— Ну что, Дарья Ивановна, завтра — решающий бой?
Мы с моей дражайшей приятельницей Катериной Михайловной и хозяйкой дома чаевничали. Тетя Люба, правда, слушала наш разговор вполуха — она следила за пирожками в печи, которые вот-вот уже должны были подойти. За окном стояла тьма, в которой не было видно ни зги, и отчаянно завывала метель. Градусов двадцать пять мороза, не меньше. До наступления 1978 года оставалось всего несколько дней… Климент Кузьмич по просьбе тети Любы услужливо сходил в ближайший лесочек и срубил небольшую елочку, которую мы уже нарядили в «зале». Появилась пушистая красавица и дома у Екатерины Михайловны, и в «предбаннике» нашей школы. Ребятня украсила ее самодельными снежинками и игрушками.
Председатель Аркадий Павлович, большой любитель живой природы, не стал рубить елку — просто наломал «для аромата» несколько пушистых еловых «лап».
Больше трех месяцев прошло с тех пор, как я, придя навестить Витю Дробышева, в травматологическом отделении московской больницы, встретила своего бывшего жениха Ваню. За это время произошла целая куча событий. Три месяца пролетели будто один большой день — яркий и насыщенный.
С бывшим женихом Ваней, теперешним Иваном Петровичем, мы стали дружить, как давние приятели. Узнав о моем семейном статусе, Иван, как порядочный человек, принял это как должное и не сдал делать никаких намеков и поползновений. Пару-тройку раз он заезжал ко мне домой в деревню — привозил на своей машине кое-какую канцелярию для школьников, которую я просила купить в Москве, материалы для поделок к новогоднему конкурсу и немного помогал нам с тетей Любой по хозяйству.
В деревне улыбчивый и добродушный доктор всем понравился. Весть о том, что это именно Иван Петрович поставил на ноги пострадавшего в драке Витю, разнеслась быстро, и все, кто встречал доктора по дороге, вежливо ему кланялись. Тетя Люба, которая, видимо, переживала, что я, то есть Даша, «не замужем», начала усердно мне его сватать и, как только за доктором закрылась дверь, тут же подбежала с советом:
— Ивановна, ты чего тормозишь-то? Смотри какой мужик хороший! И холостой. Тем более вы уже гуляли с ним когда-то, даже пожениться собирались… Говорят, первая любовь — самая крепкая. Мы вот с моим мужем покойным еще в школе за одной партой сидели. Как в седьмом классе взялись за руки, так больше и не расставались. Я больше ни на кого смотреть не смогла. Так что подумай, не дуркуй. Нельзя такой шанс упускать!
А еще мы как-то вместе с Ваней наведались в гости к Лиде с Андреем, которые жили в Москве. Мы прекрасно посидели и пообщались. Вчетвером нам было что вспомнить. И, конечно же, Лида, как и тетя Люба, сразу же обратила внимание, что Ваня — не женат, и возомнила себя сводницей.
— Слушай, — провожая меня в прихожую поздним вечером, заговорщически шепнула на ухо Лида. — А Ванька-то твой так до сих пор холостой и ходит… И ты вроде свободна! Слушай, а может, это все-таки судьба? Прямо сценарий для книги или для кино: они когда-то расстались, но встретились спустя двадцать лет и поняли, что жить не могут друг без друга…
«Может, и судьба, да только не моя», — подумала я и вежливо отшутилась:
— Будем посмотреть. Кто его знает, как кривая выведет…
Мне и впрямь очень хотелось, чтобы Ваня обрел свое счастье. Изо всех сил желала я счастья и доселе незнакомой мне Даше, которую я никогда не видела вживую, но в тело которой попадала уже пятый раз кряду. Но в другом, реальном, мире у меня уже была своя любимая семья.
Денька, сын продавщицы из сельпо Марины, давно поправился. В футболе он и правда показывал успехи, а посему мы с Катериной Михайловной решили, что надо дать мальчишке шанс осуществить свою мечту — стать футболистом. Теперь он трижды в неделю после уроков в школе бежал на электричку и ехал в столицу — заниматься в хорошей футбольной секции. Возвращался паренек домой уже ближе к одиннадцати вечера, измотанный, но совершенно счастливый.
Поправился и Витя. Мы с завучем покумекали и решили: если мальчишка с хорошими отметками окончит седьмой класс в Клюевке, то в восьмой он пойдет уже в нашу московскую школу. Так у него будет больше шансов получить хорошее образование и поступить в институт. Поначалу я, правда, сомневалась, стоит ли это делать. Все-таки Витя — единственный мужчина в доме — помогает матери, нянчит сестренок. Однако Климент Кузьмич, обычно всегда немногословный и предпочитающий не вмешиваться в наши с Катериной Михайловной разговоры, неожиданно высказал свое веское слово:
— Дарья Ивановна, пускай Витька в Москву едет. Ну что он здесь забыл, с его-то талантами? Он — парень молодой. Нечего ему в деревне киснуть. Пусть доучивается в нашей московской школе и поступает, куда хочет. Глядишь, и в люди выбьется. А здесь есть кому подсобить — мамка его с Семенычем, приятелем моим, уже два месяца как милуется. Соседи они. Тот тоже вдовец, они со школы еще приятельствуют. А тут я их у сельпо увидел — воркуют, как голубки. Глядишь, и поженятся скоро. Так что будет все в ажуре — дом без хозяина не останется.
— А жить-то Витя где будет? — с сомнением сказала я. — Он же не студент, а школьник, и общежитие ему не положено.
— А пускай у нас пока поживет, — выступила в защиту мнения мужа Катерина Михайловна. — У нас квартира пустует. За цветочками приглядит. Он парень приличный, толковый — от него проблем не будет. А в институт поступит — общежитие получит. В общем, видно будет…
Голова моя занята была не только учебными вопросами. Клуб, который мы когда-то задумали, уже вовсю работал. Действовал и краеведческий кружок, и кружок по радиоделу. Работала и столярная мастерская, которой заведовал Климент Кузьмич.
А еще предстояло важное событие. Мы готовились к большому новогоднему конкурсу, который устроило руководство райцентра. Участвовали целых десять близлежащих школ. Победителю светило получить главный приз — цветной телевизор! Готовились и дети, и взрослые.
Под руководством старенькой Евдокии Никитичны был создан хор бабушек, который вечером в библиотеке, выделенной под кружки для усердно разучивал русские народные песни. Как ни странно, деревенские мужики тоже приходили к старенькой учительнице заниматься музыкой. Так, например, однажды вечером, зайдя в библиотеку, я услышала, как Семеныч, товарищ Климента Кузьмича, старательно выводит:
— Ты у меня одна заветная, другой не будет никогда…
— И с чего это вдруг у наших мужиков интерес к романсам проснулся, Катерина Михайловна, да еще такой активный? — изумленно спросила я, когда мы с Катериной Михайловной вечером в учительской занимались утверждением программы для конкурса.
— А Вы, Дарья Ивановна, будто не знаете? — хитро подмигнула мне подруга. — Али не слышали, что женщины ушами любят? Наши местные дамы — с норовом, от такой и вилами по хребтине огрести можно. А вот споет такой суровой женщине муж вечерком романс — она и ласковой станет… Все же ласки хотят. А доброе слово и кошке приятно…
— Хитро! — рассмеялась я. — Что ж, пусть романсы способствуют укреплению семейных уз. Значит, подготовка к конкурсу идет полным ходом?
— Идет, Дарья Ивановна, идет… уже практически все готово! — Катерина Михайловна сосредоточенно разбирала бумаги. — Вот смотрите: сначала у нас выступают младшие классы с новогодними песенками. Потом — средние — они спектакль ставят. Зина наша, которая суп вылила, стихи читает отменно. Ей бы в театральный поступить! А еще отдельная рубрика есть — родители учеников выступят. Кто споет, кто стихи прочитает. Кстати, еще будет выставка в холле, по истории края. Можно будет выставлять экспонат. Историк и географ с ребятами осенью по лесу походили, много чего с военных лет нашли… Целый стол подготовили к выставке! А еще Лев Ефимович в архивах покопался, там тоже много всего интересного нарыл. В общем, мы по всем фронтам готовы! Все шансы на победу есть.
— Готовы-то готовы, Катерина Михайловна… — задумчиво сказала я, просматривая программу. — Да только маловато этого. Все это будет и у других! Нужна какая-то «киллерфича»…
— Что? — переспросила в изумлении подруга.
Я прикусила язык. «Киллерфичой» называл какую-то крутую фишку мой супруг, программист Гоша. От него я и переняла это словечко, чуть не выдав себя сейчас.
— Фишечка нужна, что-то особенное, — поправилась я. — То, что отличит нас от других. Слушайте, Катерина Михайловна! А почему бы нам не объединить детей и родителей, учителей и учеников? Зачем им отдельно-то выступать? А? Пусть выступают вместе! Дескать, смотрите мы какие, болеем за общее дело — за школу!
— Ого! — оживилась подруга. — Вот это мысль! А и правда, почему нет? Вот смотрите, географ наш танцует прекрасно. Кузьмич мой говорит, что он в юности на танцплощадках звездой был! Так пусть он с нашими орлами и подготовит какой-нибудь танец. Здорово! И родители с детьми могут выступить! Только репертуар чуток поменять надо. Пойду-ка в библиотеку, там, кажется, Евдокия Никитична еще работает.
Так пролетели еще несколько дней. Утром, в день конкурса, я проснулась рано. Ехать в райцентр мы должны были вместе с Катериной Михайловной и другими учителями. Председатель Аркадий Павлович организовал для всех нас несколько автобусов. В них еле-еле впихнулись все желающие: учителя, дети и родители. Сам председатель, конечно же, тоже поехал.
— Буду болеть за всех нас, Дарья Ивановна! — взволнованно сказал он и вытер мокрый лоб. — Ек-макарек, я так в жизни не волновался! Кажется, я так потел, только когда у родителей своей ненаглядной ее руки просил…
«Только бы никто не сбился, только бы все прошло хорошо», — отчаянно надеялась я, сидя в переполненном душном зале рядом с Катериной Михайловной и наблюдая за своими подопечными.
Открыла выступление нашей школы Зина. Деревенская девчушка совершенно не волновалась, выступая перед залом, где сидели больше сотни человек. Она будто родилась на сцене: в красивом концертном платье, которое ей все за неделю сшила тетя Люба, Зина отлично прочитала стихотворение, вызвав улыбки у строгого жюри.
Замечательно выступил и наш географ, который мастерски отбивал чечетку вместе со своими орлами — семиклассниками. Не упал в грязь и Климент Кузьмич — на пару с одним из родителей он под гармошку исполнил новогодние частушки.
А в конце конкурса выступил совместный хор, которым руководила старенькая Евдокия Никитична. Родители и учителя встали сзади, а ученики — впереди. Удивил и наш скромняга Лев Ефимович — это именно он всего за несколько дней написал все тексты, с которыми мы выступали…
Наша ставка сыграла. Идея соединить выступления родителей, учителей и учеников была встречена жюри на ура. Строгий председатель — грузный усатый дядечка — потряс мне руку и сказал много приятных и теплых слов. Тут же к нам с Аркадием Павловичем подлетел и репортер — тот самый паренек, который когда-то фотографировал нас первого сентября, а потом вынюхивал подробности деревенской драки с поножовщиной.
— Можно всего пару слов?
— А пожалуйста! — пожала я плечами. — С удовольствием. Вот теперь нам есть что рассказать. Записывайте. Только Вы блокнотик-то побольше лучше бы взяли, а то все не поместится. Да, Аркадий Павлович?
— Конечно, — подтвердил председатель. — Значит, так, записывайте: у нас в деревне успешно работает клуб для детей и взрослых. Действуют кружки макраме, бисероплетения, детский и взрослый хор, кружок радиотехники… Все так, Дарья Ивановна?
— Точно так, — подтвердила я и важно продолжила: — Мы используем качественно новый подход к образованию — дети и взрослые должны общаться. Учителю не следует отгораживаться от учеников. Ведь не зря говорят: «Нет такого ребенка, который не хотел бы стать взрослым, и нет такого взрослого, который бы не хотел стать ребенком».
Парнишка-репортер, обалдев от радости, что напишет сенсационный репортаж, наспех строчил у себя в блокнотике. Несколько членов жюри подошли к нам с Аркадием Павловичем и выразили свое восхищение. Так доселе никому не известная школа в деревне Клюевка стала центром всеобщего внимания.
Обратно вместе с нами поехал заветный приз — телевизор. Впервые за много-много дней я наконец-то выдохнула и блаженно дремала на сиденье автобуса.
До дома я добралась совершенно вымотанной, но очень довольной. Мы выиграли! Цель была достигнута. Теперь деревня Клюевка известна в первую очередь не драками с поножовщиной, а школой, где практикуется «инновационный подход к образованию». Именно эту фразу для важности я заставила записать шустрого репортера. Ушел он радостным по уши — видимо, предвкушал награду за любопытный и не затасканный материал.
В окошке комнаты тети Любы горел свет. Отлично! Значит, она уже вернулась из поездки к родственнице и, наверное, уже напекла пирогов. Сейчас почаевничаем. Однако, кинув взгляд на окно, я замерла, как вкопанная.
За столом, там, где мы обычно сидели с тетей Любой, расположились двое. Одного из присутствующих я хорошо знала. Это был Иван Петрович, Ваня, он же — бывший стиляга Джон. Немного волнуясь, он держал за руку вторую гостью и что-то ей говорил…
Настоящая Дарья Ивановна Кислицына внимательно смотрела на Ивана Петровича и нежно улыбалась… Улыбалась не как давнишнему приятелю, а как мужчине, к которому у нее был женский интерес. А я… я будто смотрела на себя со стороны. Никакой ревности я не ощущала. Напротив, я была безмерно рада за тех двоих, которые наконец обрели свое долгожданное счастье.
Ну вот и все! Неужто пазл сложился? А куда же теперь идти мне?
И тут мне в голову пришла одна мысль.
В окне деревенской библиотеки тоже горел свет. Постучав, я вошла. Старичок Андрей Петрович сидел за столом и, уронив голову на руки, негромко храпел… Я не стала его будить. Кинув осторожный взгляд на своего «проводника» в СССР, я, стараясь не топать, аккуратно взяла в руки стоящий рядом с ним ночник (удивительно похожий на тот, который я когда-то купила на «Уделке»), потерла его и зажмурилась.
Через несколько мгновений я открыла глаза. В руках у меня был тот же самый ночник. Неужто ничего не изменилось?
И тут у меня в кармане зазвонил смартфон… Я машинально достала его и нажала на значок зеленой трубки…
— Але! — послышался в трубке голос Сережки. — Мам, мы скоро будем!
— Хорошо… — растерянно пробормотала я и украдкой, будто меня кто-то видел, смахнула внезапно навернувшуюся слезу. Сережка наконец назвал меня мамой. Все случилось так, как предупреждали нас с Гошей на курсах приемных родителей — чуть позже, само собой.
Я стояла на чердаке дачи родителей мужа. В руках у меня был ночник, который я нашла, разгребая завалы из старых вещей. Точно такой же ночник стоял на столе в деревенской библиотеке у Андрея Степановича.
Вот и встало все на свои места. Дарья Ивановна обрела свое счастье с бывшим стилягой Джоном, а ныне — уважаемым врачом-хирургом Иваном Петровичем. А я продолжу жить в двадцать первом веке, вместе со своей семьей — мужем Гошей и сыном Сережкой.
Моя миссия в СССР благополучно завершилась.