Продавщица 5: Галя, в деревню!

Глава 7

Утром первого сентября я проснулась рано — в начале шестого. Точнее, для бывшей жительницы столицы, привыкшей вставать не раньше семи часов, это было рано. Просто не спалось. Полночи я проворочалась с боку на бок, беспокоясь о том, как пройдет завтрашний день. Вдруг я совершенно не к месту расплачусь или рассмеюсь от нервного перенапряжения, когда надо будет говорить торжественную речь? Или деревенские ребятишки решат подшутить и подбросят мне кнопки на стул или дохлую мышь в стол?

А для тети Любы, выросшей в деревне, первое сентября 1977 года было самым обычным утром. Гостеприимной хозяйке никуда идти было не нужно — она уже вышла на пенсию. Однако тетя Люба отнюдь не бездельничала — ей и по дому работы хватало. Постель в ее комнате уже была аккуратно заправлена, а хозяйка, напевая, накрывала завтрак. Пока я, позевывая, чистила зубы отвратительным зубным порошком «Мятный» и умывалась из рукомойника, а потом ждала, пока нагреется тяжеленный утюг, чтобы отгладить свое платье, она уже успела напечь третью партию пирожков и заварить чай.

Встав из-за стола после сытного завтрака, я вдруг заметила, что у меня предательски дрожат руки. От хорошего настроения не осталось и следа. Внезапно я осознала, что еще неизвестно сколько мне придется проводить все свое основное время не в уютном домике с кружевными занавесками на окнах, салфеточками на столе и цветастыми ковриками на стенках, а в новом, незнакомом здании, и не просто проводить время, а руководить двумя сотнями ребят и десятком учителей… Одно дело — с шутками да прибаутками красить парты и выносить мусор в компании ребят и вновь назначенных учителей, а другое дело — руководить людьми, которые привыкли жить совершенно иначе, чем в городе…

Ощущать волнение мне было не впервой. Страшно мне было и в самый первый день моей учительской «карьеры», когда мне пришлось проводить урок. Вчерашняя продавщица магазина Галочка, давно положившая школьный аттестат на полку и никогда в жизни не учившаяся в институте, внезапно для себя стала учительницей русского языка и литературы Дарьей Ивановной Кислицыной. Оказывается, моя названная сестра-близняшка успела благополучно поступить в институт, окончить его и получить место учительницы в московской школе. Что и говорить, неплохую карьеру за несколько лет жизни в Москве сделала упорная и пробивная штамповщица завода Даша…

Тогда, осенью 1963 года, я долго не могла заставить себя открыть дверь и войти в класс, где сидели тридцать человек. Помню, тогда моя приятельница Катерина Михайловна чуть ли не насильно впихнула меня туда.

Непросто было и во время моего третьего путешествия в СССР. Чуть ли не воевать мне приходилось с некоторыми родителями, отказывавшимися признавать, что дети — это не куски материи, которые рождены, чтобы реализовывать родительские мечты, а живые люди, со своими желаниями и стремлениями.

А уж как тяжело мне поначалу было на должности завуча ленинградской школы, и вспоминать порой страшно! Говорят, конечно, что дома и стены помогают. Да только не помогали мне поначалу родные и знакомые с детства стены школы на улице Смоляной. Едва ли не каждый вечер я по межгороду звонила Катерине Михайловне и рыдала в трубку, прося ту посодействовать моему возвращению в Москву…

— Что, Ивановна, дрожат коленки-то? Оно и немудрено: первый день в должности директора! — весело поддела меня хозяйка тетя Люба, помогая мне завязать пояс на юбке. — А ну повернись! Хороша! Хоть портрет пиши! Директор и есть! Ни больше ни меньше!

— Я это… — промямлила я, чувствуя себя почему-то школьницей, не выучившей урок. — Я не пойду наверное…

— Чего-о? — удивленно переспросила тетя Люба.

— Не пойду, — я начала развязывать пояс.

— Сдурела, что ль, мать? Не пойдет она. — начала ругаться хозяйка и чуть ли не силком снова его завязала обратно. — Да мы три года наверх письма писали, чтобы охламонам нашим школу наконец сделали. Не десятилетку, так хоть семилетку. Ученье — труд, неученье — тьма, или как там говорится? А она «не буду»!

— Я не справлюсь!

— Так ты же завучем работала? Работала. И в самом Ленинграде! А тут чего струхнула-то? Почему не справишься?

— Так то в городе! — я уже была на грани истерики. Видимо, сказалась бессонная ночь, проведенная в волнении. — А тут село. Тут люди другие, обычаи другие, все другое! Это для меня такая проблема!

— Тю! — точно Катерина Михайловна, всплеснула руками тетя Люба. — Вот когда нашему Палычу на войне осколок в голову прилетел, вот это была проблема. Когда ему на ногу танк немецкий наехал — вот проблема была. А это — так, не проблема, а проблемка. Так он и то — повалялся в больничке, да на фронт скоренько вернулся, до Берлина дошел, орден имеет. В люди выбился, председателем стал. А все потому, что всегда учиться любил, книжный человек.

— Может, другого кого назначить? — безнадежно поинтересовалась я. — Постарше, поопытнее.

— Кого поопытнее? — уперла руки в бока тетя Люба. — Ты думаешь, полно опытных, желающих из Москвы в глухомань ехать? Не дуркуй, говорю, Ивановна! Не пойдешь — буду сама тебя метлой гнать до самой школы. Знали бы, что ты не справишься — не назначили бы тебя. Давай, шевели батонами, звонок поди скоро, ребятишки уже на линейку собрались. Глаза боятся, руки делают! Шагом марш!

И, мягко и в то же время настойчиво вручив мне в руки обычную картонную папку с надписью «Дело №» и тряпичными завязками, тетя Люба выпроводила меня под локоток на улицу. Вздохнув и смирившись, я зашагала по улице по направлению к школе. Как ни странно, простая дружеская встряска, устроенная мне хозяйкой дома, принесла пользу. Я понемногу стала приходить в себя. В папке у меня была заранее заготовленная торжественная речь, а еще расписание на первое сентября, которое я старательно составила вчера вечером. А сегодня мне предстояло учесть все пожелания педагогов и подготовить расписание на целую четверть.

Что ж, чему быть, тому не миновать. В конце концов, мои предыдущие четыре путешествия в СССР закончились хорошо. Так может, и в этот раз будет так же?

Светило яркое солнышко, всюду полно было зелени и цветов. Встречавшиеся мне на пути люди узнавали меня, кивали и улыбались. И я по уже сложившейся привычке здоровалась в ответ. По пути мне встретились десятка три ребятишек в новехонькой школьной форме и с ранцами за спиной. Наверное, съездили с родителями на прошлых выходных в Москву — погулять и закупиться. В нашем селе, кроме продуктового, ни одного магазина не было.

К половине девятого в школьном дворе собралась большая толпа, стоял шум и гам. Собрались все двести человек школьников и родители — те, кому удалось в этот день вырваться с работы. В школе все было готово — еще вчера мы вместе с учителями натянули красивые флажки и торжественную надпись: «Здравствуй, школа!», которую, старательно высунув язык, намалевала соседская девчонка Зинка. Она сегодня шла в шестой класс, а трое ее младших братьев — в первый, третий и четвертый. Держа в руках букеты свежесрезанных цветов, явно выращенных на домашних клумбах, они стояли у школы в компании других одинаково одетых ребят.

Потихоньку подтягивались к школе и учителя. Медленно, с палочкой добрела до школы старенькая Евдокия Никитична, в прошлом — известная певица. Пришел и двухметрового роста учитель физики и химии Григорий Макарович, которого ребятня уже успела окрестить «Циркулем» — шагал он размашисто и широко. Под ручку с Климентом Кузьмичом пришла и Катерина Михайловна, с безукоризненно уложенной прической, благоухающая хорошими духами, от которых Климент Кузьмич, отвернувшись, иногда втихаря чихал.

Спрятался за спины других учителей и молоденький историк Лев Ефимович, приехавший в деревню по распределению, как молодой специалист. На вид он был едва ли старше Артема, старшего сына моей давнишней подружки Лиды, но уже окончил институт и даже для солидности носил усы. Учеников он до жути боялся. Я краешком глаза заметила, что у Льва Ефимовича дрожали руки, точно у меня сегодня утром.

В отличие от него, другой учитель — географ Анатолий Кузьмич, солидный мужчина, выглядел абсолютно спокойно. Он был местным, преподавал раньше в школе, располагавшейся в нескольких километрах от нашего села, со многими был знаком, и все ему было привычно.

Учителя физкультуры нам отдельно не назначили — его обязанности согласился совмещать с работой трудовика Климент Кузьмич. За годы семейной жизни он стал более подтянутым и стройным, сбросил килограмм двадцать лишнего веса. Брак пошел ему на пользу — строгая супруга следила за его питанием и заставляла больше гулять. А в том, что немногословному трудовику удастся заставить ходить по струнке и отжиматься ораву деревенской детворы, я не сомневалась.

— Дарья Ивановна, добрый день! — тяжело обмахиваясь свежей газетой, подошел ко мне Аркадий Павлович, председатель сельсовета. — Заждался. Волновались поди, всю ночь не спали?

— В точку, — сказала я. Мне стало уже гораздо спокойнее. Я была не одна. Этот простоватый и добродушный одноклассник тети Любы, постоянно повторяющий: «Ек-макарек!», излучал уверенность и доброжелательность. И впрямь, чего я так распереживалась? Никто меня тут не съест.

Мои опасения и вправду оказались совершенно напрасными. Школьная линейка по случаю начала учебного года прошла без сучка без задоринки. Моя торжественная речь по случаю открытия школы была встречена бурными аплодисментами. Поддержал меня и председатель школы, который в своем слове поздравил учеников и попросил любить и жаловать учителей и директора. Семиклассник Витя Дробышев под аплодисменты пронес на плечах по двору маленькую девчушку-первоклассницу с косичками, которая что есть силы звонила в колокольчик. О том, что нужен колокольчик, я вспомнила вчера, когда было уже почти девять часов вечера, и тут же побежала за выручкой к Катерине Михайловне. Так растолкала уже залегшего было спать супруга, тот сходил к соседу и временно одолжил сей нужный девайс у его коровы. Корова молча жевала сено, меланхолично смотрела на Климента Кузьмича и совершенно не возражала.

После линейки ребятня гурьбой пошла в школьную библиотеку получать новехонькие учебники, присланные из города. Уроки в первый день учебного года пролетели быстро. Вопреки моим ожиданиям, кнопки на стул мне никто не подложил. Напротив, все ребятишки были очень рады тому, что школа наконец-то будет близко, и с интересом рассматривали новые учебники. Учителя, попив чайку в учительской, разбрелись по своим делам, ну а мы с Катериной Михайловной пошли к ней в гости — обсудить события сегодняшнего дня и заодно совместными усилиями составить расписание на первую четверть.

— Может, алгебру и геометрию тогда поставим после обеда? — предложила я Катерине Михайловне после двухчасового «совета в "Филях», точнее — в деревне Клюевке. У меня уже голова шла кругом.

— Ни в коем случае! — запротестовала она. Над расписанием мы сидели долго и никак не могли свести его воедино. Ее супруг Климент Кузьмич взялся было нам помочь, но, поняв, что двух женщин ему не переспорить, махнул рукой и ушел во двор косить траву, раз уж ему не разрешили заниматься огородом.

Вечерело, начало холодать, хотя было еще очень светло. Катерина Михайловна встала из-за стола, захлопнула деревянные свежеокрашенные ставни и снова повернулась ко мне.

— Почему ни в коем случае? — удивилась я, не понимая, почему приятельница отказывается. Я бы только обрадовалась, если бы мои уроки поставили попозже. — Вам же, Катерина Михайловна, наоборот, хорошо будет. С утра пораньше вставать не надо. Можете вволю спать с утречка, а к часу дня приходить будете.

— Да потому, Дарья Ивановна, — втолковывала мне добросовестная учительница, думающая в первую очередь о школьниках, — что самые сложные предметы надо преподавать с утра, пока еще голова свежая. — Физика, химия, алгебра, геометрия… После обеда спать хочется — естественная человеческая потребность. Поэтому никакая валентность и косинусы с синусами школьникам в голову лезть не будут. А вот историю можно и попозже поставить, думаю, наш Лев Ефимович не обидится. Ему даже хорошо. Он как раз с утречка погулять любит — возьмет корзинку да по ягоды пойдет, порыбачит на озере, потом домой сходит, отдохнет, пообедает, а после обеда и в школе нарисуется. И биологичка тоже против не будет.

— А физкультуру?

— А физкультуру вообще можно последним уроком, — передвинула бумажку с надписью «Физическая культура» в самый низ Катерина Михайловна. — Как раз после «трудов». Климу будет удобно.

— Может, хотя бы часов на двенадцать?

— В самый солнцепек? Вы не учли, Дашенька, что спортзала у нас пока нет. Приседать да бегать школьникам во дворе придется. А пока еще жара стоит под тридцать, духота невероятная. Если это лето будет такое же, как прошлое, то с полудня и часов до трех на улице делать нечего.

— Ну… Ваша правда, — признала я. Мучать ребятишек на жаре у меня не было никакого желания. — Допустим, так оно и есть. А потом, когда похолодает? Не будет уже никакой жары.

— Потом и думать будем, чем их занять, — пожала плечами Катерина Михайловна. — Зимой в снежки пусть играют, крепость снежную строят. В общем, подумаем. В девять утра, кстати, зимой еще темно будет — не до игры. Ставьте попозже.

— А я думала, наоборот, — защищала я свою позицию. — Зарядка, физические упражнения с утра — и все такое. Разбудить мозг, так сказать. А потом и на уроки. Как у нас в московской школе было — физрук Мэл Макарович, наш школьный учитель-мачо, почти всегда в два часа дня уже свободен был и с девушкой в кино шел, а вот Вы раньше четырех часов никогда не уходили. Да и в ленинградской школе, когда я завучем была, у нас «физру» всегда с утра проводили…

Катерина Михайловна снисходительно посмотрела на меня и вздохнула.

— Любезная моя Дарья Ивановна, поймите Вы: здесь не Москва. Тут нет недостатка в физической активности. Вы знаете, во сколько тут ребятишки встают?

— Ну… — я почесала карандашом голову, задумавшись. — В восемь?

Приятельница рассмеялась.

— В восемь, душечка, они завтракают и в школу собираются. А встают в шесть, если не раньше.

— Это как так?

— А вот так! Тут все детишки родителям помогают по хозяйству сызмальства. А как Вы хотели? Встают — и на пастбище или курятник чистить. Что потопаешь, то и полопаешь. А еще с младшими возятся. Вон у Зинки — несколько братьев, а отца нет. Так она лет с семи в няньках. Нет, зимой-то, конечно, и подольше можно подрыхнуть, если скотину не держат. Урожай собран, за огородом ухаживать не надо. А вот осенью и весной — работы невпроворот. Так что не волнуйтесь, любезная моя подруга, физических упражнений у здешней детворы — и так навалом. И наклоны — полоть, и приседания — корову доить, и даже бег трусцой — ежели скотина какая убежать через дыру в заборе вздумает. В общем, ставьте то, что посложнее, в начало дня, а физкультуру — в конец. И точка. А историю, биологию, географию и прочее впихнем куда-нибудь между. Евдокия Никитична, учитель музыки — женщина пожилая, ей в Москве надо часто бывать, на процедурах каких-то. У нас таких врачей нет. Поставим ей по пять уроков два дня в неделю — в понедельник и вторник. А в остальное время пусть живет в Москве и ходит на свой электрофорез и капельницы…

На том и порешили. Засыпая поздно вечером в своей съемной комнате и слушая сверчков за окном, я блаженно улыбалась. Сегодняшние утренние страхи оказались не более, чем напрасными опасениями. Я снова была не одна. У меня были друзья.