конечно! — он удивился моей недогадливости, потом объяснил: — Их продают населению тоже. А возле каждого крупного города есть отличная автозаправка — советская военная часть. Мы впервые радуемся вашим танкам. Две канистры солярки, а то и три, меняются на бутылку шнапса. Некоторые владельцы «волг» забыли, как вставляется пистолет в горловину бака.

Вот то, чего боялись в СССР — массовых краж армейского топлива. В то же время союзники по Варшавскому договору откровенно считают Советскую группу войск недорогой дойной коровой, не скрывают и не стыдятся. Так что моя гордость за ГАЗ-24–10Д основательно увяла.

И популярность «волги» здесь несколько искусственная, слышал, ГДРовским вождям намекнули, что местное автомобилестроение не достойно создавать конкуренцию ГАЗу. «Вартбурги» шныряли во множестве, но, конечно, внешне здорово уступая «рогнедам» и «москвичам».

Как и во время эпопеи по созданию этих легковушек, в очередной раз навестил «Роботрон» в Дрездене, где по старой памяти договорился о пиратском копировании электроники. Услышал ожидаемое «яволь», произнесённое с готовностью. Тоже не горжусь, но и не стыдно. В XXI веке китайская промышленность оттолкнулась от беззастенчивого сдирания американских технологий, а потом рванула вперёд, да так, что в некоторых отраслях янки только жалобно смотрят вслед… Есть шанс, что СССР в этой реальности осуществит прыжок китайского образца раньше и дальше, всё же берём промежуточный старт от гораздо более высокой базы, чем КНР, истощённая маоистскими экспериментами.

Возвращение в Москву, сопровождавшееся вручением моим девочкам всяких ГДРовских ништяков, никакой азербайджанский хмырь над душой не висел и не мешал шопингу, совпало с публикацией в «Правде» разгромного отчёта нашего автодоровского ВЧК о результатах проверки 63 областей России, Украины и Белорусси. Возбуждено 197 уголовных дел! Народ посыпался с хлебных должностей как перезрелые яблоки с веток в ветреную погоду, кто на нары, кто-то всего лишь на поиск работы, но с удручающей причиной увольнения в трудовой книжке, практически с волчьим билетом. По-хорошему, борьбу за качество и против коррупции стоит вести везде, но сейчас столпы Отечества взялись именно за дорожников.

Всё замечательно? Чересчур, и душа подсказывала: скоро случится нечто скверное. Чисто для равновесия. Жизнь — она как шкура зебры от морды к хвосту, полосы чередуются: чёрная, белая, чёрная, белая, чёрная… задница. И вот белая затянулась, пока я, наконец, не увидел копию контракта, заключенного в интересах Миндорстроя Минвнешторгом СССР. Прочитал и охренел. В том же охренелом состоянии завалил к Варначёву, минуя Струкова. Министр подписывал какие-то бумаги, поднёсший их терпеливо ждал на почтительном расстоянии, немного согнувшись от подобострастия. Заметив мою прямую осадку и, надеюсь, «пламенный взор», Варначёв скис, словно откусил незрелую сливу, затем как можно быстрее прогнал предыдущего посетителя.

— Что-то стряслось?

— Естественно. Я же — возмутитель спокойствия. Следовательно, гонец со скверными вестями. Вы визировали внешторговский контракт с немцами по ремонту трёх автодорог? Зачем спрашиваю, сам видел — подпись там ваша, а не Струкова.

Он нервно потянул вниз узел галстука.

— И что?

— Много чего. Вас не насторожило, что контракт не прямой, а через посредника с Британских Виргинских Островов?

— Мне объяснили, что так принято… Посредник взял на себя часть финансовых обязательств перед партнёрами из ГДР.

— Вы же — взрослый, грамотный, информированный человек. Прекрасно знаете, что в ГДР возьмут под козырёк любой приказ из Москвы и годами будут терпеливо ждать оплату, напоминая о долге редко и ненавязчиво.

— Эти самые острова — безналоговая зона…

— Именно, дорогой Евгений Андреевич. Идеальная для отмывания и увода налево денег. ГДРовцам заплатили бы их деревянными марками или рублями СЭВ. В контракте забиты доллары США, причём — 100%-ная предоплата. Вы его хотя бы по диагонали просматривали? Какие, к едреней фене, финансовые гарантии, когда деньги уже перечислены все, а немцы ещё ни единой лопаты асфальта не кинули, — я выставил ладонь вперёд, изображая торможение. — И не торопитесь доставать валидол из стола, пока ещё цветочки. Про ягодки рассказать?

Жалко смотреть было на человека. Чую нутром — не вор. Но доверился «ответственным товарищам» и «крупным специалистам», не вник. Тем самым способствовал краже очень крупной суммы.

— Режь уже меня без ножа. Выкладывай.

Я присел на краешек стула перед его столом.

— Самое приятное в этом контракте — цена. Знаете, во сколько обходится строительство километра автобана в Германии с нуля, по две полосы в каждую сторону? В среднем 18 миллионов марок. У нас без мостов и других крупных сооружений выходит, если перебить доллары на марки, больше 20 миллионов за километр. А доллар гораздо «тяжелее» дойчмарки.

— Но они оставляют нам оборудование, обучают…

— По цене, равной цене нового оборудования в ФРГ — с доставкой в СССР, сборкой, наладкой и обучением местного персонала. Попросите в бухгалтерии деревянные счёты, а лучше — счётную машинку. Даже если считать их замученные агрегаты за 50% стоимости, а ремонт дороги взять втрое дороже, чем выполняют ДРСУ, государственная казна переплатила… — пауза, барабанная дробь, расширенные зрачки министра. — Казна переплатила не менее 110 миллионов долларов.

— Сколько⁈

Это даже не возглас. Хрип.

— Понимаю, обидно. Если бы вам какой миллиончик откатился, выглядели бы иначе.

— Бутылки коньяка не проставили! — министр схватился за голову. — Но как же Минфин… Неужели сумма ушла столь бесконтрольно?

— Понятия не имею и могу лишь предполагать, что все причастные — в доле.

Повисла пауза. Варначёв только уточнил: визировал ли я контракт.

— Не считаете же меня самоубийцей. Нет, только заявку, в которой не были указаны ни сумма сделки, ни контрагент.

Пауза продолжилась. Министр вытер пот с физиономии, хоть в его кабинете не особо жарко.

— Сергей Борисович, ты не боишься? У укравших сумму, сопоставимую с годовым бюджетом какой-нибудь африканской страны, наверняка длинные руки.

Я наклонился вперёд.

— Так действую исключительно на инстинкте самосохранения. История рано или поздно всплывёт. Она насквозь фекальная, а коричневая субстанция всегда рано или поздно выныривает на поверхность. И у нас с вами спросят: какого многочлена уважаемые товарищи Брунов и Варначёв молчали в тряпочку? Не знаю как вы, а я боюсь молчать.

Он вздохнул. Потом решился.

— Поступай как знаешь.

Прямо в его кабинете я взял вертушку с гербом СССР и набрал номер, доверенный мне только для сверхчрезвычайной надобности.

— Владимир Ефимович? — увидел, как при упоминании имени-отчества председателя Компании Голых Баб, сокращённо КГБ, у Варначёва дёрнулось веко. — Брунов побеспокоил. Дело чрезвычайной срочности, важности и конфиденциальности.

На том конце раздался кашель.

— У меня совещание.

— Понимаю всю неловкость звонка. Но из казны только что похищено 110 миллионов долларов и отмыто через подставную контору на Британских Виргинских островах.

Наверно, он прикрыл трубку ладонью, но неплотно, просочилось:

— Совещание прерывается, продолжим завтра в 9−00, — потом мне, громко: — Уверен?

— К сожалению — да. Доказательства бронебойные.

— Ты где?

— В кабинете Министра дорстроя Варначёва. Мы обсудили нашу находку и решили, что вам стоит знать.

— Кто ещё в курсе?

— Мы с вами трое. И исполнители преступления, конечно, но про нашу находку они вряд ли осведомлены.

— Оставайтесь на месте. К вам выезжает опергруппа. Будьте предельно осторожны!

Я положил трубку, демонстративно достал «макарыча» и дослал патрон.

— Пока ничего не началось, попросите секретаршу никого не впускать. К сожалению, я буду вынужден держать на прицеле любого, кто вломится силой. Шутки и игры закончились.

К концу телефонного разговора с КГБ мой временный босс побледнел, сейчас, по окончании диалога, отнюдь не порозовел.

— Сергей! У тебя семья есть?

— Жена, трое детей и сестра с мужем.

— У меня тоже — жена и дети. Стоит, наверно, их предупредить…

— Не смейте. Накликаете беду на всех. Никто не знает, что я сумел подсмотреть финансовые документы контракта, просил только техническую часть. Наглецы столь беспечны, что экземпляр лежит свободно в бухгалтерии министерства, но никто из наших даже не глянул в цифры, из министерского бюджета ни рубля не уходит, чего там интересного? Вот когда придёт пора оприходовать ГДРовское ломьё, быть может…

— Оприходовали бы и повесили на баланс, умножив объявленную цену на курс в день прихода. Это же — бухгалтера! Им важно, чтоб правильно было отражено в учёте, на целесообразность плевать, — Варначёв потёр пальцами щёки в бесплодном усилии вернуть им краски. — Наверно, воры на это и рассчитывали. Но представь, столь огромную валютную сумму, в годовой бюджет не заложенную, из каких-то спецрезервов, отправили не менее чем с утверждения Председателя Правительства!

— Хотите сказать: он — в доле? Давайте не будем загадывать. Мы немного прикрыли зад, первыми стуканув в КГБ, закон физики на нашей стороне: скорость стука превышает скорость звука. Пусть теперь премьер и министр внешней торговли ломают голову — как отбрехиваться.

— Лучше бы ты не заметил…

— А ещё лучше, чтоб ты, Евгений Андреевич, внимательнее вчитывался в бумажки перед тем, как вывести свою закорючку, — я без спросу перешёл на «ты», не встретив сопротивления. — Тот перец, что стоял передо мной, тоже сунул пачку — подмахни не глядя.

— Там мелочи… Твою мать! Куда я влип⁈ Сидел себе спокойно на Уралмаше, работа тоже нервная, дёрганная, неоднозначная, но хотя бы понятная. Дорстрой — воистину проклятая отрасль. Едва ли не каждый, способный урвать и спереть, непременно это сделает.

— Ваше счастье, что я — не «каждый». Или ваше горе.

Я хотел сам заварить чай, не вызывая секретаршу, но в кабинет вломилась целая банда с оружием. С площади Дзержинского на Калининский проспект, если с мигалками и без пробок, ехать всего ничего. Семичастный нас визитом не удостоил, за автоматчиками порог переступил тот самый полковник, что читал с листа стишок про «мирный атом». Он и удостоился первым рассказа об афере.

Ночевали с Валей, детьми и Машкой в каком-то загородном особняке КГБ, окружённом высоким забором, предупреждённые, что здесь придётся провести три-четыре дня, пока идут аресты. Варначёвых тоже сюда привезли, оказалось, министр недурственно играет в русский бильярд, я давно не держал в руках кий и проиграл ему две бутылки пива.

Одно радовало: мы точно определены в свидетели по этому делу, а не как соучастники главных подозреваемых.

Может, и правда лучше было промолчать? Но не в моей натуре. 197 уголовных дел о сравнительно мелких хищениях в регионах враз померкли по сравнению с миллионами долларов, крадеными через Минвнешторг. А это не фантики середины 2020-х годов, когда самая дешманская китайская повозка, через несколько лет годная только в утиль, стоит больше 20 тысяч зелёных (по курсу). В 1980-х годах за новые добротные малолитражки, способные прожить треть века, просили меньше десятки, а бывшие в употреблении стоили всего ничего. В пересчёте на автотранспорт злодеи умыкнули продукцию АЗЛК едва ли не за целый квартал!

Даже немного завидно.