Гений АвтоВАЗа

Глава 10

Отчий дом

Харьков куда ближе к Москве, чем от Тольятти. Я и в прошлой жизни не баловал стариков вниманием, пока не обнаружил вдруг: навещать больше некого. Скучал, поэтому звонил родителям с почтамта в Тольятти часто.

Помню, первый раз это был шок, хоть тогда прожил уже месяц во второй своей молодости, успел познакомиться и разочароваться с первой девушкой и сгонять на первые ралли. Не сразу решился. Боялся сфальшивить.

Папа, отставной военный, потому вечно в военных обносках, их выдали ему столько, что хватило до конца жизни. Мама, навсегда оставшаяся в памяти совсем не старой. Потом просто могилка на кладбище в Харькове, где похоронены они оба. Ездил в гости к сестре и, конечно, навещал погост с родителями, пока та не перебралась в Венгрию. Очень изменилась сама Украина после 2014 года, туда больше совсем не тянуло, невзирая на сентиментальные воспоминания о юности и студенческой молодости. С 24 февраля 2022 года к местам упокоения родителей вообще никак не попасть, граница закрылась и для таких как я — непризывного и небоевого возраста.

А здесь и границы открыты, их вообще нет, и родители живы. Я люблю это время, я люблю эту страну! Очень надеюсь, что и после 1991 года страна моей молодости по-прежнему сохранит название УССР.

Вот, решившись тогда в первый раз, это ещё был август 1974 года, набрал код Харькова и цифры, которые никогда не забуду.

— Алло?

Аж трубка в руке задрожала. Мама? Живая! Это большее чудо, чем собственный перенос в прошлое.

— Привет. Это я.

— Серёженька! Что ж так давно тебя не слышала… Как ты, сынок?

Нормально, дожил до 75 лет и вернулся в прошлое. Не, так нельзя говорить, решит, что поехала крыша.

— Нормально. Соревнования были. А у вас?

— Хорошо. Папа твой болел немного. Говорит: не надейтесь, что помру, я — крепкий. Вот сын приедет, поведу его в баню.

Так тепло на душе! Узнаю батю. Корю себя: какого чёрта не набрал их в первый же день?

— Приеду. Но не сейчас. Много соревнований, мама. Новое место, новый город, только второй год пошёл. Отпуск в следующем году возьму — приеду.

Наврал. Десять дней, взятых в счёт отпуска, кружил Лизетту по Золотому кольцу и был неправ. Хоть она мне и люба, но девушек хватает, бросит меня — найду замену. А родители одни. Жаль, что не согласилась ехать в Харьков. И с ней бы время провёл, и с родителями повидался. Что предпочёл им юбку — нет мне прощенья.

Приехал бы в Москву на белой «копейке», погнал бы на ней — солидно. Но билеты на поезд нам брали централизованно. В общем, по окончании рабочей недели и прений по коробке, позвонил в Харьков и сел на ночной поезд. Домой!

Время со среды до пятницы, до моего отъезда из Москвы, провели плодотворно. Уже очевидно было, что для схемы с продольным расположением двигателя ничего не придумать лучше, чем сделали мы для ВАЗ-21011, только заменить крестовины на ШРУСы да точнее подобрать передаточные числа каждой передачи и главной передачи. Сразу подгоняли вариант и под «Москвич», но с оглядкой: его мотор, также раздраконенный, как и трансмиссия, ждёт переделка, особенно газораспределительный механизм, значит, тоже придётся уточнять количество зубьев на шестернях.

Думаю, ВАЗовские конструкторы получат достаточное количество ЦУ для доводки коробки, в понедельник намеревался собрать их в кучу и отвезти в Тольятти, результат мозгового штурма воплощать в чертежи и металл. А вот с вариантом для поперечного расположения мотора возникла заминка. Коробку передач от британского малыша принялись критиковать практически все, я даже не пытался стать на защиту. Пусть что-то придумают, тогда и станем смотреть.

Поскольку наши словесные баталии происходили в НАМИ, где всегда имелась масса проспектов и каталогов, я, заскучав, принялся перелистывать один из них и… едва не подпрыгнул. А потом под шумок спёр журнал, намереваясь отправить его в Минск — надо же зарабатывать лояльность будущих боссов.

Что интересно, когда обсуждались варианты сотрудничества с европейскими компаниями, ВАГ, то есть «Фольксваген-Ауди групп», отметался практически всегда. Во-первых, недобитые фашисты, ну это ясно, во-вторых, в Германии всё дороже, тоже правильно. А главное, VW ассоциировался почему-то преимущественно с «Жуком» довоенной разработки, продолжающим клепаться в неимоверных количествах, сейчас в основном в Латинской Америке, когда-то прекрасный, но давно морально устаревший аппарат с двигателем сзади, «горбатый запорожец» по-немецки.

А из этого журнала я узнал, что в ФРГ уже начат выпуск «Фольксваген-Гольф». Это коренным образом меняет дело, «Гольф» — один из самых массовых и удачных мелких хэтчбэков за всю мировую историю автопрома! Вот уж с кем нужно договариваться или, в лучших китайских традициях следующего столетия, беззастенчиво тырить технические решения. Пока конструкторы НАМИ, Ижмаша и АЗЛК морально вырывали друг другу кудри, я нашёл для белорусов идеальный вариант малолитражки с поперечным двигателем. Прямо в перерыве между прениями сгонял на почту и отправил вырванные листки заказным письмом в Белорусский политехнический институт доценту И. Б. Камейше. Половину двухкомнатной квартиры, считай, отработал…

Всё, служебные мысли по боку. Я — дома!

Утренний летний Харьков, ещё не наполненный дневной жарой, принял меня, не оттолкнул. Та же, памятная по юности улица Свердлова, её потом переименуют в «Полтавский шлях». Я ничего не скажу в защиту Якова Свердлова, как и против «Полтавского шляха», но вырос-то на Свердловке! Оставьте её мне…

Вышел из троллейбуса раньше, протопал пешком мимо Холодной горы, где гоняли с пацанами, сначала играли в партизан и немцев, потом, повзрослев, мутили разборки квартал на квартал. Словно шлюзы открылись, воспоминания о харьковских годах юности хлынули в душу водопадом.

Купил торт, мама и сестра сладкоежки, да четыре бутылки львовского пива для отца. Они жили в западной части города, ближе к выезду на Полтаву.

Нет, не так. Мы жили! Мы…

Бесконечно знакомый подъезд, немного пахнущий котами, несмотря на свежую краску и влажный после уборки пол. Помню, от домоуправления не дождёшься, жильцы сами по очереди и убирали, и ремонтировали.

Никаких замков и домофонов — зачем? Все же свои, советские люди! Чужие здесь не ходят, да что у нас красть? Домашняя утварь как в каждой квартире, простая, денег дома мизер, не считая папиной заначки, но та — в гараже, всё ценное на сберкнижке, сберкассам доверие больше, чем господу богу при царе.

А ещё практически никакого деления на русских и украинцев. Еврея или кавказца, может, выделят в общей массе, славяне равны, надписи почти сплошь по-русски, даже слово Харків редко где увидишь на соловьиной мове. Восточная Украина почти вся такая, Крым — тоже. А на Запад мы не ездили дальше Киева, чаще к родне отца в Орловскую область или к его друзьям в Ростовскую. Садились в «Москвич-407» и пилили едва ли не сутки, с остановками, оч-чень серьёзное путешествие!

Позвонил в дверь, толкнул — она не заперта. Раздался собачий лай. Стоило шагнуть внутрь, и сестрица едва не снесла меня с ног, повисла на шее, а Принцесса, наша беспородная дворняга, начала прыгать и драть лапами, обиженная, что не дал лизнуть в нос.

Я — дома! Правда-правда!

Папа, сонно-пижамный, встретил сдержанно, хоть светился изнутри, всё же серьёзный человек, военный, командир батальона и целый майор. Когда обнимались, норовил стиснуть покрепче, показывая — ещё силён. От него чуть пахло. Наверно, вчера опрокинул рюмашку на радостях, узнав о скором приезде сына.

— А где мама?

— В гастроном пошла! Сейчас придёт! Чем угостить ненаглядного? — тарахтела сестрица. — Два года не был! Ой, тортик… Спасибо!

Два года? Тридцать не хочешь? И всё равно, многое — как вчера.

Папа деловито сложил пиво в холодильник «Днепр», обтекаемый как самолёт, без острых углов. Ради пива подвинул и потеснил кастрюли. От прибавки или, не знаю, от тёплого воздуха в открытую дверь, холодильник довольно заурчал. Похоже, и он рад моему возвращению. Надо, надо чаще приезжать.

Мама пришла — заплакала. Пока мелкая раскладывала принесённую еду, всё вздыхала и причитала.

Потом раскрыли стол-книгу в зале, на пяти метрах в кухне тесно, и сели завтракать.

Единственное, чего я лишился, так это своего угла. В трёшке-распашонке одну спаленку занимали родители, во второй жили мы с сестрой, две койки углом и шкаф — больше ничего не вместилось, уроки делали на кухне и в большой общей комнате. С моим отъездом в Горький её койка уехала к папе в гараж, появился письменный стол, серьёзная девица, в этом году готовится к поступлению в институт, место для занятий нужно. Мне придётся ночевать на диване в зале, то есть на гостевом, а не хозяйском месте.

Только сейчас подумал, что приезд с Лизой, с которой не расписан, вызвал бы неудобства. Родители старорежимные, с предрассудками «в СССР секса нет», по крайней мере — внебрачного и не скрываемого от родни, и ладно, пару дней мы потерпели бы. Но сам факт, что неженатый сын проведёт ночь или две с женщиной в койке — фу-фу и аморал. Даже если Лизетту представить как невесту. Скорее всего, искали бы по соседям раскладушку и подселили её к сестре, а я бы тосковал по женской ласке один.

— За приезд! — отец налил пивка себе и мне.

— С утра… — укоризненно напомнила мама.

— Отставить возражения! Сын приехал. Много не будем. Мне его помощь в гараже нужна.

Тут возмутилась сестра.

— Серёжа всего час дома, а ты его уже крадёшь и припахиваешь!

— Хочешь — иди с нами. А нет, так вечером мы дома. Налюбезничаетесь. Разговорчики в строю!

Я знал, что папа — подкаблучник. Если мама упрётся, гараж накроется кое-чем до моего отъезда. Но она не стала.

— Боря! Только не задерживайтесь.

Гараж находился рядом — в десятках метров от подъезда. Когда-то это был двухэтажный сарай, где хранились дрова, уголь или торфобрикеты для титанов. Как только появилось центральное отопление, счастливцы с первого этажа переделали свои конурки под гаражи, благо размер подходящий — 6×3 метра, верхние завидовали и вздыхали, но не очень, в середине семидесятых машина в семье скорее считалась исключением, чем правилом. На них ездили не часто, зимой вообще ставили на прикол.

Отцовский «Москвич-407» был неоднократно по мелочи бит, тут же в сараях выровнен и покрашен — краскопультом от пылесоса «Буран» с крупным зерном, потом заполирован вручную. Старая машина 1958 года выпуска содержалась в образцовом состоянии, сиденья обтянуты свежим дерматином (дерьмотином — язвила сестра), обслуженная и ухоженная. Резина не убитая, правда — наварная, это когда старую нёс в мастерскую, и наваривался новый слой с протектором, тысяч на двадцать хватало. Правда, такой сервис давно сдох, сейчас не так сложно достать новую. Но папа ещё ту не сносил.

Поэтому несколько неожиданно было среди лета, то есть среди катательного сезона, увидеть любимицу со сдернутой головкой блока. Я заглянул в цилиндры и рассмотрел шатунные шейки коленвала, под ними — черноту ямы. Выходит, батя вытащил всю поршневую.

— Зачем, папа?

— Так масло начала брать. И пробег уже большой — 60 тысяч.

Огромный! Я порой за год больше накатывал.

Самое смешное, на замене поршневой их гаражно-кооперативный сервис взаимопомощи дал сбой. Отец или всё делал сам, или просил соседей, но вот с двигателем его хватило только на разборку. Он решился обойтись малой кровью, без расточки, только поменяв поршни, кольца и вкладыши, не ремонтные — родные. По уму полагается с расточкой, но тоже даст эффект при столь небольшом пробеге, тем более папа всегда давил на газ крайне бережно. Вообще-то, стоило доливать масло и ездить дальше без разборки. Но коль так…

Я придирчиво осмотрел заготовленное хозяйство. Он умудрился принести лабораторные весы и добился равенства массы для начинки каждого цилиндра до одного грамма! Мы в спортивных и то не столь щепетильны.

— Хотел пару советов твоих, сын. Может, поставь один поршень. А мы с мужиками за недельку остальные.

— За недельку⁈ На ралли поршневая меняется и обкатывается за ночь! Давай грязную шмотку. Засекай время. Через три часа заведём.

Батя был только на подхвате. Я сновал в яму и обратно (какой же в СССР гараж без ямы), закрутил болты на шатунах, вернул голову на место, отрегулировал клапана. Поставил поддон и крышку головки блока, а также прочую мелочёвку, выставил зазор в свечках, счистив небольшой нагар, ввернул их, соединил провода, накормил мотор маслом, радиатор водой, долил в бак бензин А-72. Проверил тормозуху БСК в тормозной системе.

— Пробуем! Время засёк?

— Два часа пятьдесят восемь… Сын, давай ты.

— Хорошо.

Это не 126-й «мерс» заводить. Нажал на обогащение топлива. Двинул ручку заслонки радиатора, очень полезная штука, на «копейке» вместо неё зимой втыкал перед радиатором картонку. Пару раз даванул-отпустил педаль газа.

Чавкал стартёром мотор секунд пять, подхватил. Не троил, лопотал ровно. Я попросил отца опустить капот, у М-407 он открывается по-человечески, к лобовому стеклу, а не тот изврат, начавшийся с М-408. Включил передачу, почувствовав, как отвык от ручки на руле, и выехал из гаража, тогда отработанные газы не накапливаются внутри.

Вышел, убедился — выхлоп умеренный, пациент скорее жив, чем мёртв.

— Пусть тарахтит. Прогреется, отрегулирую карбюратор.

Отец не верил своим глазам. Как просто обрадовать и удивить старого человека! Пока он жив и есть кого удивлять.

Тем временем у нашего шапито появился зритель.

— Привет, Борис. У тебя же мотор был раскидан? О, и Серёга тут… Не признал сразу.

— Здорово, Василь. Серёжа, помнишь Василя?

— Помню. Главный мотоциклист двора.

Сейчас он ничем не напоминал советского байкера конца 50-х и начала 60-х годов, раздобрел и полысел, лицо холёное и не обветренное. В Союзе мотоциклисты носили шлемы без пластиковых щитков, глаза закрывали небольшими очками-консервами. Василь не признавал прозрачного щитка на руле, предпочитая встречать ветер и насекомых щеками да мясистым шнобелем.

— Вася у нас теперь посолиднел. Местный Фердинанд Порше. Такую красотку собрал!

Сосед расцвёл от похвалы.

— Идём — покажу. Как раз пиво холодное есть.

— Десять минуть, дядя Вася! Мотор прогрелся, хочу карбюратор бате настроить. Придём.

— Батя — это святое, — согласился «Фердинанд». — Жду.

Откровенно говоря, я ожидал увидеть обыкновенное чудо советского автомобильного самосбора, жертву дефицита запчастей, помноженную на избыток энтузиазма при полном отсутствии инженерного расчёта и эстетического вкуса. Василь сумел удивить не меньше, чем команда НАМИ переднеприводной «Волгой».

— В девичестве «Мрия» была «Москвичом-408», мне попала разбитая и без документов. Думал восстановить, но как получить номера? Мне и подсказали — а зарегистрируй его как самоделку! Для этого надо переделать кузов. Я и переделал…

— Года полтора потратил, — поддакнул отец. — А потом сколько порогов оббивали, нам всё отказывали, мотор, мол, слишком крупного объёма, положено не больше 1200. Потом начальник ГАИ махнул рукой и говорит: катайся.

«Мрия» вышла длиной более пяти метров. Передок ничего не сохранил от исходника. Он чем-то мне напомнил BMW пятой серии 1980-х годов — с сильно выдвинутой вперёд на клин центральной частью решётки радиатора и четырьмя круглыми фарами. Изобретатель открыл капот.

Машина оказалась переднеприводная! Двигатель съехал максимально вперёд, любая лобовая авария неизбежно приведёт к удару в блок цилиндров. Сзади справа уместилось запасное колесо, радиатор сбоку от мотора.

— Я прочитал в журнале про германскую «Ауди Ф103». Продукт нещадной эксплуатации рабочего класса фашистской буржуазией, — хохотнул Василь. — У неё двигатель продольно и впереди оси. Так что нам стоит дом построить? Удлинил носовую часть. Поставил коробку передач от ЗАЗ-968. Карданы с крестовинами от него же.

Он продолжал объяснять, а я — ползать по автомашине. Естественно, такое смещение нагрузки на переднюю ось настолько разгрузило заднюю, что зад начало носить. Предприимчивый кулибин стал кидать в багажник мешки с картошкой и считать, насколько надо увеличить вес кормы. В итоге переварил, получился фургон с большим задним свесом.

Если подвести черту, он в одиночку за полтора года, пусть на колхозном уровне, освоил объём работ, сопоставимый с трудом оравы конструкторов АЗЛК за 10 лет, выдавивших из себя «Алеко-2141» как по капле раба, тот же «москвич» с уехавшим вперёд оси родным мотором. Скажу так, «Мрия» получила даже некоторые потребительские преимущества перед 2141 за счёт фургонного объёма.

— Дай проехать!

Он с готовностью протянул ключи, сам сел рядом.

Наваренная крыша уходила от передних сидений на добрых полметра вверх, в остальном салон не претерпел изменений, двери сохранились родные. Сзади будка закрывалась двустворчатой распашной дверью, самодельной. Задние фонари пригрелись от ЗАЗ-966, «ушастого Запорожца». В общем, за спиной целый сарай.

— Рессоры держат такой кузов?

— Я их выбросил. Там балка-труба на рычагах от «жигуля» и пружинные стойки. Пружины от «РАФа», с большим запасом.

Посмотрим.

Ну что сказать, «Мрия», по-украински — мечта, была далека от мечты о скорости, как и любой автомобиль на планете с 50-сильным мотором от 408-го. Тем не менее, совсем тупой не показалась, Василь изменил передаточные числа, пожертвовав максимальной скоростью на четвёртой передаче. Несколько валкая за счёт большой высоты кузова, да и настройку подвески стоило бы подшаманить. Но в целом… Как будут говорить в следующем тысячелетии, респект и уважуха.

— Коробка часто летит?

— Ни разу, — возмутился хозяин. — Единственное надёжная штука в «запоре» — это его КПП. Самодельщики даже на 24-ю «волгу» ставили, и ничего — держит!

Чего только они ни ставили от дефицита и безысходности… Я аккуратно развернул машину, страдавшую недостаточным выворотом передних колёс, и погнал обратно к гаражу.

Не оскудела талантами земля наша! И даже гаражные владельцы понимают, что за малолитражками с передним приводом будущее, чего не дано бывшему директору АЗЛК.

Мы шлёпнули втроём по пивку за здоровье «Мрии» и 407-го, после чего пошлёпали с отцом домой. Справились задолго до вечера, мама так рано не ждала.

Сидели, разговоры разговаривали. Отец гордился «золотыми руками» сына больше, чем если бы сам, наконец, собрал мотор.

Поскольку «болтики-гаечки» мало волновали женскую половину семьи, мама перевела разговор на вечную тему — о женитьбе и внуках.

— Внука пока нет. Даже внебрачного, — честно признался я, не уточняя, что именно подобное мне светило в прошлом августе, да пуля мимо просвистела.

— А девушка? Сын! Пора.

— Да, мама. Девушка есть. Думал привезти — вам показать, но поскольку сорвался из Москвы, с собой не взял. Она в Тольятти.

— Красивая! — с ноткой ревности отметила сестра.

Действительно, Лизок как-то решила, что её парень обязан носить с собой фото милой. Специально сфотографировалась в ателье и попросила отпечатать в малом формате — чтоб вложить в обложку для водительских прав. Оделась и накрасилась секси, в жизни она такая только в квартире, чтоб меня распалить, на людях сдержаннее. Сестрице понравилась.

— Вы давно встречаетесь? — спросила мама.

— С прошлого августа.

— И ты ничего не сказал?

— Вот, говорю.

— Целовались уже? — делово уточнил отец.

И не только в губы. Пикантные подробности излишни.

— Конечно, папа. Сейчас нравы немного проще.

— Она — честная девушка? До тебя ни с кем? А то вдруг обнаружишь в первую брачную ночь: порченная!

На минуточку, на дворе 1975 год. Пусть не The sexual revolution, о которой скоро споёт группа «Армия любовников», в СССР трах-революция придёт позже, начавшись с «перестройкой», «гласностью» и прочими «всё дозволено». Но и не 19 век, когда внебрачное лишение девственности означало для барышни одну дорогу — в дом терпимости.

— Папа, это одна из причин, почему её до сих пор сюда не привёз. Не хочу, чтоб ты доставал Лизу такими вопросами. И не хочу, чтоб вы взвыли от ужаса, когда мы попросим общий на двоих диван.

— Разврат! В моём доме! Не потерплю! — взревел отец.

— Но ты, раз совратил девушку, обязан на ней жениться… Сам-то хочешь этого?

— Без жены вряд ли получится порадовать вас внуками.

— Но эта же… — мама ткнула пальцем в фото, где Лиза сидела в короткой юбке, закинув ногу за ногу, и томно улыбалась. — Она разве порядочная? Какой пример сестре подаёшь!

Судя по хитрым глазам мелкой, та если и не вкусила запрещённого родителями плода (а может — и да, она шустрая), то вполне всё воспринимала адекватно и современно. Растлевающего примера точно от меня не получила.

— Лиза — добрая. Меня любит и обо мне заботится. Настойчивая, окончив только училище, сейчас в Горьком получает высшее образование заочно. Считаю, мне с ней повезло больше, чем ей со мной. С её родителями пока не знакомился. Всё… Папа, мама, давайте про Лизу больше не вспоминать. Если у нас дойдёт до подачи заявления, скажу. Но на смотрины не привезу. Простите.

— Вот она, молодёжь… — прогундел отец. — Горазды своим умом. А потом прибегают: папа, мама, что делать?

Градус конфликта постепенно понизился и опустился до комнатной температуры, дальше болтали о делах малозначительных и отвлечённых, обсуждали грядущий переезд в Минск, он ближе к Харькову и есть беспересадочный поезд. Что я получу двушку площадью как их хрущёвская трёшка, родители не слишком верили, предупреждали: смотри, обманут.

Если обманут — вернусь в Тольятти. Соловьёв меня с распростёртыми объятиями примет. Но не думаю, Алесь Михалыч знает, что я — протеже Полякова, и они не бессмертные, чтоб кидать на ровном месте рекомендованного союзным министром.

Когда все улеглись, ко мне пришла сестрица, легла поверх одеяла и начала шептать: расскажи, как у вас с Лизой. «Ну, в этом смысле. Ну, ты понимаешь».

Я обнаружил, что у выпускницы средней школы практически отсутствуют какие-то сексуальные познания, всё, что есть — полученные от сверстниц через хи-хи и ха-ха да пошлые анекдоты. Она и потекла впервые до того, как мама объяснила про месячные, перепугалась насмерть.

— Ты уже пробовала?

— Нет. Но так или иначе… В институт поступлю — наверняка.

Не стал шутить на тему «поступала — не поступила». Малая — отличница и медалистка. Прорвётся.

Рассказал про гигиену, предохранение. Рекомендовал найти опытного мужика для дебюта.

— Жалко, что ты — мой брат. Ты бы наверняка справился правильно.

— Без проблем. Но с сестрой и правда грех. А представь папу, он выходит отлить на толчок и видит нас с тобой — развлекающихся.

— Убьёт обоих! — хихикнула малая и ушла к себе.

На следующий день до самого отъезда никто вслух не вспомнил про мою «распутную», и ни одно облачко не омрачило чистоту небес. Хотя бы так.