Продавщица 5: Галя, в деревню!

Глава 5

Прошла неделя с тех пор, как я, ни на что особо не надеясь, потерла на чердаке дачи пузатый ночничок, как Алладин когда-то волшебную лампу. Джинн оттуда не вылетел, но желание мое исполнилось: я снова, уже в пятый раз кряду, шагнула на несколько десятилетий назад. Только в этот раз я уже не гуляла по шумной Москве, не участвовала в поимке преступника по кличке «Мосгаз» на перроне Казани, не смотрела старые кинофильмы в «Ударнике» и не любовалась гранитными набережными реки Невы, а, надев шлепки, гуляла от дома до сельсовета, почты или местного магазина, выбор продуктов в котором был крайне ограничен.

Покупки в сельском магазине можно было тоже сделать особым способом. Нет, то, что тут нельзя было расплатиться банковской картой, меня ничуть не удивило. Это ж семидесятые, какие тут карточки! Терминала, который пикает, когда к нему приложишь пластиковый прямоугольник с чипом, тут никто и в глаза не видывал.

Удивило меня другое: когда я, взяв с собой клетчатую авоську, заявилась на порог одноэтажного здания с надписью «Магазин», в которой отсутствовала вторая буква «а», женщина, стоявшая за прилавком, спросила:

— Записать тебя?

— А? — не поняла я.

— Записать, говорю, — повторила женщина, — аль сейчас расплатишься?

— А! — сообразила я наконец. — Да у меня есть деньги при себе, есть.

Однако, привычно сунув руку в карман, я обнаружила там только каменную ириску, которую я все же взяла из вежливости во время чаепития с Аркадием Павловичем в сельсовете. Кошелек остался дома.

— Вот я растяпа, — огорченно сказала я. — Сейчас схожу за деньгами-то.

— Из города, что ль? — спросила продавщица. — Живешь тут аль в гости приехала?

— Живу… Я в школе новой буду работать, директором.

— В школе? — почтительно переспросила женщина и даже поднялась со стула. — Так это тебя… Вас прислали?

Я согласно кивнула.

— Ой, здорово-то как! — заулыбалась тетка. — У нас ребята хорошие, только глаз да глаз за ними нужен! Вы уж построже с ними… Как величать-то Вас?

— Дарья Ивановна. А что за тетрадка-то?

— Так у нас обычай такой, Дарья Ивановна! — начала втолковывать мне продавщица. — Ежели у кого из местных денег нет, записываем в тетрадку. Потом занесете, как придете.

Такой была моя новая жизнь, и в целом она мне очень нравилась. За неделю я перезнакомилась почти со всеми жителями окрестных домов и уже не удивлялась обычаю всегда здороваться со всеми, кто встречается на пути. Слух о том, что в деревню приехала новый школьный директор, распространился быстро. Меня считали в поселке кем-то вроде элиты и часто обращались на «Вы», несмотря на то, что «тыкать» всем, кто примерно твоего возраста, тут считалось абсолютно нормальным.

На ушлого «риэлтора» — Петьку по прозвищу «Два ведра» я больше не сердилась. Тетя Люба, впрочем, тоже. Мы решили, что полностью расквитались с Петькой, скормив ему легенду про предстоящие киносъемки. В тот день мы с ней чуть не надорвали животики от смеха, наблюдая за тем, как Петька во дворе нашего дома горланит песни под гармошку и отплясывает вприсядку, надеясь получить роль в фильме про советскую деревню и гонорар в целых двадцать целковых.

Рассудив немного, я решила, что обижаться, в общем-то, уже не за что. Благодаря Петьке я нашла себе жилье не то что хорошее, а просто отличное. Да, в нем не было ни плазменного телевизора, ни кондиционера, ни ванны, ни даже обычных удобств внутри дома. А еще порой ночами жутко доставали комары… Мой смартфон, планшет и новый большой телевизор со множеством каналов на любой вкус остались где-то там, далеко, в то мгновение, когда мне пришло в голову аккуратно потереть бочок желто-белого ночника, напоминающего о давнишнем подарке бабушки… А посему из развлечений мне доступны были только болтовня с тетей Любой и другими соседями, прогулки по деревне, да сельская библиотека.

Зато меня почти каждый день баловали вкусными пирогами и развлекали веселыми разговорами за жизнь. Я, в свою очередь, старалась отблагодарить гостеприимную женщину тем, что помогала ей по хозяйству. Вместе мы починили туалет во дворе, выкинули несколько мешков хлама, который хранился еще с довоенных времен, и даже покрасили крыльцо.

Работать приходилось не только по дому — львиную часть моего времени занимала подготовка школы к учебному году. Добродушный и глуховатый председатель Аркадий Павлович сдержал обещание и заглянул вечерком на разговор к однокласснице — тете Любе. Они о чем-то поболтали между собой и ударили по рукам — хозяйка разрешила мне жить в свободной комнате в течение всего предстоящего учебного года.

— Ладно, Палыч, добро, — решила она, хлопнув полной дланью по столу, — пусть живет Ивановна. Я уж к ней привыкла, как родная стала. И поговорить вечерком теперь есть с кем… Внуки-то как твои, приезжают?

— Да месяц целый гостили, — добродушно ответил председатель, уминая вкуснейшие пирожки с мясом, которые к его приходу напекла тетя Люба. — Люблю, когда они на каникулы ко мне ездят, отдыхаю с ними душой. Рыбачить вместе ходим, по грибы да по ягоды… Сегодня вот «вечерней лошадью» с невесткой отбывают в Москву. Со дня на день уже учеба начинается.

— Вечерней лошадью? — удивилась я. — Прямо до Москвы?

— Вечерняя лошадь — это электричка, — рассмеялся Аркадий Павлович.

— Пирожков-то ребятам возьми, — напомнила тетя Люба. — И молочка домашнего с творогом. Я тебе с собой заверну. Жалко, что ли? Чего они там едят-то, в Москве своей… Бутерброды небось с колбасой из бумаги туалетной. А тут все свое, домашнее.

— Благодарствую, Любаша, — довольно заулыбался Аркадий Павлович, — хлебосольная ты тетка, домашняя. Возьму с удовольствием. Ну что, вздрогнем? За наш «Б» класс?

— За наших! — согласно подняла рюмку домашней наливки тетя Люба. — Эх, жаль только, меньше половины нас осталось… Из тридцати — семь человек. Кто в первые дни войны погиб, кто потом… Колю Дробышева помнишь, высокий такой, Коля-Каланча? На третий день войны матери уже похоронка пришла. А Владик Костылев, «Костыль» который? Вы с ним еще дрались постоянно? Звезду Героя посмертно получил… Я вот в двадцать лет вдовой осталась. Да и ты, Палыч, чудом выжил… Ладно, что мы о грустном. Кстати, я тебе про Петьку-два ведра не рассказывала?

— Да не дрались мы, а так, боролись… Мы ж пацанами были. Да, жаль Костыля… Ну да ладно, твоя правда, не будем о плохом. Так что Петька? Третье ведро утопил? — благодушно поинтересовался председатель. — Эх, бедовая голова Петька… Ни на одной работе не задерживается. Хотел я его в сторожа пристроить — так он не придумал ничего лучше, как детишек ружьем пугать сдуру. Родители жаловаться начали, хотели темную ему устроить. Пришлось уволить от греха подальше — бытовухи и так хватает. Говорю: «Давай на водителя выучишься, будешь в город за продуктами для сельпо ездить!». Так нет, решил полихачить на дороге и машину утопил, хорошо хоть сам жив остался. А ведь неглупый мужик-то, в общем…

— Да не, не ведро, — рассмеялась тетя Люба. Я тем временем вежливо слушала их разговор, не вмешиваясь. — Тут хуже дело. Он же Ивановну мою надуть решил, коммерсант недоделанный. Я к родственнице на три дня в город уехала, сдуру ему и сболтнула. У нас же все знают, где ключи лежат. Так он Ивановну на перроне встретил, говорит: «Пойдем, я тебе комнату сдам!». Она, добрая душа, сумку свою схватила и за ним почесала. Думала, что ей он у себя дома сдать комнатку хочет. А он ее ко мне домой привел, трешку взял — и был таков. Думал, провернет аферы свои шито-крыто. А я — возьми и вернись из города на следующий день. Прихожу — а там картина Репина: «Не ждали», на моей кровати Ивановна пятый сон досматривает. Вот мы покумекали и решили, Палыч: пусть Петька зарплату отрабатывает. Устроили себе концерт по заявкам телезрителей. А Петька нам и спел, и станцевал — вся деревня смотрела… Он как узнал, что Даша — школьный директор, а не режиссер, и никакого «кина» тут снимать не будут, так аж затрясся от ярости. Теперь о нем на каждом углу судачат.

— Ха-ха-ха, — довольно захохотал председатель, — Интересно девки пляшут! Ах, хитрец! Четыре полы, восемь карманов. Вот вы затейницы! Да вам бы и впрямь сценарии к фильмам писать! Молодцы, нечего сказать, хвалю. И не сильно обидно, и урок на всю жизнь хороший. Он же всегда и всех надуть пытался. Недаром с ним мужики давно уж в карты играть не садятся. У него в одной колоде по десять тузов. Думаю, больше он Вас, Дарья Ивановна, — обратился он ко мне, — не обидит. А ежели что — идите прямиком ко мне, где кабинет, знаете. Ну а если там закрыто — дома я, значит. Через пять дворов от Любы живу, недалеко. У нас в деревне образованных людей очень уважают. Заходите, не стесняйтесь, рассказывайте, как у Вас дела… Люба, а покажешь, может, Дарье Ивановне наши фотографии школьные? И я посмотрю, вспомню!

— Конечно! — засуетилась тетя Люба. — Ой, у меня на фотографии с выпускного такие волосы красивые, вьющиеся, длинные были.

— А у меня просто были, — засмеялся Аркадий Павлович и указал на свою почти полностью лысую голову. С чувством юмора у нашего председателя было все в порядке.

До самого позднего вечера я вместе с тетей Любой и его бывшим одноклассником рассматривала старые фотографии, расспрашивала их о далеких событиях юности и слушала их рассказы, жадно внимая. Мало сейчас осталось в живых свидетелей той поры. А мне уже в который раз повезло увидеть их еще не дряхлыми старичками.

А на следующий день я вновь занялась делами. Нужно было привести в порядок здание, которое выделили для вновь созданной сельской школы. Она должна была располагаться в бревенчатом доме постройки начала двадцатого века. Постройка, в которой было целых восемь комнат — семь больших и одна — поменьше, требовала ремонта, который и был начат за пару месяцев до моего приезда. Предполагалась, что школа будет семилеткой, в каждом классе — по тридцать учеников. Как раз на каждый класс — по комнате. А восьмую, маленькую комнату было решено отвести под учительскую.

Ремонт был сделан силами местных жителей. За работу им никто не платил, да об этом и разговора не заходило — местные, напротив, сами были рады донельзя тому, что их детям наконец не придется ходить пешком так далеко, и охотно помогали по мере сил после работы и в выходные.

Деревенские мужики-умельцы ловко обшили дом ребристой деревянной вагонкой. А еще здание обнесли изгородью из штакетника, соорудили новую уборную на улице и даже проложили к ней новую дорожку из досок. А в небольшом палисаднике рядом сделали клумбы из тракторных покрышек с цветами, посадили кусты сирени и несколько яблонь.

Работа шла споро, помогать было всем только в радость. Приходили не только деревенские мужики — женщины тоже помогали: делали уборку. По мере сил помогали и учителя. Так, например, худенький тщедушный историк Лев Ефимович, всего пару месяцев назад окончивший педагогический институт, наравне с кряжистыми сильными мужиками молча и усердно выполнял тяжелую работу.

Не брезговали работой и ребятишки-школьники, от мала до велика: они собирали мусор во дворе, красили валиками парты образца пятидесятых годов, украшали классы яркими плакатами с мотивирующими надписями вроде: «Школьники! Выполняйте домашние задания самостоятельно»… Да уж, неужели когда-то это было?

Прикрепив яркую бумажку про самостоятельное выполнение уроков к стене обычными канцелярскими кнопками, я подумала, что, наверное, стоит по возвращении разыскать где-нибудь в сети скриншот этого плаката и отправить его в наш родительский чат. В этот чат меня добавили сразу же, как Сережка переехал к нам и пошел в новую школу. Каких только сообщений я не получала на ночь глядя…

— Родители, кто решил задачу из пятого параграфа про косинусы? У нас с Ванечкой не получается…

— Никто не знает, стихотворение из «Евгения Онегина» к понедельнику учить или к среде? Петя забыл…

— Мария Ивановна, почему моему сыну несправедливо занизили оценку? Мы всей семьей сочинение читали и восхищались!

— Вы не забыли, что всего через два года выпускной? Есть отличный ресторан на Невском. Нужно заранее составить смету. Пока ориентировочно по двадцать тысяч с человека, но все может измениться.

В конце концов, психанув, я поругалась с чрезмерно активными мамашами и вышла из этого чата, сказав, что мой ребенок в состоянии сам сделать домашнюю работу и позвонить приятелю, если забыл, какую задачу надо решить, а через два года может умереть либо осел, либо падишах — в общем, кто его знает, что там будет, и загадывать так далеко мы не собираемся. Муж Гоша согласно хмыкнул.

Водопровода и канализации в старом здании, естественно, не было. Соорудили только два умывальника — один в школе и один во дворе. чтобы ребятишки и учителя могли помыть руки и лицо. А воду в них нужно было носить из колонки самим. Ну что ж, сами с усами, принесем.

— А Вы, Дарья Ивановна, неужто с нами будете работать? — удивленно спросила меня соседская Зинка, пришедшая на помощь вместе с другими школьниками.

— А я что? — спокойно ответила я, покрывая голову косынкой, чтобы не испачкать волосы. — Я не меньше вас хочу, чтобы в школе чисто было и красиво. Мне же, как и вам, каждый день сюда ходить. А Петька-два ведра где? Почти все мужики собрались. Не придет помогать?

— Ха! — бодро ответила Зинка, сгребая веником в совок остатки старого мусора на полу. Он сказал, что ему на… ну, в общем, совсем такая работа не сдалась, потому что не платят за нее. Обиделся он крепко за тот случай с «пробами в кино». Над ним же теперь вся деревня смеется.

— Может, мы переборщили? — устыдившись, спросила я. — Как бы жизнь человеку теперь вконец не испортить.

— Ой, да полноте, Дарья Ивановна, — точно взрослая, по-бабьи отмахнулась от меня Зинка. — У нас что ни день, то новый повод посмеяться. Забудут через пару дней про вашего Петьку. Не переживайте. Вы лучше посмотрите, нормально я крашу или как?

Старательно елозя валиком с краской по партам вместе с другими родительницами и ребятней, радующейся, радующимися открытию новой школы, я мечтала, как пройдут десять, двадцать лет, и в школу наконец проведут газ, а затем и паровое отопление. Может быть, когда-то в ней будет и своя котельная с современным газовым оборудованием. А еще позже сделают новый ремонт, закупят компьютеры, и обычные сельские ребятишки получать возможность заходить в Интернет…

Но все это будет еще не скоро. А пока я, бывшая продавщица Галя, никогда не стремившаяся в начальство и неожиданно для себя ставшая школьным директором, усердно привыкала к деревенской жизни.

За неделю я успела узнать немало о тутошней жизни, и она, конечно, ни в какое сравнение не шла с жизнью в огромной, шумной, бурлящей Москве. Обычные мелочи тут были в диковинку. Так, например, на третий день своего пребывания в деревне я проснулась от торопливого стука в окно. Продрав глаза и отчаянно зевая, я в длинной ночной рубашке в пол, которой меня щедро оделила тетя Люба, подошла к окну и увидела соседку Зинку, улыбающуюся во весь рот. Жестом она попросила меня открыть окно и, как только я открыла, тут же затараторила:

— Дарья Ивановна, собирайтесь скорее! Да быстрее давайте, сейчас все разберут!

— Что? — испугалась я. — Комета, что ли, прилетела? Аль из РОНО приехали меня проверять? Так учебный год-то еще не начался.

— Да какое РОНО? — тараторила Зинка. — Бегом давайте! Мороженое привезли! В сельпо выкинули! Там сегодня не только обычный пломбир, но и шоколадный! Я вам, если что, очередь займу!

И, соскочив с приступки, егоза в цветастом платьице упорхнула прочь. А мне потребовалась еще пара минут, чтобы сообразить, что в советской деревне семидесятых привоз мороженого в магазин, да еще не обычного, а шоколадного, вполне мог быть из ряда вон выходящим событием.

А вскоре, когда я в самый последний день августа снова собралась в наш деревенский магазин, на входе я нежданно-негаданно столкнулась со старой знакомой.

— Здравствуйте, Дарья Ивановна! — радушно улыбнулась она. — Сколько лет, сколько зим!