Продавщица 5: Галя, в деревню!

Глава 3

Пришлось немного повозиться, чтобы привести себя в порядок. Горячей воды в деревенском доме, куда меня определил ушлый «риэлтор» Петька по кличке «Два ведра», конечно же не оказалось, а посему, чтобы помыть голову, пришлось повозиться. Баню натопить тетя Люба обещала только завтра, а мне позарез надо было наведаться сегодня в сельсовет, сообщить о своем приезде и понять, что делать дальше и, как говорилось в одной известной рекламе из конца двухтысячных, «сколько вешать в граммах». Словом, дел впереди — целая гора. А появляться перед руководством деревни с немытой головой — плохая идея.

Согрев себе воду в большой кастрюле, я кое-как привела себя в порядок. Хорошо хоть в большой дорожной сумке, которая досталась мне во временное пользование от настоящей Дарьи Ивановны Кислицыной, была небольшая бутылочка шампуня «Яичный» в пластиковой бутылочке. Точно таким же я пользовалась, когда уже попадала в СССР семидесятых. Таким мне уже доводилось пользоваться, когда я попадала в СССР, и мне он, по правде говоря, совершенно не понравился. Я предпочитала болгарский шампунь «Зеленое яблоко» с кисловатым запахом. Но, подумав, сейчас я разумно рассудила, что за неимением лучшего и этот сойдет. Не мыть же голову хозяйственным целом, большой брусок которого лежал на полке…

«Негусто», — подумала грустно я, отжав цветастым полотенцем свои мокрые волосы и разбирая дорожную сумку, вещи в которой были заботливо уложены моей названной сестрой-близняшкой. Нет, блузок, юбок было предостаточно. Положила Даша даже парочку симпатичных летних платьиц в мелкий цветочек. А на дне нашлись заботливо набитая старой газетой (чтобы не растерялась форма) запасная пара туфель и босоножки. А вот со средствами для ухода была беда…

Шампунь, зубной порошок «Мятный», которым мне пришлось пользоваться во время моего третьего и четвертого путешествия и который я просто ненавидела, щетка, складная расческа, кусачки для ногтей, пилочка, пемза для ног и крем «Персиковый» — вот и все, что оказалось в моем распоряжении. Да уж, сильно не разгуляешься… Нет ни моих любимых чудодейственных японских масок для лица и шеи, ни кондиционера для волос с секущимися кончиками — словом, всего того, к чему я привыкла за последние несколько лет в реальном мире, наконец начав заботиться о себе.

В кошельке, который оказался в моем ридикюле, лежали несколько купюр, и на них, конечно, можно было бы купить еще кое-какие женские приблуды, вроде фена «Заря», помады или туши для глаз. Но для этого придется ехать из Клюевки (так называлась деревня, в которой я очутилась, попав в СССР в пятый раз) в Москву. Вряд ли в сельском магазине я найду что-то из уходовых средств, кроме хозяйственного мыла.

Остался в далеком двадцать первом веке и мой любимый фен «Дайсон» со множеством насадок — подарок мужа на день рождения. Если захочу теперь соорудить на голове кудри, придется снова кипятить и использовать Дашины красные бигуди. Жуть как неудобно спать на них, постоянно ворочаешься! Да и волосы, как раньше, за пять минут уже не высушишь. Что ж, делать нечего, придется ждать, пока сами высохнут.

А бросая в большой эмалированный таз, предназначенный для грязного белья, свою вчерашнюю кофту, я с тоской вспомнила свою ультрасовременную стиральную машину с множеством функций, таких, как: отложенный запуск, деликатная стирка и управление с мобильного приложения… Да уж, даже в коммуналке, в которой мне довелось жить когда-то в семидесятых, хотя бы горячая вода всегда была… А иногда можно было даже устроить себе что-то вроде спа — набрать ванну горячей воды, напустить туда пены и валяться целый час… А тут помыться как следует — целое мероприятие. Воды натаскай, дров наколи, печь натопи… Теперь я понимаю, откуда пошло выражение «банный день». Пока на всю семью баню натопишь, пока все помоются, и впрямь день пройдет. Это для горожанина — пустячок: зашел в душ и вышел через пятнадцать минут, чистенький и красивый.

— «Ладно, — рассудила я, причесывая высохшие волосы и собираясь, — чай, не барыня, не сахарная, не растаю, проживу как-нибудь. И не из такой передряги выбиралась. В выходные банька будет. А на выходные к Лиде в Москву смотаюсь, погуляю по Арбату, посмотрю на высотки, посижу в кафе „Мороженое“, схожу в кино — словом, вкушу, так сказать, все блага цивилизации». А если время останется, навещу и свою давнишнюю коллегу Катерину Михайловну с ее мужем Климентом Кузьмичом, и мудрую Софочку, при участии которой в далеких шестидесятых был пойман неуловимый «Мосгаз».

Собравшись, я вышла на улицу и довольно зажмурилась, подставив лицо яркому солнышку. В Питере уже несколько месяцев стояла унылая и серая погода, даже нос на улицу высовывать не хотелось. Муж, которого постоянно дергали в офис по служебной необходимости, говорил, что в такую погоду хороший хозяин собаку из дому не выгонит. А тут — градусов двадцать пять, не меньше, всюду зелень, птички поют, неподалеку пруд, рыбка плещется, детишки на велосипедах гоняют… Красота! А еще можно пойти собирать грибы, ягоды и даже попробовать поудить рыбку… Все эти удовольствия для меня, как для заядлой горожанки, которая только пару лет назад узнала, что такое дачный отдых, пока еще были в диковинку… Да и на дачу-то я приезжала только на выходные и праздники. А сейчас — гуляй, сколько вздумается. Пока занятия в школе не начались…

Стараясь пока не задумываться о том, что меня ждет дальше, я одернула платьице и бодро зашагала по пыльной деревенской дороги. Сельсовет располагался в небольшом домике, находящемся всего в пятистах метрах от почты. На входе я столкнулась с пожилым мужчиной в резиновых сапогах и с сачком в руках. В сачке лежало штук десять свежих карасей. Или это не караси? В рыбе я разбиралась, как свинья в апельсинах, а еще у меня на нее была жуткая аллергия, поэтому при одном только взгляде на сачок у меня жутко начали слезиться глаза и зачесался нос.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась я, памятуя о деревенском обычае здороваться со всеми людьми, встречающимися на пути. — Мне бы к председателю, Аркадию Павловичу…

— И тебе доброго здоровьичка, — вежливо ответил мужчина, подавив отрыжку, — Городская, что ль? Худая какая. Не видел тебя тут раньше. У себя Палыч-то, проходи… Вчерась еще из города вернулся, сына с невесткой и внуков навещал.

— А в какой кабинет мне очередь занимать? — растерянно спросила я.

— Какой кабинет? — гоготнул мужчина. Меня обдало резким запахом перегара. — Прямо по коридору иди, аккурат упрешься. Один тут кабинет. А ежели тебе гальюн нужен, то удобства во дворе. Один тут «кабинет». Тебе, красивая, лещик, кстати, свежий не нужен? Недорого уступлю. Уху сваришь. Зуб даю: ежели сметанки туда добавить, то за уши не оттащишь!

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась я. — И вам доброго здоровья! До свидания!

В деревне почему-то все обращались друг к другу на «ты». Меня это, как человека, выросшего в Ленинграде, немножко коробило, но вида я, конечно же, подавать не стало. Со своим уставом, как говорится, в чужой монастырь не ходят.

Палычем оказался худой мужчина лет шестидесяти, высокий и в очках, которые постоянно сползали ему на переносицу. В его кабинете сильно пахло махоркой. Мужчина, видимо, был глуховат, так как говорил очень громко.

— Здравствуйте, — вежливо постучав, я вошла внутрь и уже в который раз за день поздоровалась. — Вы Аркадий Павлович?

— Здрасте! — доброжелательно гаркнул он. — С утра он самый был, коль ничего не поменялось. А Вам чего?

— Я Дарья, — робко начала я.

— Кто? — снова гаркнул мужчина, еще громче. — Не слышу я! Громче говорите!

— Дарья Ивановна Кислицына, из Москвы, — набравшись смелости, сказала я уже более уверенно и громко. Директором школы все же буду, в конце концов. Меня сюда назначили…

— Ёк-макарек! — чуть не подскочил на стуле председатель. Услышав бодрый окрик, я сама, признаться, чуть не оглохла и от неожиданности отскочила в сторону. — Кислицына! Дарья Ивановна! Я же с самого утра Вас жду! Ну и ладушки, значит, школа у нас будет! Вспомнило наконец о нас РОНО… Это ж Вы из Ленинграда? Красивый город. Жена у меня из Ленинграда, всю блокаду там была, медаль имеет. Да вы садитесь… Садитесь!

Председатель, вскочив с места, услужливо придвинул ко мне стул.

— Да садитесь, — заметив мою обеспокоенность, — сказал он уже тише. — Вы, голубушка Дарья Ивановна, не серчайте уж, что напугал я Вас. Контузия у меня с войны еще, артиллерист я бывший. Одно ухо у меня вообще не слышит. Только писк в нем какой-то противный, этот, как его… Ти…ти… Тьфу ты! Голова два уха, а сама старуха!

— Тинитус, — вспомнила я. Эта неприятная штука в старости проявилась у моей бабули. По ее выражению, это было сродни ощущению, «будто комар в ухе зудит и никак не сдохнет».

— Во! Сразу видно, человек культурный, образованный, — обрадовался председатель. — А у меня с памятью уже плоховато стало. Седьмой десяток все-таки пошел. Значит, детишек наших учить будете. Здорово, здорово… Это… простите, не сообразил… чайку?

— Да, с удовольствием, — охотно согласилась я. Пока я в доме любезно приютившей меня тети Любы кипятила воду, выбирала, что надеть и приводила себя в порядок, а потом еще топала до сельсовета, прошло немало времени. Снова захотелось что-то перекусить.

В мгновение ока передо мной на столе оказались чашка чаю, тарелка с ломтиками сероватого хлеба, на которых сверху лежали кружочки «Докторской» колбасы, и кулек ирисок «Золотой ключик», при виде которых мои зубы предательски заныли.

— Вот, хорошо, что без Вас не начал, — обрадованно сказал председатель. — Как знал, что сейчас придете! Угощайтесь. Свежий чаек, только что заварил. Эх, как я рад, что Вы приехали к нам, словами не передать. У нас же ближайшая школа — в пяти километрах.

— Как же дети учатся? — изумилась я.

— Так напрямую ходят, через лес, по тропе, — будничным тоном пояснил председатель.

— А совсем маленькие? — удивилась я.

— Со старшими вместе идут, — пожал плечами председатель. — Те, которые постарше: десять, одиннадцать годков — мелких за собой ведут. Родители на работе, провожать некогда. А после работы по хозяйству дел полно.

— А зимой? — не верила я своим ушам.

— Что зимой?

— Опасно же?

На лице председателя залегли сладки. Прежнее любезное выражение лица сменилось тревожным.

— Вот это проблема, Дарья… Опасно, что уж говорить. Как Вас по батюшке-то величать?

— Ивановна.

— Да, точно, Ивановна, Вы же говорили. Дырявая у меня башка, причем и в прямом, и переносном смысле. Осколок там сидит с сорок второго года. А вытаскивать нельзя — помереть могу. Вот и забыл. Да… тяжко зимой. Светает поздно, темнеет рано. В соседнем селе школа маленькая — помещение крохотное, а детишек много. Учатся в две смены. Вот и возвращаются порой, когда уже темень — глаз выколи. Бывало, собаки деревенские дитенков наших за штаны хватали, хорошо хоть без серьезных травм обошлось — отбивались дрыном.

Я представила себе, как маленький пацаненок с ранцем после второй смены в школе шагает один через лес и всю деревню домой, держа дрын наготове, чтобы отбиться от стаи собак, и у меня внутри все похолодело. Я бы и сама себе, взрослой тете, ни за что не пожелала оказаться в такой ситуации… Нет, школа в деревне позарез нужна!

— А кто из учителей уже есть? — спросила я.

— Да пока немного, — удрученно сказал директор. — Евдокия Никитична согласилась музыку вести. Она певица бывшая, с Шульженко даже знакома когда-то была. В войну с концертами ездила за линию фронта, бойцам песни пела. Григорий Ефимович физику и химию будет преподавать. Учитель по географии тоже нашелся. Историк есть, молоденький, его сразу после института к нам распределили. Он тут заходил на днях. Молодой такой парень, умный очень, но зашуганный очень — сам еще почти ребенок, переживает, что не справится. Ну да Вы, Дарья Ивановна, педагог опытный, и к детям, и к учителям подход найдете…

— «Это еще бабушка надвое сказала, — мрачно подумала я, жуя бутерброд. — В деревне я отродясь не жила — только на дачу иногда наведывалась. Да и никаких институтов продавщица Галочка никогда не оканчивала, хотя даже завучем довелось поработать».

К ирискам я благоразумно решила не прикасаться. Вряд ли в деревне, в которой нет даже школы-семилетки, найдется высококвалифицированный стоматолог. А в Москву ехать у меня пока нет времени.

— И еще из Москвы переехала одна учительница, вспомнить надо, как ее зовут, — продолжал председатель, лучась добродушием. — Лет сорок она уже педагогиней трудится, если не больше. Захотелось в старости поближе к природе пожить — устала от шумной столицы, говорит. И муж ее с ней к нам переехал. Ну а заодно и поработает. Трудовиком будет.

— Отлично, — повеселела я. — Значит, кое-какой комплект учителей уже есть.

— Есть, да в основном не про нашу честь, — не разделил моего бодрого энтузиазма Аркадий Павлович. — Еле-еле выцепили.

— В смысле?

— Тут не только со школой беда, — доверительно сказал мне председатель. — Трудно привлечь специалистов из города. Оно и понятно: скукота. Скоро тут старики одни останутся. Молодежь, как школу заканчивает, хватает аттестат — и в Москву, только-только «шампань» на губах обсохнуть успевает. Я их понимаю — а чего тут ловить? Работать негде. Сын мой, как школу окончил, на следующий день уехал и в ПТУ там поступил. Так и остался, женился уже… Ох, не туда что-то меня понесло… — запнулся Аркадий Павлович. — В общем, рад я по уши, что Вы к нам приехали. А Вы, кстати, голубушка, где остановились-то?

— У женщины одной, те… Любовь Ивановны. Она недалеко тут живет.

— Тут у нас все недалеко, кроме школы, — рассмеялся председатель. К нему вновь вернулось хорошее настроение. — Ивановна? Полная такая, коса на голове короной?

— Да, она самая, — кивнула я. — Только мы с ней до пятницы договорились.

— Знаю, знаю, — благодушно улыбнулся председатель, наливая себе и мне еще по чашечке чая. — Хлебосольная тетка Ивановна. Она ж одноклассница моя, я с ней на выпускном даже танцевал. Хорошая женщина. Мужа она очень своего любила. На войне он погиб, на мине подорвался. Детей у них так и не народилось. К ней потом все холостые мужики в деревне сватались, да она всем отказала. Хорошо Вам у нее?

— Хорошо, — довольно улыбнулась я, умолчав о плутоватом «риэлторе». Я на него и не обижалась особо, — Будто у любимой родственницы гощу.

— Слушайте! — хлопнул ладонью по столу Аркадий Павлович. — А я к ней вечерком зайду, поговорю! У нее ж комната свободная имеется, а она одна.

— И что?

— И то! Жилье мы Вам должны предоставить, вот и предоставим. Вы у Любы жить будете, ну а мы с ней уж как-нибудь договоримся. Это моя забота. Вы детишек наших только на путь истинный наставьте.

— Ладно, — кивнула я, значительно повеселев. Надо же, а я и совсем забыла о таком приятном бонусе жизни в СССР, как служебное бесплатное (или почти бесплатное) жилье. А что? И в Москве, и в Ленинграде мне, как учительнице, выделялась комната. Лучшей хозяйки, чем тетя Люба, мне и впрямь не найти. Если она согласится меня приютить, будет здорово.

Еще почти целый час мы с Аркадием Павловичем обсуждали нюансы моей предстоящей работы, а потом я, тихонько напевая под нос какую-то песенку, направилась домой. Однако, выходя из здания сельсовета, я увидела знакомый потрепанный велосипед и его не менее потрепанного владельца.

— Ба? — воскликнула я. — Неужто «Петька-два ведра»?