Я в задумчивости смотрела на своего приятеля Макса. Этот огромный и очень суровый на вид двухметровый детина в свое время стал мне настоящим другом — понятным, простым и очень надежным. И я просто обязана была теперь отплатить ему добром за добро.
Это Макс приютил меня, когда я впервые приехала в Ленинград. Он же любезно помогал мне в поисках моей пропавшей подруги Лиды. А потом Макс вместе со мной привел к себе домой мою обезумевшую от горя Лиду, которая уже сама на себя была не похожа после долгих скитаний по зимнему городу… Это его стараниями мы когда-то давно закатили в коммунальной квартире на улице Желябова веселую вечеринку в стиле пятидесятых, после которой моя горемычная подружка наконец пришла в себя. Ради того, чтобы помочь мне и моей подруге, Макс, не раздумывая, состриг свои волосы, которые доходили ему почти до пояса, и уложил их в высокий стиляжий кок, сильно сбрызнув жутко вонючим лаком «Прелесть». Хотя, мне кажется, этому советскому чуду гораздо лучше подошло бы слово «Гадость».
Ну что ж, теперь, видимо, пришел черед и мне помочь своему безотказному ленинградскому приятелю. Друзей в беде не бросают.
— Слушай, — медленно сказала я. — Есть у меня тут одна идейка.
— Так-так, — подскочил на месте еще недавно смурной и потухший «Зингер». — Так и знал, что что-нибудь придумаешь! Давай выкладывай, что у тебя на уме! Одна голова хорошо, а две — лучше. Может, и я чем подсоблю, докрутим твою «идейку».
— Говоришь, она детей не очень жалует? — спросила я.
— Ха! — воскликнул Макс. — Не то что не жалует — она их попросту не считает за детей. Для нее дети — это просто недо-взрослые. Две дочки — у нее Варя и Настя, близняшки. Лет по семнадцать им сейчас. Они, как восьмой класс окончили, аттестаты в зубы — и на следующий день после выпускного в Москву свалили, там поступили в техникум. Даже за теплыми вещами домой не вернулись. Прикинь? Знали, что эта Олечка их обратно уже не выпустит. Она за них с рождения всю жизнь уже расписала: куда идти учиться, за кого замуж выходить. Решила, что Варя пойдет поваром, а Настя — санитаркой в больницу, до пенсии будет утки за пациентами выносить. Женихов им нашла — какие-то сорокалетние сыновья кого-то там из руководства предприятия. Хорошо хоть девки у нее с характером оказались. Послали ее подальше и и живут припеваючи. Сами себе в Москве парней нашли. А маменьку просто с Восьмым марта и Новым годом поздравляют. Даже на каникулы не приезжают.
— Вот и взял бы с них пример! — не удержалась я, чтобы не поддеть приятеля. — Девчонки смелее тебя оказались! Сменил бы замки — и все. Дешево и сердито. Если сам не умеешь, мужиков во дворе попроси.
— Да не надо никого просить, сам я все умею по хозяйству: и замок поменять, и кран перекрыть… Только без толку, — вздохнул Макс. — Олечка через полчаса уже слепок снимет и новый дубликат ключей сделает. Нормальных слов она не понимает. Не бить же мне ее? Не могу я так с женщиной…
— Ладно, интеллигент, не боись, прорвемся, — вздохнула я. — Значит, если она детей не любит, отсюда надо и плясать. Можно от тебя позвонить? Только это межгород… Ничего?
— Валяй, — радушно разрешил Макс. — Я-то только со смены из котельной пришел, время есть.
— Ты же говорил, что только полтора часа, и ты куда-то торопишься, — удивилась я.
— А, — беспечно махнул рукой приятель, вновь обретший жизнерадостность, — Олечка меня на Сенной рынок за овощами отправила. А я подумал: ну его нафиг? Если твоя идея выгорит, может, и не придется никуда чапать. Ненавижу сумки переть. В магазине у дома та же картошка по той же цене. Она мне на каждый день составляет ПЗНД.
— Что? — чуть не поперхнулась я чаем. — ПНД — это что еще за зверь?
— ПЗНД, — поправил меня Макс.
— А это что?
— Пакет заданий на день, — вздохнул хиппи, неожиданно для себя плотно засевший под каблуком у чрезмерно инициативной дамы. — Хотя, чувствую, до ПНД тоже мне недолго осталось. Цветы полить, посуду помыть, в магазин сходить — вроде ничего особенного. Но как же это раздражает, ты бы знала! В моем доме мной же и командуют… Готов поспорить, что она, как в трешке своей ремонт закончит, и здесь за демонтаж стен примется… Еще и ревизию электроприборов с учетом вольтажа заставила сделать. А теперь, чую, все, финита ля комедиа. Скоро вновь обрету свою драгоценную свободу! Хорошо, что ты приехала!
— Ну ладно, как знаешь, — рассмеялась я и пошла в прихожую, где на тумбочке стоял старенький дисковый телефон. Точно по такому же аппарату мы с моей подружкой Ритой когда-то звонили соседям и спрашивали, развлекаясь:
— Алло! Это квартира Зайцевых?
— Нет, Вы ошиблись, — вежливо отвечала соседка.
— А почему тогда уши из трубки торчат? — хихикали мы с Риточкой и вешали трубку.
Но сейчас мне нужно было провернуть другую аферу, более серьезную, чем безобидное детское телефонное хулиганство.
— Аркадий Павлович! — обрадовалась я, услышав в трубке знакомый голос.
— А? — рявкнул глуховатый фронтовик. — Слушаю!
— Аркадий Павлович! — почти закричала я в трубку. — Это Дарья… Дарья Ивановна!
— А? Дарья Ивановна? — обрадовался председатель. — Здравствуйте, здравствуйте, голубушка! Рад Вас слышать! Любаша говорила, Вы на выходные в Ленинград уехали? Передавайте привет культурной столице! Супруга моя оттуда, скучает очень по белым ночам. Как там погодка? Не унесло Вас ветром в Неву?
— Спасибо, спасибо, погодка шикарная, — вежливо поддержала я смолл-толк. — Аркадий Павлович, мне бы с Катериной Павловной покалякать, а дома у нее телефона нет. Вы не могли бы кого-нибудь из ребятишек к ней отправить и попросить, чтобы она мне от Вас позвонила? На ленинградский номер? А я Вам продиктую… А то на всю деревню телефон только на почте и у Вас в кабинете.
— Так нет ее, голубушка, — вежливо пояснил председатель. — Она тоже уехала — в Москву, на выходные. Квартира у них с Климентом Кузьмичом там имеется! Оставила супруга баню доделывать и в столицу укатила…
— Отлично! — обрадовалась я. — Тогда я сама ей позвоню!
— Значит, попал Ваш приятель, как кур в ощип? — добродушно рассмеялась Катерина Михайловна, когда я по памяти набрала номер ее московской квартиры. — А мы вот недавно только добрались! Вовремя Вы позвонили, Дарья Ивановна. Я уж ванну набрала, хотела в пене полежать. Такая роскошь после деревенского дома! Ни баню топить, ни дрова колоть… Чаю захотел — включил газ, пять минут — и готово! И вода горячая всегда есть…
— Попал, — расстроенно сказала я. — Влип по самые уши и не знает, как выбраться.
— А что Ваш «Зингер», или как его там, эту мегеру за порог-то не выставит? — изумленно спросила приятельница. — Тоже мне фифа!
— Да не может он, — вздохнула я. — Не хочет женщине грубить.
— Тьфу ты, ек-макарек! — выругалась подруга. — Что за мужики пошли, право слово! У меня Клим такой же. Как соседа нашего, Ореста Дмитриевича, за шкирку с лестницы спустить — так пожалуйста, только повод моему ревнивцу дай. Любому фонарь готов поставить, кто на меня «не так» посмотрел. Вовка, сосед наш, помог мне сумку с картошкой от магазина до дома донести, так Клим мой ему уши надрать «за приставания» грозился, хотя Вовка — сопляк сопляком, еще школу не окончил… А сходить в паспортный стол и форму № 9 взять — боится, говорит, там «тетка строгая». И в регистратуре поликлиники спросить ничего не может, стесняется. Сама вместо него хожу везде, пороги оббиваю.
— Что же делать? — взмолилась я. — Катерина Михайловна, миленькая, помогите советом. Есть у меня тут идейка одна, но не знаю, выгорит или нет…
— А чего ж не выгореть-то, если идейка здравая? — поддержала меня приятельница. — Делитесь, рассказывайте. А мы уж вместе покумекаем.
После того, как я изложила нашему завучу свои соображения, Катерина Михайловна подумала еще немного и сказала:
— А что? Идея Ваша, Дашенька, мне очень даже нравится! Если Гвоздик Ваш, наглец, каких свет не видывал, повелся, то уж барышню-то эту Вы точно вокруг пальца обведете. Вы, Дарья Ивановна, только запомните: клин клином вышибают, а наглость наглостью выбивают. Если этой Олечке взбрела в голову бредовая идея захомутать Вашего длинноволосого приятеля-хиппи, то пусть заранее поймет, какие перспективы семейного счастья перед ней вырисовываются.
Мой выходной в Ленинграде прошел просто прекрасно. Соскучившись по любимому и такому родному городу после нескольких недель жизни в деревни, я с удовольствием бродила по старым улицам, вдыхая запах мокрого асфальта и любуясь осенней листвой. Всего за несколько часов я вдоль и поперек исходила Невский проспект, посидела на лавочке в каком-то скверике и даже успела сходить в кино.
А ровно в шесть вечера я снова позвонила в дверь квартиры Макса. В этот раз дверь мне открыла Маргарита Петровна, которую Макс заблаговременно предупредил о готовящемся визите.
— Заходите, Дашенька, — любезно кивнула она и шепотом добавила: — Нарисовалась уже мегера эта. Вас ждет.
«Мегера» вышла в прихожую, осмотрела меня с головы до ног и нехотя протянула руку.
— Ольга Матвеевна, — сказала она, глядя на меня свысока. — А Вы, стало быть, бывшая супруга Макса? Вы о чем-то хотели со мной поговорить?
— Ага, — кивнула я, несколько растерявшись. — А я Дарья… Дарья Ивановна.
Хотя я и стала за последние годы намного более уверенной, Видимо, годы жизни с моей несостоявшейся свекровью Натальей Евгеньевной наложили свой неизгладимый отпечаток — я страшно боялась женщин, имеющих привычку смотреть на меня с презрением.
«А может, ну его?» — пронеслась у меня в голове мысль. — «Эту даму явно на мякине не проведешь. Все равно ничего не выгорит. Пусть Макс сам разбирается со своей пассией».
Однако приятель, стоящий за спиной у Ольги Матвеевны, видимо, понял, о чем я думаю, и сложил руки за спиной, будто прося: «Даша, не уходи!».
— Видите ли, — проницательно глядя на меня, — начала «невеста». — Я узнала точно: Макс никогда в жизни не был женат. Так кто же Вы, Дарья?
Тут я совсем сдулась. Все, похоже наш с Максом план уже в самом начале потерпел сокрушительное фиаско. И тут, откуда не ждали, пришла подмога.
— Так фактическая супруга Максишечки, — тихонько проговорила Маргарита Петровна, которая тем временем уже захлопнула за мной входную дверь, но не спешила удаляться к себе в комнату. — Сколько лет вместе прожили, пожениться собирались. Собирались, да так и не собрались… Это я их познакомила. Жаль, конечно, что распалась такая прекрасная пара, но, что уж поделаешь… Несерьезные нынче молодые пошли. Живут во грехе. Эх, молодежь… Вот в наше время было правило: «Поцеловал девицу — женись!»… Эх…
И, что-то бурча себе под нос, старушка пошаркала дальше по коридору. А я вдруг почувствовала неожиданный прилив уверенности.
— Чайку предложите? — уже более окрепшим голосом попросила я.
Ольга Матвеевна еще с минуту смотрела на меня, потом сказала, растянув губы-ниточки в неестественной улыбке:
— Да, конечно. На кухню проходите, Дарья… Ивановна. Наденьте только, пожалуйста, тапочки…
Несмотря на то, что в последний раз в квартире Макса я была только сегодня утром, она, казалось, стала еще чище. Может быть, будущая «жена» перед моим приходом выдала Максу очередной «ПЗНД» и велела сделать уже тридцатую за месяц генеральную уборку? Так и впрямь с ума сойти недолго.
— Значит, так, Ольга… Петровна, — начала я, сев за стол и закинув ногу на ногу. Вела я себя точь-в-точь, как мне советовала Катерина Михайловна — нагло и очень уверенно.
— Матвеевна, — поправила меня «возлюбленная» Макса.
— Это как Вам угодно, — царственно кивнула я и провела ладонью по кухонному столу. — Ба! А пыли-то тут! Убирались тут, чую, в позапрошлом годе…
— Почему в позапрошлом? Я сегодня протирала, перед Вашим приходом, — непонимающе возразила новая «хозяйка». — Даже тряпочка еще не высохла.
— Плохо протерли. У Максимушки аллергия на пыль, — ласково сказала я, глядя на «бывшего». — Влажную уборку в квартире нужно делать два раза в день. Каждый день. Без выходных. Только ему самому ни в коем случае нельзя этим заниматься. Это Ваша обязанность, дорогая, как будущей жены.
— Хорошо, — растерянно кивнула Ольга Матвеевна. Она явно не ожидала от пришедшей такой наглости.
— И вот еще что, — сразу бахнула я. — Максимушка у меня диабетик. Он на инсулине живет. Вы уж, милая моя, надолго его не оставляйте. За ним следить надо — рацион питания правильный поддерживать, уколы делать и к врачу водить.
— Диабет… что? А сам он разве не может? Я не знала, — пролепетала новоиспеченная невеста.
— Нет, конечно, что Вы! — театрально изумилась я. — Он попросту забывает! Он же музыкант, творческий человек. Они два раза в неделю с группой репетируют, прямо здесь. А еще у него склероз прогрессирует. Если честно, я вообще не понимаю, как он выдерживает такую нагрузку на ночной работе. Он же в любой момент может в диабетическую кому впасть, если у него уровень глюкозы резко снизится. Вы уж, милая моя, будьте любезны, проследите за ним! Как же я рада, голубушка, что он теперь в хорошие руки попал! Право слово!
Выпалив эту тираду, я блаженно улыбнулась, потянулась на стуле и взяла еще печенье.
— Чайку подольете? — по-простецки попросила я. — Самовар, поди, остыл уже…
Довольный Макс, видя, что дело на мази, и все идет, как надо, метнулся к плите и мигом налил мне еще одну чашку свежезаваренной «индюшки».
— Благодарю, Максимушка, — аки графиня, с достоинством кивнула я «бывшему». — Кстати, Ольга Матвеевна, а детская уже готова?
— Детская? Какая детская? — уставилась на меня будущая «жена».
— Детская комната, где детки жить будут, — промурлыкала я и отпила чай с блюдечка. — У Вас же две комнатки: в одной Вы с ним жить будете, а в другой — детки… Ох, вкусно-то как! Хорошо Вы тут живете! Ни вставать спозаранку, ни за курами ходить! Красота!
— Какие детки? — начала закипать невеста. — У Вас с Максимом дети есть? А почему я ничего не знаю? Максим!
— Что? — прикинулся валенком «жених».
— Что происходит? Откуда у тебя взялись дети? И почему я о них ничего не знаю?
— Ну-ну, потише, милая моя, — вмешалась я в разговор. — Откуда дети берутся, Вы и сами наверняка знаете. Чай, не девочка давно. А детки это мои, от первого брака. Доченька Зиночка, двенадцати годков, и два сыночка. Муж мой, кобель деревенский, сразу после рождения младшего куда-то испарился. Искала, искала я его, да так и не нашла. А потом повезло мне — Максимушку встретила. С тремя детьми он меня взял. Мы их вместе растили, а теперь вот решили пойти каждый своим путем… Как отец он им стал — вот и согласился помочь. Так ведь?
— Так, — кивнул Макс, восхищенный моей легендой, и согласно закивал: — Так, так… Соскучился по ним, уж сам хотел ехать.
— А где же эти дети были все это время? — глупо спросила Ольга Матвеевна, так и не догадавшаяся, что ее дурят.
— У меня, голубушка, у меня в деревне, — залихватски продолжала я врать. Макс, стоявший за спиной у невесты, едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, и был красным, как рак. Поначалу я планировала скормить Олечке легенду о том, что у Макса есть дети, но вовремя сориентировалась. У Олечки был нюх милицейской ищейки. Она, судя по рассказам Макса, могла за пять минут найти любую заначку с сигаретами, а уж есть ли у будущего мужа дети или нет, для нее выяснить — плевое дело, которое решается одним походом в ЗАГС. Поэтому пришлось импровизировать.
— Так если это Ваши дети, Дарья Ивановна, — попыталась собрать в кучку остатки соображения «невеста» Макса, — то он-то тут причем? Растите их сами.
— Мне, голубушка, тяжело их растить, — просто сказала я, шумно отхлебывая чай из блюдца и забрызгивая хирургически чистую скатерть.
— Это как?
— Да вот так! Я ж теперь — школьный директор. Школа в деревне открылась, семилетка. У меня две сотни деток под началом — с первого по седьмой класс, и в каждом классе — по тридцать человек. А еще дом достался старенький, деревенский. Там работы — непочатый край. Воды натаскать, дров наколоть, огород прополоть, закрутки на зиму сделать…
— Вы что же, своих детей на нас с Максимом бросаете? — уставилась на меня Олечка.
— Ну что Вы, — благодушно рассмеялась я. — Ну что Вы, золотая моя! Какая мать своих детей бросит? Я же не кукушка… Я к ним приезжать буду каждую неделю, на субботу и воскресенье. Денежку буду присылать. Да Вы не переживайте, я Вас не стесню. Вместе с детками в комнате переночую, а вы с Максом — в своей. Это ненадолго — всего до конца учебного года. А как с делами разберусь — обязательно их снова к себе заберу…
— Дети, деревня… Дурдом какой-то! — всплеснув руками, выпалила Олечка, вскочила из-за стола и ринулась из кухни вон. Вежливый и воспитанный Макс хотел было метнуться за ней, но я его остановила.
— Не спеши, — сказала я приятелю и указала на освободившийся стол. — А то еще, чего доброго, успеешь. Садись, почаевничаем. Готова поспорить, скоро твоей Олечки и след простынет. Сейчас она, скорее всего, уже свои халаты и кофточки в сумку укладывает. Ну а если не поверит — пустим в ход тяжелую артиллерию. Привезу на следующих выходных соседскую девочку Зину с тремя братьями. Она как раз меня все время про Ленинград расспрашивает, все «Аврору» и львов на набережной хочет посмотреть…
Вскоре мы услышали, как захлопнулась входная дверь и наступила звенящая тишина. Ухаживать за музыкантом-диабетиком с прогрессирующим склерозом и растить чужих четверых детей в планы Ольги Матвеевны явно не входило.
— Ну что? — я подняла полную чашку чая. — Бахнем еще по чашечке? Сработали быстро, без шума и пыли. Даже Зину с братьями везти не пришлось. За твое освобождение от бытового рабства!
— Голова ты, Дашута! — восхитился товарищ и с удовольствием выпил.