Гений АвтоВАЗа

Глава 20

Как тесен мир и как плохо в тесноте

В Министерство торговли мы заранее отправили письмо с приложением в виде альбома, дав им подготовиться. Это Внешторг возбудился с полуоборота, кровно заинтересованный в увеличении экспорта, и автомобили занимают важное место в списке высокотехнологической продукции. Во внутрисоюзной торговле авто — крохотная песчинка. Тем более ВАЗы и так разлетаются нарасхват, «москвичи» бесполезно проталкивать, пока не обновятся. Всё же оптимизм, заряд которого мы получили во Внешторге, грел изнутри. Пока поднимались на лифте к кабинету 806, указанному в приглашении, Катерина протянула руку и на миг стиснула мне пальцы. Для неё это было такое запредельное проявление несдержанности, как для другой — обещание отдаться прямо в холле министерства.

Предчувствие успеха покинуло меня, едва только прочитал табличку на двери кабинета 806: «Начальник отдела розничной торговли автомототранспортными средствами и маломерными судами Лев Иосифович Гринберг».

— Ты как привидение увидел, — заметил мою оторопь Высоцкий.

— Хуже. Фамилию очень нехорошего человека из Тольятти. Он мою фамилию тоже знает. Товарищи, я на коридоре обожду.

— Сергей Борисович, документация с твоей подписью едва ли не на каждой странице, — возразила Катя. — Надо идти вместе. Если он будет против, ты более чётко разложишь: как и почему.

В приёмную прошли втроём, и возникшее ещё в коридоре предчувствие не обмануло меня: за секретарским столом сидела Оксана Вострикова. Либо, правильнее, Оксана Гринберг, поскольку на пальце сияло обручальное кольцо. Широкое, на две трети фаланги, как обожают торгаши. Выглядела она как картинка, которую немного портило отстранённое выражение холодной стервы на идеальном лице. Волосы сохранила блондинистого цвета, уложив в затейливое сооружение.

Я сказал — сидела за столом? Нет — восседала.

— Здравствуйте! — начал Михаил Степанович. — Мы с Минского автозавода. Нам назначено на одиннадцать.

— Я доложу, — ответное «здравствуйте» Оксана проглотила. — Обождите в приёмной, — нажала на кнопку селектора. — Лев Иосифович! К вам делегация из Минска.

— Как только смогу освободиться — проводите ко мне в кабинет, — прошипело из динамика.

То есть от четверти часа до получаса он нас продержит намеренно. Что же… Мы сняли верхнюю одежду и повесили на вешалке для посетителей. Я подошёл к секретарскому столу вплотную.

— Рад видеть в добром здравии.

По тому, как глянула в ответ, явно знала заранее о моём грядущем появлении. Ничего не сказала, только вытянула из сумочки пачку сигарет с зажигалкой. Царственно поднялась и направилась к выходу. Даже Высоцкий, мужик в возрасте и наверняка не бабник как я, не удержался, заглянул в высокий разрез юбки сзади. О, да, товарищ Гринберг — большой любитель разрезов и всего, что они открывают.

Шепнул своим:

— Я — сейчас!

И устремился следом.

Оксана шла по коридору, остановилась, оглядываясь. Ждала меня.

— Ты же не курила?

— Не ждала услышать заботу о моих лёгких именно от тебя… Пойдём на лестницу. На коридорах курить запрещено.

Там она сделала буквально пару затяжек и бросила в урну почти целую сигарету, измазав фильтр помадой.

— О тебе есть кому заботиться, — я указал на её правую руку с обручалкой.

— Ты не позвонил, — безапелляционно отрезала молодая женщина. — Я ждала три месяца. Гринберг за это время успел выхлопотать перевод в Москву и оформить развод с Розой. От таких предложений не отказываются, не имея лучшего.

На безрыбье и Гринберг — рыба. Слышал бы он наш разговор…

— И как тебе?

— С бывшими полагается держать хвост пистолетом. Но ты — другой. Отвечу прямо: ужасно. Гринберг ревнив. Как мужик слабеет, ни на что не годен, мне плевать, он — психует. В Тольятти был предупредителен, здесь деспот и собственник. Окружение отвратительное, сплошь тараканы в банке, я в глазах общих знакомых в системе торговли — просто купленная красивая игрушка.

О дороговизне красноречивее слов сказали бриллианты на пальцах и в ушах.

— Может, просто не с теми общаешься?

— Статус такой… Разве что завести любовника втихую, чтоб он не знал, за кем я замужем… Но это уже проходила — с тобой. Мне нужен единственный мужчина, это раз.

— Уже немало. А ещё?

— Мне нужна… только ты не смейся… самореализация. Ограничиться ролью «при мужчине» для меня мало, как оказалось. Царица приёмной — это тупик, и он меня бесит. В Москве не удалось устроиться и не удастся, порой смотрю на областные города. Да тот же Минск. У вас же есть театрально-художественный!

— Конечно. С нами в приёмной ждёт дизайнер Екатерина, она как раз закончила его по специальности «изобразительное искусство». Хочешь, расскажет про вуз?

— Не надо. Я не определилась. Понимаю, что так больше жить нельзя, но ещё не решилась — куда бежать, — и без паузы выстрелила: — Знаешь, что ты мне жизнь сломал?

— Ничего себе предъява… Чем?

— Ты единственный, кто на первом свидании сразу стал интересоваться моим внутренним миром, душой, а не заботился лишь, чтоб нырнуть под юбку. Ты ударил пристававшего ко мне хулигана, хоть было уже понятно — между нами кончено. До тебя я воспринимала мужиков просто как похотливых козлов. Вспоминая первого женишка — как ещё и сильно пьющих козлов.

— Отчасти ты права. Таких много.

— Но ты — не такой! — Оксана едва не кричала, и я начал прислушиваться, не найдётся ли любитель фитнеса для подъёма на 8-й этаж без лифта, не стоит, чтоб это слышали другие. — С тех пор живу с Гринбергом, а ищу настоящего, своего! Устроенный, при зарплате — да, это важно, но я без особых претензий, запросто обойдусь скромными условиями. Эти бриллианты красивы, — она взмахнула пальцами, украшенными на несколько тысяч рублей. — Но они не искупают, не заменяют главное, чтоб понимал меня, разделял мои чувства!

— Вдобавок — помогающий с самореализацией и без инстинкта самосохранения.

— Что не так с самосохранением? — она потянулась за другой сигаретой, но передумала. Рука дрожала. Оксана выплеснула эмоции и усилием воли возвращала себя в норму.

— Актрисы — ветреные. Самому себе растить такую… Шучу, не обижайся.

— Ох, Серёжа… А я — не ветреная, я — с железными моральными устоями? Вот и поплатилась. Прости, всё говорим обо мне… Скоро пора возвращаться в приёмную. Ты — один? Эта Екатерина…

Ого, успела приревновать? Кате расскажу, пусть веселится.

— Был не один, сейчас — свободен. Катя Журавлёва — табу, работаем вместе, я же не Гринберг, не завожу служебные романы.

— Не напоминай о нём. Закурила, чтоб иметь повод убегать из приёмной и не слышать его мявканье по селектору. Дома надоел.

Как это не вязалось с картинной позой на момент нашего появления! Точно — актриса. Пусть без образования.

— Раз времени мало… Он видел наш проект?

— Видел. Даже заинтересовался. А как прочитал твою фамилию — за сердце схватился. Закричал: даже в Москве этот негодяй не оставит меня в покое! Сожалею, но он вывернется наизнанку, чтоб торпедировать поддержку со стороны Министерства торговли. Если это всё, что ты хотел узнать, пошли.

Я кивнул. Но почему-то не двинулся с места, смотрел на неё, ничего не мог с собой поделать. И поплатился. Оксана ждала, затем порывисто бросилась ко мне, обняла, прижалась бёдрами, вверху — щекой к щеке.

— Понимаю — ничего не будет. Но… позвони мне. Просто так. Поздравь с 8 Марта. Или раньше, 7 февраля, это мой день рождения. Я вот выговорилась, и чуть легче. Хватит на неделю терпения переносить Гринберга. Серёжа! Я не могу тебя забыть.

Не обнять прижимающуюся к тебе женщину невозможно. Даже чуть коснулся её губами, когда прошептал:

— Хорошо, поговорим. Но лучше ты мне набирай, не хочу звонить, вдруг твой выйдет в приёмную и услышит. Телефоны МАЗа у тебя есть. Идём?

— Идём.

На коридоре остановилась у зеркала.

— Чёрт! Глаза потекли!

Попробовала исправить урон кончиком длинного когтя. Я отдал ей носовой платок.

В приёмной спросила:

— Лев Иосифович не приглашал вас зайти по селектору? Из его кабинета кто-то выходил?

— Вас спрашивал, но не нас. Нет, не выходили, — отрапортовал Михаил Степанович, Катя таращилась на нас с совершенно бесстыжим любопытством.

Оксана уселась на прежнее место, достала маленькое зеркальце, критически себя осмотрела снова. Удовлетворившись техосмотром, тиснула селектор:

— Я здесь.

— Где ты была?

— Выходила покурить.

— Хорошо. Сейчас завершаю. Зови их.

Дальнейшее полностью оправдало предположения миссис Гринберг. Её супруг подготовился прекрасно. В манерах и речи не проскользнуло ни единой ноты, заставившей предположить сведение счётов с бывшим любовником супруги.

— Товарищи! Я заранее скажу: примем как факт, что вы выдержите заявленные характеристики — сухую массу в пределах 1080 кг, динамику не хуже чем у ВАЗ-2103, уложитесь в розничную цену 12 тысяч руб. при той же рентабельности для производителя и торгующей организации, как и на «жигули». Допустим, такая машина появилась и выпускается от 30 тысяч в год с перспективой роста до 60 тысяч.

— Именно! — согласился Высоцкий, мы с Катей молчали на втором плане.

— А теперь давайте оценим влияние её выхода на внутренний потребительский рынок, к примеру — в 1979 году. Вы знаете, какой неоднозначный подарок принесли нам продажи «жигулей». Народ стоит за ними в очередях, в то же время со сбытом продукции АЗЛК и Ижмаша возникли проблемы. Я вынужден выкручивать руки торгующим организациям: выделю фонды на «жигули», если выполните план по реализации «москвичей».

Вот откуда бриллианты в ушах королевы приёмной. С распределения дефицитных «жигулей». Золотое дно!

— Но, быть может, стоило бы улучшить потребительские качества «москвичей»? — аккуратно ввернул Михаил Степанович.

— Без снижения объёмов выпуска — невозможно. А если бы в Тольятти появилась новая москвичёвская линия, аналог ижевской, не знали бы проблем. Вы сейчас намереваетесь поломать товарную структуру в целом. До сих пор у нас чётко: «запорожцы» для беднейших слоёв. Далее, основная масса населения довольствуется малолитражками «жигули» и «москвич», этими же машинами закрываем нужды организаций. «Волги» предназначены для начальства и такси, наконец, высшее начальство пользуется «ЗиЛами» и «Чайками». Всё логично! И вдруг появляется новая категория, доступная, как вы предполагаете, и населению, и организациям, по ряду потребительских качеств куда лучше «волги», но дешевле. И что? Способный накопить на вашу 3301 будет кататься на чём-то лучше, чем у первого секретаря обкома партии? Как тогда будут позиционироваться «волги»? Я вам скажу — как дорогой и тяжёлый хлам для неудачников. Вы не подумали, товарищи, но тем самым способны подорвать саму идеологическую основу советского государства. Я готов хоть перед товарищем Гагариным отстаивать свою точку зрения: ваша машина — это политическая диверсия. Как бы она ни была хороша технически и экономически. Ещё вопросы?

Как же он жалок! Стареющий импотент, готовый целую страну лишить первоклассного автомобиля из-за одной лишь ревности и комплекса неполноценности.

— Думаю, мы всё услышали, — подытожил Высоцкий. — Ситуация ясна. Выпуск этой машины мы наладим, только средства будем искать иначе, а реализация внутри страны будет осуществляться, минуя предприятия Министерства торговли. Вы разминайтесь с «москвичами» и прочими пережитками прошлого, удачи.

Не думал, что он такой едкий… Но сказал правильно.

Оделись в приёмной, я помахал Оксане рукой, стараясь, чтоб спутники не видели этот жест. Она чуть опустила ресницы.

Потеряв полдня в министерстве, мы выкатились из Москвы часа в три дня и до темноты не успели даже до Смоленска. Там, за поворотом к городу, в сумерках остановились на заправку. Я предупредил, что поеду первым, всё же самый опытный водитель среди четвёрки, и не быстро: зима. Остальным смотреть на красные огни переднего и держать дистанцию.

— Хорошо, слушаюсь… товарищ ловелас! — поддела меня Катюха. — Признайся, мутил с секретаршей Гринберга?

— Да ты что! Никакой не ловелас. Любовник-неудачник. Она меня бросила и вышла замуж за этого торгашного чиновника!

— Но глазки тебе строит, до сих пор неравнодушна, её папик брызжет желчью от ревности, а нас послал подальше, сводя с тобой счёты. Я всё угадала верно? Не сердись. Правду говорю, просто жалко наших трудов.

— Они не пропали, — встрял Высоцкий, слышавший наш разговор. — Независимо от того, наставил ли рога этому индюку наш Серёжа, торгаш прав: 3301 задаст новую планку рынка, остальные машинки, даже «пятая», враз окажутся устаревшими. Не поверите, я примерно такого и ждал. Значит, новая пойдёт на экспорт и очень ограниченно — в СССР. Гарантирую, дожмём! Запустим!

Почему-то я ему поверил. Очень хотелось верить. Советские люди достойны ездить на лучших машинах, а не объедках мирового автопрома. Наша новая будет паровозиком, тянущим в будущее модельный ряд отечественных малолитражек.

Приехали под утро, рассосавшись по домам. А к двенадцати собрались и устроили постановочный въезд на МАЗ после успешной московской презентации. Режиссёр белорусского телевидения, организовавший съёмку, возбудился, заметив, что одну из «пятёрок» привела женщина. Просил Катю стать в картинную позу, опираясь рукой на капот и сказать несколько слов телезрителям, та наотрез отказалась.

— Ну во-от… — с досадой произнёс телевизионщик. — Смотришь у буржуев, там тётки как картинки машины рекламируют.

— У вас симпатичной дикторши нет?

— Представь, ни одной! — поделился он. — Надо же, чтоб не только рожа-кожа, фигура там. Дикция ещё, общая культура, умение двигаться, если ведёт репортаж стоя, а не сидя на попе. Не смущающаяся камер. Были — разбежались по замужествам и декретам. Попробуй найди…

— Жильё предоставите?

— Служебную однокомнатную! На Макаёнка! А что, есть на примете?

— Надо с ней поговорить. Живёт в Москве, но сама подумывала о переезде в Минск. В феврале ей будет 21 год.

— Красивая?

— Упадёшь — не встанешь. Танцовщица, язык подвешен. Но сразу предупреждаю — с ней вопросы через постель не решаются.

— Мой муж тоже не решает вопросы через постель!

Вторгшаяся в приватный диалог дамочка не обладала искомыми внешними данными для дикторши, зато решительностью и хваткой — на двоих.

Кинув телевизионщиков, я отправился к конструкторам. Позвонил в Литву: ваши машинки откатали положенное, можете забирать.

Посмотрел на часы, полпервого, ещё не обед… Звонить или не звонить в Москву?

Не стал. Если бы нашёл ей подходящее пристанище в каком-нибудь Ленинграде или Киеве — одно дело. Но, позвав в Минск, приглашаю её, беру на себя ответственность за то, что сорвал с благоустроенного, хоть и морально некомфортного места. Согласившись на переезд, Оксана автоматически возлагает на меня обязанность обеспечить её жизнь на новом месте. Она ведь не просто поступает на новую работу, а сбегает ко мне от мужа.

«Серёжа, я не могу тебя забыть…» Романтик во мне завопил бы от восторга, проживший три четверти века циник скептически заметил: всё от того, что сам её бросил, а не она. Если бы отшила, как остальных бывших любовников или неудачных поклонников, остался бы в записной книжке под каким-нибудь номером 36 или 66, через несколько месяцев не вспомнить лица.

Скажем так, если действительно начнёт названивать, сорвётся из Москвы и прилетит просто повидаться, не гарантирую, что не дрогну. А пока…

Пришла Катерина, скинула зимнюю куртку и очаровала — впервые вместо балахонистого пиджака надела чёрный свитер, ниже — тугие брючки, заправленные в сапоги на каблуке. Недаром использовала время для поездки домой. Эврика, у неё, оказывается, грудь есть!

— Что будем делать?

Как зам главного конструктора я — её прямой и непосредственный начальник. Вот и должен думать. Причём не о груди и коленках.

— Превращать концепт в производственный проект. Машина с нуля — это труд сотен людей. Огромные вложения. Никто не позволит столько нанять, значит, образуем ядро. Будем давать задания на аутсорсинг — литовцам, ВАЗу и НАМИ, аккумулировать их наработки. И от МАЗ-2105 нас с тобой никто не освобождал. Даже чертёж для изготовления пресс-формы торпедо не сделан, а на Тольятти больше надежды нет.

— Значит, пока максимально заимствуем из ВАЗ-2106. В том числе салон.

Она подтащила стул и села рядом.

— Что, Катя?

— Серёжа… Жаль, что мы с тобой работаем рядом.

— Начальству такого не говорят. Вредно для карьеры.

Усмехнулась. Поправила очки. Специально, что ли, надела тонкий свитер для этого разговора?

— Ты понимаешь, о чём я.

— Понимаю. С удовольствием пробовал бы с тобой встречаться. Но не уволюсь ради этого с завода, прости.

— Всё хорошо. Если пригласишь меня на ужин, но только не домой, поужинаем как друзья. Договорились? Не прямо сегодня, у меня с дороги глаза слипаются.

— Конечно! Пиши план, что нам надо успеть до апреля, когда прибудут штампы с ВАЗа, и дуй к себе — отсыпайся.

Можно сколь угодно смеяться, но, похоже, Оксана сделала мне рекламу в глазах Катерины. Коль блестящая московская фифа что-то во мне нашла, вдруг в самом деле чего-то стою?

Конечно, с девушкой сложно удерживать грань, чтоб служебные и дружеские отношения, если они тесные, не переросли в категорию «детям до 16 не рекомендуется». Но можно. Катя в той поездке вела себя именно как друг. Почему-то именно она растопила, хотя бы отчасти, состояние одиночества, угнетавшее после бегства Елизаветы, больше, чем комплименты Оксаны про «единственного настоящего мужчину».

Я не нашёл в Минске друзей мужского пола? Чепуха, как только от бумажек перейдём к производственным процессам, наверняка найдутся единомышленники, думающие руками с гаечным ключом, мой сорт людей. Возвращаюсь в ралли, а гонщики — это настоящее братство смелых и умеющих рисковать парней.

Даже переехав в другую республику, убеждаюсь: этот мир принял меня, я — его. Везде нахожу взаимопонимание, вписываюсь в общество.

Но этого мало, хочу, чтоб с моим участием здесь появилась современная машина, «лучше Ауди». Пока не удалось. А почему? Да просто не хватило времени! Народ здесь крепкий, ушлый, строит бортовые грузовики, седельные тягачи, самосвалы, они значительно сложнее легковушки. Все вместе возьмёмся — справимся.

Конец первой книги. Продолжение скоро.