Гений АвтоВАЗа

Глава 13

Божья кара?

Мы прибыли в Москву вечером вторника, к концу обычного рабочего дня. Володя Миронов, предупреждённый, сразу спросил, где стою, и просил ждать до часа. Через 40 минут появился «Москвич-412» с надписями «НАМИ», «экспериментальная», в общем, такой же попугай как у меня. Полный мужиков, на четверых лишь одна женщина. Сразу покатили на дачу одного из инженеров, очень близко по московским меркам, каких-то 60 километров.

На четырёх сотках раскинулся маленький рай на земле, созданный умелыми руками, направляемыми головой со вкусом и фантазией. Вместо картошки и прочих следов борьбы за продукты, всегда доступные в магазине, хозяева ограничились плодовыми деревьями. Итого на клочке 20 на 20 метров уместились уютный домик с мансардой и большой террасой, беседка, лужайка с мангалом и баня с купелью, сад их гармонично дополнил.

Товарищи Володи — Евгений, Олег и Алексей — моментально извлекли из багажника «москвича» заготовки на шашлык, супруга Алексея, владельца микропоместья, кинулась резать закуски на стол, Миронов взялся растапливать баню. Лиза, впечатлённая шустростью и слаженностью действий, предложила помощь, но была усажена на кресло, придавленная пушистым котом, с готовностью подставившим себя под поглаживание, почёсывание, а лучше — подкармливание кусочками со стола.

— Мои родители — блокадники, — сообщил Евгений. — Их вывезли на Большую Землю в конце 1941 года, оба успели хлебнуть голодухи. Да и в эвакуации не жировали. Поэтому у нас немного культ еды. Особенно когда приезжают гости.

— Мне можешь не объяснять, я вырос в Харькове. Хоть это русская часть Украины, но всё же Украина. Стол накрыть, писни спивать — наше всё. Войну помнят, немцев, а тем более полицаев ОУН, они отбирали последнее. Сытно — означает нет войны, — я оценил совсем не расплывшуюся фигуру Евгения, как и его коллег. — По вам не скажешь, что много едите.

— Так не каждый день праздник живота. Работаем много, нервничаем. В том числе — по твоей милости. Представь, даже Липгарт, главный конструктор «Победы» и идеолог автопрома, кое-как согласился на передний привод.

— То есть я вас подставил?

— Наоборот! Как таран проломил дыру в крепостной стене, где мы уже отчаялись — ни штурмом-приступом, ни осадой не взять.

Пока жарился шашлык, Миронов предложил налить всем водки, лёгкого вина или пива — под салатики и нарезку. Мы с Лизой предпочли сухое, завтра в дорогу. Водка вообще не слишком шла. Пиво было бочковое, не бутылочное, пахло одуренно. Но запах этот стойкий, нотки выхлопа сохранятся и через полсуток, не хочу объясняться с ГАИшниками, что это за тип с перегаром из пасти рассекает на машине без мотора под капотом.

Очень неудобно было слушать тост в свою честь. Пришлось тотчас выступить с ответной речью.

— Пацаны! Не переоценивайте меня. Я — никакой не таран. Скорее — соломинка, сломавшая спину верблюду чиновного упрямства. Переход на передний привод обусловлен исторически, рано или поздно произошёл бы и в СССР. Я если и ускорил процесс, то на год-два-три. Так что давайте выпьем не за моё здоровье, а за всех нас, проложивших дорогу прогрессу!

Опорожнили стаканы, хрусталь тут исключительно гранёный маленковский. Я сунул в рот кусочек сала и закусил свежим луком, спохватившись: буду дышать на Лизу луковым духом! Она заметила и тоже кинула в рот пару колечек. Умница!

Парни закурили, я не стал. Электронные сигареты здесь не доступны, «Прима», «Север», «Казбек» и «Беломор» не привлекают, сигареты с фильтром воспринимаются в рабочей среде как интеллигентский выпендрёж. Бросил курить без труда. Может, только когда вываливался из машины после скоростного участка, руки-ноги дрожат, пальцы сводит, то пять-шесть затяжек помогают быстрее вернуться в нормальное состояние.

— Ты, оказывается, настолько популярен у москвичей! — шепнула Лиза. — Мне жена Алексея сказала, к тебе прилипла кличка «гений АвтоВАЗа».

— Знаю. Это шутка. Стебутся московские парни, не принимай всерьёз.

— Хорошо с ними. Коллектив.

— Так и с моими цеховыми в Тольятти тоже. Аж жаль расставаться. В Минске наверняка другие. Да и как примут? Наверняка там своих гениев девать некуда.

— Хорошие, простые. И не заставляют бежать в храм на вечернюю службу.

— Сейчас вообще предстоит сущее бесстыдство. В русской бане девки с парнями моются без одежды. Грудки выше, не посрами меня! Пусть завидуют и прикрывают вениками вставших гусаров.

— Ты что! Даже не предлагай, — возмутилась Лиза. — Я лучше после вас — с Мариной вдвоём.

Думаю, не она одна восстала бы против нудистской свободы поведения, всё же 1975 год, нравы консервативные. Мужики парились в семейных трусах, я в плавках, выскакивали из парилки и прыгали в купель с колодезной водой, только листики от берёзовых веников плавали по поверхности. Женщины стыдливо обошлись без купели.

В перерыве между омовениями я показал «жигуль» с уехавшим назад мотором и запорожской коробкой. Оценили эксперимент, одобрили.

— Я бы ещё больше от «запорожцев» взял, — признался Миронов. — У них V-образный двигатель, он раза в полтора короче, чем рядная четвёрка. Применив поршня и шатуны от ВАЗовской «единички», можно создать мотор ничуть не хуже жигулёвского.

— Но дороже, поскольку головы две, распредвала два, — возразил я. — Вон у меня Лиза бухгалтером на ВАЗе работает, мигом обсчитает.

— И что? — не согласился Володя. — В ЗАЗ-968 такой же, только чуть меньше и с воздушным охлаждением, не слишком он дорогой. Я смотрел, немцы выставили новую «Ауди-100», все четыре цилиндра в ряд впереди коробки и главной передачи, с V-образным агрегатом морда укоротилась бы сантиметров на 20–30. Меньше масса, лучше развесовка. Вообще, его крути как хочешь — вдоль или поперёк, до передней оси, впереди передней оси.

— Елизавета, вам не наскучили эти разговоры? — между делом спросила Марина.

— Я же на ВАЗе работаю и живу с автогонщиком. Вокруг меня сплошь поршневые пальцы, вкладыши, сайлентблоки, жиклёры, ступицы… Привыкла.

— Точно так же люди привыкают жить около железной дороги и не слышать поездов. Я такая же.

Подслушал их разговор. Марина возрастом старше и внешностью проще. Видел гитару у них на веранде, как раз соответствует образу «девушка с гитарой у костра». Но в чём-то такая же как моя — понимающая.

Наконец, поспел шашлык. Вино кончилось, и хоть смешивать не рекомендуется, мясо мужики запивали пивом, тоже зашло.

В эту ночь мы с Лизой впервые ночевали вдвоём, но без секса. Объелись, напились, напарились. А самое главное, неловко затевать игры, не рекомендуемые детям до 16-ти, когда в одной комнате с тобой на диванах и матрасах ещё трое мужиков, им и без того завидно.

Вот, наверно, я снова прихожу к семейной жизни, когда засыпаешь, обнимая милую, не сделав ни малейшей попытки близости, и это обоим не кажется странным.

Утром встали рано, кому на работу, мне тоже на работу — дальше ударять автопробегом по бездорожью и разгильдяйству, на первом участке «антилопа» ничуть не подвела. Выпили кофе.

Парни радовались: с приходом «новой метлы» в лице Полякова, вдохновлённого, как я догадываюсь, не только моими инициативами, но и волшебным пенделем сверху, а в ЦК полно довольно молодых, не пескоструйщики типа Брежнева-Суслова-Черненко, открылись перспективы. Население желает иметь в личной собственности фургоны и микроавтобусы, в то время как списанные РАФ или, прости господи, ЕрАЗ, купить невозможно, сразу идут в металлолом. Так почему не сделать что-то немного крупнее «ИЖ-Комби»? А ещё есть спрос на легковые машины несколько повышенной проходимости, ведь были «Победа» и «Москвич-407» с усиленной ходовой и увеличенным клиренсом. Населению не обязательно иметь УАЗ-469, он избыточен, как и постоянный полный привод будущей «Нивы-2121».

Я оставил себе узелок на память: предложить аналог «Рено-Сандеро-Степвей». Та же ВАЗ-2104 с передним приводом и увеличенным дорожным просветом отлично впишется в эту нишу! Но не всё сразу, будем есть слона по кусочкам, не то испортим весь процесс. Идею парням озвучил, бросил затравку. В НАМИ нужны единомышленники. Они, конечно, ничего не решают, но создают атмосферу, фон, некое давление. Если бы энтузиасты не доказывали с пеной у рта преимущества переднего привода, хрен бы я что протолкнул.

Вообще, России нужны крепкие машины. Особенно разница с покинутым мной временем почувствовалась, когда свернул с МКАД в сторону Ленинграда-Питера. В третьем тысячелетии это бесспорно одна из лучших федеральных трасс. Здесь — не так печально, как с дорогами в районе Тольятти, но не многим совершеннее. В этой реальности Советский Союз сподобился раньше американцев осуществить пилотируемую посадку на Луну и замахнулся на Марс, а вот залатать после зимы хотя бы к августу выбоины на главной дороге между двумя российскими столицами — слабо. Поскольку вне населённых пунктов я держал 110–120, если ГАИ на дороге — всегда предупредят морганием фар, неизбежно периодически стукал колёсами в неровности, перед Ленинградом одно спустило. Поставил запаску, помятый диск подравнял кувадлометром, камеру заменил. На худой конец сойдёт для как-то доехать, игнорируя биение, но если ещё произойдёт такой случай, то поиск шиномонтажа неизбежен.

Переночевали в пригороде, в центре гостиницу забронировать не удалось, туристический сезон. Лиза никогда в Ленинграде не была, а годом ранее смотрела «Невероятные приключения итальянцев в России», там самые зрелищные кадры сняты в Питере. Жаль, не видела «О чём говорят мужчины. Продолжение» 2018 года и клип под песню «Ля-ля, тополя», текст, быть может, не самый возвышенный, но город с птичьего полёта показан шикарно.

Миронов (Андрей, а не Володя) в фильме про итальянцев заезжает на «жигулях» прямо на Дворцовую площадь, мне не дано, там запрещено движение автомобилей, и жабры коротки, чтоб выбить спецразрешение. Ради путевого листа и подтверждения, что доехал до самой северной точки маршрута, прокатился по набережной вдоль Адмиралтейства и стал, чтоб совместить в одном кадре себя, размалёванную надписями тачку и Исаакиевский собор. Лиза снимала дешёвой камерой «Смена», кто не знает, это такой 15-рублёвый советский фотоаппарат для начинающих, самый многотиражный в мире. Сим изделием сложно сделать качественный снимок, но и запороть полностью непросто. Что-то наверняка получится, если не забыла снять крышку с объектива.

Её тоже сфотографировал. Потом купил мороженное обоим.

— Завтра ещё в Петергофе поснимаем! Девочкам в бухгалтерии покажу. Обзавидуются!

— Не каждую парень возит прокатиться в Ленинград? Можешь и маме отправить — стоишь на фоне православного храма.

Зря сказал. Беззаботная улыбка погасла.

— Не пошлю. Я в коротком платье, бесстыдном. Поехали…

Даже мороженное не долизала, выбросила остатки. В машине выплеснула, наконец, накопившееся с Горького.

— Она совсем затюкала Софию. «Грех невенчанного прелюбодеяния смывается только постом, молитвой и умерщвлением плоти». Доумерщвляет, та уже совсем как щепка. Софа ушла бы, да некуда. Смотрится — краше в гроб кладут, а ничего была, не хуже меня. Кто сейчас такую возьмёт?

— А папа?

— Терпит. Он, хоть не фанатик, тоже из религиозной семьи. По случаю моего приезда решил усугубить церковное вино — кагор. Полирнул водочкой. Мама вдруг завелась, начала жаловаться: напротив храма, через площадь, безбожники стройку затеяли, сваи вбивают — бухают, креста на них нет, гореть им в аду. Батя, уже тёплый и добрый, говорит: зачем ты, добрее надо, все мы братья-сёстры во Христе, даже заблудшие, и не все некрещёные — плохие люди. А потом ка-ак долбанёт: вон к Лизке комсомолец сватается, вполне приличный. И понеслось. В гроб вгоните, грешники проклятые, души диаволу продали, и это было только начало концерта по заявкам трудящихся.

— Как ты рассказываешь, её пора в психушку класть.

— Папа и сестра не позволят. Понимают, что наш дом превратился в дурдом, но у православных юродивые считаются святыми людьми. Тем более если крыша съехала на религиозной почве. Сны, знамения, с ней Святая Дева по ночам разговаривает, уму-разуму учит. Я-то понимаю, что сны — всего лишь плод хаотической работы её мозга, порождённые религиозным дурманом.

— Ты вообще в бога не веришь?

— Отчего же? Верю. А вот мама верит не в бога, а в какой-то мракобесный культ, жутко боится «божьей кары» за каждый мелкий грех. Удивительно, что православная. Ей бы в секту, где всё такие со сдвигом, нашла бы кучу единомышленников. Серёжа, я не знаю что делать! Если поеду за тобой в Минск, то только сбегая от семьи, не оставив им адреса.

Меня удивило: православная церковь отнюдь не экстремистская, существует под жёстким прессингом КГБ, отчего так? Оказывается, духовник сей праведницы считает её подвижничество излишним, вот если бы в монастырь ушла, дело другое, а мирянке подобное он никак не рекомендовал. РПЦ призывает новобрачных венчаться, но не объявляет гражданский брак грехом прелюбодеяния. Матрёна даже своего попа не слушает.

Больше больную тему не трогали. Назавтра поехали в Петергоф. С детской непосредственностью Лиза, забывшая хотя бы на время обо всех прежних переживаниях, прыгала в шутихах. Потом я надел плавки, она — открытый купальник, и пошли купаться в Финский залив.

Кто там заходил в воду — знает, мелко на сотни метров. Долго шли, погрузились лишь, как в «А зори здесь тихие» — вам по пояс будет. Мне не достало даже до резинки трусов.

И вдруг внезапно налетела гроза. Вообще ничего не предвещало, небо чистое — пронзительно синее, только душно. А тут сильный порывистый ветер, за каких-то пару минут небосвод заволокло тёмными тучами, и ещё до начала ливня посыпались молнии. Они били прямо в воду.

Я схватил Лизку за руку и потянул к берегу, бежать тяжело, моя бьётся в истерике, перепуганная насмерть «божьей карой», значит, «мама и в самом деле прокляла».

То ли у бога сбился прицел, то ли природный катаклизм не имел никакого отношения к людским страстям, склоняюсь ко второму варианту, нас не задело. Я втащил Лизетту под пляжный грибок, неподалёку — большие деревья, если молния полетит сюда, они сработают в качестве громоотвода.

Девушка обняла меня, прижалась, дрожа. Чуть пришла в себя, обретя уверенность, что неминуемая смерть отступала.

— Едва не погибли!

— Чушь. Риск смерти от молнии гораздо меньше, чем от отравления в заводской столовке. Ты же не пишешь завещание каждый раз перед обедом?

— Серёжа… Ты такой хороший! — обхватила ещё крепче. — Я не хочу, чтоб тебя убило из-за меня.

Начался ливень, настоящий тропический, хоть от Петергофа куда ближе к Полярному кругу, чем к тропикам. Нас под грибком изолировала от мира шумящая стена плотных струй.

К возвращению в «жигули» порыв страха и радость спасения ослабли, мы были просто двое мокрых людей, желавших переодеться в сухое и быстрее уехать от места, где испытали нешуточный стресс. С этого момента, если оглянуться в прошлое, моя девушка стала порой замыкаться в себе, сидела отчуждённая, потом оживала и пыталась возместить мне дефицит ласки и внимания. Поначалу я не обратил внимания на перемену и только крутил руль, светло-серая «антилопа», омытая дождём, несла нас дальше.

Кратчайшая дорога от Ленинграда в Минск идёт через Псков и Полоцк, если верить атласу, но я принял к западу, и мы покатили по «советской Европе», то есть по республикам Прибалтики. Здесь тоже рассчитывал на знакомцев, как и в Москве. Из числа эстонцев приходилось слышать про гонщика с труднопроизносимыми для русского человека именем-фамилией Велло Ыунпуу, никаких контактов не нашёл. Поэтому просто остановились в кемпинге под Таллинном, в Прибалтике их ощутимо больше, чем в РСФСР. Что интересно, показал свой паспорт и попросил двухместный номер, Лиза маячила за спиной, администратор без единого лишнего вопроса что-то записала себе, дала расписаться в ознакомлении с некими правилами, после чего протянула ключ.

В нашем распоряжении оказалось бунгало типа теремок — то есть высокая острая крыша, стоящая прямо на земле. Кроме спаленки с двумя топчанами имелся крохотный туалет. Отопления никакого, чисто летний вариант. Очень живописное место в окружении вековых сосен, их смолистый запах пропитал спальное помещение, придавая ему особую прелесть.

Жаль только, топчаны прикручены к полу намертво, не сдвинуть, зато достаточно широкие, чтоб вместиться вдвоём хотя бы на время, когда очень хочется быть плотнее друг к дружке.

Около каждого теремка стояли автомобили — «жигули», «москвичи» и «волги», а ещё обнаружилась лёгкая открытая кафешка. Была пятница, вечер, играла тихая музыка — Яак Йоала, Иво Линна и Тынис Мяги, имена исполнителей я узнал от местных, первыми завязавших разговор, обратив внимание на раскрашенную «антилопу». Все мужчины — водители, каждый интересовался, чем их удивит АвтоВАЗ, потом один посетовал: всё равно у нас не будет ни BMW, ни VW.

Хотел пообещать: может, и лучше, если мне удастся задуманное. Но правильнее сделать, а потом хвастаться, чем похвастаться и начать искать причину, почему не сдержал обещание. Заверил лишь, что в страну Советов придёт передний привод для массовых моделей.

Лизе так понравилось в кемпинге и в самом Таллинне, что не прочь была задержаться, но я рассчитывал в понедельник успеть на экспериментальный Вильнюсский завод спортивных автомобилей, а по пути ещё лежала Латвия, хотя бы день стоило уделить Юрмале и Старой Риге.

Рижское взморье, как и Финский залив, нас баловало погодой. Теплынь… Валялись на пляже, потом я вознамерился идти в воду.

— Не пойду, давай один, — заупрямилась Лизетта.

— Ты чего? Мелко, не холодно, песочек первый класс. Небо ясное — ни пятнышка.

— Посторожу вещи. Иди. Тебе ничего не грозит.

Решил не спорить. Поскольку шлёпать по мелководью долго, вернулся лишь через час. Подруга успела натереться кремом и лежала попкой вверх, накинув майку на плечи, чтоб не обгорели. Рядом сел на корточки какой-то гиббон, что-то ей втирал, при виде меня разочарованно удалился.

— Сколько можно ждать⁈ Я за тебя волновалась. Уже мужчинки начали клеиться, этот — второй.

— Сама же сказала: тебе ничего не грозит.

Женщины страшно не любят, когда их ловят на ими же высказанных противоречиях, и возразить нечем.

— Не грозит — не означает, что можно бросать меня одну на час.

А во мне шевельнулось: к Оксане неминуемо бы прилепились, стоило бы отойти в раздевалку сменить мокрое на сухое.

— Хорошо, виноват безмерно, во всех грехах прошлых и будущих. Давай начну искупление прямо сейчас. Едем в Старую Ригу, найдём самое живописное кафе.

Сначала промахнулись, выскочили на главную улицу, кажется — имени Ленина, потому что вождь мирового пролетариата присутствовал в бронзовом воплощении и с надеждой глядел на восток. По-латышски звучит вроде «Ленина иелу». Что забавно, если отъехать несколько сот метров западнее, там находился другой памятник — худой женщине, держащей на тонких ручках три звезды, монумент свободы, он ещё довоенный, в отличие от Ильича. Получилось, Ленин повернулся к свободе задницей… Очень символично!

Сориентировавшись, я развернулся за председателем Совнаркома, и мы вернулись к началу улицы, как раз к Старому Городу, визуально совершенно не сочетающемуся с памятниками главному большевику, латышским стрелкам и прочим отметинам диктатуры пролетариата. Феодализм и Средневековье — тоже своего рода период диктатуры, но колоритнее внешне.

Столь известное место, на самом деле, занимает совсем небольшую площадь на берегу Даугавы, то есть Западной Двины. Там же находятся знаменитые Домский собор и церковь Святого Петра. Но поскольку места клерикальные, пусть духовно-далёкие католические, в нынешнем состоянии Лизы их посещать не хотелось, мы пообедали в стильном кафе, отдающем стариной, потом просто бродили по улочкам, силясь угадать, какие фильмы здесь сняты и где. Сразу вспомнились «Слуги дьявола», там мелькают башни церкви Святого Петра. Потом — «Большой янтарь». А главное, обнаружили «Швейцарию» и «Цветочную улицу», где вляпался в неприятности профессор Плейшнер из «Семнадцати мгновений весны».

— Как в загранице побывала! — восхищалась моя неизбалованная спутница, отщёлкавшая уже две плёнки в «Смене». — Вот бы в настоящую заграницу! В Польшу, например.

Я с трудом сдержал усмешку. Чуть более года назад мог без проблем лететь в Турцию или в Египет, что по деньгам, что по визовому режиму. А вот поехать в Латвию или другую страну Евросоюза порой сложнее, чем во времена СССР за «железный занавес». Самое смешное, вот это ненавязчивое и незатратное турне по западной части Советского Союза на примитивной «копейке», зато с милой девушкой рядом, приносило гораздо больше положительных эмоций, чем дорогостоящие путёвки на Красное или Средиземное море.

Главное — я молод, здоров, лучшее впереди. По крайней мере, на это хочется надеяться.