Путешествие в рай, но при жизни
Телефоны-автоматы на первом этаже заводоуправления были довольно новые, с прозрачными пластиковыми дисками. На улицах города ещё встречались старые, с металлическим номеронабирателем, оставлявшие на пальце ржавый след. Правда, обрамление полуоткрытое и тоже пластиковое, не располагающее интимно кокетничать по телефону с девушкой.
Она сняла трубку сразу. Голос был деловой и одновременно немного томный.
— Приёмная.
Набрав воздуха, кинулся в наступление.
— Оксана, здравствуйте. Это Сергей-автогонщик. Спешу исполнить обещание угостить вас ужином.
— Спешите? Вы так на меня смотрели, думала — наберёте вчера.
— Я — настойчивый, но не навязчивый. Во сколько сегодня заканчиваете?
— Не навязчивый? Но не оставляете мне выбора.
— Почему же? Выберете из меню всё, что вам по вкусу. В 18−00?
— В четверть седьмого. Надеюсь, знаете, где управление торговли. Горсовет, у памятника Ленину.
— Вы — не только красивая, но и на редкость оригинальная. У памятника Ленину мне ещё не назначали свидание.
Фемина-люкс не то хохотнула, не то мурлыкнула. И положила трубку.
В цеху на меня накинулись: почему не дал замолвить словечко на предмет жилья? Соврал: сам завёл разговор, мол — рассматриваем, но, похоже, надежды мало, потому что от меня откупились иначе. Показал бланк акта технического состояния и пообещал:
— Ставлю ящик пива.
Аргумент весомый — в ящике двадцать бутылок 0.5. На бумаге дедово сокровище моментально приобрело состояние «своим ходом на свалку не дойдёт», и я тотчас метнулся в заводоуправление, получил квитанцию на оплату в 1273 ₽ 17 коп., люблю советскую точность. Так как сберкасса находилась рядом, успел заскочить и туда. К вечеру получил бумагу для ГАИ и ровно в 18−15 уже стоял на площади у исполкома. Правда, ещё на государственных номерах «03–09 проба».
Ох, какая прелесть выпорхнула из дверей административного здания! Неужели ко мне? Остановилась, крутнув головой, шикарные блондинистые кудри колыхнулись волнами. Не дожидаясь, когда сбежит, высунулся из машины, окликнул, распахнул переднюю дверь.
— Серёжа, у вас другая машина!
— Вы же тоже в другом платье. В одном два раза подряд — не очень? — я занял водительское место и, перегнувшись назад, вытащил букет роз.
Шикарных, надо сказать. По пять рублей за цветочек.
Изумительный носик погрузился в цветы.
— Пахнут изумительно. Наверно, с рынка.
— Вы думали, я их под памятником Ленину собрал? Нельзя, вождь мирового пролетариата затаит обиду и выплеснет её на нас через КГБ.
Трёп не помешал мне завести мотор и тронуться. Ехали совсем недалеко — в ресторан «Волга», где гонщиков знали, и нам при любом раскладе всегда находился столик. Сегодня даже червончик не пришлось давать, часть мест пустовала, вторник — не самый разгульный день недели.
Я галантно отодвинул кресло, помогая сесть. Моя спутница была в довольно светлом платье, оно чуть длиннее пятничного и едва открывавшее коленки, но с разрезом снизу и вырезом сверху, всё такое соблазнительно надрезанное и недозастёгнутое, красный поясок на тонкой талии. На шейке блестела тонкая золотая цепочка, на пальцах с идеальными ноготками — столь же тоненькие колечки, не килограммовые шайбы, столь любимые работницами торговли. Что особенно впечатлило — тончайшие колготы или чулки с вертикальной строчкой сзади, вроде как не по погоде и не по сезону, ибо июль, но чертовски сексуально. Босоножки красного цвета на шпильке. В общем, если бы я работал с такой рыбкой в одной конторе, на служебных делах не сосредоточился бы никогда, гормоны не позволят.
Официант принёс вазу для роз и два меню.
— Предлагаю социалистическое распределение труда: вы выбираете, я вами любуюсь.
— Почему девушке достаётся самое сложное?
— Хорошо. Я выбираю, вы любуетесь. Но кем?
Выбрали вместе. Предупредил, что заказанное шампанское только пригублю для вида и компании, поскольку за рулём.
— Вы вообще не пьёте?
— Наука говорит: употребляющие в меру живут дольше категорических трезвенников. Я не могу противиться двум вещам: науке и вашим чарам.
Наверно, пересолодил. Как в чашку с чаем кинуть семь ложек сахара. Но Оксана принимала любование ею вслух в любых количествах. Тем проще.
Но даже её проняло, как на неё таращусь. В США за такие гляделки принято подавать в суд за домогательство, у нас — нормально.
— Что-то случилось, Серёжа? У меня тушь размазана?
— У вас всё идеально. Настолько, что спрашиваю себя: в чём подвох.
— Подвох?
— Конечно. Вы — красивее моделей с обложки «Плейбоя». Вас с руками, а лучше с ногами оторвёт любой дом мод. В Москве явно приглянетесь кому-то, кто подставил бы плечо. Даже за рубеж бы позвали, рекламировать всякие модняшки от Тифани или Диор. Но мы с вами — в промышленном поволжском городке. Вы не отвернулись от простого заводского парня на тарахтящей жигулёвской корытине, живущего на инженерную зарплату в крохотной однушке, а нормальную квартиру два года ждать. Американцы такое называют «дауншифтинг», понижение уровня. Вот и ломаю голову: почему вы до меня снизошли? — я остановил её протестующий жест и окончил: — Без обид. Просто здравая оценка ситуации, что очень сложно, когда, глядя на вас, растекаюсь как мороженное на солнце.
— Ого… Загрузил! Серёжа, вы тоже — не простой слесарь или, там, инженер. Словечки всякие знаете, «Плейбой» листаете, интересно, где его нашли? Он в «Союзпечати» не продаётся.
— Там только «Крестьянка». Вас, простите, в «Крестьянку» на обложку не возьмут. На передовую доярку или знатную свинарку не похожи. Не только из-за внешности. Вы в душе очень непростая, это видно по выражению глаз, жестам, репликам… Даже по реакции на моё подростковое лихачество, когда ехал на спорткаре и случайно встретил вас на улице.
Горячее ещё готовилось стать горячим, а пока официант принёс «Советское полусладкое», открыл без хлопка и разлил нам по бокалам.
— За наше случайное знакомство! — произнесла Оксана, пародируя Светлану Светличную из фильма «Бриллиантовая рука», и подняла бокал.
— Аминь! — я динькнулся с ней и пригубил. — Появится оркестр, закажу им «Сердце гибнет в огнедышащей лаве страстей». Только не заставляйте стрелять из пистолета в застёжку бюстгальтера — пистолета нет, и вообще против вас я безоружен.
— Но анализируете каждое слово и жест… Сколько лет вам, Сергей?
— Двадцать четыре.
— А рассудительны не по годам. Ладно… думала — поболтаем о ерунде и потанцуем. Мне девятнадцать. Я из Черниговской области. Приехала поступать в Москву, во ВГИК не решилась, подалась в «Щуку». Училище имени Щукина.
— Знаю. В приёмной комиссии были женщины?
— Большинство! Уж как я перед ними танцевала народный танец, декламировала монолог из пьесы Островского, пела…
— В результате они вас возненавидели — за молодость, красоту и талант. То, чего у них нет. Но вы рассказывайте, я не провидец.
— Металась. Обратила внимание, что на меня засматриваются только мужчины женатые и старше. Снять мне квартиру для встреч, закидать подарками — хоть звезду с неба. Но ненадолго, пока не надоем. Парни моего возраста, студенты да шантрапа, мне не интересны. В общем, домой возвращаться не захотела, там меня сватали за сынка председателя райисполкома, сильно пьющего. И отец, и сын. Научилась машинописи и стенографированию. В общем, пока здесь. Осматриваюсь.
Она резко оборвала московские откровения, не поделившись, каким именно ветром её занесло из столицы в провинциальный торг, где её неизбежно ненавидят местные конкурентки.
— Видите, как всё славно обернулось? В категорию «осматриваюсь» я вполне вписался. Могу не опасаться, что согласились со мной поужинать с единственной целью — чтобы подсыпать снотворное, а потом продать на разборку на органы. Почки у меня здоровые, на квартирку в Москве хватит.
Она аж ротик приоткрыла, потом зажурчала смешком:
— Ваш юмор тоже необычен. Я — красивая, вы — весёлый. По-своему сочетаемся.
— Звучит практически как приглашение в ЗАГС. Согласен! Но давайте не спешить со свадьбой — хотя бы до горячего блюда.
— Давай… те.
— Просто «давай». Без «вы».
Перешли на «ты». За это чокнулись второй раз, ей подлил, у меня уровень шампанского не пошевелился. И правда, за рулём не пью.
Продолжил расспросы.
— А как на тебя смотрит местное начальство? Начальник, начальница?
— Начальник. Как женщиной мной не интересуется.
— Ни за что не поверю.
— Как примерная секретарша секреты босса раскрывать не могу.
С хитрой и чуть брезгливой улыбкой подняла голубую салфетку и уронила на стол.
Странно. При такой секс-бомбе в приёмной любой голубец обязан без вариантов переметнуться обратно в ряды гетеро. Если у них всё же… Нет, ни за что, прочь мерзкие предположения!
Наконец, подоспели холодные закуски, потом эскалоп со сложным гарниром. Оксана не ела — клевала. А вот шампанского бокал опорожнила. Когда, наконец, заиграла музыка, и мы вышли на середину площадки перед сценой, чуть покачивалась на каблуках, совсем не стойкая к спиртному. Но собралась, вслушалась и зажгла.
Ресторанный вокально-инструментальный ансамбль начал с довольно примитивной композиции из репертуара «Поющих гитар»: листья закружат, листья закружат, и улетят. Барышня выдала целый спектакль, там была и грусть осени, и тоска по любви, и что-то ещё, наверняка — глубокомысленное, но непонятное и оттого привлекательное. Танцевала сама себе, на меня особо внимания не обращая, только один раз, когда встретились глазами, а они у неё не синие, как в этой песне, а пронзительно-зелёные, подмигнула. Мол, для тебя стараюсь.
Дальше грянул медляк, достаточно современный для провинциального ресторана 1974 года, в моей прошлой молодости иностранщина ограничивалась «Мелодиями и ритмами современной эстрады», кажется, эта передача появилась на ТВ даже несколько позже. Тут парень затянул The Way We Were, необычно слышать её в мужском исполнении, а не голосом Барбары Стрейзанд из МР3-плеера, но было не до музыкальных изысков, я шагнул к Оксане и протянул ей руку, приглашая.
В медленном танце она не прижималась плотно, оставляя себе свободу движений, и фактически вела. От её умопомрачительной близости да в едва слышном аромате дорогого парфюма я натурально растворялся, и дело не в неутолённой похоти, я бы пылал, даже если бы провёл предыдущую ночь с любой.
Не произнёс вслух, но имя Оксана шло к волшебной фее не очень, слишком простое. Ну да, на Черниговщине распространённое, ей бы что-то более романское и романтичное, странно, что не взяла себе какой-то псевдоним вроде Лаура или Джулия. В чём-то стремилась быть естественной, даже волосы не красила, оставаясь натуральной блондинкой, видно по корням, хоть краски бывают ярче природного цвета.
Само собой, приковывала мужские взгляды всего зала. Я тоже ощущал на себе внимание, самое недоброжелательное. Когда вернулись за столик, подвалил детина, как бы вежливо, но с напором попросивший у меня санкции «пригласить даму на танец».
Даже рот не успел открыть, Оксана звонко отрезала:
— Простите, танцую только со своим парнем.
Тот некоторое время топтался рядом. Меня звать на «пойдём выйдем» как-то странно, не я же его на хутор послал. С бабой задираться…
Проблему решил официант, что-то шепнувший поддатому посетителю. Наверно предупредил, что гонщики АвтоВАЗа — неприкасаемая каста. Бугай отвалил.
— За «своего парня» спасибо. Не только потому, что его отвадила. Вообще приятно.
— Тебе — да. А мне такие жизнь портят. С кем бы куда не пошла, накатывается подобный Жорик или Валера, набивается. Что мой спутник должен делать? В драку лезть? А этих жориков обычно несколько. Да и мордобойные таланты — не главное в мужчине. Он должен уметь драться за место в жизни, а не с шпаной на улице.
Тут нужно сказать, что ближе году к восьмидесятому Тольятти, как и весь Советский Союз, накрыла волна популярности карате. Я ходил почти шесть лет к тренеру по боевому самбо и осваивал далеко не классический вариант восточного боевого искусства, ближе к улично-прикладному. И вот парадокс, голова помнила хотя бы базовые приёмы, а тело — не особо. Дома пробовал перед зеркалом и приуныл. Похоже, надо искать Денисовича прямо сейчас, он где-то живёт в Тольятти. Иначе мне с Оксаной прохода не дадут. Свинчатка, припасённая в кармане, поможет с первым ударом и только против одного. Навалится шобла — здравствуй, больничка.
Возможно, она прочитала опасения в моих глазах. Пришлось выруливать.
— Я тебя понимаю. Оттого мужики порой предпочитают водить в рестораны серых мышек, а не волшебных красоток.
— А ты?
— Я же с тобой. Тяга к прекрасному перебивает у меня чувство опасности. Сейчас ещё налью!
Шампанское чуть выдохлось и не так пузырилось, но барышня всё равно глотнула чуток. Второе блюдо расковыряла максимум на четверть.
— В общем-то, не о том спросила. Сама перед тобой раскрылась, почти незнакомым мужчиной, считай — донага. А ты о себе — почти ничего. Гонщик…
— Поверь, говорить о тебе интереснее и приятнее. Конечно, хотелось бы не автобиографию, а мысли, чувства… Какая ты в самом деле, а не только что с тобой произошло. Мужики падки на внешность, ты же знаешь, этот этап приручения я прошёл, пока ты ещё только садилась в мою гоночную. Мне интересен и важен твой внутренний мир.
— Забавно… Никогда такого не слышала.
— А это и есть главное — интерес к тебе как к человеку, а не только к подиумной модели. Конечно, всё не расскажешь, тем более сразу, и слова не всегда нужны, нужно понимать чувствами… Я, в отличие от тебя, однослойный и весь как на ладони.
— Но всё же — какой? Вдруг ты судимый?
— Век воли не видать! Все пальцы в наколках, на спине купола, как-нибудь покажу.
— Не пугай!
— Хорошо. Не судим. Даже службой в армии не отбывал лишение свободы. Когда заканчивал Харьковский автодор, вышло постановление ЦК и Совмина — в связи с высокой потребностью в молодых специалистах для машиностроительных отраслей нас, при условии работы по профессии, на действительную не призывать.
— Ты тоже с Украины приехал?
— Да. Родился, правда, в Орловской области, папа — военный, его мотали по стране, перевели в Харьков перед пенсией, выходит, почти земляки с тобой. Родители у меня — русские, твои, похоже, такие же, натуральные блондинки в Чернигове редко попадаются, только крашеные.
— Там ценят ярких, чернобровых, кареглазых. А не бледную немочь.
Я засмеялся.
— Напрашиваешься на комплимент, мисс Советский Союз? Да вся женская Украина вздохнула с облегчением, когда ты уехала, не соблазняя гарных хлопцев. Комплимент зачтён?
— Даже заслуживает поцелуя. Но ты продолжай.
— Потом Горьковский автомобильный завод, год назад перевёлся на ВАЗ, — умолчал, что для меня главным вышло по итогу, что покинул Украину задолго до 1991 года, этого ей знать не нужно. — Инженер-испытатель. Не женат, алиментов не плачу. Всё. Примитивно до ужаса.
— Та-ак, — она ещё раз прикоснулась губами к бокалу, где уже краснел отпечаток помады. — Значит, придётся вытягивать каждое слово. Как в Гестапо.
— Яволь, фройляйн штурмбанфюрер!
Вообще-то, фройляйн или фрау в качестве офицера Гестапо или вообще в СС — дикая чушь. Не служили там женщины, не могли служить, СС — мужской и почти монашеский орден. Но в прошлом году прошёл на экранах и стал отчаянно популярен фильм «Семнадцать мгновений весны». С лёгкой руки его авторов, изобразивших злодейку Барбару из Гестапо со значками унтершарфюрера СС в петлице, женский образ эсесовки стал нормой. Тем более чёрная форма, на самом деле — давно упразднённая до описываемых в фильме событий, очень эффектно смотрелась и на Барбаре, и на Штирлице. Всё это я читал после «перестройки» и сейчас воздерживался блистать случайно подхваченными знаниями о ляпах советского кино.
— Слушай, Штирлиц поволжский. Ты, похоже, уже всю жизнь себе прикинул: тащить инженерскую лямку на ВАЗе — до начальника цеха, потом на пенсию? Тоже, конечно, неплохо. Но я чувствую в тебе… Это называется — потенциал. Не знаю твоих деловых и гоночных качеств. Просто женская интуиция.
— Я скажу так. Описанное тобой — синица в небе, гарантированный минимум. А есть и мечты-прожекты, но рассказывать не хочу, пока не осуществятся. Иначе буду выглядеть как трепло.
Она махнула рукой.
— Трави! Мне можно. Я понимаю, что это просто мысли вслух, а не обязательства.
— Может, лучше про твои прекрасные глаза? Или ещё потанцуем?
Девушка протянула руку через стол и коснулась коготком.
— Колись. Ещё напляшемся.
— Только ради тебя. И по большому секрету. Первая перспектива: выигрываю осеннюю многодневку и попадаю в сборную СССР. Первый этап мирового чемпионата в начале года — «Тур Монте-Карло». Потом другие этапы. В общем, спортивная карьера, но она рискованная. В гипсе не смогу танцевать в ресторане, а чтоб ты меня кормила с ложки на больничной койке — мы с тобой пока не настолько близки, к сожалению.
Её улыбку я истолковал: близость — не проблема, было бы за что бороться. По крайней мере, очень на это рассчитывал.
— Вторая перспектива?
— Гонки дают возможность перевода в другой город с крупным автозаводом, где есть команда мастеров по автогонкам. Инженеры с опытом в автоиндустрии везде нужны, выступающие в спорте за коллектив — тем более. Возвращение в Горький ни разу не греет, нет никаких преимуществ перед Тольятти. Ульяновск — тупик. Ижевск — вообще не то.
— Только Запорожье не надо!
— Ну ты зря! Один литовский гонщик как-то выигрывал всесоюзные соревнования на «ушастом», правда, выбросил родной пердячий мотор и поставил нормальный, заняв заднее сиденье… Прости, гайки-болтики тебе не интересны. Остаются АЗЛК и, в принципе, ЗИЛ. Оба в Москве. На ЗИЛе собирают правительственные «членовозы», малосерийно, ввинтиться туда трудно, раллийной команды нет. А вот АЗЛК…
— Что АЗЛК?
— Как — что? Московский автомобильный завод имени Ленинского комсомола, собирает давно устаревший «Москвич-412», когда-то чемпионский, а сейчас не имеет успехов ни в спорте, ни в продажах, но руководство завода согласно только на лёгкую косметику. Дальше… — я сделал «страшные» глаза. — Дальше информация настолько секретная, что буду просто обязан тебя убить ради неразглашения.
— Валяй. У кошки семь жизней. Штук пять у меня осталось.
— Потом расскажешь, куда профукала две жизни и как воскресла. «Я никогда не любил умирать, я никогда не любил воскресать, я никогда не любил…».
Вёл себя дурашливо, хохмил, одновременно с некоторым ужасом обнаружил: кажется, начинаю влюбляться. Спел немного фальшиво, конечно, Оксана никогда не слышала песню «Тень на стене» российской певицы Канцлер Ги, но не обратила внимания, подумав о чём-то своём.
— Непременно расскажу. На том свете холодно. Но только если ты раскроешь свой секрет.
— Ох, прости меня, боже… Раскрою. Генеральный директор АвтоВАЗа переводится в Москву на руководящую должность в Министерстве автомобильной промышленности с задачей на корню перестроить легковой автопром в СССР. АЗЛК в нём слабое звено, и военный Ижевск на прицепе. Спросишь, причём тут заурядный гонщик Серёга Брунов? Не далее как сегодня утром я положил ему на стол эскизный проект новой модели малолитражки с использованием некоторых наработок по «жигулям», чтоб облегчить постановку на производство, но концептуально новой, на гребне волны даже по европейским меркам. Папка, кстати, у меня в машине, рисунки покажу, если интересно.
— Ему понравилось?
— Реакция неоднозначная, признаюсь. Хвалил, вызвал главного конструктора завода, тот тоже не остался равнодушен. Сказали: прямо сейчас нет возможности довести её до готового проекта и ставить на конвейер в Тольятти. Но Виктор Николаевич обещал меня пристроить в группу перспективных разработок. В качестве премии позволил мне выкупить по остаточной машинку, на которой мы сюда приехали. У неё состояние — лучше новой, обошлась всего около тысячи трёхсот. Сегодня бухгалтерия оформила документы, оплатил, осталось получить номера в ГАИ.
— Так у нас есть повод! С обновкой!
Она ещё пригубила. После первого бокала едва пьёт. Хорошо стратегически, явно не склонна к алкоголю, и не очень в ближайшем плане — трезвых труднее уговаривать.
Я тоже прикоснулся к бокалу.
— Словом, любой начальник, уходя на повышение, тянет за собой команду. Кого-то обязательно кинет на АЗЛК как камень в застойное болото. Но там свои нюансы, в Тольятти квартиры почти все наши получат в следующем году, мне обещана однушка в 1976-м в панельке. С женой — двушка, с ребёнком или двумя — трёшка, дом строится. В Москве ни за что не выйдет так быстро. Хотя… Нет, иногда переводящимся гарантируют жильё в разумный срок.
— Интересно! Так и знала. Ты не собираешься ровно сидеть на попе. И как же такой автоджигит без девушки? Вижу — ты точно не голубец.
— На тебя рассчитываю.
Тут она смеялась от души.
— Но мы же едва познакомились!
— А может — всю жизнь тебя ждал? И вообще, день эпохальный: с тобой первое свидание, перспективу на повышение наметил, тачку купил… Конечно, всё может рухнуть. Останусь на ВАЗе, кубок на ралли не получу, ты найдешь мужика побогаче и симпатичнее, меня бросишь. Не отчаюсь и не сложу руки. Жизнь не кончается, мне 24 года, много что ещё попадётся впереди.
— Чего же из возможных потерь больше всего жаль?
О, контрольный вопрос! Решающий тест.
— Естественно — тебя. Карьерных путей много. И машина не последняя. А таких девушек не видел даже в кино.
— Может, не те фильмы смотрел. Ладно, — она промокнула губы салфеткой и встала, прихватив сумочку. — Зови официанта, я пока носик попудрю. Потом едем ко мне.
В голове так шумело, что дал сверху, наверно, рублей десять.
Конечно, в кармашке всегда лежат предохранительные изделия №2, то есть по две штучке в упаковке. Но, клянусь, не очень-то рассчитывал, что понадобятся прямо сегодня вечером. Да и если бы не было их, от такого не отказываются.
Около ресторана курил давешний бугай, намеревавшийся увести Оксану на танец, он отбросил папиросу и решительно шагнул в нашу сторону, но мы в качестве жертвы пришлись по вкусу другому хищнику.
— Сержант Низовский, ГАИ Тольятти. Принимали на грудь, товарищ водитель?
— Берите выше: товарищ гонщик команды АвтоВАЗа, с вашего позволения. Никак нет, товарищ сержант. Завтра тренировка перед многодневкой Кубань-Кавказ.
— Вот оно что… Счастливого пути! Эх, такие девушки только с гонщиками ездят. У вас нет подружки для простого сержанта?
Парень был приятный, хоть ГАИшник. И бугай отвалил, не желая скандалить в присутствии милиционера.
Мы распрощались с сержантом и покатили по Лесной в северный пригород.