Продавщица 5: Галя, в деревню!

Глава 2

— А это еще кто тут развалился и спит? Здрасте, приехали! — разбудил меня чей-то зычный и властный голос. — Вставай, поднимайся, рабочий народ! Интересно девки пляшут по четыре прямо в ряд! Только приехала, а тут такой сюрприз с порога!

Ничего не понимая, я разлепила мутные глаза. Просыпаться отчаянно не хотелось. А зачем меня, собственно, будят? И кто это? Неужто свекровь моя — Гошина мама — из городской квартиры вернулась?

— Ишь какая! Осьмой час уже, а она дрыхнет! Вставай, вставай, говорю, красивая! Ты как тут очутилась? Через окно, что ли, влезла? Чего дома-то у себя не ночуешь? — голос бы настойчивый, но в то же время — вполне доброжелательный.

Да нет, непохоже. За пару лет моей семейной жизни ни разу не было такого, чтобы Гошина мама без стука ворвалась к нам в спальню. Родители моего мужа — крайне порядочные и деликатные люди. Что тогда? Почудилось, наверное. Мало ли что под утро присниться может…

Я протерла рукой глаза и села на кровати, спустив ноги. Как же хорошо и безмятежно спится на даче, будто в детстве… Тихо, спокойно, никакого шума машин и рева мотоциклов за окном. В комнате прохладно, но под пуховым одеялом очень даже тепло. Никто сверху не сверлит, за стенкой не кричит… Наш с Гошей домик стоит на самом окраине поселка, на границе с лесом. Никаких тебе соседей с вечно работающей газонокосилкой и вечно лающей соседской собаки за забором. Тишина, красота…

Сейчас встану, натяну тапки, заварю себе чашечку ароматного дымящегося кофе и, позевывая, буду пить его на маленьком балкончике, точно какая-нибудь парижанка… До Эйфелевой башни, конечно, далеко, но у нас в поселке своя имеется — местные жители по приколу построили макет этого известного сооружения высотой в целых три метра…

— Звать-то тебя как, спящая красавица?

Я потрясла головой, окончательно придя в себя, и огляделась вокруг. Да это ж не моя дача! Никаких ковров на стене у нас давно нет — я их давно выкинула, чтобы не дышать пылью. Свекровь, конечно, немножко повозмущалась, но потом согласилась, что дышать стало гораздо легче. Да и самовара на столе у нас тоже нет — в век электрических чайников в них нет необходимости. Разве что «для антуражу» поставить, как выражается мой свекор. Кровать слишком мягкая — мы с Гошей давно спим на ортопедическом матрасе. Салфетки у нас в семье никто вязать не умеет. И петухи у нас на даче никогда не орали… А этот прямо надрывается! И корова какая-то мычит! Откуда тут корова? В нашем СНТ соседи и живности-то никакой не держат — нет необходимости.

Нет, место совершенно не знакомое. Будто я попала в музей деревенского быта СССР. А где я, собственно, нахожусь?

— Звать-то, говорю, как тебя?

Я посмотрела на обладательницу звучного приятного голоса, который так не вовремя и бесцеремонно разбудил меня сегодня.

Передо мной стояла улыбчивая полная женщина лет шестидесяти в красивом цветастом платье с крупной брошью — та самая, которая вчера встретилась мне на станции, с гусем по имени Шушик под мышкой. На меня она смотрела с удивлением. Под мышкой у нее уже не было гуся, зато была большая сумка, которую она аккуратно поставила на пол и, уперев руки в бока, уставилась на меня.

— Ну? Чего молчишь-то? Как зовут тебя, красотка?

— Дарья, — пробормотала я, убедившись, что кричать на меня вроде не собираются. — Дарья Ивановна. Даша…

— Ну, будем знакомы, Ивановна, — хохотнула женщина, — я Любовь, тоже Ивановна. Можно тетя Люба. Полутезка ты моя значит. Да ты откуда взялась-то? Чудо чудное, диво дивное… Вот так сюрприз!

— Так… меня сюда мужчина привел вчера, хозяин дома, — начала я оправдываться, съеживаясь на кровати под одеялом и поджимая ноги. Выглядела я, наверное, сейчас очень жалко. Голова немытая, зубы не чищены… Одна, в чужом доме, оправдываюсь перед незнакомой женщиной. Что же сейчас будет?

Вчера, придя домой с почты, я плюхнулась на кровать в комнате, едва успев раздеться, и моментально уснула, хотя часы с маятником на стене не показывали еще и девяти часов вечера. А сейчас, получается, уже утро?

Меня осенило: а что, если эта женщина в цветастом платье — жена того самого старикашки с хитрыми бегающими глазками? Жена, которая внезапно приехала из города. Она-то не в курсе, что старичок, имя которого я даже не удосужилась спросить, просто стал мне комнату! А вдруг еще подумает чего? Женщины еще теми ревнивицами бывают, на ровном месте могут скандал закатить… А тут все со стороны выглядит так, как будто я к нему на ночь пришла… Со стороны все выглядит так, как в анекдотах про не вовремя вернувшуюся домой супругу. Ох, беда! Что же сейчас будет!

На всякий случай я снова забралась с ногами на кровать, отползла подальше к стене и выставила перед собой подушку.

Однако лицо полной дамы не выражало никакой неприязни. Она смотрела на меня с улыбкой и неподдельным интересом.

— Мужчина, говоришь? — нахмурилась и протянула она. — Да не дрожи ты так. Положи подушку-то. Расслабься, выдохни. Пришла, так пришла… Не гнать же тебя. Из Москвы, что ль, приехала?

— Да, да, — вспомнив, что произошло вчера, торопливо затараторила я, параллельно пытаясь хоть как-то соорудить подобие приличной прически на голове. — Я из Москвы, учительница, Дарья Ивановна, директором буду в новой местной школе. Вот, пожалуйста, у меня и паспорт есть. Можете позвонить вот по этому номеру, вам все скажут… Мне перекантоваться надо было, пока жилье не дадут, вот на несколько дней сняла комнату… Мужчина меня привел, старенький такой… Муж ваш, наверное.

— Да не нужен мне паспорт твой, на слово верю, — отмахнулась тетя Люба. — А зовут как мужчину? Надо же, всего на день из деревни уехала, а у меня уже и муж новый нарисовался, и гостья объявилась.

— А он не представился, — сказала я, только сейчас понимая, в какое неловкое положение я попала. — Так он не Ваш муж, Любовь… Ивановна?

— Ну ты даешь, Москва, — добродушно рассмеялась женщина. Она встала с кресла, потянулась и пошла орудовать с самоваром. — Тетей Любой меня зови. Нет у меня мужа, вдова я с сорок третьего года, похоронка пришла. Тут две трети баб в деревне вдовы. Не повезло нам, мало мужиков осталось, выкосило на войне многих. Вставай, одевайся, умывайся, позавтракаем вместе. Расскажешь, что за хрен с горы нарисовался и тебя сюда притащил. Да не дрожи, говорю, не обижу. И на улицу не выгоню. Посидим, потолкуем. Хозяйка я этого дома. Вставай, говорю, полутезка, уже солнце в темя упирается, а ты все дрыхнешь.

— Он не хрен, — натягивая кофту с юбкой, попыталась оправдаться я. — Я просто растерялась и забыла имя спросить. Он у меня три рубля взял и сказал, что до пятницы я могу тут жить.

— Ну а выглядел-то он хоть как, не хрен этот? — деловито поинтересовалась тетя Люба, накрывая на стол.

— Ну… пожилой такой мужчина…

Приводя себя в порядок, я изо всех сил пыталась вспомнить, как же выглядел мой новый знакомый. Признаться, вчера я была в таком шоке оттого, что старенький желто-белый пузатый ночник оказался порталом в СССР, что и не запомнила особо внешность хозяина деревенского дома. Или он не хозяин? Тогда кто? Риэлтор?

— О! — воскликнула вдруг тетя Люба. — Слушай, а у твоего знакомого вчерашнего велосипеда случаем не было?

— Да! Точно! — вспомнила я. — Велосипед был.

— Вот, уже лучше! А велосипед старый такой, весь изолентой перемотанный?

— Да, кажется…

— И глазки такие, хитрые, бегающие, да?

— Да! Так и есть!

— Едрит Мадрид! Ну все, расследование закончено. Даже дело можно не заводить. Виновник установлен. Петька — два ведра это, как пить дать! — тетя Люба, выругавшись, хлопнула ладонью по столу. — Точно он! Вот зараза, все ему неймется… То соседских кур на своем велосипеде давит, а потом на станции мясо продает, то теперь дом мой сдавать взялся. Жаль, вдова я, а то муж мой, был бы жив, отходил бы его по самое «не балуйся».

— Какие два ведра? Какой Петька? — я ровным счетом ничего не понимала.

— Да жулик и лодырь местный наш, Петька, — пояснила тетя Люба. — Ну все ясно. Аферы, значит, за моей спиной проворачивать удумал. Эх, взять бы грабли да пройтись по хребту, да, чую, горбатого могила исправит… Ты это, иди умойся, а то заспанная вся… И садись за стол, поешь нормально, а то худющая вся, кожа да кости. Чем вы там питаетесь в этой своей Москве… Щас пирожки тебе подогрею, а на обед борщ будет.

— А где?

— Вон умывальник, из комнаты как выйдешь и направо… Пользоваться-то умеешь? Снизу нажми, вода и потечет. Эх, везет вам, москвичам — за скотиной ухаживать не надо, воду таскать и греть! Сплошная благодать! Я б сама в Москву подалась, да жалко дом оставлять…

На стене висел обычный, старенький деревенский умывальник — тот самый, по которому надо было чуть ударить рукой снизу, чтобы потекла вода. В своем чемоданчике я нашла новую зубную щетку в футляре и банку с зубным порошком «Особый». Наскоро приведя себя в порядок и чуть успокоившись, я села за стол. Настроение у меня стало получше. Несмотря на то, что я невесть каким образом очутилась ночью в чужом доме, а утром меня спящей обнаружила хозяйка, выгонять на улицу с вещами, кажется, никто не собирался. Даже покормить вызвались. Эх, хорошие все-таки люди в деревне живут.

— Ты, Ивановна, ешь давай, не тушуйся, — гостеприимно сказала тетя Люба. — В общем, ясно все с тобой — девушка ты приличная, только доверчивая больно. Нельзя такой быть — съедят и не подавятся. Ну ты даешь — первому встречному деньги отдала. Трешку, говоришь, взял с тебя? Вот охальник!

— Ага, — подтвердила я, вгрызаясь зубами в горячее тесто… — М-м-м, вкуснотища-то какая! Жаль, много съесть нельзя — для фигуры вредно.

— Тю! — расхохоталась тетя Люба. — Смешная, право слово! Какое «вредно»? Ешь, сколько влезет. А мало будет — так еще напеку! Да у тебя, голуба моя, не телосложение, а теловычитание. На улицу пойдешь — кирпичи в карманы надо класть, а то ветром унесет к сельсовету. Ешь, говорю, не дуркуй, Ивановна! У нас в деревне так считается: худая — больная, значит, откармливать надо.

— Так, значит, этот Петька — Вам не муж, он просто меня в Ваш дом привел? — догадалась я. — Ничего себе! Вот аферист!

— Петька, что ли? Да мне такой муж и даром не сдался, — мрачно сказала тетя Люба. — Привел тебя ко мне, плату взял и был таков.

Внезапно в моей в памяти всплыли кое-какие подробности из вчерашней встречи со странным дедушкой, и я расхохоталась:

— А я и думаю: почему он ничего не знает о доме? Спрашиваю, что где находится, есть ли собака — не знает. Где белье постельное — не знает… Стоп! тетя Люба, а ключи-то у него тогда откуда? Неужто как-то сумел слепок с замка взять и дубликат сделать?

Однако этот вопрос тетю Любу ничуть не смутил.

— Да какой, к едрени фени, дубликат? Ты, полутезка, не поняла, что ль, до сих пор? Ты же в деревне! У нас тут все друг друга знают. Каждый другому или родственник, или сват, или кум… У меня три сестры тут живут, у каждой по трое детей — вот считай, уже дюжина родственников наберется. Еще и мужья у них — считай, тоже родственники…

— Так этот Петька тоже Вам дальний родственник?

— Тьфу-тьфу! — тетя Люба постучала по столу. — Не надо нам таких родственничков. Просто односельчанин. Пропащая душа этот Петька.

— А ключи-то у него откуда?

— Я ж тебе, Москва, втолковываю, а ты все никак не поймешь, — тетя Люба налила мне еще одну чашку ароматнейшего душистого чая с чабрецом, — в деревне мы. Тут и двери-то особо никто не запирает. Ключ под коврик кладут, и все.

— А если украдут чего? — полюбопытствовала я. Как же все-таки вкусно!…

— А смысл? — хмыкнула тетя Люба. — Через день максимум станет известно, в каком доме украденное. Мы же друг к дружке постоянно ходим! И станет вор изгоем для всей деревни. Я ж говорю тебе, Ивановна, тут все друг друга знают.

— И поэтому нужно со всеми на улице здороваться? — догадалась я.

— Ну да, — пожала плечами хозяйка. — Так у нас принято. Вы, москвичи, буки какие-то. А у нас все со всеми здороваются — так у нас испокон веков заведено. Я вот иногда по сельсоветовским делам в Москву езжу. Меня часто посылают, я ж единственная, кто в метро ездить не боится. Так я поначалу и там со всеми здоровалась… Смотрели на меня, как на сумасшедшую.

— Подождите… — соображая, медленно проговорила я. — я же, кажется, Вас вчера на станции видела. — У Вас еще гусь был подмышкой.

— Правду говоришь, — кивнула хозяйка дома. — К родственнице я ездила на электричке, она в трех остановках отсюда живет. Гуся она продавала, а соседке моей как раз нужен был. Она старенькая уже, дальше деревни никуда не выбирается, вот я и съездила для нее, Шушика купила и отвезла. А что, жалко что ли?

— А почему же Петька комнату-то мне сдал? Если знал, что Вы вернетесь?

— А я и не должна была возвращаться, — тетю Любу ничуть не удивил мой рассказ. — Я, когда уезжала, у дома Петьку встретила, разговорились, я ему сказала, что до пятницы уезжаю — вот он тебе и сдал жилье. А я там всего день и побыла, потом назад поехала. Не могу я в чужом доме спать — домой тянет. Отвезла я Шушика домой соседке, а у нее как раз наливочка подоспела, на бруснике. Ну мы выпили по рюмашке, песни попели, да и спать легли. Думаю — чего мне через всю деревню одной ночью пехать? Ну теперь буду знать, что ничего этому хитросделанному говорить не следует. Пожалуй, начну ключ прятать, а то, не ровен час, еще кому-нибудь дом мой «сдаст». Мне места не жалко — одна живу, муж на войне погиб. Только наживаться на себе этому лодырю не дам. И не такой уж старый он — шестьдесят в прошлом году стукнуло. Ровесники мы с ним, в параллельных классах учились. Это для тебя, молодой, он старик, конечно. Да и это дело очень любит, — тетя Люба выразительно щелкнула себя по шее пальцем. — Вот и состарился раньше времени.

— Так получается, тетя Люба, мне теперь Вам за аренду комнаты платить? — осенило меня. — Мои-то деньги Петька-два ведра увез. Кстати, а почему «Два ведра»?

— Сдурела, что ль, Ивановна? — нахмурилась тетя Люба. — Какие деньги? Изверг я, что ли — за три дня деньги брать? Да брось ты. Ешь спокойно, отдыхай и занимайся своими делами школьными. А там решим. А «Два ведра» — кличка у него такая.

— А почему так? — уже спокойно и расслабленно поинтересовалась я. Кажется, все более или менее устаканилось. По меньшей мере, в ближайшие несколько дней у меня точно будут жилье и еда. А там посмотрим…

— А он по пьянке как-то к колодцу пошел с ведром, за водой, и ведро утопил. Нормальный бы человек что сделал? Понял, что надо домой идти и в койке храпеть до утра. А этот за вторым ведром пошел.

— И второе утопил? — догадалась я. В гостях у хлебосольной, простой и добродушной хозяйки мне было невероятно тепло и уютно.

— Ага, — задорно хохотнула тетя Люба. — Сколько раз я ему говорила: принял на грудь — спать ложись. Ан нет, хочется ему всегда похозяйничать. Это еще в незапамятные времена было, сразу после войны. С тех пор и прозвище у него — Петька-два ведра.

— Ну он же все равно знал, что скоро все выяснится.

— Ну и что? — пожала плечами хозяйка дома. — Ему до лампочки. Ты ж деньги сама ему отдала, он не отбирал. Да и знал заранее этот хитросделанный, что я добрая, тебя не выгоню. В общем, ты располагайся, а я в сельпо схожу, там «на карандаш» кой-чего записать надо, чай у меня закончился. Вот тебе ключ. Будешь уходить, дверь лучше запри. А то, не ровен час, вернешься — а на твоем месте уже новая гостья спит.

И, грузно шагая, тетя Люба скрылась в сенях.